Предыдущая публикация
Деревня всё-таки до изумления материальна, тяжеловесно материальна, я бы сказал: все эти вёдра, брёвна, калоши, сараи, перьевые подушки, грязные курицы и отпечатки собачьих лап на крыльце.
Зыбким и не совсем достоверным мир становится лишь с приходом тумана. Тут и вылезает какая-то чертовщина: в конуре, например, необъяснимо поскрипывает. Бывший пастух Николай, идущий мимо, выглядит как святой старец, отмеченный печатью мудрости и беспредельной доброты, хотя в бестуманной реальности дурак, дебошир и пьяница. Протянешь руку за яблоком - сорвёшь что-то странное: формально, конечно, яблоко, но чутьё подсказывает, что лучше вернуть его на место. Подвесишь обратно - висит.
А если, чуть обождав, выйти на дорогу, всё ближе и ближе слышен перезвон. Тройка с бубенцами? Тётя Шура с люстрой? Тут-то и выплывет многозначительный Николай, рыгнёт и канет в туман, унося пакет с двумя бутылками.
Утром морок рассеется. Зыби падут, туман пропадёт, а от николаева дома так и будут орать дурниной – то ли убивают кого, то ли воскрешают. За сараем гуси. В конуре собака Матрёшка. Антоновка, как и задумано природой, падёт с ветки и бумкнет по башке: а не ищи двойных смыслов всуе, не множь яблоки без необходимости.
Схрумкаешь его – и полегчает. А если ещё огрызком попасть в курицу, то вообще благодать.
Следующая публикация
Комментарии 8