Предыдущая публикация
– Писали уж, про незабудки-то…
– Когда это?
– Так в прошлый раз ещё. Все одно и то же диктуете. А я – пиши.
– А чё те делать-то ещё, коль не мужу писать? Гляжу – глазами уж стреляешь!
– А то мало дел-то! Каша у Вас вон стынет, поешьте…
– Да погодь ты со своей кашей, пиши…
Людмила пишет сидя за сколоченным из досок столом посреди двора, а дед убирает в скирду высушенную траву и пытается сосредоточиться. Но в последнее время это к него получается не очень хорошо.
Вот как похоронил дочь, так и сдал.
Совсем сгорбился, часто бесцельно бродил по двору, за дела, вроде, брался, но до конца не доводил, бросал. Потом уходил в лощину и сидел там долго у извилистой их реки.
Он давно мечтал о лодке.
Людмила знала – внука он очень ждёт. Может даже больше, чем она…
Да и ждёт ли она уже мужа своего? Три года, как в глаза не видела…
Познакомились они с Алексеем на полузабытом проезжем тракте. Туда выходили местные из деревень с товаром, какой есть. Кто с яйцами, кто с грибами, а кто и с медом. Народ ехал со станции, с базара – обменивались и покупали.
Вышла туда и Люся с матерью – чернику продать, сезон как раз. А Алексей ехал на телеге с дедом. Остановились, хотели чернику на сливу выменять, поговорили сердечно.
Дед и шуткани:
– А эту чумазую нам не отдадите с черникой заодно, мы ее отмоем, банька у нас…
Мать оглянулась, а Люська ее и правда стоит – губы черные, руки черные…
– Да и забирайте, у меня ещё две есть…, – рассмеялась звонко.
– А чё, Леха, заберём? А то мать наша че-то совсем разболелась. Уж и Фиалку сам дою. А?
Люся краснела, Леха отводил глаза. А мать – возьми да расскажи, какая хата у них, да где стоит.
И явился-то Леха всего пару раз, посидели на скамейке на расстоянии. А тут и дед с дочерью своей – Анной, матерью Алексея – сваты.
А Люся, вообще-то, учиться хотела, в техникум. Да где уж там! Теперь – замуж. Алексей ей нравился очень, только какой-то заботы и большой любви она от него не чувствовала. Как будто надо жениться – вот и женился.
Дождались, когда восьмилетку Люда закончит, и забрали к себе в дом, далековато от родного села. Только через год и расписались.
Дети не родились. Может потому, что объявлялся Леха в доме редко. Подрабатывал он в леспромхозе, и приезжал лишь на побывку, и не каждый даже выходной.
Люся в его приезды расцветала, заплетала красиво свои длинные темнорусые косы. Мать брала на себя все дела, лишь бы молодые побыли вместе. Да вот только Алексея тянуло обратно – в леспромхоз. Люся его волновала мало.
– Скукота тут у вас.
– Так возьми меня с собой.
– Да ты что! Мы с мужиками в бараке живём. Куда там тебя? Да и мать с дедом не оставишь. Болеет мать-то?
– Болеет. При тебе храбрится только.
Мать, действительно, чувствовала себя хуже и хуже с каждым днём. Уже отвозил её дед в больницу, лечилась. А все хозяйство: корова, овцы, поросята, птица – на Люсе.
А Алексей надумал уехать на заработки – на Дальний Восток. Кто-то его позвал.
– Понимаешь, заработаю, отстроим новый дом…
Люся ждала, писала письма, и от себя, и от матери с дедом под его диктовку.
Свекровь умерла. Хоронить помогли родственники Людмилы, Алексей не приехал, а дед – был не помощник, совсем расклеился в те дни, дочь жалел.
– Я то чего живу, коли Клавы нет, Нюры нет?– низко опустив голову, горевал он вечером на пороге.
– Алексей есть, внук Ваш, и я…, – пыталась успокоить Люся.
Дед махал рукой. Она приносила ему неловко склеенную и уже зажженую цигарку. Докурив, он притаптывал окурок.
– Иди в дом! Нече тут! Застынешь…
Люся уходила, а потом подсматривала, как дед ударом ноги отворял дверь сарая, входил внутрь, бросался лицом вниз на солому, катался по земле, плакал глухим стариковский плачем.
Но потихоньку жизнь вошла в свое русло. Люся – из дома на ферму и обратно. Да и старику есть чем заняться. То картошку перебирал, то дрова колол, то косил.
Все со скидкой на возраст – потихоньку.
А вот ворчал безбожно.
– Фиалка мычала утром! Не доена она у тебя чи шо?
– Доена, ещё перед фермой доила. Вперёд ведь ее всегда…
– Значит так доила, руки б тебе оторвать… Вот Леха приедет – все расскажу!
– Сами доите, коли не нравлюсь.
– Молчи, девка! Ишь, взяли на свою голову бездельницу! Нашли на дороге…
Люся жала плечами – опять не с той ноги встал.
Иногда огреть его сковородкой хотелось очень. Становился он все упрямее. Исхудал, а есть не дозовешься!
Как-то был случай.
Надумал дед лодку строить. Вбил две жердины посередь двора, и что-то все строгал там. Люся раз есть позовет, два, три, а он – как и не слышит. Да ещё и огрызается:
– Цыц! Ничего ты не понимаешь! Баба и есть баба! Так бы и убил…
Несколько мгновений Люся стояла с ведром в руках, глядя на деда, а потом кинула ведро в скирду со всего маху.
– Да и подите Вы, со своим хозяйством! Я учиться уеду! Вот!
Она заплакала от обиды, убежала в дом, покидала в чемодан свои вещи. Надоело все! К матери лучше пойти, чем выслушивать каждый раз такое …
Продолжение >>Здесь
Следующая публикация
Комментарии 4