Баўсуны і ваколіцы (Казацкие Болсуны)

В 50 километрах от Ветки и всего в километре от границы с российской Брянщиной расположилась деревня Казацкие Болсуны. Когда-то огромная: еще в середине прошлого века здесь проживали полторы тысячи человек. Сегодня в ней — 150 жителей. В основном старики. Они — главные хранители древнего аутентичного обряда «Ваджэнне і пахаванне стралы», занесенного в Список нематериальных историко-культурных ценностей Беларуси. В Казацких Болсунах из инфраструктуры лишь магазин, крохотная церквушка, расположившаяся в здании бывшей почты, да клуб народных традиций. Возле него сегодня многолюдно. Совсем скоро, неизвестно в какой по счету сотый раз, местные жители будут отводить беду от деревни и просить урожая — в этом главный смысл древнего обряда. Никогда еще христианство и язычество не были так близко. Гостей встречают традиционным «Христос воскресе» (ведь на дворе — 40-й день после Пасхи, Вознесение Господне) и тут же интересуются, не забыл ли кто взять с собой что-нибудь металлическое. Заколка, брошка, пуговица — сгодится любая безделушка. Вещичку в конце обряда потребуется закопать за деревней в поле и при этом загадать желание. Ульяна Николаевна сколько помнит себя, столько ходила «хаваць стралу». — Раз 70, не меньш. Потому что мне сейчас 78, — поспешает к единомышленницам пенсионерка. Те уже образовали в центре деревни круг. «Пахаванне стралы» — древний обережно-аграрный весенний обряд Восточного Полесья, который «замыкал» весну и «отмыкал» лето. Проводился в конце весны при осмотрах озимых (на Пасху, Юрьев день, Вознесение). Регион наибольшего распространения — Посожье. Основные ритуальные действия: сбор участников, вождение хороводов, шествия рядами (танок), игры, катание по полю, «похороны стрелы» . Участники обряда долго водят хороводы, поют весенние песни... Вдруг кто-то спохватывается. Со стороны соседней России идет туча. — Успеть бы дойти до конца деревни, — волнуются женщины. — Не будет дождя! — успокаивает молодежь старшее поколение. — Не было еще такого, чтобы на Пахаванне стралы дождь шел! Тем не менее, все дружным шагом и с песней спешат к кресту в конец деревни. Шествие догоняет летний ливень. За деревней — очередной этап. Деток сажают в центр прямо на землю и вокруг них снова образуют хоровод под названием «Крывы танок». На траву, на колосья, на участников щедро льет с небес. Фотографы зачехляют технику и прячутся под деревья. Но местным все нипочем. Лишь детишек укрыли куртками, чтобы те не промокли да не замерзли. Кульминация обряда и самая забавная его часть — «катанне ў жыце». — Кого мы тут только не катали — и послов, и чиновников. В прошлом году из Ветки приезжали начальники — ох и досталось им! — рассказывают местные. Считается, что от соприкосновения с землей появятся здоровье и силы. Напоследок — самое сокровенное. Пахаванне стралы. Необходимо уйти подальше в поле, нарвать ржаных колосков, закопать их поглубже с заранее приготовленной металлической вещью и загадать желание. Главное условие — верить. — Не знаю, как у кого, а у меня всегда сбывалось. Хотела, чтобы дочка поступила — и она поступила. Потом внучика загадывала, и это теперь есть. Так что я очень верю, — признается Валентина. За такие «языческие» шалости в соседней деревне строгий батюшка даже как-то грозился участниц обряда не пускать на причастие. Но те и не думают отступаться от традиций. — Не мы это начинали, не нам это и заканчивать. Напротив — надо сохранять! Не будет этого, не будет нас, — стоят на своем местные. → http://gomel.today/rus/article/society-295/

Домовая резьба юго-востока Беларуси Украшать жилище снаружи — исконное дело мужчин, в то время как внутренний «космос» дома исполняла ткаными и шитыми узорами женщина. Это выразительно выявилось в нашем регионе, особенно по левобережьям рек, откуда, по причине бедности почв для земледелия, независимо от конфессиональной принадлежности, веками шли артели строителей в столицы.Впечатленные красотой городов, творившейся их собственными руками, но чаще по мановению руки заморских зодчих, каменщики и плотники возвращались домой и перерабатывали «заморское» в «райское» и не забывали добавить «свое» и «земное». «Изобразительный» импульс с его еще византийскими, а затем и древнерусскими растительными мотивами резьбы принесли сюда, видимо, старообрядцы. Но, может быть, он веками пульсировал на пограничье Беларуси, России и Украины, и мастера ветковского старообрядческого центра только «обновили» старую энергию. Так или иначе из трех обширных ареалов развития архитектурного декора именно юго-восток Беларуси с центром ареала на Гомельщине дает «наивысшее количественное и качественное развитие в разнообразии тем и сюжетов, трактовок, вариантов» домовой резьбы. В самом же этом ареале выделяется особой пышностью резьбы территория Ветковского, Чечерского и Добрушского районов. В развитии мастерства угадывается былой центр — Ветка. Фольклорная ситуация, сложившаяся в ветковских старообрядческих слободах, безусловно, повлияла на мотивы резного украшения дома. Мы знаем, что один и тот же мастер мог украшать культовые предметы и собственный дом. Недаром орнаментальные заставки в местных рукописях очень близки коронам наличников. Здесь важна перекличка образов: книга — окно и дом — мир; верх окна — верх страницы. Важен и символизм излюбленной Веткой цветущей ветки (вплоть до символизма буквального: совпадения образа и названия). Так перекликаются «веточные» темы домовой резьбы и чеканных узоров на окладах икон, резного орнамента в местных золоченых киотах. Мотив двух встречных упругих завитков, «возносящих» в центре древо-вазон, цветок-крин — общий и для короны наличника, и для книжной заставки. Аналогичный процесс отмечается в русской резьбе, особенно в развитии растительных мотивов: «У резчиков приобретают особенную популярность рукописи XVII—XVIII вв., находившиеся у крестьян-старообрядцев». И все же пришедшие из разных краев старообрядцы принесли и более архаическую энергию домовой резьбы, например, с русского Севера — с антропоморфными и зооморфными мотивами, солярными и земными знаками. Так соединились «растительный» и «тератологический» стили. Между энергичных завитков, воплощающих неудержимость жизни, восстает уже не цветок, но антропоморфная фигура или древний символ колеса. Часто вся композиция превращается в тератологическую, включает элементы человеческих, птичьих, звериных фигур, соединенных с растительным мотивом. Изображение фантастических существ, известное по древним рукописям, доживает (или оживает?) в местной домовой резьбе. В «расцвете тератологических мотивов в домовой резьбе» видят влияние книжных источников: «орнаменты древнерусских рукописей»... Для русской резьбы рубеж XIX—XX вв. был концом расцвета этих мотивов, смененных искусственным «ропетовским» стилем. Для старообрядческих центров типа Ветки это древнее влияние могло продлиться и за счет многовекового сохранения здесь самих древних рукописей (в том числе и новгородского «драконового» стиля), живого пользования ими и использования их орнамента в местной книжной культуре, откуда, как мы знаем, мотивы переходили и в резьбу. И все же «книжное» происхождение этих мотивов могло наследоваться и самими рукописями из древних источников, в том числе и из... резьбы. Драгоценное свидетельство древнерусского иконописного подлинника (руководства для иконописцев) говорит о распространении такой резьбы еще до XVII в.: «Над вратами же домов у православных христиан воображаемых зверей и змиев... поставлять не подобает». Что касается парных коньков и парных птичьих головок, то они «вернулись» в «свое» пространство, откуда когда-то распространялись вместе с миграциями славян. Это излюбленный мотив археологических радимичских подвесок. Чрезвычайно развитое в местных белорусских деревнях узорное ткачество сохраняло древний, трехтысячелетний геометрический чин орнамента. Это «женское» узорочье, несомненно, повлияло и на сложение местного стиля резьбы, включившего в свой состав резные геометрические знаки. Переплетение «геометрического» мышления с «изобразительным» стилем (и стилями) мы видим и в домовой резьбе, и в орнаменте местного ткачества. Многоцветная вышивка XX в. показала пример и резчикам: дом и резной декор стали полихромными. Вся совокупность факторов действовала в регионе, где жили древние обряды, среди которых — уникальная «Стрела». Не потому ли образ громовой стрелы оберегает узор по краям лобовых досок, главенствует в решетках калиток и дивно прорастает, процветает в фантастических композициях корон? Впрочем, в образную систему входили и иные импульсы: «Ластоняточки» — фигурные стрелы на коньках крыш. Образ стрелы стал определяющим и «соединительным» мотивом всех разновременных и разностильных «наследств» ветковской резьбы. Это искусство приобрело надконфессиональный характер, неудержимо обогащаясь и видоизменяясь в локальных вариантах. Если резной декор народных жилищ к востоку от нас, уже в рядом расположенных районах Брянской области, становится все более ажурным, измельченным, как бы ориентируется на образ кружева, то в Ветковском районе сохраняется сомасштабность резьбы всему строению, убор окна «помнит» свое архитектурное значение. В то же время фантастические композиции корон наличников «читаются» как магические символы-обереги всего дома. Образ жилья космологичен: от «микрокосма» узора в короне наличника до космологии всего окна, до воплощения «Белого Света» в целом строении с его небесными символами на фронтоне и мифологическими представлениями о подполье и подпечке. Далее дом «перетекает» растительной резьбой в растительную стихию и в сам райский образ сада, геометрическими знаками — в геометрию и мифологию земледелия. Дом выстроен из дерева, «изъятого из живой природы». Теперь в орнаменте он символически возвращается в нее. Он как будто бы разговаривает с одушевленной средой на ее символических языках. Резьба «смягчает» и даже «снимает» противопоставление прямоугольного «культурного» сруба и живых ритмов «стихийной» природы. Орнаментированные сквозные решетки над калиткой, узорный же подзор крыши, покрытые знаками углы — все берегут дом и двор красотой и указывают символами, какую силу та же резьба пропустит во двор, а какой станет наперекор. Далее усадьба со своей «моделью мира» вписывается в символическое пространство деревни, ее о-крест-ностей и о-кол-ицы. Крест и коло как центр и граница в измерениях этого старого мира достигают космической ширины и глубины. Эти же элементы — любимые «микроэлементы» космоса в орнаментах, являющихся по происхождению магическими знаками всеобщей связи и взаимосвязанности. Наличники окон, безусловно, хранят память о трехъярусной модели мира. Их короны представляют «небесный» ярус. Само окно — это земной ярус с крестом рамы, с цветами в горшках (то и другое — образ Мирового древа), с самими жильцами дома. Внизу, в резных элементах декора под окнами, господствуют темы водных существ и знаков нижнего мира. Поразительно, что память эта воспроизводится во все новых произведениях народной фантазии и в XXI в. В старых же наличниках видно, как эта фантазия впитывала и «космологически» перерабатывала на протяжении последних веков все «новые» волны архитектурных стилей — барокко, классицизма, ампира, модерна. Старообрядческая Борьба, православные Акшинка и Бартоломеевка, называемые в местной традиции «шляхетскими» Старые Громыки, когда-то «казацкое» Старое Закружье — всех этих деревень больше нет. Но голоса их резного домостроительства прозвучали и вошли в наше общее наследие. Текст и фото из книги "Голоса ушедших деревень", автор Нечаева Г.Г., Лопатин Г.И., Леонтьева С.И., Дробушевский А.И., издательство: Минск: "Белорусская наука", 2008 г. Мастерская Велес