Как журналистка притворилась сумасшедшей ради сенсационного репортажа.
Нелли Блай была пионером жанра репортажной журналистики. Эта хрупкая девушка, снискавшая всемирную славу, разила острым пером во времена, когда женщины могли только мечтать о равных правах с мужчинами. Она разоблачала преступников, била рекорды героев Жюля Верна, а еще на 10 дней притворилась умалишенной — и навсегда изменила условия содержания в психиатрических лечебницах...
Нелли Блай родилась 5 мая 1864 года в семье судьи Майкла Кокрана в Пенсильвании. Правда, тогда ее звали не Нелли Блай, а Элизабет Джейн Кокран. Отец Элизабет умер, когда она была еще совсем маленькой, мать вышла замуж во второй раз, но неудачно, и после развода переехала с детьми в Питтсбург.
Элизабет было около 20 лет, когда ей пришлось окончательно оставить учебу, чтобы помогать матери зарабатывать на жизнь. Девушка вполне могла выйти замуж (природа наделила ее миловидной внешностью) и вести тихую домашнюю жизнь. Но такой выбор Элизабет категорически не устраивал.
Однажды на глаза ей попалась статья из «Питтсбургского вестника», а называлась она так: «На что годятся девушки». Автор статьи утверждал, что истинное предназначение женщины — приготовление еды, воспитание детей, ну и, в особенно одаренных случаях, — вышивание салфеток. Очерк вызвал такое возмущение Элизабет, что она написала разгромный ответ. И подписалась «Маленькая сиротка». Через пару дней на страницах «Вестника» появилось предложение работы для загадочной «сиротки». Так Элизабет получила первую работу. Правда, редактор предложил девушке стать Нелли Блай — взять псевдонимом имя героини популярной тогда песенки Стивена Фостера. Элизабет согласилась.
Новоиспеченной журналистке поручали делать репортажи с садоводческих выставок и литературных кружков. Но Нелли скоро сбежала от такой журналистики в Мексику, откуда стала присылать редактору очень неженские статьи — о бедности, антисанитарии и высоком уровне смертности.
Мексиканское паломничество Нелли продолжалось полгода: после того, как она в одной из статей обвинила президента Порфирио Диаса в преследовании журналистов, ей самой пригрозили арестом — и Нелли пришлось срочно бежать из страны. Но меньше всего она хотела возвращаться в садоводческие кружки Питтсбурга. Поэтому уже скоро как и тысячи других американцев в поисках яркой жизни Нелли Блай оказалась в Нью-Йорке.
⠀
Издатель Джозеф Пулитцер останется в истории как основатель «желтой прессы»: в его газетах преобладали крикливые заголовки, он не стеснялся табуированных тем и, самое главное, любил вытаскивать своих журналистов из уютных кресел в редакции и отправлять их на какое-нибудь расследование. Казалось, Нелли только и жаждала такой «грязной» журналистской работы. Когда главный редактор The New York World предложил ей под видом умалишенной проникнуть в сумасшедший дом и сделать репортаж об условиях, в которых содержатся пациенты, Нелли согласилась, не раздумывая.
«Могла ли я протянуть неделю в доме для умалишенных на острове Блэкуэлл? Я сказала, что да, я смогу. И я смогла» — так начала Нелли статью о своём расследовании. Но статья была потом, а пока Нелли переоделась в самое поношенное из имевшихся у нее платьев и выбрала себе новую фамилию. Она решила, что назовется Нелли Браун, чтобы инициалы, вышитые на носовом платке и белье, совпадали с настоящим именем.
Попасть в сумасшедший дом Нелли решила через женское общежитие. «Я знала, что едва мне удастся убедить женщин в общежитии в том, что я сумасшедшая, я могу быть уверена, что они не успокоятся, пока я не окажусь подальше от них в надежном укрытии». И ее расчет оказался верен. Не прошло и пары дней, как Нелли сидела в лодке, направлявшейся на остров Блэкуэлл.
⠀
В небольшой каюте с наглухо закрытыми окнами помимо Нелли было восемь пассажирок: шесть женщин, которые, как и она, провели пару последних дней в психиатрическом отделении больницы Бельвю, и две охранницы.
Когда Нелли уже стало казаться, что она вот-вот лишится чувств от тяжелого духа непроветриваемой каюты, лодка причалила к берегу.
— Что это за место? — поинтересовалась Нелли у мужчины-санитара, встречавшего пациенток и вцепившегося ей в руку так, будто она могла сбежать.
— Остров Блэкуэлл. Место для сумасшедших, из которого ты никогда не выберешься, — прозвучал ответ.
Первым делом новоприбывших отправили в кабинет к главному врачу. Нелли была последней, поэтому имела возможность наблюдать то, в какой манере врач осматривал пациенток, чтобы удостовериться, что они действительно сумасшедшие. «Одна девушка рассказала врачу, что недавно пережила нервный срыв , — расскажет позже Нелли, — она умоляла врача проверить ясность ее ума любым тестом и понять, что она ничуть не сумасшедшая». Но врач, занятый не столько новыми пациентами, сколько флиртом с медсестрой, остался равнодушен к мольбам больной.
Другая пациентка была немкой и ни слова не знала по-английски. Тем не менее, ни в поведении ее, ни в речи не было и намека на сумасшествие. Она пыталась что-то объяснить, но никто не мог ее понять.
Присутствующая медсестра, немка по рождению, сделала вид, что забыла родной язык. Нелли не верила своим глазам и ушам: «Получается, эта женщина была заключена в дом сумасшедших, даже не имея возможности объяснить врачу — как и почему она здесь оказалась! Неужели так сложно было найти переводчика?»
Было очевидно, что врачи и медсестры не хотят обременять себя работой. Их не интересовало — на самом ли деле к ним привезли сумасшедших. В этот момент Нелли твердо решила, что больше не будет изображать сумасшедшую. В конце концов, ее цель была достигнута — она попала в сумасшедший дом, значит, пришло время вести себя абсолютно нормально. Однако вскоре Нелли сделала пугающее открытие: «В это сложно поверить, но чем адекватнее я себя вела, тем более сумасшедшей меня считали».
После того как мисс Браун подверглась такому же поверхностному допросу и так же, как предыдущие женщины не была услышана, ее вместе с остальными пригласил на ужин грубый окрик медсестры: «А ну быстро в холл!»
Окна в холле были распахнуты настежь, и собравшиеся тут женщины страшно мерзли. Нелли еще предстояло узнать, что постоянный изматывающий холод — наименьшее из зол для пациентов больницы на острове Блэкуэлл. Медсестры построили пациенток по парам и повели в столовую. Тех, кто выбивался из стройного ряда, возвращали туда окриками и толчками. При первом же взгляде на стол становилось ясно, что каждая трапеза здесь могла стать последней.
Меню ужина было крайне скудным — кусок хлеба с маслом и слива, а продукты были безнадежно испорчены.
Нелли решила ограничиться чаем, но, сделав один глоток, поморщилась — практически прозрачный и едва теплый чай к тому же имел опасный металлический привкус.
Когда ужин был закончен, тех, кто только прибыл на остров, заставили мыться. Женщин привели в большое холодное помещение, пропахшее сыростью, с ванной посередине. В этот раз Нелли была первой — ей приказали раздеться. «Вода была ледяной, и я принялась возражать. Это было совершенно бесполезно! Мне приказали заткнуться, и мощная женщина принялась скрести меня мочалкой. Именно скрести. Я цокала зубами от холода, мои конечности покрылись гусиной кожей и посинели».
Наконец Нелли выпустили из ванной, и туда была отправлена следующая пациентка. Обернувшись, журналистка с ужасом поняла, что вода была не только холодной, но и общей: ее и не думали менять, и те, кто шел последними, мылись уже в черной от грязи воде. К тому же на 45 пациенток приходилось всего два полотенца — ими вытирали и женщин со здоровой кожей, и пациенток с кожными заболеваниями.
⠀
Первая ночь в сумасшедшем доме не улучшила впечатления. Девушку положили в отдельную палату, мотивируя это тем, что она «буйная». Все палаты на ночь закрывались снаружи разными ключами. В случае пожара спасти пациентов было бы невозможным, даже если медсестры очень захотели бы это сделать. А каждый новый час пребывания Нелли в сумасшедшем доме демонстрировал, что и не захотят.
⠀
Урена Литтл-Пейдж была больна с детства. Ей было, должно быть, около 30, но она трепетно относилась к теме своего возраста и утверждала, что ей 18. Медсестры знали об этой особенности несчастной и забавлялись тем, что дразнили Урену.
Так было и в тот день.
Пациентки уже прибрали кровати и помыли полы (чистота в доме поддерживалась исключительно силами больных), и теперь им было велено сидеть на деревянных скамейках в холле. Ни книг, ни разговоров, ни даже возможности потянуться. Неожиданно одна из сестер, сидевших в холле, громко окрикнула Урену:
— Урена, тут доктора говорили, что тебе не 18, а все 33!
Реплика была встречена взрывом хохота медсестер. Лицо Урены порозовело.
— Неправда! Мне 18!
— Ну конечно, рассказывай. Ты посмотри на свои руки! А лицо-то какое! Знаешь, мы тут подумали, тебе можно и все 45 дать!
Снова хохот. Урена вскочила с лавки, несмотря на попытки других пациенток успокоить ее ласковыми словами. На глазах девушки выступили слезы, она без конца выкрикивала: «Неправда!», но медсестры не унимались.
— А когда ты вот так орешь, то и вовсе смахиваешь на старушку, правда, дамы?
Урена билась в истерике — беспомощная перед насмешками, она осела на пол, плакала и все повторяла: «Неправда!» Сестрам надоело это развлечение, и они захотели тишины. Одна из них резко поднялась с места, приблизилась к Урене и отвесила ей звонкую пощечину. Затем медсестра, приподняв юбки, ловко села на Урену сверху и ударила ее головой о каменный пол. После чего схватила пациентку за шею и начала душить.
Нелли, шокированная увиденным — а ведь ей казалось, что после пары дней в больнице ее уже нельзя было удивить — ринулась было на спасение несчастной. Но соседки удержали ее. «Хочешь, чтобы они за тебя взялись?» — испугано шепнула одна из них. Остальные пациентки наблюдали за избиением, застыв от ужаса. Через пару минут к медсестре присоединились еще двое — втроем они отволокли Урену в соседнюю комнату, откуда еще долго раздавались крики больной. Она присоединилась к другим пациентам лишь вечером и была необыкновенно тиха. На шее Урены еще долго не проходили красновато-синие следы от пальцев.
«Каждый новый день в сумасшедшем доме напоминал предыдущий, и потому описывать каждый отдельно было бы бессмысленно. Избиения входили в эту череду серых дней, лишь слегка омрачая их, но не делая особенными...».
Нелли стала свидетельницей еще как минимум одного избиения, причем в этот раз жертвой была слепая старуха.
Несколько раз Нелли жаловалась врачу, но быстро поняла, что это бесполезное занятие. Врачи делали вид, что ничего не происходит, а жалобы приписывали расстроенному воображению больных.
Спасение пришло ровно через десять дней. Увы, пока только к Нелли.
Адвокат, отправленный ее редактором, поговорил с главврачом и объяснил, что за девушкой послали отыскавшиеся родственники. А люди они настолько могущественные, что он не рекомендует задерживать Нелли даже на минуту. Главврач и не думал задерживать мисс Браун — эта пронырливая больная, вечно задающая вопросы об организации работы больницы и постоянно жалующаяся на неподобающее обращение с пациентами, уже успела ему порядком надоесть. Он не знал, что, выпустив Нелли на свободу, получит куда больше проблем.
⠀
Первая статья «10 дней в сумасшедшем доме» вышла в октябре того же 1887 года и немедленно вызвала сенсацию. Выпуски газеты The New York World с продолжением допечатывались дополнительными тиражами. Но главное, статьи привлекли внимание властей.
Вскоре после своего освобождения Нелли снова плыла на остров Блэкуэлл — на этот раз в компании заместителя районного прокурора и присяжных заседателей. Это плавание разительно отличалось от первого: больничный корабль был идеально чистым, койку с жутким запахом убрали, даже охранницы выглядели миловидно.
Сама больница тоже изменилась. В столовой появилась нормальная еда, мясо и овощи, а свежий белый хлеб и близко не напоминал те заплесневелые куски, которыми кормили пациентов две недели назад. В комнате для мытья висели десятки чистых полотенец. Голые стены в коридорах украсили живописные пейзажи. Сами пациентки были одеты в чистые платья и испугано смотрели на прибывшую комиссию. Но Нелли настояла на том, чтобы поговорить с ними по отдельности и без надзора медсестер. Поначалу женщины опасливо оглядывались на дверь и не желали говорить, но Нелли убедила их в необходимости сказать правду. Одна за другой они подтвердили ужасающие факты, приведенные Нелли в статьях.
Скандал моментально стал общенациональным. Историю творившихся ужасов в психиатрической лечебнице на острове Блэкуэлл перепечатали все газеты.
Всё это не могло не иметь последствий. Вскоре персонал больницы полностью заменили, и было принято решение увеличить ежегодные отчисления в Департамент благотворительности и исправлений (за которым числились такие лечебницы) на 850 тысяч долларов.
Но главным своим достижением Нелли считала законодательное усложнение процедуры медицинского освидетельствования умалишенных. Отныне попасть в сумасшедший дом по халатности врача или по рекомендации мужа, который решил таким образом избавиться от жены, стало сложнее.
⠀
После этого Нелли предстояло еще множество расследований: она обнародовала факты жестокого обращения с животными в зоопарке, разоблачила медиума, сдала полиции банду, торгующую детьми... Ее называли первопроходцем в жанре репортажа — коллеги не могли тягаться с Нелли в смелости и дерзости расследований. А в 1889 году Нелли побила рекорд Филеаса Фогга и объехала мир даже не за 80, а за 72 дня — в очередной раз доказав, что женщины могут справляться с мужской работой ничуть не хуже самих мужчин.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3