Сомнений не было. Взоры всех обратились в высь, где уже ясно маячили огоньки самолета.
– Самолет!
А самолет как будто сердился на угрюмую природу и, что-то высматривая кружился над зимовьем.
– Идет на посадку!
– К нам, товарищи, ура-а! Это событие всколыхнуло всех зимовщиков, и каждый ринулся на протоку встречать дорогого гостя, куда уже явно держал направление самолет. С радостным волнением встретили летчика Фариха зимовщики. Комсомольцы добровольно встали на пост по охране самолета, чтобы ничто не причинило вреда этой чувствительной, невиданной раньше в этих краях машине.
Фарих доставил письма, газеты, журналы месячной давности. От Красноярска до новостройки он пробыл в пути почти месяц. Столько же, сколько шла и санная почта. А получилось так. В полете был поврежден винт. Пришлось сделать вынужденную посадку в Туруханске, а оттуда отправить подводу в Красноярск за новым винтом.
Гость много рассказывал нового. Говорил, что ведутся настойчивые поиски безопасных воздушных путей, что вскоре в Заполярье будут совершаться регулярные воздушные рейсы. И много-много другого, интересного. Засиделись допоздна. В эту темную декабрьскую ночь долго светились окна столовой, которая после ужина превращалась в клуб.
А время шло свои чередом. Стужа, темень, неблагоустроенность быта не нарушали налаженного ритма работы. Выпускал пилопродукцию лесозавод. Был он без бассейна и сортировочной площадки, но не только обеспечивал пиломатериалом нужды стройки, кое-что начал вырабатывать на экспорт. Рос корпус второго четырехрамного завода, увеличивалось число жилых домиков, прорубались просеки для новых будущих улиц города.
Но все реже слышались острая шутка, смех. Тоска о семье, домашнем уюте давила душу. В работе это как-то отодвигалось на задний план, а по вечерам в тесном, неуютном бараке сердце надсадно ныло, не давало покоя. Ни писем, ни газет. Молодежь еще как-то находила развлечение: пела под гармошку, танцевала, а пожилым было туго. Но по обоюдному молчаливому согласию тоску держали в себе, и мысли на эту тему не высказывались в слух.
Но неожиданно все же прорвалось. В один из вечеров Виктор Пузиков увидел, что рамщик Василий Лаврищев прочитывает старые письма жены и не выдержал:
– Улетел наш сокол. Обещал еще прилететь, да видно местность наша не понравилась, никто не летит больше, – взбираясь на второй этаж нар, ворчал он.
– Не кисни, не береди душу. Не один ты писем ждешь, – вырвалось наболевшее и у Малютина. – На днях почта приедет, начальник говорил.
– На чем приедет-то? Теперь до лета, пока не вскроется Енисей, ждать нечего, – подал свой голос всегда сдержанный и молчаливый Алексей Калинин.
– Давайте «козла» забьем, – предложил Журихин. – А тебе, Виктор, вроде не к лицу слабость показывать. Много ты писем из дому получал, когда батрачил у кулака Романа Казанцева? Что сейчас грустить? Ты знаешь, что летом к тебе приедет семья, вот и живи радостью ожидаемой встречи.
– Чего это вы тут разбубнились, – выглянув из-за перегородки, вступил в разговор Николай Малашкин. – Поговорить больше не о чем что ли? У каждого в жизни случалось что-нибудь интересное, вот и рассказали бы.
– Вот ты и начинай.
– Правда, Николай, давай, ты умеешь.
– Хоть соври что-нибудь.
– Что я вам, враль что-ли?
– Охотник.
Раздался дружный хохот.
– Расскажи, Николай, как ты на охоту без ружья ходил и с добычей пришел.
– Было такое дело. Вы же сами моих куропаточек кушали.
– Кушали-то мы кушали. Да все непонятно, как ты их добыл.
– Наловил
– Так у тебя даже петель с собой не было.
– Ну я их просто насобирал.
– Дохлых?
– Зачем дохлых, живых.
– Ну давай трави, да поскладней только.
– Раз уж вы такие неверы, я вам расскажу, что из себя представляет северная куропатка, а потом дойдем до того, как я ловил этих вкусных птичек. Куропатка, чтобы вы знали, птица не очень ловкая, к тому же ленивая. Запасов на зиму не делает, а покушать любит. Зимует она в снегу. Зная, это я набрал в карманы мороженной клюквы, той что нам против цинги выдают, и пошел. Недалеко от сюда, в ложке обнаружили зимовье куропаток. Засек норки и на краешке отверстий положил по нескольку ягодок. Притаился, жду. Уж мороз меня стал пробирать, а никакого живого духа не слышно. Ну, думаю, в пору самому, как куропатке, в нору забиваться. И вдруг вижу: в одной из норок показался черный клювик, а потом вся хохлатая головка. Поводила птичка туда-сюда носиком и клюнула ягодку. Клюнула, раздавила клюквинку и не то от оскомины, не то от удовольствия глаза закрыла. Тут-то я ее и сцапал. А потом таким манером вторую, третью… Так и набрал.
Чем бы кончил свой рассказ Малашкин, разобрались бы товарищи, где у него правда, где вымысел, но до слуха явственно донесся звон колокольчиков. Все, кто слушал рассказчика, опрометью бросились на улицу. Почта пришла!
Орфография и пунктуация автора сохранены.
Продолжение следует.
Автор - Зоя Павловна Булахова, редактор Игарской газеты «Коммунист Заполярья». Написала в рукописи книгу «Ворота в океан» о первостроителях Игарки, фрагменты которой опубликованы в газетах «Коммунист Заполярья» за 1971 г.
Нет комментариев