Старик и розы

Садовник знал, что есть на свете рай,
где, год за годом, в солнце и морозы,
уходит в небо розовый трамвай,
и зацветают огненные розы.
В своём саду, среди тенистых лип,
он слушал мир в многоголосье звуков.
А все смеялись - вот чудной старик!
Ему бы жить, да просто няньчить внуков.
Закат дома и улицы застлал...
Старик сплетал для чёрных галок сети.
"Своих детей Господь мне не послал.
Теперь цветы - мои родные дети".
В сторожке пахнет сырость и жасмин.
Спустилась ночь на землю осторожно.
Не спалось только розам у рябин -
им было очень страшно и тревожно ...
А к старику во сне явился Бог -
залез в окно и сел на подоконник:
"В моём раю есть огненный цветок.
Мне

Звёздный Мишка

Звёздный Мишка - семь жемчужин, семь горящих угольков; Звёздный Мишка ест на ужин звёздных рыб и мотыльков. В тёмном небе, в ясном небе Звёздный Мишка на виду, он один в бездонной неге, можно я к нему приду? Звёзды ближе, звёзды ярче, ночь чернее и длинней, рассыпает звёздный сварщик сотни искр и огней. Млечный путь, луна, кометы в вышине и в тишине, эти звёздные приметы говорят тебе и мне - всё доступно, всё возможно, надо только выбрать путь, и звезду поймать ладошкой, и желание шепнуть... ...Просыпаются фиалки, звёзды прячутся в рассвет, а желанные подарки то ли будут, то ли нет...

самое время...

топчется лето в прихожке пожухлых дат,
дымом шашлычным щедро летит в трубу.
смена событий,..точек координат...
вспомнить о море и "закатать губу".
хохлится вечер. морс перешёл в коньяк.
"ямбом" похныкать, скупо пустить слезу..
небо курлычит и у дождей аншлаг.
думы о вечном - дыркой в пустом тазу..
сколько их было, - бабьих багряных лет?
вечер облился охрой, - видать к теплу.
самое время нянчить клише примет,
сесть у кострища, да ворошить золу...

С котом вдвоём

Прохладный вечер за окном
Сидим с котом вдвоём и пьём
Вернее, кот не выпивает,
Но он молчит и понимает
И с ним чертовски хорошо!
Она ушла..Кот не ушёл.
Он не такой амбициозный!
Я если говорить серьёзно,
Куда идти? Здесь всё его..
И очень мало моего))
Да я и сам его слуга.
Она была к коту строга
И он был рад её уходу.
Я пью за грустную свободу,
За серый дождик за окном...
А кот поёт - Переживём..

"МАТЬ-ГЕРОИНЯ"

"Да какая она мать-героиня?! Нарожала от кого ни попадя, а теперь награду ей?
Известие о том, что Зойке Карасёвой дадут медаль как многодетной матери, взбудоражило всю деревню. Громче всех возмущалась Зинаида Барсукова, дородная женщина, чьё слово имело авторитет среди местных кумушек...
- Да какая она мать-героиня?! - кричала Зинка бабам, собравшимся у остановки на краю деревни, куда трижды в неделю приезжала автолавка. - Нарожала от кого ни попадя, а теперь - награду ей? Слыхано ли дело: пять детей и ни одного мужа! А туда же - в героини!
Бабы кивали, скорее от нежелания ввязываться в дискуссию с Зинаидой, чем от согласия с ней. Зою в деревне зна

Бабкина свеча

Ворчали жёны: "Пьёшь - пойди к сычу!",
Топились печи, цвёл душистый донник -
А бабка ночью ставила свечу
На кухонный щелястый подоконник.
"В уборну топать - не хватат огня,
А лампу жечь - проснётся Ленка точно..."
Но я-то знала: это для меня,
Оторвы рыжей, шляйки полуночной,
Учащейся у пьяниц и собак,
Дворов, вокзалов, лавочек и печек,
( А в темноте всё видится не так,
Как нас учили прописи и речи ).
В грязи ботинки, дырка у плеча -
"Большая, чо!" - я топала с прогулки,
И каждый вечер бабкина свеча
Горела на окне в конце проулка.
И доходила - после "не проси,
Не верь, не бойся" - истина другая:
Что свечки догорают на Руси,
Дорогу для не-свечек освещая.
Я узнавал

Монолог уставшей женщины

Просто выдохлась. Все отстаньте!
И не лезьте мне в душу, люди.
У меня есть одно желанье –
Посидеть в тишине минуту.
Да, истерика. Я устала…
Буду злой, никому не легче.
Я на море хочу с бокалом
Хоть чего –нибудь, да покрепче.
Утешала всех по порядку.
Слёзы слева и сопли справа...
Быть хорошей для всех не сладко.
Я на отпуск имею право?
Отстегнула на время крылья
И засунула их за кресло…
Я теперь - мизантроп, простите.
И к добру взывать бесполезно!
Ну оставьте меня в покое!
Я налью в бокал валерьяны.
И устрою свиданье с морем –
Пачку соли насыплю в ванну…

Пятнадцатое лето!

Мечтала Юность ни о чем,
Витала в облаках.
Она любила отчий дом,
И речку в камышах.
А рядом летом пах букет,
Пьянил ее слегка.
И было ей пятнадцать лет,
И чудом - облака...
Потом уж Зрелость разовьет,
Тот розовый туман.
Мечты реальность разобьет,
Пройдя через обман,
И череду обид, потерь,
Через дожди тоски.
Стучали что в окно и дверь,
Сердце зажав в тиски,
Кольнет занозою: "не жди",
Вновь вспомнишь Юность ты.
Букетик, летние дожди,
И ни о чем мечты....

Уезжают люди из домов

Уезжают люди из домов.
Уезжают, чтобы не вернуться.
Позвенев ключами от замков,
Напоследок молча оглянутся
И окинут взглядом жизнь свою -
Ту, что здесь кипела и смеялась.
И увидят, что в былом краю
Ничего былого не осталось.
Уезжают люди налегке -
Жизнь не запакуешь в чемоданы.
Весь багаж - один билет в руке
Да тихонько ноющие раны.
За окном проносятся поля,
Фонари седые вдоль обочин,
Шум колес, хрустящая земля...
И глаза задумчивые очень.
Едут люди. Едут и не ждут,
Что однажды заживут как прежде.
Все, что есть - проложенный маршрут.
Все, что будет - Вера и Надежда.

Босиком...

Остывает в стакане с вареньем малиновым чай...
и пусть бабушка вслед мне кричит:
"Воротись, непоседа!"
я сбегу босиком в свой по-детски чарующий май.
Ну, а чай?..
Пусть стоит.
Я холодным допью за обедом.
Убегу без забот на призывно цветущий рассвет,
напрямик на зарю,
по колючему полю вприпрыжку,
чтоб запомниться всем, как в неполных одиннадцать лет
я был счастлив и светел -
я был босоногим мальчишкой!
В край озёр и мечты,
по нагретому солнцем песку,
чтоб валяться в траве и в озёрную прыгать прохладу,
подставляя лицо до сожженья загарами скул,
убегу босиком,
вы меня не держите,
не надо!
И пусть будет недолгим цветущий мальчишеский сад.
Разбежится кругами от всплеска

ИЮЛЬ

Дарило солнце негу и тепло, природа хочет угодить легату, а к Цезарю письмо с гонцом пришло, что лекарь – злонамеренный предатель. Он был к тому же другом, много лет лишь он готовил Цезарю лекарство. В письме писалось: Цезарю – привет. Замыслил муж сей страшное коварство – мучительный и тягостный финал, когда лекарство он заменит ядом. Тут друг приносит Цезарю бокал, и отложив письмо спокойно рядом, Гай Юлий до последней капли пьет, потом письмо показывает другу. Тот поражен – ты, зная наперед, не оттолкнул протянутую руку и выпил все, и наплевал на смерть. А если б оказался я убийцей?
Ответил Цезарь – лучше умереть, чем в друге понапрасну усомниться.
Смеркалось и фалерн

Не отпущу

Ночь пролетает, как будто в тире – вдох, а на выдох – прицел и выстрел. Мы начинаем на три-четыре, я повзрослел, поумнел и вызрел.
Ты прорастаешь в меня корнями, я проникаю в тебя всей кроной,
как всё неистово между нами, проникновенно и так синхронно!
Нежность на выдохе, боль на вдохе, ласки и стоны в порыве страсти. Видимо, боги не так и плохи, раз позволяют такое счастье.
Я ненавижу тебя в одежде и раздеваю в тиши алькова,
нежно целую везде, как прежде, чтоб начинать это снова, снова…
Чтобы объятия стали жарче, чтобы взорвался фонарь в окошке,
чтобы зрачки разгорались ярче, чем у безумной и дикой кошки.
Пусть этот лазер дотла всё выжжет – сердце и душу, и

28 капель корвалола

Перебои жизненного соло лечатся испытанным плацебо: 28 капель корвалола и дождём сочащееся небо... Памяти незримая петарда россыпью колючих многоточий выстрелит в
районе миокарда и отпустит на исходе ночи...
Сочиненье стихов... Зачем?
И на кой совершенство слога? —
недоказанных теорем
остаётся не так уж много.
Слишком хожена эта гать
и протоптаны эти стёжки...
Унизительно — подбирать
со столов опустевших крошки.
Мне б исчезнуть в мельканьe лиц,
в шевеленьe житейской пены,
но невидимый миру шприц
мне стихи загоняет в вены...
Ночью всё так выпукло и чётко делится на дебет и на кредит; только сердце, шалая подлодка, глубиной непознанною бредит... Стая ис

Сказочник

Мы завтра свой путь продолжим навстречу туманным далям,
Под дудочку крысолова, размеренный скрип седла,
Старинную сказку вспомним, вдохнём зверобой и ягель,
Поймём, что не зря дорога нас в сумрачный лес вела.
Настигнет холодный вечер в конце неприметной тропки.
Усталых коней стреножим и кружки сполна нальём.
Глаза в темноте — не шутка, но сказочник — не из робких,
Фантазией мрак развеет, пропев нам о дне былом.
И песен до света хватит, и хватит чудных историй,
Где есть и любовь, и битвы, и шёпот заморских трав,
Мерцая над чёрной чащей, луна неустанно вторит,
Что как бы там жизнь ни вышла, но тот кто добрее — прав.
А те, кто парят над миром, — назавтра уходят в што

30 июня

Уйти не очень-то спешил
И что-то тихо говорил мне,
Слова безжалостно глушил
Ломающийся голос ливня.
Я отвечала невпопад:
— Ты нужен мне. Останься, ну же!
Мой старый яблоневый сад
Рыдал отчаянно над лужей.
Вот ливень стих, слезами сыт.
Шепнув:
— Счастливо оставаться!,
Июнь закончился… Часы
Перешагнули — за двенадцать.

не понарошку

смеялось солнце зиме вдогонку, в покрове снежном плешины выев.
весна училась звенеть ручьями, капелью падать на мостовые,
чтоб утром ранним, под птичьи трели, дождём вернуться к началу лета.
нас было двое под старой крышей но мы не знали ещё об этом.
она молчала. она мечтала, читая жизней чужих анамнез.
я жил, не видя причин и следствий, не понимая, зачем она мне.
я научился писать и слушать, ступать по краю, не горбя спину.
и было время пройти сквозь сумрак, не опасаясь упасть и сгинуть.
но вот, однажды, когда под вечер звенел кузнечик в зелёных травах,
я лёг послушать. звонарь мой – слева, но кто-то третий улёгся справа.
жасмином пахло. цвела омела. и та, что ря

Старость

Рисуют грустные картины,
Когда про старость говорят.
Что она пахнет нафталином,
Глаза тускнеют, не горят.
Ассоциируют с закатом,
Со снегом белым - седину.
И вечно ищут виноватых,
Только зачем? Я не пойму.
Мы в этой грусти забываем,
Что в ней есть мудрость и покой.
Мы это все приобретаем,
А расстаемся с красотой.
Уже умеем мы не злится,
Что не закончены дела.
И без молитвы помолится:
"Спасибо, Боже, дожила!"
Наверно, старость - воскресенье,
Если с неделей жизнь сравнить.
И каждый вдох, как откровенье,
И в каждом вдохе слово "Жить!"

Сашка

Сашка рос в детском доме. А до этого был Дом ребёнка, Дом малютки или как его там… Сашка до школы и не знал, что есть другие дома, где живут и взрослые, и дети и всё это называется – семья.
Курить Сашка попробовал в первом классе. Дружок, Лёха, принёс «чинарик», который подобрал где-то у старшеклассников. Они только по разу и затянулись. Лёха – ничего, только закашлялся, а Сашку так рвало, просто зеленью какой-то, что Лёха перепугался. Хотел вызвать медсестру, тётю Люсю, но Сашка запретил. Ничего, отлежался на травке, отдышался. С тех пор больше никогда не пробовал курить. Даже от дыма его воротило.
А в третьем классе тот же Лёха принес откуда-то недопитую бутылку вина