Со страницы Марины Ишковой.
Поэт с растерзанной душою
7 июля 1855 года не стало русского поэта, одного из самых талантливых стихотворцев эпохи Константина Батюшкова. Он прожил 68 лет. Этот срок можно было бы назвать долгим, если бы в 32 года Батюшков не ощутил явных признаков наследственной душевной болезни, которая еще через 2 года фактически исключила его из списка живущих.
Не дай мне Бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад...
Эти строчки Александр Пушкин написал после встречи с Батюшковым в марте 1830 года. В феврале Батюшков сильно простудился, его состояние резко ухудшилось, почти никто из близких не сомневался в скором конце. 22 марта в доме Константина Николаевича была отслужена всенощная, на которую собрались многие его друзья. Был там и Александр Пушкин, который после окончания службы зашел в комнату Батюшкова и стал что-то оживленно ему говорить. Неподвижно лежа на кушетке с закрытыми глазами, Константин Николаевич не шелохнулся и даже не подал никакого знака, что слышит Пушкина. Эта встреча произвела на Александра Сергеевича очень сильное впечатление...
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума...
Константин Батюшков еще при жизни был объявлен предтечей Пушкина. Однако сам он всегда был неуверен в себе, свое поэтическое творчество оценивал преимущественно невысоко и занимался литературным ремеслом как бы между прочим, в перерывах между главными — служебными и хозяйственными — заботами.
Вся жизнь Батюшкова состояла из противоречий и странностей. Он был хорош собой, приятен в общении, за его плечами были два военных похода, ранение, он был остроумен в беседе, но в него не влюблялись женщины. Личная жизнь Константина Батюшкова — одна из самых печальных страниц его биографии. Он входил в самый выдающийся круг современников, дружил с крупнейшими литераторами, влиятельными людьми, государственными деятелями, но карьеры не сделал, чинов не получил да и материальное положение было у него так себе.
За его внешней веселостью скрывалась отчаянная тоска, за легкостью — страдание, за скромностью — кипение чувств и болезненная игра воображения. Нельзя было лучше описать его натуру, нежели это сделал сам Батюшков:
Сердце наше — кладезь мрачной:
Тих, покоен сверху вид;
Но спустись ко дну... ужасно!
Крокодил на нем лежит!
Батюшков еще с юности ощущал свою предрасположенность к душевной болезни, что и не удивительно: летом 1793 года, когда мальчику было 6 лет, ей тяжело заболела его мать, Александра Григорьевна. В чем была причина заболевания Батюшковой — неизвестно. Болезнь протекала очень тяжело и интенсивно. Отец Константина делал все возможное, обращался к разным докторам, но улучшения не наступало. Последние надежды на излечение Александры Григорьевны возлагались на Петербург, куда семья и переехала из Вятки в 1794 году. Однако, прожив в Петербурге всего несколько месяцев, Александра Григорьевна скончалась 21 марта 1795 года и была похоронена на кладбище Александро-Невской лавры.
«Жена моя, страдая год и семь месяцев, с необычайным мучением умерла», - писал Николай Львович Батюшков в прошении, посланном императору Павлу I.
Все это время Константин вместе с младшей сестрой находились рядом с матерью и отцом (всего от первого брака у Николая Львовича Батюшкова было пять детей — четыре дочери и сын).
Константин Батюшков необычайно остро реагировал на каждую неприятность. Внешний мир представлялся ему враждебным и бесприютным.
«Жизнь мне в тягость», - пишет он в письмах.
«Мне так грустно, так я собой недоволен и окружающими меня, что не знаю, куда деваться. (…) Дни так единообразны, так длинны, что самая вечность едва ли скучнее», - сетует Батюшков. А ведь еще совсем молод!
«Трагическое мироощущение Батюшкова со временем набирало силу и достигло апогея к 1814 году, - пишет в книге «Батюшков» из серии «ЖЗЛ» Анна Сергеева-Клятис. - Война, которую поэт наблюдал вблизи, окончательно «поссорила его с человечеством», личные неудачи заставили расстаться с надеждами на будущее. Самый факт «образованного варварства» и разрушение прежней картины мира омрачали для него радость и гордость победы».
К этому времени относятся самые безысходные признания Константина Батюшкова.
«Испытал множество огорчений и износил душу до времени», - пишет он.
Ощущение дисгармонии, внутренний разлад с миром сопровождали Константина Николаевича на протяжении всей его жизни. А вот поэзия Батюшкова на редкость гармонична.
«Оценивая его лучшие стихи, Пушкин не раз напишет на полях батюшковской книги «Опыты в стихах и прозе» слово «гармония». (…) Противоречие между гармоничностью поэзии Батюшкова и дисгармоничностью его мироощущения бросается в глаза каждому, - пишет Анна Сергеева-Клятис. - (…) Сознательным стремлением Батюшкова было с помощью своей гармонической поэзии воздействовать на действительность, сделать ее подобной прекрасному, прежде всего, античному образцу, а в конечном итоге — преобразовать до полного совпадения с ним. (…)
Предчувствующий неизбежность безумия, переживающий мучительное безденежье, неудачи по службе, трагедию неразделенной любви, пугающую неуверенность в своих силах, Батюшков упорно пытался преодолеть угрожающий ему хаос. Сделать это он мог исключительно средствами поэзии».
В 1813 году Константин Батюшков задумал жениться из-за того, что, как он написал сестре, «одиночество наскучило». И тут же привел множество аргументов, делавших это его желание совершенно неисполнимым. Об избраннице поэта — Анне Федоровне Фурман — современники говорили как о необыкновенной красавице. Несмотря на свои метания, в 1814 году Батюшков все же сделал ей предложение, и оно было принято. Однако в марте 1815 года Батюшков вернул Анне Фурман данное ею слово и отказался от всех притязаний на ее руку и сердце.
Говоря о «несчастной особенности характера» Константина Батюшкова, Анна Сергеева-Клятис отмечает:
«Он умел во всех обстоятельствах разглядеть их черную, негативную сторону, а если этой стороны нет, то придумать ее, сосредоточиться на ней и добиться фатального смещения взгляда, после которого возвращение на прежнюю, положительную, точку зрения уже невозможно».
Батюшков предположил, что Анна дала согласие на брак с ним, хоть и по доброй воле, но не испытывая к нему лично никаких чувств, исходя лишь из благодарности своим воспитателям — Олениным (Алексей Николаевич Оленин был тогда директором Императорской публичной библиотеки), в доме которых Батюшков уже давно был своим человеком.
«Я не стою ее, не могу сделать ее счастливою с моим характером и с маленьким состоянием, - как будто уверял он себя. - Начать жить под одною кровлею в нищете, без надежды?.. Нет, не соглашусь на это, и согласился бы, если бы я только на себе основал мои наслаждения! Жертвовать собою позволено, жертвовать другими могут одни злые сердца».
Итак, любовная история закончилась и ушла в прошлое. Батюшков мечтает отправиться в Тавриду или Италию. Первая была для него уголком живой античности, «счастливым концом скитаний», Италия же, как и Таврида, воплощала для него самые поэтические мечты. Южная уютная Таврида (как и Италия) противопоставлялась «Пальмире Севера огромной».
Как уже говорилось выше, Батюшков всегда видел действительность с некоторым смещением в негативную сторону.
«Обстоятельства, которые вполне могли бы рассматриваться как благополучные, казались ему крайне неудачными; там, где другой человек нашел бы надежду на будущее, он усматривал полную безнадежность и опускал руки, - говорится в книге «Батюшков Анны Сергеевой-Клятис. - Печальное расхождение с реальностью было в природе Батюшкова. Словно чувствуя это расхождение, поэт пытался возместить его в творчестве, восстановить утраченную гармонию, дорисовать те черты реальности, которые не находили воплощения в его личной судьбе. Создав идеальный образ, Батюшков на время внутренне успокаивался. Вновь обретенная гармония становилась стимулом существования. Собственная прекрасная поэзия как бы подсказывала дальнейшее движение по лабиринту бытия — до следующей преграды, когда выбор пути вновь оказывался неизбежным. (…) Возможно, Батюшков действительно надеялся выстроить свою судьбу хотя бы частично в соответствии с описанным им идеалом: отправиться в Тавриду, обрести там успокоение и душевный мир, если уж счастье взаимной любви оказалось недоступным».
Мечта посетить Крым, увидеть Черное море, владела воображением Батюшкова. В Крыму он искал спасения.
В 1816-1817 годах в элегиях Константина Батюшкова постоянно звучит мысль о неизбежной трагической судьбе поэта.
«Убеждение, что несчастье — удел истинного поэта, в это время становится жизненной философией Батюшкова, - пишет его биограф. - С июля 1816 года, когда здоровье его всерьез и надолго расстроилось, он жил в постоянном предощущении конца. Тема близкой смерти появляется почти в каждом письме друзьям...»
Надежды на свое спасение он возлагает лишь на путешествие. Куда? Конечно же, в «благословенную Тавриду» или Италию.
«Я оставляю Петербург, - сообщает он друзьям, - еду в Крым купаться в Черном море в виду храма Ифигении. Море лечит все болезни, говорит Эврипид; вылечит ли меня, сомневаюсь...»
Выехав из Петербурга, Батюшков по пути заехал в Москву для определения брата в гимназию и задержался в старой столице на целый месяц. Здесь он написал императору о том, что «желал бы быть причислен к Министерству Иностранных Дел и назначен к одной из Миссий в Италии, которой климат необходим для восстановления здоровья». Прошение было незамедлительно переслано А. И. Тургеневу, взявшему на себя все хлопоты по устройству Батюшкова.
Несмотря на то, что друзья просили его остаться подождать получения ответа, Батюшков стремится в Крым, чтобы быстрее начать лечебные купания в Черном море. И вот он в Одессе.
««Одесса, — сообщает он тетушке, — чудесный город, составленный из всех наций в мире, и наводнен итальянцами! Итальянцы пилят камни и мостят улицы: так их много!».
Гостеприимный южный город Батюшков называет «русской Италией». Он почти счастлив.
«Исполняя свои намерения, Батюшков стал купаться в море и однажды чуть не утонул, слишком далеко заплыв в бурную погоду, - рассказывает Анна Юрьевна Сергеева-Клятис. - Вообще море было для него в новинку и произвело сильное впечатление, но особенно благотворного действия на его здоровье купания не имели. Немного успокоившись, Батюшков решил, что не будет большой беды, если он все же отправится в Крым; его манили «козловские грязи» — лечебные грязи города Гезлев, современной Евпатории. Погода в Одессе стояла жаркая, но Батюшков много гулял, даже в самый зной, восполняя, как делают многие северяне, привычный недостаток солнца и тепла.
По дороге в Одессу 10 июля Батюшков специально заехал на развалины Ольвии, древнегреческой колонии, основанной выходцами из Милета в начале VI века до н. э. Когда-то Ольвию посетил Геродот. Он сделал первое описание истории, географии и обычаев народов, которые в те времена населяли территорию Украины. С Геродотом в руках Батюшков исследовал развалины и получил истинное удовольствие от прикосновения к древности. В Ольвии он приобрел несколько ценных предметов для коллекции А. Н. Оленина и Библиотеки: найденный рыбаком греческий сосуд, колено трубы древнего водопровода, две медали. (…) В Крыму Батюшков собирался продолжить свои исследования по части древности и собрать еще более богатый материал. Но в конце июля получил из Петербурга уведомление о том, что его прошение удовлетворено. Батюшков был зачислен сверх штата в русскую миссию в Неаполе, получил чин надворного советника. Проезд до Неаполя был тоже полностью оплачен».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев