Матвей же Морозов в ряды становиться не мог и не собирался. В трудовом подвиге не перековывался, а если и работал хорошо, то опять же по органической крестьянской потребности в труде. Энтузиазму комсомольскому не поддавался, и пока молодежь согласно и весело строила новый клуб, скучал в сторонке, как бы даже с вызовом — покачивался на качелях в нарочито щегольском белом шарфике, заложив для наглядности руки в карманы.
В этом вызове, позерстве, в том, что работал для клуба — «болты резал и скобы гнул» — тайно и один, была все же не только глупая мальчишеская гордость, но, пусть стихийное, пусть неумелое, отстаивание свободы. Свободы участия и неучастия, свободы поступка. А любовная история вырастала в настоящую драму оттого, что влюблялся женатый Матвей в девушку Тоню не трусливо и воровато, а широко, безоглядно.
Как умели снимать любовь в 50-х годах! Без унылого словоблудия, утвердившегося в любовных сюжетах конца 60-х. Без наглой «сексуальной» обнаженности, наступившей широким фронтом на экраны 90-х. Как ни заголяйся, а чтобы сыграть такую томительную, опаляющую страсть, какую играет Тихонов в фильме Ростоцкого, нужно быть прежде всего хорошим актером
К тому же любовь эта ни во что конкретное не выливается. Того, что принято называть романом, в фильме в общем-то и нет. Разве что взгляды, зовущие, ласковые. Горячие, но вполне целомудренные слова Песня, нескрываемо обращенная с клубной сцены к ней: «Но не бойся, тебя не обидим мы». Да единственный поцелуй. Однако же, как все в той же Матвеевой песне поется, «От людей, на деревне не спрятаться».
Нет комментариев