— Ты хоть соображаешь, что натворила? — Галина Семеновна стояла посреди кухни, сжимая в руке любимую чашку, теперь с отбитой ручкой. Голос ее дрожал от негодования.
Наталья стояла у окна, нервно теребя край цветастого фартука. На ее круглом, еще по-детски припухлом лице застыло упрямое выражение.
— Подумаешь, чашка! — фыркнула она. — Новую купим. И вообще, нечего старье по углам хранить.
Галина Семеновна побелела. Эту чашку подарил ей покойный муж, когда они только поженились. Тридцать лет она берегла ее как зеницу ока, а эта... выскочка!
В их старой «хрущевке» с потертым паркетом и скрипучими половицами все дышало памятью — каждая вещь, каждая безделушка хранила свою историю. Вот этот комод с облупившейся краской — первая их с мужем покупка. А на стене — гобелен с оленями, который они с сыном привезли из поездки в Прибалтику. Даже древний сервант, занимавший полстены в гостиной, был свидетелем стольких семейных праздников и застолий.
И вот теперь здесь хозяйничает эта девчонка, которую Витя привел в дом два месяца назад. Поначалу-то она казалась тихой, скромной — все «мама» да «можно я?». А теперь...
— Мам, ну хватит уже! — В кухню ворвался Виктор, высокий, худощавый, так похожий на отца. — Что за крик? Из-за какой-то чашки...
— Какой-то? — голос Галины Семеновны зазвенел от обиды. — Это папин подарок! Неужели не помнишь?
Сын замялся, виновато глянул на мать.
— Ну прости, забыл. Сколько лет прошло-то... Наташ, ты тоже извинись.
Но невестка только передернула плечами:
— Еще чего! Я, между прочим, убираться пыталась. А тут этого хлама...
— Хлама? — Галина Семеновна с грохотом поставила чашку на стол. — Значит, вся моя жизнь для тебя — хлам?
Она развернулась и вышла из кухни, чувствуя, как предательски дрожат губы. За спиной послышался раздраженный голос невестки:
— Ну вот, опять в позу встала. Витя, сколько можно? Я же говорила — надо свое жилье искать. А то вечно как на пороховой бочке.
«На пороховой бочке? — мысленно усмехнулась Галина Семеновна, запираясь в своей комнате. — Ну-ну».
***
С каждым днем Наталья становилась все наглее. То кастрюли перетрясет, то белье перестирает по-своему, то мебель вздумает переставить. А недавно и вовсе заявила:
— Мам, вы бы к подругам почаще ходили. Что все дома да дома? Молодым тоже личное пространство нужно.
Галина Семеновна тогда смолчала. Но каждое слово невестки, каждый ее надменный взгляд оседали на сердце горькой обидой. Тридцать лет она прожила в этой квартире. Все здесь было создано ее руками — уют, порядок, особая атмосфера дома. И вот теперь какая-то девчонка пытается установить свои порядки.
Последней каплей стало вчерашнее происшествие. Вернувшись из магазина, Галина Семеновна застала невестку за разбором старого серванта.
— Решила генеральную уборку устроить, — как ни в чем не бывало заявила та. — Выбросим весь этот хлам, купим что-нибудь современное.
На полу валялись старые фотоальбомы, письма, сувениры — вся жизнь, собранная по крупицам. Наталья небрежно складывала их в картонную коробку, явно приготовленную для мусора.
Тут-то Галина Семеновна и приняла решение. Ночью, пока молодые спали, она достала старые ключи и заперла гостиную и свою комнату. А утром собрала небольшой чемодан.
— Ты куда это? — удивился сын, столкнувшись с матерью в прихожей.
— На дачу, — спокойно ответила она. — Проветрюсь немного. А то и правда засиделась.
— А... надолго? — растерянно спросил Виктор.
Галина Семеновна пожала плечами:
— Как получится. Месяца на три, наверное. Лето ведь.
— А ключи? Что за детский сад, мам?
— Ключи? — она впервые за утро улыбнулась. — А зачем вам ключи? У вас же есть своя территория — кухня, ванная, ваша комната. Вполне достаточно для молодой семьи. А мой «хлам» пусть пока постоит взаперти.
Сын открыл рот для возражений, но Галина Семеновна уже выходила из квартиры. На площадке она на миг задержалась, прислушиваясь к возмущенному голосу невестки:
— Нет, ты видел? Совсем с ума сошла твоя мамаша! Как мы теперь...
Галина Семеновна усмехнулась и стала спускаться по лестнице. Пусть поживут сами. Может, хоть так поймут, что значит неуважение к чужому дому и чужой жизни.
***
Дачный участок встретил Галину Семеновну буйным цветением сирени и запущенными грядками. Три недели она провозилась с землей, пропалывая, рыхля, высаживая рассаду. Телефон пищал от сообщений сына, но она только отмахивалась: «Занята, потом поговорим».
Вечерами, сидя на покосившейся веранде, она думала о доме. Как там молодые? Справляются ли? В памяти всплывало растерянное лицо Виктора, когда она уходила. И надменная ухмылка невестки.
«Ничего, — усмехалась про себя Галина Семеновна, — жизнь научит».
В начале июля телефон разразился особенно настойчивой трелью. Виктор. Мелодия будто сложилась в умоляющий зов сына: «Мам, ну возьми трубку! Очень надо поговорить».
Она набрала короткое: «На огороде, руки в земле. Перезвоню».
И снова тишина. Только шелест листвы да стрекот кузнечиков. Галина Семеновна намеренно не включала телевизор, не слушала радио. Отдыхала от городской суеты, от проблем, от обид.
***
В середине июля пришло взволнованное сообщение от соседки:
«Семеновна, ты там живая? У твоих-то беда — затопили нижний этаж. Наталья твоя стиральную машину запустила и ушла. Шланг соскочил, вода хлестала. Еле дозвонились».
Галина Семеновна поджала губы. Что ж, первые звоночки. Интересно, как справилась невестушка? Та, что все знает лучше всех?
В начале августа соседка снова написала:
«На двери твоей квартиры уже три объявления о задолженности висят. Молодые-то платить забыли? Витя твой какой-то дерганый ходит».
«Пусть походит, — думала Галина Семеновна, подвязывая помидоры. — Может, поймет наконец».
К концу августа сообщения от сына стали совсем отчаянными:
«Мам, ну прости нас! Возвращайся! Мы тут без тебя совсем...»
Она не дочитывала. Рано еще. Пусть помучаются.
А в начале сентября Галина Семеновна собрала урожай, закрыла дачу и вернулась в город. Поднимаясь по лестнице, она замедлила шаг. На двери их квартиры действительно пестрели разноцветные бумажки. Управляющая компания, энергосбыт, газовая служба — все требовали погасить долги.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел. За дверью послышалась возня, чей-то вскрик, торопливые шаги.
— Кто там? — голос Натальи звучал испуганно.
— Хозяйка, — усмехнулась Галина Семеновна.
Дверь распахнулась мгновенно. На пороге стояла невестка — растрепанная, в застиранном халате, с темными кругами под глазами.
— Мама! — она вдруг всхлипнула и кинулась Галине Семеновне на шею. — Слава богу! Мы тут такого натворили...
Квартира встретила хозяйку спертым воздухом и беспорядком. В кухне громоздилась гора немытой посуды. На плите красовалась сковородка с намертво пригоревшим содержимым.
— Это я яичницу пожарить пыталась, — виновато пробормотала Наталья. — А она... того. Не отмывается теперь.
Галина Семеновна молча прошла в комнату сына. Виктор сидел на кровати, обхватив голову руками.
— Явилась, — произнес он глухо. — Насладилась нашими мучениями?
— А было чем наслаждаться? — спокойно поинтересовалась мать.
Сын вскинул голову. Глаза покрасневшие, осунувшееся лицо.
— Мы тут... В общем, все плохо, мам. Счета просрочили — пени набежали. У соседей ремонт делать надо — после потопа. Я в долги влез, чтобы все закрыть. Теперь не знаю, как выкручиваться.
— А что случилось-то? Почему все так запущено?
Виктор криво усмехнулся:
— Да как-то... Наташка говорит — твоя квартира, ты и плати. А я думал — она занимается. Еще и с работы уволилась — говорит, хочу домохозяйкой быть. А какая из нее домохозяйка? Видела, что на кухне творится?
— Видела, — кивнула Галина Семеновна. — И что теперь делать будете?
В комнату тихонько проскользнула Наталья. Села рядом с мужем, сжалась в комочек.
— Мама, — голос ее дрожал, — научите меня. Всему научите — готовить, убирать, с деньгами управляться. Я ведь правда ничего не умею. Думала — легко это, домом заправлять. А оно вон как...
Галина Семеновна смотрела на этих двоих — растерянных, виноватых, совсем еще детей — и чувствовала, как тает обида, копившаяся все эти месяцы.
— Ладно, — вздохнула она, — учиться никогда не поздно. Для начала разберемся с долгами. Витя, у тебя вся зарплата на это ушла?
Сын кивнул:
— И не только зарплата. У друзей назанимал...
— Так, — Галина Семеновна достала из сумки пачку денег. — Вот, дачный урожай продала. Не все, конечно, но хоть часть долгов закроем.
— Мам, — у Виктора задрожали губы, — ты же не обязана...
— Обязана, не обязана — какая разница? Семья все-таки. А теперь слушайте мое условие: с завтрашнего дня начинаем жить по-новому. Наталья, ты на работу возвращаешься — без второй зарплаты не выкарабкаемся. А по вечерам будем вместе учиться вести хозяйство. Согласны?
Молодые переглянулись и дружно закивали.
— И еще, — Галина Семеновна извлекла из кармана связку ключей. — Вот, от гостиной и моей комнаты. Только давайте договоримся: никаких «хламов» и «старья». Это наша семейная история, и ее надо беречь. А прежде, чем что-то старое выкинуть, нужно на новое заработать.
— Простите меня, — прошептала Наталья. — Я такая была...
— Была, — согласилась свекровь. — Но, надеюсь, больше не будешь. А теперь марш на кухню — будем учиться отчищать пригоревшие сковородки.
***
Вечером, разобравшись с посудой и развесив постиранное белье, они сидели на кухне, пили чай и строили планы. Как будут гасить долги, как распределят обязанности, как станут вести семейный бюджет.
Галина Семеновна смотрела на этих двоих — таких разных и таких родных — и думала, что, может быть, ее маленькая педагогическая хитрость пошла им на пользу. Все-таки ничто так не учит, как собственные ошибки.
А разбитая чашка по-прежнему стояла на полке. Как символ того, что даже разбитое можно склеить, если очень постараться.
---
Автор: Снежана Морозова канал Дзен "Фантазии на тему"
Комментарии 3