Истории, которые влияют на нашу жизнь!

Легкий игривый снежок кружил за окнами, тихо посвистывал закипающий чайник, и день казалось начинался именно так, как нужно – с кружки горячего чая, вкусного завтрака и хорошей книги. Нина Ивановна была заядлым книгочеем. И даже во время еды не могла оторваться от книги. Когда-то в детстве отец ругал ее за это, опасаясь, что она может порвать или испачкать одну из драгоценностей его небольшой библиотеки, но со временем успокоился. Нина книгам относилась бережно и большим почтением. Читала она все подряд с тех самых пор, наверное, как бабушка научила ее складывать из кубиков слово: «мама». Маленькая Ниночка девочкой была внимательной, не капризной и в меру шустрой. Шумным играм со сверстниками в детском саду она предпочитала тихий уголок с куклами, за что ее не очень жаловали одногруппники. Они обижали Нину. Но не долго. В группу пришел новый мальчик и первый же выпад в сторону Ниночки был воспринят им почему-то, как личное оскорбление. - Девочек нельзя обижать! – сидя верхом на обидчике Нины, вразумлял он остальных участников нападения. – А если я вас обижу? Хорошо будет? - Плохо! - Ага! Чтоб я этого больше не видел! Ниночка поступком новенького впечатлилась. Бабушка как раз накануне прочла ей новую историю про рыцарей. Они охраняли дам и клялись любить их вечно. И Нина решила, что Дима будет ее рыцарем. Но ему об этом говорить она не стала. Зачем? Она же дама! А дамы не бегут впереди рыцарского коня! Так ей говорила бабушка. На Ниночку Дима внимания особого не обращал. Так, приглядывал за ней, как и за всеми девочками в группе. Он стал настоящей грозой хулиганов, но очень не любил, когда воспитатели хвалили его за это. - Никакой я не молодец! Папа сказал, что я должен защищать слабых. А девочки – слабые. Вот я и защищаю их. За что меня хвалить? Так все мужчины делают! Мальчишки, которым не раз доставалось от Димы, сопели по углам и обижались. Что они, не мужчины что ли?! Ниночка на эту революцию смотрела с интересом. Ей нравился Дима. Именно поэтому, она пришла как-то домой и заявила бабушке: - Бабуля! В первый класс я хочу идти вместе с Димой! К счастью, выбор школы у родителей рыцаря и его дамы совпал, и за парту Нина села вместе с Димой, как и хотела. Он особо не возражал. Они так и просидели до самого выпуска вместе. Сначала просто дружили, а потом поняли, что уже не могут друг без друга. Дима о том, что его назначили рыцарем, узнал только перед тем, как уйти в армию. - Нин, ты меня дождешься? – все-таки задал он вопрос, который вертелся у него на языке. Только ленивый из его друзей не рассказал Диме хотя бы пары историй о неверных девицах, который напрочь забывали о своей любви, стоило только милому отбыть туда, где он собирался отдать долг Родине. Дима от назойливых доброхотов отмахивался, но червячок сомнения в душу его все-таки закрался. Нина же к его терзаниям отнеслась более, чем спокойно. - Дим, ты что, плохо меня знаешь? Ты же мой рыцарь! Столько лет уже! Куда я денусь?! Слово она свое сдержала. Ждала Ниночка Диму честно и даже не смотрела ни на кого, пробегая по городу, опустив глаза и думая только о том, кто был так далеко от нее. А вот Дима подкачал. Домой после службы он вернулся не один. Рядом с ним, держа его за руку, мялась яркая, интересная девица, которую Димина мать, Ольга Николаевна, напрочь отказалась признавать невесткой. - Дима! Что ты творишь?! А как же Ниночка?! – плакала она на кухне, в сотый раз переставляя на столе тарелки. – Я же ее уже дочерью считала… - Мам, ну что я могу поделать? Люблю я Иру. А Нина… Тихоня она, мам! А Ирка моя – ураган! Я только сейчас понял, какая именно девушка мне нужна. Не суди меня строго. Я виноват, конечно, перед Ниной, но Ирка – это мое! - Ну что ты, сынок, - Ольга Николаевна вытирала слезы. – Как я могу? Ты же мой ребенок! Лишь бы ты счастлив был… Материнские слезы горькие. Попусту не льются. Как в воду смотрела Ольга Николаевна, когда точила их в темноте на своей кухне, слушая, как журчит смех Ирины в гостиной и вторит ей Дмитрий. Ни счастья, ни радости брак, который ее сын заключил довольно скоро с Ириной, не принес никому. Прожив вместе всего два года, они разошлись со скандалом, унеся каждый в душе своей обиду и злость на несбывшиеся мечты и неоправдавшиеся надежды. Нина же, узнав, как это обычно и бывает, самой последней о переменах в отношении к ней Димы, поначалу не поверила. Мягко улыбнулась маме, которая постаралась как можно осторожнее донести до дочери эту новость, и покачала головой: - Этого не может быть! Но то ли рыцарство давно уже изжило себя, то ли дамам пора было становиться поактивнее, а только душа Нины, воспитанной в любви и доверии, настолько остро отреагировала на случившееся, что родители, испугавшись за нее, решились на крайние меры. - Ниночка… Мы с папой хотели бы, чтобы ты пожила какое-то время у бабушки. Она уже старенькая, ей сложно. А там – море, солнце, тепло… Поезжай, а? Развеешься, отдохнешь, бабушке поможешь. Мать уговаривала Нину, стоявшую у окна, и глазеющую на соседских мальчишек, украшавших машины свадебного кортежа Дмитрия, а сама едва держалась, чтобы не взвыть в голос от несправедливости судьбы, которая почему-то так зло обидела ее ребенка. - Не смотри туда! – она решительно отвернула Нину от окна и заставила поднять глаза. – Все это пройдет! А ты станешь сильнее! Не думай о нем! Не думай сейчас! Подумай о бабушке! Она болеет! Ты ей нужна! Мать Нины знала, что это единственное, чем можно пронять дочь. И была права. - Я поеду, мам. Не нужно кричать. Все будет хорошо… Она обняла мать, и та почувствовала жар, идущий от дочери. - Да ты вся горишь! - Мам, не надо… Я в порядке… Светлый прямоугольник окна поплыл куда-то вверх и в сторону, и милосердная тьма приняла Нину в свои мягкие объятия, даря забвение и покой ее душе. Свадебный кортеж, выезжая со двора, разминулся со скорой, которую вызвала мать Нины… Выписали Нину только через две недели. Родители, не заезжая домой, отвезли ее на вокзал, и посадили в поезд. Осунувшаяся, побледневшая, она похожа была на привидение. - Присмотрите за ней, пожалуйста! – умоляла мама Нины проводниц, но нужды в этом не было. Они и так поняли, что с девочкой творится что-то неладное, и до самой Анапы не сводили с нее глаз. Сдав Нину с рук на руки бабушке, они облегченно вздохнули. Довезли. Бабушка обняла Нину и погрозила ей пальцем: - Не вздумай! Если ушло от тебя – значит к лучшему! Пусть катится! - Это потому, что я скучная? Потому, что тихоня? Да, бабушка? Скучно со мной? Поэтому? - Девочка моя, карнавал хорош раз в год. В семейной жизни тишина – главная помощница. Не понял этого Дима твой? Что ж. Может, со временем дойдет до него. Но если он тебя не оценил такой, как есть, то хоть наизнанку ты вывернешься – хорошей для него не будешь! - Бабушка, я люблю его… - Уверена? - Да… - Что ж, родная, это тоже хорошо. - Чем же? – Нина удивленно посмотрела на бабушку. – Мы же не будем вместе! - И не надо! Нин, любовь – это такое дело, что если ты ее хотя бы знаешь – это уже хорошо! Кто-то, вон, всю жизнь по свету рыщет в ее поисках. И никогда не находит. А тебе счастье такое привалило – узнать, каково это, когда любишь! - Счастье? – ошарашенная Нина не могла найти слов. - Да! – твердо стояла на своем бабушка. – Счастья! Я вот такого не видала! Поэтому, радуйся тому, что имеешь! И жди! Придет твоя любовь! Настоящая! - Откуда ты знаешь? - Потому, что должна судьба тебе дать то, чего мне не додала. Должна она мне! Вот пусть и отрабатывает! - Бабушка, а разве ты своего мужа не любила? - Почему же? Любила по-своему. Как друга. И как человека, на которого можно было положиться всегда и во всем. Не бояться одиночества. Любил меня он. Всем сердцем, всей душой. Принимая меня такой, какая я есть. А я позволяла себя любить. Так тоже бывает. Дала ему то, чего он так хотел. Дом, семью, детей. Тишину и стабильность. И это позволило нам быть счастливыми. Но сказать, что я горела? Нет. Не скажу. Не довелось мне этого испытать. А тебе дано было. Радуйся! - Пока не получается… - Потом поймешь. Какие твои годы! Ну, что ты встала? Идем! У меня там коты голодные! Старый бабушкин дом, наполненный теплом, котами и простыми заботами отогрел Нину, как и предполагали родители. Она белила стены летней кухни, приводила в порядок запущенный сад и возилась с кошками, которых у бабушки ее было аж пять штук. - Приходят сами и остаются. Не выгонять же мне их? – пожимала плечами бабушка Нины, сидя в стареньком кресле под развесистой яблоней. На коленях у нее лежал один кот, у ног вился второй, а две кошки сидели на подголовнике кресла и то и дело льнули к ее голове, приводя в беспорядок и так не слишком аккуратную прическу. Нина кошек любила. И они, чувствуя такое отношение, отвечали ей взаимностью. Именно через одну из кошек Нина и познакомилась со своим будущим мужем. Мурка пропала вечером. Сама пунктуальная из всех обитателей бабушкиного дома, она никогда не пропускала ужин. Появлялась она обычно чуть загодя, усаживалась на пороге летней кухни и вкрадчиво мяукала, напоминая, что пора бы и позаботиться об одной маленькой, но очень ласковой кошке, которая честно отрабатывает свой хлеб, регулярно избавляя дом от мышей. Нина в тот вечер даже не смотрела на часы. Закончив с готовкой, она решила, что у нее еще есть время и отправилась во двор, чтобы пересадить один из розовых кустов. Завозившись, она опомнилась лишь тогда, когда начало смеркаться. - Бабушка, а который час? – крикнула она, и ахнула, когда ей ответили. – А где Мурка?! Кошки нигде не было. Нина обежала участок, заглядывая под каждый куст, созвала котов, но Мурка не появилась. И тогда девушка испугалась по-настоящему. Дело в том, что Мурка была первой кошкой, которую бабушка Нины, Мария Петровна, приняла в своем доме после переезда. Врачи настояли на том, что ей нужно сменить климат, и Марии Петровне пришлось оставить семью сына, любимую внучку и родной город, в котором она совершенно перестала спать и не могла дышать нормально. Дом, который купил для нее сын, ей понравился, но только поначалу. Она любовалась на море, дышала, радуясь тому, что может делать это почти без усилий, и часами сидела на солнышке, радуясь тому, что никуда не нужно спешить. Но пришла осень. Задули холодные ветры, потемнело, сердясь, море, и опустел город. Родные были где-то далеко, дом по ночам стонал и кряхтел совсем, как старик, которого не радует его житье-бытье, и Мария Петровна затосковала. Подруг она завести не успела, знакомых в городе тоже не имела, а потому, осталась совершенно одна. Хоть волком вой! Она и выла. Потихоньку, боясь накликать беду своей жалобой, подпевала по ночам дому, и просила небо послать ей хоть одну живую душу. Небо услышало. Буря, которая грохотала над городом двое суток, обрывая провода, и заставляя людей доставать свечи, разошлась не на шутку. И Мария Петровна то и дело ойкала, вжимая голову в плечи, когда что-то скребло и грохотало по крыше, пугая ее. В этом грохоте она не сразу разобрала, что в двери кто-то отчаянно скребется. Обитая понизу металлом, дверь эта могла бы выдержать, наверное, небольшую осаду. Но со временем крепления ослабли, и тот, кто отчаянно кидался на кусок железа, которым дверь когда-то попытались укрепить, создавал такой шум, что Мария Петровна поняла – если незваный гость так просится в дом, значит, случилось что-то серьезное. Решив, что бояться ей уже нечего, она просто взяла и распахнула дверь, чтобы увидеть, наконец, кто же так просится в ее жилище. Темная шустрая молния метнулась мимо нее, все-таки напугав до полусмерти, и скрылась под диваном, отчаянно шипя и готовясь продать свою кошачью жизнь подороже. - Тьфу, ты! Окаянная! Нашла, с кем воевать! – Мария Петровна, разобравшись, что за гостья к ней пожаловала, с облегчением рассмеялась и отправилась на кухню, чтобы подогреть молока, благо, что накануне окончательно перебралась из летней «стряпки» в «большой дом», решив, что погода уже не позволяет шастать по двору в легком халате. Кошка в тот вечер из-под дивана так и не вылезла. Мария Петровна поставила рядом с временным ее убежищем блюдце с молоком, и отправилась спать. А утром проснулась от того, что в руку ей ткнулось что-то крошечное, теплое и непонятное, а потом раздался возмущенный кошачий вопль. Это Мурка принесла Марии Петровне своего сына. Знакомиться. Так бабушка Нины стала счастливой обладательницей сразу двух представителей семейства кошачьих. И в доме сразу потеплело, а жизнь перестала казаться унылой и пустой. Коты со временем добавлялись, но Мурка так и осталась «той самой» кошкой, которую Мария Петровна любила больше всех и берегла пуще зеницы ока. И, понятно, почему, когда она пропала, Нина потеряла покой. Она выскочила на улицу, надеясь до темноты найти беглянку, и помчала по улице к маяку, зная, что иногда коты бабушки любят прогуляться туда и посидеть на высоком берегу, греясь на солнышке. Но солнце уже подарило свой прощальный поцелуй морю, на улицах прибавилось людей, которые предвкушали интересный вечер, и Нина понимала, что Мурке у маяка делать совершенно нечего. Кошка не любила толпу. Нина выскочила на берег, заметалась среди прохожих, и в отчаянии прошептала: - Мурочка, найдись! Бабушке нельзя волноваться… Маленький серый комок, который никак не мог быть кошкой, нашелся у самого края обрыва. Мурка лежала там, безжизненно свесив лапки, и никак не отреагировала на зов Нины. - Девушка, вы что?! С ума сошли?! – кто-то схватил Нину за руку, не давая ей приблизиться к краю. – Стойте здесь! Я сам! Голос был молодым, твердым, и… командным. Почти таким же, как у отца Нины. Может быть поэтому она послушалась и остановилась, не успев даже разглядеть, кто отдает ей приказы. Парень в белой футболке легко преодолел несколько шагов, остававшихся до края и встал так, чтобы Нина не видела кошку. Подобрав Мурку, он убедился, что та дышит, и только тогда повернулся к Нине. - Держите! Мне кажется, что с ней что-то нехорошее произошло. Как-то тяжело она дышит. И нос разбит… А потом они искали дом ветеринара, который согласился им помочь, несмотря на поздний час. И Нина, сидя у двери, за которой буквально по шерстинке собирали попавшую под машину Мурку, даже не обратила внимания на то, что все время, пока она ждала, почти не дыша, ее держали за руку. И когда все осталось позади, и ветеринар отправил ее домой, приказав прийти на следующий день, чтобы забрать кошку, почему-то ничуть не удивилась, когда на ее плечи набросили легкую ветровку и скомандовали: - Домой! Бабушка твоя уже, наверное, с ума сошла от беспокойства. Время-то за полночь. А потом были ночи под луной, шепот, вторящий прибою, и новая жизнь… Жизнь, в которой теперь снова было место для мечты. Позже Нина узнала, что ей вовсе не показалось. Денис, так же, как и ее отец, был военным. И в его жизни все было просто и понятно – есть небо. И его нужно уважать и любить. И есть Нина, к которой все эти понятия применимы ровно в таком же порядке и количествах. А если любишь женщину, то ее надо беречь. Чем Денис и занимался всю жизнь, начиная с того самого дня, как поднял на краю обрыва едва дышащую кошку. Они поженились спустя два года. И Денис ни разу не дал Нине усомниться в себе или своих чувствах. Он стал прекрасным отцом двум сыновьям, которых Нина родила ему, и замечательным зятем, который всегда готов был прийти на помощь и сделать все, чтобы семья, в которую его с радостью приняли, ни в чем и никогда не нуждалась. Он держал Нину за руку, когда уходила ее бабушка, и сделал так, чтобы его жена смогла попрощаться с той, кто так ее любила. А потом, много лет спустя, он принес в дом кота, которого Нина нарекла Тихоном, вспомнив почему-то свое детское прозвище. Она давно уже не была тихоней. Ее величали теперь Ниной Ивановной, и она только-только вышла на пенсию, оставив любимую работу и школу, которой много лет руководила. Тоскуя по привычной жизни, она с радостью приняла из рук мужа котенка, которого тот подобрал у подъезда в холодный осенний вечер. - Денис, что мы с ним делать будем?! - Как что?! Любить! Зачем еще котов в дом приносят? Маленький он только совсем. Не знаю, почему без мамки. Я рядом все дворы оббегал. Искал кошку. - Не нашел? - Нет. Случилось, наверное, что-то. - Денис, а чем мы его кормить будем? У нас молоко закончилось. - У тебя я есть. Что еще купить нужно? Со временем Тихон вымахал в огромного серого котяру, который отлично знал, кто в доме хозяин. И если Нину он только любил, то Дениса слушался беспрекословно. И очень тосковал, когда тот уезжал куда-то. Нина Ивановна отставила в сторонку чашку с недопитым чаем, отодвинула книгу, и улыбнулась, прислушавшись к тому, как кто-то пытается открыть дверь: - Опять ключи перепутал! Ну? Что сидишь? – подмигнула она коту. – Иди! Встречай! Хозяин вернулся! Она поспешила в прихожую и, распахнув дверь, успела, как-то легко в этот раз, нагнуться, и ухватить спешащего навстречу Денису кота за шкирку: - Куда ты полетел?! Все летчики уже дома! – она сунула кота подмышку и обняла мужа. – Привет, родной! Как небо? - Чистое… (Автор: Людмила Лаврова) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

А как за Бориса вышла - всё пошло кувырком. Может нехорошо так думать, но слава богу, что они развелись, а то Женька с ним сама на себя была непохожа. С мыслями о сестре и маленькой племяннице Лена наконец уснула. Вечером Женька забежала к Лене: - Привет, я посоветоваться, - и вынула из кармана кольцо, - как думаешь, хочу кольцо обручальное сдать в ломбард. Вчера всё пересмотрела - что бы продать. Кольцо от бывшего уж точно мне ни к чему. - Что, всё так плохо? - Ну да. Думала меня повысят на работе, у нас вакансия освободилась. Начальник хвалил, более сложную работу поручил. А в итоге полный облом. Мне сказали, что я с ребёнком, на больничных часто сижу. И повысили Галю Титову. Которая никогда на работе не задерживается и особо не напрягается. Ну что за полоса неудач, Лен! Так что ты скажешь, дадут за него хоть что-то? - Колечко как новое, с камушком. Думаю да. Но главное не это, Женя, тебе от него давно надо было просто избавиться. Колечко от прошлого брака, да ещё неудачного, нельзя себе оставлять. Это плохая примета. Неси-ка ты его и правда лучше в ломбард побыстрее. Оценщик осмотрел колечко и дал за него неплохую сумму. Спросил только, почему обручальное кольцо продаёт. Деньги нужны? Развелась? И то и другое? Выкупать не будете? Ну, тогда всё правильно. А ребёнок у Вас есть? Дочка это хорошо. Под стеклом и на полочках в помещении ломбарда было много планшетов, телефонов и других разных интересных вещей. Пока старик-оценщик что-то оформлял, Женя всё рассматривала. Взгляд её остановился на расписной матрёшке. - Ручная работа, старинная. Чудак один принёс, - перехватил её взгляд оценщик. Давно стоит, не нужна никому. Тот, кто сдал её, выкупать уже не будет. Я тебе её недорого отдам, бери. Дочке понравится. Женька совершенно не собиралась ничего покупать. Но, сама не зная зачем, она отдала нужную сумму и забрала матрёшку. Стася была в восторге от расписной деревянной куклы. Такие сейчас не в моде, она матрёшку и не видела никогда. В дверь кто-то позвонил. Женя открыла - сестра. В руках сумки с продуктами. - Лена, вот ты беспокойная! Спасибо тебе большое, сестричка. - Будешь беспокойная. Кусок в горло не лезет, когда знаю, что у моих милых девочек пустой холодильник, - и Лена стала выкладывать на кухонный стол булочки, творог, масло, сметану и сыр с колбасой. - Лена, смотри что у меня, - Стася прибежала, булочку схватила, стала матрёшку показывать. - Ух ты, красивая какая, смотри Стася, как она открывается - раз. А в ней ещё куколка. А в этой ещё одна. Нравится? Давай сама, открывай, - Лена вернула матрёшку Стасе. - Лена, я чай заварила, попьёшь с нами чайку? - Женя нарезала сыр и колбасу. - Мама, кончились куколки, - расстроенная Стася держала в руках самую маленькую. - Да нет, Стася, смотри, эта ещё не последняя, она просто плотно закрыта. Сейчас мы её откроем, - Лена с усилием открыла последнюю матрёшку. - Ой, Женька, смотри, что это? В матрёшке лежали скрученные в трубочку крупные деньги и записка: "С благодарностью к тем, кто помог мне, отдаю долг тому, кому он сейчас нужнее. Когда поймёшь, что у тебя всё хорошо, поступи так же." - Может надо всё в ломбард вернуть? - Женя крутила в руках записку. - Брось, ты же её купила. Кому ты её вернёшь? И вообще, матрёшка - это символ продолжения жизни и благополучия. Раз к тебе это пришло, нельзя отдавать, ты что, - уверенно сказала Лена. И она оказалась права - у Женьки кончилась тёмная полоса жизни, и к ней вернулась удача. Женя уволилась со старой работы и разместила своё резюме. Денег из матрёшки хватило ровно на столько, чтобы пережить временные трудности. И довольно скоро её пригласили на достойную работу. Их с Леной мама, которая всё это время была очень недовольна Женькиным браком с Борисом, вдруг перестала обижаться на неразборчивость дочери. И предложила сидеть со Стасей, когда та не ходит в садик. И главное - на новой работе системный администратор, очень приятный парень, сразу обратил внимание на симпатичную и активную сотрудницу. Всё вернулось на круги своя - у Женьки опять всё горело в руках и всё получалось. Через некоторое время, когда жизнь её полностью наладилась, Женя сделала то, что посчитала нужным. Она сложила отложенную сумму в матрёшку. По дороге на работу она проходила дворик, где каждый день видела, как молодой отец гуляет с дочкой в инвалидной коляске. Проходя мимо, она положила незаметно матрёшку в коляску, сбоку от задремавшей девочки. И побежала дальше, радуясь, как они удивятся. Женьке было легко и радостно. Она отдала свой долг перед кем-то невидимым, кто протянул ей руку помощи так вовремя. Иногда даже небольшая помощь в нужный момент творит чудеса. А уж тем более такая красивая волшебная матрёшка - символ продолжения жизни и благополучия! Из сети Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

по-простому, малина с сахаром, пятиминутка, это у кого диабета нет, тому можно — и привезла вот, перед выходными еще привезла, а потом еще приехала, мне по дороге, вот и забежала, а тут то одно, то другое, меня и не гонят… А сейчас уж домой поеду. — К деду? — теперь снова всё понимаю. — Не-ет, в общагу, в Бердск. А дед — он линёвский, он не мой, я детдомовская, я с ним в электричке познакомилась, когда на каток поехала, а ему там плохо стало, ну я его и увезла со «скорой», а потом проведала, а он за помидоры боялся, что без полива, я и полила, долго ли, ну и варенье… Теперь вот с картошкой надо решать — вымахала, а дед говорит, что рано, а вдруг дожди, погниёт… — А с коньками-то что, занимаешься где-то? — Ой, да я первый раз поехала, никогда не каталась, решилась попробовать, подружка дала погонять, а тут дед… А потом снова приехала, когда уже с вареньем и помидорами, хотела забежать ненадолго сюда, а потом — на каток!.. Ну и так и не дошла до катка, который раз уже так! Хожу теперь с коньками этими как дyра, вот прям дyра-дyра, правда?! Я сказал, что да, дyра, конечно, и откуда ты такая взялась. И откуда они такие берутся? Дyры дyрами… Автор: Виталий Сероклинов Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

- Накладные у вас на столе… со вчерашнего вечера, – вступилась за меня Марина Олеговна. Начальник резко развернулся к добродушной старушке и, как индюк, надулся, выхватив из её рук папку с отчётом. - Что?! Заняться не чем?! – рявкнул он. - Игорь Вячеславович, - нежно пропела Оля с соседнего стола. – А можно… я сегодня пораньше уйду? Светло-голубые, почти прозрачные глазки, подведённые чёрным карандашом, томно захлопали ресницами. Губки капризно скривились, и Оленька, намотав прядь белокурых волос на палец, медленно встала, представ во всём своём великолепии. Славыч тут же обмяк. Кадык нервно дёрнулся, и толстые губы расплылись в плотоядной улыбке. - Оленька, душечка!.. Для тебя всё что угодно. Ольга провела руками по своему аппетитному телу, словно проверяла – вся ли одежда на ней. Славыч с трудом оторвал глаза от её фигурки и, бросив на меня испепеляющий взгляд, вышел. Марина Олеговна тяжело вдохнула и, покачав головой, уткнулась в экран монитора. - Эх, Света… С мужиками только так и надо, – молвила Оля, доставая из стола зеркальце и помаду. – Улыбнуться, подмигнуть, а где и дурочку свалять. Я тяжело вздохнула: «Не моё. Не могу я играть в эти игры». На столе зажужжал сотовый телефон – звонил муж. - Светик? – в ухе раздался голос любимого мужчины. - Я не смогу забрать Тёмку из сада. Давай сама. Я напряглась: - Но, Вадим, ты же знаешь, что сегодня у меня приём граждан с двух. Я не могу… - Знаю, лапуль, но у меня новый договор на миллион. Если я его сорву – денег дома не будет. Вот оно ключевое слово – ДЕНЬГИ. Ну, почему вся жизнь крутится вокруг них?! Почему нельзя по-другому?! Я застонала тихо-тихо… почти про себя. - Вадик, я не могу. Славыч опять свирепствует… - я начала слабо сопротивляться. В трубке раздался тяжёлый вздох. Вечная проблема, кто заберёт трёхлетнего сына, встала в очередной раз между нами, разбивая наши судьбы на две половины. - Вадим, я больше не могу отпрашиваться. Не в этот раз. - Света, не ставь меня перед выбором… - Перед выбором?! – вспыхнула я. – Каким выбором?! Сын или работа? Или, может, семья и работа? Хватит каждый раз прикрываться ей! Вспомни, наконец, что у тебя есть сын и жена! В трубке раздались короткие гудки. Я бросила телефон на стол и закрыла лицо руками. Слёзы готовы были выплеснуться наружу, превратив меня в сгусток слякоти. - Все мужики сволочи и козлы, – подлила масло в огонь Ольга, звонко захлопнув зеркальце. – Им лишь бы дома не сидеть. Работа, друзья, выпивка и всё. Ах, да, ещё девки на стороне… - Ольга! – оборвала её Марина Олеговна и строго посмотрела на самую младшую сотрудницу отдела. – Много ты понимаешь в мужчинах! Сколько тебе? Двадцать? - Через неделю двадцать один, – с вызовом ответила девушка. - И, что, много, что ли? – И уже посмотрев на меня, спросила: – Сына забрать некому? Я убрала руки с лица и кивнула. - Некому. У Вадима наклюнулся новый договор. - Вот, вот. Договор у него! Ага, щас!.. Устал он от дома и всех ваших бытовух. Парень свободы хочет. К тому же, он у тебя – вон какой красавчик… - Ольга замолчи! – строго сказала Марина Олеговна. – Ты же ещё ничего не понимаешь в жизни! - Да, ладно, вам, Марина Олеговна, – с грустью произнесла я. - Оля права – им плевать на семью и детей. Они выполнили «долг перед страной» и теперь хотят свободы. Ему всё равно, что я и где я. Марина Олеговна сняла очки и, сжав их в руке, задумалась, склонив голову. В кабинете воцарилась тишина. Я бессмысленно двигала бумаги по столу, пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. - Раньше я думала, как и вы, – тихо произнесла Марина Олеговна. – Думала, что мужчины слеплены из другого теста. А потом вдруг поняла, что, если они в чём-то и виноваты, так это в том, что с детства были послушными мальчиками. Ведь, если подумать, это мы, женщины, делаем их равнодушными, холодными и чёрствыми. Я и Оля уставились в спокойно-задумчивое лицо Марина Олеговны. А она, словно не замечая гробовой тишины кабинета, продолжала: – Мы с детства мальчиков воспитываем, как мужчин. Постоянное: не плачь, не обижай, не жалуйся… Оно медленно, но верно ведёт их к холодности и отчуждению от нас – женщин. Мы отучаем их от проявления чувств, запрещая бурно проявлять эмоции. А они с болью и покорностью отступают, принимая за правду навязанные им стереотипы. Добрый и мягкий мальчик не выживет – выживет циничный и бездушный. Вот вывод их детства. И что мы имеем потом? Семьи, где мужья думают о завтрашнем дне, забывая о том, что рядом с ними есть кто-то, кто требует не только денег, но и проявления любви... Марина Олеговна замолчала, одела очки, и, тяжело вздохнув, вновь уткнулась в экран. Мы с Олей переглянулись и тоже занялись бумажками. Цифры сливались в непонятные иероглифы, а мысли вновь и вновь возвращались к словам старшей подруги. «А ведь она права, - подумала я. - Тёмке три года, а он уже знает, что с папой нужно здороваться за руку, в драке надо бить в нос, и бить так, чтобы пошла кровь. Упал, больно? Не плачь - ты же будущий мужчина - защитник женщин…» Сотовый телефон вновь «заорал», подпрыгивая под бумагами. Незнакомый голос, заикаясь, пробормотал: - Светлана Сергеевна? Добрый день, это вас из детского сада беспокоят. Моё сердце получило сильнейший удар и сжалось. – Алло, Светлана Сергеевна, вы слушаете? - Да, да, я слушаю. Что-то с Тёмой? - Светлана Сергеевна, не могли бы вы срочно приехать… - голос а трубке сорвался на всхлип. Я вскочила, опрокинув стул. Девочки испуганно вскинули головы. Марина Олеговна побледнела. Оля застыла, вытаращив глаза. - Что с Тёмкой?! – не своим голосом воскликнула я. - Светлана Сергеевна, в группу Артёма ворвался мужчина, и… В общем, садик захвачен… В глазах потемнело, голос в трубке что-то продолжал говорить… Но я уже ничего не слышала. Марина Олеговна подбежала и, выхватив трубку у меня из рук, говорила с кем-то. Реальность перестала для меня существовать: «Маленький Тёма в беде?! Как средь бела дня в центре города можно захватить садик?! Нет! Абсурд!!! Это просто кто-то зло пошутил… Вадим! Срочно надо звонить Вадиму! Я схватила городской телефон и стала с силой вдавить кнопки. Он ответил сразу после первого гудка. - Света, я всё знаю, я еду!.. - Вадим!.. – в ужасе крикнула я. – Это правда?! - Правда… – голос мужа сорвался. – Света, солнышко, всё будет хорошо. Ты слышишь меня? С Тёмой всё будет хорошо! Я уже еду. Гудки… Сердце било уже где-то в пересохшем горле, не давая дышать. Слёзы катились по щекам, срываясь на проклятые отчёты. - Собирайся! – скомандовала Марина Олеговна. – Быстро! Я вызываю такси! Я сорвалась с места и схватила дублёнку. «Чёрт, сапоги!» - сознание и душа были уже где-то не здесь. Схватив сумку, я рванула к двери, но врезалась в грудь Игоря Вячеславовича. Дёрнув меня за плечи, он нудно завопил: - Что-о-о?! Я не понял!.. Что происходит?! Куда это мы собрались?! - Игорь Вячеславович, позвонили из садика… - выпалила Ольга из-за моей спины. - И что?! Да мне плевать на все ваши садики! Мне нужны отчёты! И кто будет вести приём?! И тут меня вдруг взорвало: - Слушай, ты!.. Я пять лет пашу на тебя, как проклятая! Я подделываю отчёты и сводки, чтобы никто из компаньонов не заметил, как ты крутишь их деньги. И вместо благодарности… ты, урод, вытираешь об меня ноги. Пошёл на…! С меня хватит! Я увольняюсь! И учти, молчать я больше не буду!!! И вырвавшись от него, я выбежала в коридор. За моей спиной осталась лишь гробовая тишина… На месте я была через пятнадцать минут. Бросив таксисту деньги, я рванула вперёд!.. Туда, где за плотным оцеплением машин с мигалками был садик, а в нём сын. Я летела тараном, не разбирая дороги. Мелькали лица знакомых родителей, где-то выла женщина, охали прохожие, орали менты в рациях. А я летела вперёд… Большие и сильные руки схватили меня сзади, а я всё продолжала куда-то рваться… Развернули. - Света, стой! Света! - муж с силой встряхнул меня, заставляя опомниться. Сквозь пелену из слёз я с трудом различила его лицо. Его холодные руки обхватили мои пылающие щёки. - Света! Солнышко! Стой! Туда нельзя! Сейчас начнут штурм! - Нет! Вадим! Какой штурм?! Там Артём – наш мальчик! Они же убьют его!!! Муж схватил меня и прижал к груди. Я зарыдала в голос. Стон сорвался на вопль. Тёплая грудь мужа приняла на себя мою боль и слёзы. Бессильная злоба и страх сломили меня, я обвисла на его руках. Он дышал тяжело и хрипло. Его сердце колотило в груди и оглушало меня ничуть не меньше моего собственного. Сильные руки сжимали моё тело, ища поддержку и во мне. Я подняла голову и посмотрела в глаза мужа. Я плакала, щёки горели огнём. Но… «Кто сказал, что мужчины не плачут?! Ложь! Ещё одна ложь, навязанная нам кем-то!» Он как мог, держался, чтобы удержать от безумия МЕНЯ!.. Он был сильным ради меня!.. Так мы простояли полчаса. Два - как одно!.. Два - ради целого!.. Слов не было – были глаза – этого было достаточно!.. Ночной город переместился к садику – весь! Полиция, телевидение, сочувствующие и родители детей – всё смешалось. Через час ужас закончился. Я не видела, как начался штурм, Вадим продолжал сжимать меня в руках. Увидела, как только вывели какого-то мужчину, заломив ему руки за спину. Судорожно всматриваясь в лицо незнакомца и вырываясь из рук мужа, чтобы разорвать гниду на части, я вдруг замерла. Террористом оказался отец Павлика – одногруппника Артёма. - Вадим, это же Коля – папа Павлика Макарова… Муж ничего не сказал – лишь нервно вздохнул. Историю родителей Павлика знал каждый взрослый их группы – развод – одно страшное слово. Оля Макарова, мама Павлика, манипулировала сыном, как единственно возможным оружием против пьющего Николая. Бывший военный, он никак не мог оправиться после возвращения «оттуда». Коля любил сына больше жизни, но остановиться уже не мог. Оля плакала, умоляла, угрожала – не помогало. Тогда в ход пошёл запрещённый приём – Павлик. Оля запретила мужу видеться с сыном, и подала документы на развод. И вот итог… Я влетела в группу и нашла сына мирно играющим в машинки с тем самым Павликом, отца которого только что увезли. - Мама! – Тёма вскочил на ноги и повис на моей шее. – Мама, у нас был папа Павлика, – взахлёб затараторил сын. Я посмотрела туда, где стоял чуть в стороне муж. Его глаза предательски блестели от слёз. «Но мужчины не плачут. Мужчины – это опора девочек!» Он шагнул к сыну и чуть слышно спросил: - Как дела, Тёма? Сын тут же оттолкнулся от меня и совсем по-взрослому протянул отцу руку, здороваясь. Вадим дрогнул. Присев на корточки, он прижал сына к груди и крепко обнял. Очередная слеза сорвалась с ресницы. Я опустила глаза. - Всё хорошо, папа. У меня всё хорошо. А дядя Коля ушёл. Отстранившись от отца, он сжал его лицо ладошками и, улыбнувшись, произнёс: - Ведь вы с мамой всегда будете вместе?.. И со мной!.. Правда? Мы с Вадимом застыли… Всего три года!.. Но он всё понял, и во всём разобрался. - Всегда, Тёма! Мы всегда будем вместе! – сказал Вадим. - И с тобой... Я клянусь! Мужчины не плачут! Мужчины держат слово! А я продолжаю любить их!.. Таких, какими их создали мы – женщины!.. Автор: Элл Тисс. Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Причина напиться у Бори была. Да и делал он это не часто – второй раз после смерти жены. Первый раз – после похорон. Его Лида умерла при родах. Вернее, после них. Санитарка, получившая шоколадку, застучала стоптанными тапками по лестнице, а вскоре вернулась. – Девочка у тебя, папаша. Большая – три восемьсот. – Девочка? – Борис почему-то расплыться в улыбке. Вроде сына хотел. Все мужики же сыновей хотят. А тут – расплылся, – А Лида как? Когда приехать-то? Санитарка почему-то рассердилась, развела руками: – Вот уж чего не знаю, того не знаю. Тазом плод шел. Говорят, кровотечение пока. Завтра приезжай уж. И Боря совсем и не принял во внимание это кровотечение. Решил, что так и должно быть у всех рожениц. Не сильно-то мужики понимают в родах. Приехал уж к вечеру дня следующего, после работы. Шёл вдоль ограды под сухими уже акациями с коричневыми витыми стручками, под мокрыми рябинами с красными гроздьями, под тополями с горьким запахом осени. Шел и смотрел на окна, улыбался. Может Лида уж встала, уж видит, что идёт он? Сумка была не тяжёлой. Мужики подсказали, что взять. Там свежая булка, варёные яйца, пару яблок и виноград. Тогда кормящих не сильно ограничивали. Он долго торчал в коридоре, ничего ему не поясняли, а он прятал черные от станка руки токаря в карманы. Наконец, к нему вышла врач. – Мы сделали все возможное. Но кровотечение сильное было. Такое бывает – осложнение после родов. Соболезную... Борис слушал, не понимая – о чем она? Бледный, как полотно он осел на кушетку. Ему дали стакан воды, какие-то капли. Он послушно все выпил, а потом поднял глаза. – Она что, умерла? – Да, ваша жена умерла. Примите наши соболезнования. Он кивнул. Теперь понял. Как-то неловко стало, что собралось вокруг него столько народу. Он встал, направился к двери. – Поеду... Вон передайте ей,– кивнул на сумку,– Ой! – взял сумку опять, – Я поеду... – Постойте. Девочку мы подержим подольше, не волнуйтесь. А тело жены будет в морге. Когда вы приедете? – Девочку? А да... , – он как-то мысленно ещё не отделил жену от ребенка, привез же сюда одного человека, – А она что, живая? – Живая, живая. И здоровенькая. С девочкой нормально все. Только...только... В общем, занимайтесь пока похоронами, а девочка побудет у нас. – Похоронами? – он совсем потерялся от всего этого, – Ах да. Хорошо. А чего надо-то? Осознание случившегося навалилось уже дома. Боль пронзительно налетала, колола сердце, грызла голову. Потом затаивалась, набирала новый виток сил, и налетала опять. Лида...Лидушка... Его Лида... Не хотела душа принимать. Не уберег... Не уберег... Борис родился и жил в деревне Бараново. Работал в совхозе, долго не женился – не складывалось. А потом умерла мать, остался он в доме с семьёй сестры. Вообще неуютно стало. Сестра всегда была резка, с сумеречным взглядом, вечно усталая от семейных хлопот и хозяйства. И как только позвали в Заречное на завод – Борис уехал. Там, на заводе, и встретил он Лиду. Молодая, скромная, приветливая. Выросла она в детдоме, но здесь, в городе, жила у нее бабка. К ней и приехала Лида после детдома и училища. В дом к бабке пришел жить и Борис. Старуха была ворчлива, замучена жизнью, когда-то спивающейся дочерью и ее собутыльниками. Бориса встретила плохо. Дом их, скорее флигель – пристройка к ещё одному хозяйскому дому, совсем обветшал. Две маленькие комнаты, кухня без окон, в которой стояла ещё и старая, оттертая Лидой, но давно порыжевшая ванна, да небольшая веранда. Самое главное – дом был болен, заражен каким-то кошмарно прожорливым грибком или жучком. Жучок этот ел полы, нижнюю часть стен. Стулья и столы в комнате проваливались ножками в пол. Сколько не топи – в доме было холодно. Борис перестилал пол, боролся, как мог с этим существом, но оно все равно возобновляло свою разрушительную силу. Находился этот дом в старом районе города возле рынка, но в тихом тупиковом проулке, куда заворачивали лишь местные жильцы, да порой алкашня с рынка – недалеко была пивная. Может поэтому и спилась когда-то мать Лиды? Может поэтому и не могла с детства Лида переносить даже запах спиртного? Борис, как встретил Лиду, старался и не выпивать больше. Знал – и расплакаться может. Старуха, бабка Лиды, смирилась с зятем, потому что увидела – работящий. В доме начались перемены, ожила такая несчастная, брошенная всеми когда-то внучка. А уж в конце Борис носил высохшую сорокакилограммовую старуху в ванну на руках. Пролежала бабка полгода, а потом тихо померла. И вот теперь заводской токарь Борис Захаров остался в этом доме один. Вернее, вскоре должен был забрать сюда грудного ребенка – дочку. Ей шел уж второй месяц, но больше в роддоме держать ее не могли. Он ездил в деревню, просил сестру о помощи, но та отказалась. Понять можно – только на работу вышла, на свои законные сто рублей, с тремя пацанами полегче стало, и тут – он. А Борис, хоть деньгами помогать и собирался, но сто рублей и для него было много. Но он обещал присылать сто – все равно не взялась. Лида когда-то только с ним и ожила. Оказалось, что не такая уж она и стеснительная, не такая зажатая. Она долго не рассказывала ему о себе, о детдоме, и лишь года через два раскрылась. – Меня избили на третий же день в детдоме, Борь. – Мальчишки? – Не-ет. Воспитатель. Я боевая такая пришла, веселая, баловаться начала. Она таскала за волосы. Так вот за волосы и притащила в кладовку, заперла – учила быть тихой. – Лида, Господи! Неуж там так с детьми? – Да. Не со всеми. Некоторые уж приходят тихими, а остальных такими делают. С тех пор я боялась ее, вела себя, как мышка. Ненавижу детдом. Никогда мои дети не окажутся там! Никогда! А Зинаида сестра настаивала – отдай в детдом, там уход получше твоего будет. А подрастет, может и заберёшь... А он вспоминал рассказ Лиды. Нет уж... Пусть лучше с ним девчонка растет. Борису дали отпуск в самом начале года. За месяц нужно было решить – что же делать с девочкой. Пожилая медсестра смотрела на него и жалостливо и сердито. – Куда руки-то тянешь? Черные ведь... Это тебе не болванка, чай – ребенок! – Да не грязь это. Не отмывается... Токарь я. – Пока не отмоешь, не дам дитя. Поди вон... мыло. Мыло не помогало, она принесла ему какой-то медицинский раствор, чернота запузырилась, и правда, руки стали чище. – Разве пеленки это? Думал ли чего брал! ... Пеленать-то умеешь? ... А купать как знаешь? ... С детской кухней договорился? Ох...горе, горе... , – причитала она, заворачивая ему девочку, объясняя по ходу основные азы кормления и купания, – Ищи бабенку, или бабку какую. Ведь не справишься сам-то. Как назовешь-то? – Уж назвал. Свидетельство дали. Жена хотела мальчика – Сашу. Вот Александрой и записал. Александрой Борисовной. – Шурочка, значит. Ну, – медсестра подняла запеленанный кулёк, – Сейчас бумаги вынесут, молочка, да и ступай. Чуть что – зови врача. В авоське болталась бутылка холодного молока. Борис вышел на морозную улицу. Девочка сморщила личико, сжала глазки от яркого света зимней улицы, кругленький рот ее открылся, она чуток покряхтела. Он почувствовал под руками ее живое тельце, и только сейчас вдруг испугался. Она же живая! Не кукла... Борис прикрыл девочке лицо и направился на автобусную остановку. Под ногами скрипел снежок. Девочка уснула. А Борис ехал в каком-то оцепенении. А что там будет дома? Что делать дальше? Растить, кормить, пеленать и думать, как жить ... Пока ещё особой любовью к этому "червячку" Борис не проникся, хоть и была она, вроде, хорошенькая. Теперь личико ее не было таким красным, как тогда, когда показывали ему ее месяц назад, чуток налились щёчки. Он называл ее мысленно – девочка. Не дочка, не Александра, не Шура, а именно – девочка. Как чужую. Он вез домой нечто шевелящееся, канительное, создающее множество проблем. Он так задумался в автобусе, что расслабил и отпустил руки. – Мужчина, Вы ребенка уроните! – услышал женский голос. Борис спохватился, прижал девочку к груди, взглянул на нее – губки ее подергивались, девочка улыбалась во сне. Он прижал ее к себе покрепче. А дома долго боялся распеленать, пугался ее крика. Выкормил все молоко, какое дали в роддоме, а позже с кричащей, плохо завернутой, побежал с ней на детскую кухню. Благо была она недалеко. Детская кухня оказалась уже закрыта, но оставшаяся там работница сжалилась над ним, дала пару бутылочек молока, и велела приходить до одиннадцати каждый день. Несколько дней Борис никак не мог втянуться в процесс. Девочка без конца плакала, он тряс ее, измерял температуру, то пеленал, то разворачивал. Она сучила ножками и ручками, вся напряжённая, красная от слез. А Борис думал, что наверное, в детдоме б ей было лучше. Таких малышей уж там точно не бьют. Пустая стояла ее кроватка – девочка спала с ним. – Чего ж она орет всё у Вас? – спрашивала соседка по дому, с которой ещё из-за несносной Лидиной бабки были они в ссоре. – Я и сам не знаю... Как будто я специально! – вспылил он. Соседка пришла, надавала советов, но эти советы выручили лишь чуток. Он вымотался, не спал ночами. Один раз съездил с девочкой в поликлинику, там выписали какие-то капли от газов, велели класть на животик, но и это не помогло. Неужто так и будет? – и ни сна, ни продыху... Однажды днём ввалились ребята с работы. Шумные, веселые, дышащие свежестью. С ними Катерина – табельщица из их цеха. – Пришли папашку навестить! Они ввалились в тесный флигель. – Эээ, зарос ты брат! Плохо нам без тебя. Возвращайся... Дочка проснулась от шума, заплакала. Он схватил ее на руки. Но вскоре забрала ее Катерина, засюсюкала. – Ничего себе! Берегись, папашка! Красоту вырастишь, проходу от женихов не будет. – Лови..., – в дверь через головы вплыла красная высокая современная коляска, – Это тебе от коллектива. Начальство тоже подключилось. – И это. От внучки младшей, – протянул узел Василий Петрович. Они принесли с собой выпить и закусить. Чуток задержавшись, все прибрала Катерина. Куль "это от внучки" Василия Петровича, их слесаря, было просто волшебным. Когда все ушли, Борис развязал узел, а там... ватное одеяло, пеленки, застиранные и совсем новые, пинетки вязаные, шапочки, ползунки, одежка и даже платьица... Борис и не знал, что на малышей есть столько одежды. Следующим утром Борис проснулся неожиданно выспавшимся и настроенным оптимистично. Ушла тоска и хандра. Мирно спала где-то у него под мышкой дочка. Он долго смотрел на нее. Она опять улыбалась во сне – вот-вот проснется. Борис начал понимать свою ошибку. Он делал все спонтанно: кормил, когда заплачет, укладывал спать ее практически постоянно, потому что хотел покоя, раздражался от ее хныканья, за пелёнками тоже следил абы как. Мыл – по необходимости. Как там в деле токарном? Все по этапам: закрепление – точение – работа с резцами и ... контроль. Так и тут надо действовать – утомить, опорожнить, накормить, уложить... Борис был токарем четвертого разряда. Иногда ему начальство доверяло самое сложные индивидуальные заказы. Неужто тут не справится? И когда девочка проснулась, заиграла ножками, он не стал совать ей бутылку сразу, как делал это раньше. Он развернул ее, натянул пинетки, и начал играть. Она весело ловила его палец, вытягивая рот трубочкой, тянула в рот. Борис первый раз с похорон жены громко смеялся. – Ох, Шурка! Ох, хитрющая... , – он первый раз назвал дочку по имени. А она подтянула ножки и наложила ему кучку на пеленку. – Ну, спасибо тебе, дорогая. Предупредить не могла? Я б газетку подложил. И тут Шурочка радостно вскрикнула, упёрлась ножками в пинетках, приподняла спинку и размазала вокруг себя то, что размазывать было нежелательно. – Эх ты! Кулемина... Специально, да? Только в новое одел! Жди теперь, сейчас купаться будем, – говорил он с дочкой впервые. Он не давал ей спать до похода в магазин. В магазине его пускали без очереди, потому что пару раз Шурочка устроила там ор. Уже знали – один мужик девчонку рОстит, жена померла. Жалели... А Борис вдруг понял, что дочка его любит, что с ней можно общаться. Она радостно встречает, узнает, успокаивается, когда напевает он песенки. Странно все это было – такая маленькая, а ты смотри... Он первый раз с начала отпуска взглянул на себя в зеркало – почесал щетину. За что его любить-то такого? Он взял бритву и побрился. А ведь она вырастет – отчего-то удивился он сам своей мысли. Вырастет, и будет у него взрослая дочь... Только сейчас он до глубины осознал, что это его ребенок, и только его. И будет дочка рядом во всей его предстоящей жизни. И казалось ему, что все у нее сбудется, осуществится. Он как будто понял теперь две великие тайны земли – явление смерти и явление новой жизни. И теперь все, исключительно все было и будет в его жизни посвящено этой цели – вырастить дочь. Борис влез в драку с пьяницами, зачастившими к ним в проулок. Они тащили сюда от мусора пивнушки какие-то коробки, доски, устраивали себе посиделки, орали песни, ругались матом... А Боря вдруг подумал, что его дочка тут будет ходить в школу. Он выгнал их с рукоприкладством, вынес все натасканное и решил, что будет впредь за этим следить. Но рыночные пьянчуги менялись, и этот угол он теперь разгонял регулярно. Выходил развешивать белье во двор, шел к забору, выглядывал. И если видел очередные посиделки, шел ругаться. Он втягивался в такую жизнь... Вот только, что делать в конце отпуска? Чрез пару недель пошел он в ближайшие ясли. Впереди гордо катил коляску с дочкой, подтаяло, санки были лишними. Оказалось, детей туда берут с трёх месяцев. А ещё он узнал, что есть там пятидневка – в понедельник отдать, а в пятницу забрать дитя можно. Все бы хорошо, да только мест в яслях нет, а очередь через горисполком. – Чего ж вы раньше-то не пришли? Льготник ведь, раз один воспитываете. Идите в горисполком. Требуйте. В горисполком он сходил. Заставили его в коридоре написать заявление, и на этом – всё. Сколько ждать, никто ему не объяснил. Идти в отпуск по уходу? Но деньги катастрофически заканчивались, скоро жить будет не на что. Катерина? Ведь не зря она приезжала с мужиками. Не зря вздыхала, деловито убирала со стола, наводила после всех тут порядок. Разведена, одна растит двоих детей. – Хозяйка тебе нужна, – озиралась вокруг, – Да и сам ты мужик справный. Возле тебя ведь можно ещё и угреться, – она смеялась, а Борис опускал глаза. Потом Катерина ещё прибегала, принесла ему оплату индивидуального заказа – мастер попросил. Опять посидела, поохала на горькую жизнь "без мужика", пожалилась. Она широкая в бёдрах и неразмерно узкая в талии, с приподнятыми плечами и резкими чертами лица обладала какой-то неженственной силой. Борис и трёх секунд не выдерживал ее взгляда, смущался темных полукружий у век и какого-то лихорадочного огня в глазах. Несмелым Борис был с бабами. Да и Лида была совсем другая. Понял он – Катерина не против будет с ним сойтись. Но не хотелось. А какой у него выход? Оставалась неделя до конца отпуска. Он уж обдумывал, как доехать до завода, да поговорить с Катериной. Как в омут... Неужто с ней жить придется? Знать, судьба у него такая. А Катерина, хоть и хабалистая, но детей любит. Приболела Шура, затемпературила. В этот день с утра он вызвал врача. Врач пришла ближе к обеду, выписала лекарства. Нужно было пойти в аптеку. Борис выскочил развесить белье, пока дочка уснула, привычно выглянул на угол проулка. Там опять валялись картонные коробки, стоял притащенный кем-то ящик. И вдруг он увидел, что за ящиком кто-то есть. Пьянь? Борис занёс в дом таз, прислушался – спит ли дочка, накинул старую фуфайку и пошел на угол – разгонять этих пьяниц. Но за ящиками на корточках сидел парнишка лет пяти, а то и меньше, что-то нехотя жевал. – Эй, пацан! Ты чего тут? Мальчик вздрогнул, хотел улизнуть, но Борис схватил его за шиворот. – Стой! Да не бойся ты! Куда? – он взял мальчика за руку. Ручонка грязная, красная и очень холодная. Мальчик смотрел на него испуганно. – Откуда ты? – От мамы. – А мама где? – Там, – мальчик неопределенно махнул рукой в сторону рынка. – Ты уж не потерялся ли? Знаешь, где мать-то? – Знаю, – он посмотрел на раскинувшиеся ряды рынка, – Там, наверное. Или там. – Ага, не знаешь, значит, – Борис догадался. – Знаю, – твердил мальчишка. – Ну, раз знаешь, покажешь. Борис решил, что все равно нужно ему собирать Шуру и идти в аптеку. Заодно и мальчонку проводит, проверит, не заблудился ли. – Ко мне пошли, погреешься и отведу тебя к матери. Мальчик не спорил, мирно пошел с Борисом, шмыгнул у него прямо одетый на диван и притих. Когда собрал Борис Шуру, обнаружил мальчонку спящим. Пришлось будить. – Эй, проснись. Мамка, поди, с ума сходит. Пошли, покажешь, где потерялся. Звать-то тебя как? – Сашка, – тихо откликнулся мальчик, с трудом разлепив глаза. – А фамилия как? – Емельянов Александр Юрьевич... – Ого. Молодец, все знаешь, – Борис знал, что на рынке есть радиорубка. Если мальчик мать не найдет, надо будет идти туда. Александру Юрьевичу дали чаю, натянули большие рукавицы, и он с удовольствием помогал катить старые плетеные санки с Шурочкой. Как и ожидал Борис, мать они не нашли. Площадь рынка здесь была немаленькая, да и близлежащие улицы пестрели лотками, киосками, кусками клеёнки с приложенными сверху камнями и разложенным товаром. Сначала мальчик шел уверенно, а потом засуетился. – Стой! Хватит метаться. Вспомни, что вы покупали? Может мясо или овощи? Может одежду? – Мы ничего не покупали. – Хорошо. Может смотрели что? Разглядывали... – Нет, ничего не смотрели. Вот те на! Как с ним быть! – Так чего ж вы тут делали?! – уже в сердцах прикрикнул Борис, он переживал за нездоровую Шурочку. – Мы? Я ходил просто, а тетя мне пирожок дала, а мама ругается, – захныкал малыш... , – А я хотел пирожок. – Так а мама что делала, когда тебе тетя пирожок дала? Что покупала? –Ничего. У нас денег мало. – Зачем вы тогда на рынок пришли? – Борис терял терпение, смотрел уж, как ближе пройти в радиорубку. – Мы не пришли. Мы на автобусе приехали. Мама тут творог продает и сметану. – Оооо! Они направились в молочные ряды. Молоко в стеклянных банках, сметана в эмалированных бидончиках и вёдрах, творог, брынза, сливочное масло ... эти ряды были нескончаемыми. И вдруг: – Санька! Санька! А мать с ума сходит! А он вота! Побежала уж в милицию ведь она, – полная продавщица в молочных лотках закричала в голос. За матерью побежал какой-то подросток. Борис ждал, держал дочку на руках, ему задавали вопросы и уже приносили и ставили в санки баночки с молоком, сметаной, кулёк творога. Чувствуется, за Саньку переживали тут все. Вскоре меж рядов показалась молодая светловолосая девушка в белом халате поверх толстого пальто. Глаза ее были заплаканы, но все равно была она очень миловидна. Из-под черной шапки – длинная толстая коса. Она прихрамывала. – Мама! Мам, я больше не буду прятаться, – рванул к ней Санька. Она обняла его, потом потрясла за плечи, что-то говорила, ругала. – Нин, вон этот мужчина с дитем его привел. Мы уж его отблагодарили. – Спасибо Вам! – она подошла к Борису, глаза глубокие, как озера,– Я ... я уж не знала, что и думать. И по радио звали, и... к цыганам сбегла. Ох, думала – цыгане украли. А он..., – она с укоризной глянула на понурого сына. Оказалось, Нина подрабатывает на рынке продавцом. Ездит сюда вместе с Санькой на электричке из деревни, потому что зимой в колхозе работы нет, соответственно и денег. По выходным возит сына с собой, потому что оставить не с кем – детсад не работает. А Санька ... А он вдруг понял, что если просто ходить по рядам и смотреть на вкусности, их иногда дают без денег. Мать об этом узнала, отругала, ну и начал Санька прятаться, чтоб съесть добытое... И на этот раз просто заблудился. – А вашу девоньку как звать? – погладила она одеяло Шурочки. – Да также – Санька. – Ох ты! Надо ж! Я вам топлёного молочка сейчас дам, – она быстро пошла за свой лоток и достала литровую банку молока. – Да я уж затарился, подруги ваши... – А вы ещё приходьте, жену присылайте. Я подешевше отдам. Со среды до воскресенья я тута. – Приде-ом, – с каким-то мягким удовольствием потянул Борис, уж больно нравился ему мягкий говорок женщины, – Нет у нас мамки. Одни мы с Шурой. – Одни? Это как? А как же вы? – глаза распахнулись. – Да вот так и живём. Померла жена. – От-те, батюшки! – она схватилась за грудь. А потом покопалась в коробке, – Вот ещё маслица возьмите. – Нет, нет, – уже смеялся Борис, – Мы лучше завтра придем. Борис думал о Нине весь вечер. Понравилась, чего уж там. Хоть разглядеть ее в теплых рыночных одеждах и валенках хорошо и не смог. И вроде не замужем. Но чем больше думал, тем больше расстраивался. Нет, не пара он ей – мужик с ребенком, старше ее – видно же. Да и что он может предложить – старый флигель? А сейчас у него и денег совсем мало... Поиздержался... Он ждал следующего утра. Ждал... Но ночью случилось то, что испугало сильно – Шура горела. Борис утром опять вызвал врача, но так и не дождался, помчался в больницу сам. – Чего вы паникуете, папаша? – успокаивала его детская медсестра, – Болеют дети, а как Вы думали? А он, действительно, паниковал. Вернулись домой они уж к обеду. Неумело Борис принялся за процедуры, никак не мог приноровиться. Шурочка капризничала, ничего не ела, кашляла. Он носил ее по комнатам, приговаривал, заворачивал в теплые одеяла. Вокруг валялись детские грязные пеленки, стояли лекарства, постель он утром так и не собрал. Не до порядка... И в этот момент в дверь лихо застучали. – Кто? – Это мы с мамой! Борис выглянул в окно – по двору быстро,чуток прихрамывая, шла Нина. Он положил Шуру, откинул дверной крючок. – Нина? – он был очень удивлен. – Уж простите, – она краснела, – Это Санька вот – "пошли, пошли, покажу, где живёт"." Мы ждали-ждали, уж уезжать, а вас нету. Мы просто молока привезли козьего. Для девочки Вашей специально. Вот, свежее, – она вынула из сумки банку, протянула ему, – Санька, а ну пошли! – прикрикнула на сына, и зашагала со двора. – Спасибо, а я... А у меня Шура заболела сильно. Мы в больницу ездили. – Заболела? – Нина остановилась, – А чего с ней? – Температура, кашляет и капризы... В общем, простуда... – Это плохо. Маленькая ведь, – Нина сделала шаг назад, – Чем лечите? – Так чем... Врачи вот капли прописали. Нина с Санькой вернулись в дом. Уже во всю плакала Шура. Борис ушел в комнату, подхватил дочь. Застыдился своего беспорядка. – Вы уж простите, у нас тут... Она отмахнулась. – Дайте-ка, – протянула руки. Борис отдал ей Шуру. – Так а зачем ее кутать-то? Ей же жарко... Температура ведь. – Так ведь простуда, прогреть надо. – Не сейчас. Только температуру нагоните. Нут-ка..., – она положила Шуру, развернула, велела дать сухую рубашечку и пеленку, дала ей простой водички. И Шура вдруг успокоилась и даже начала гулить. – Ох, чудо просто какое-то! Я уж часа два бегаю. Она не ест ничего. – Так ведь когда болеешь и не до еды. Пить давайте поболе. Чаек вон. – Разве можно ей чай? – Слабенькой, конечно, можно... Травок бы. Так ведь только в среду тут буду, – она размышляла,– А ведь в аптеке есть ромашка-то... ,– хватилась, – Мы сбегаем. – Да Вы весь день на ногах, оставайтесь. Побудьте с Шурой. А я сам. Нина написала ещё какие-то лекарства, велела купить. А Борис вдруг увидел, что Нина необычайно стройна. – Я в медицинском не доучилась. Саньку вон родила, да и бросила со второго курса. Не удивляйтеся – я и в деревне у нас всех лечу. Как ждал он среды! Как ждал! Соседка выручила – осталась с Шурой, а он помчался на рынок один. Нина смотрела озабоченно, спрашивала о здоровье Шуры, а он благодарил. Шурочка поправлялась очень быстро. Правда, от прогулок он воздержался. Да ещё и больничный оформил. Теперь отпуск его продлевался. Теперь они виделись каждый день. А в субботу он забрал Саньку с утра домой, чтоб не болтался по холодному рынку. Но Сане сидеть в доме надоело быстро, попросился погулять во двор. Нина отторговала и пошла за сыном. Хороша она была собой. Коса приметная. А на углу – а на углу опять пьянь. – Ты смотри какая краса. Заходи к нам на огонек, милая! Борис ждал Нину. Он сливал кастрюлю со сварившейся картошкой, когда в дом вбежал запыхавшийся Санька. – Дядь Борь, там маму бьют! – Будь тут. Борис рванул раздетый, в тапках. – Ээй! А ну..., – ещё издали кричал он и бежал со всех ног! Нина вырывалась, а ее упорно лапали и тянули в угол трое здоровых пьяных мужиков. Один пошел грудью на Бориса. Борис со всего лету саданул ногой его в грудь. Мужик попятился, повернулся и, как-то по-крабьи, боком, отбежал в сторону. Другой размахнулся и кулаком ударил Бориса в плечо. Боль пронзила, но Борис сейчас зубами б загрыз любого, так был зол. Он пошел на мужика, схватил за полы куртки, толкнул в бок и тот завалился – они были пьяны. Третий ретировался. – Ты чего, мужик? Мы ж так... шутканули просто... Если б знали, что жена твоя... Борис погнал их с проулка. Вернулся обратно к Нине, держась за руку. – Борис! Тебе надо в больницу! – Да нет. Пройдет! Но Нина настояла, можно сказать – вытолкала из дома в больницу. – Ты вот видишь, хромаю я. Протянули с лечением в детстве, кость неправильно срослась. Ступай... Перелома не оказалось – ушиб. Но вернулся он не скоро, наложили ему шину. А дома ждала его Нина. На диване Санька играл с Шурочкой, она нараспев гулила. И Борис вдруг подумал, что Лиде бы Нина понравилась. – Нин, – был он сильно возбуждён этой дракой, решил не тянуть резину, – Нина, а у тебя есть кто-нибудь? – Ага. Санька..., – улыбалась Нина. – И у меня – Санька. И больше никого. – Намекаешь, чтоб было у нас двое Санек? – она прятала смешливые глаза, разливала чай. – Намекаю. Я хороший токарь, Нин. Зарабатываю... Дом этот плохой, ну так построить новый можно. Тут знаешь, такой жучок живёт неистребимый. Все ломать надо. А я... Я с ребенком вот, один. И вообще, старше тебя ... Незавидный жених, в общем ... Борис совсем не умел делать предложение. – Так ведь и я – хромая одиночка. – Нин, я не от безысходности, нет. Ты только не думай так. Не хочешь – не соглашайся. Ты мне просто очень сильно понравилась. Очень... Только... Какой уж жених из меня? – Незавидный? Вона какой завидный. Так за меня сегодня дрался! За меня ведь никто никогда не дрался, – Нина опустила глаза, покраснела. А потом подняла их, а они – бездонные, – Разе не догадался? Разе просто так я тогда сама к тебе пришла? Странные вы – мужчины. Из комнаты вышел озадаченный Санька. – Ма-ам! Там Шурочка во-от такую кучу навалила... Она что, в туалет прямо на кровати ходит? Девчонки – они такие странные... Нина с Борисом переглянулись и громко рассмеялись. Саньки их будут расти вместе. Это уж точно... (Автор Рассеянный хореограф) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Ожидание прервал телефонный звонок. Звонил сын. - Батя, – голос звучал виновато. – Тут такое дело – не получается тебя забрать – мест в машинах не хватает. Понимаешь, забили багажники, салоны, сами еле разместились. Тебя посадить некуда. Сергей Егорович молчал, чувствуя, как меркнет радость и ее место занимает горькое разочарование. Но, совладав с собой, ответил: - Ничего, сынок, езжайте без меня, – и освобождая сына от чувства вины, добавил: – я и сам думал отказаться - чувствую себя как-то не очень... - Вот и ладненько! – обрадовался сын, не поинтересовавшись у отца причиной недомогания. – Тогда мы поехали... Так и не переодевшись, Сергей Егорович сидел в кресле, тупо вперив взгляд в пустоту. Бродили в голове невеселые мысли: - Вот так. Был когда-то нужен, было время ни дня без меня прожить не могли. Теперь – не до меня им. На что им старый отец? Старики, они никому не нужны... Одно хорошо – сын и дочь не забывают друг друга. Объяснил им в детстве, что брат и сестра – самые родные на свете люди. Родней – не бывает. Даже муж с женой – по сути абсолютно чужие друг другу люди, а остальная родня – та еще дальше. А брат и сестра – от одного отца и матери – одна кровь, общие предки. Хорошо они это усвоили. И в детстве друг друга в обиду не давали, и сейчас не забывают. - Ну и ладно, – вздохнул Сергей Егорович. – Чего уж обижаться? Может и впрямь места не было? Не детей-же высаживать. – Он гнал от себя мысль, что мог бы сын сделать еще один рейс – до места отдыха час езды. Но мысль возвращалась, поднимая со дна души осевшую муть обиды. - Есть же прицеп у сына, перегрузи на него вещи из салона, - не пришлось бы тесниться. Глядишь и мне место нашлось бы. Так это ж лишние проблемы – прицеп цеплять, грузить в него вещи. Не стоит, видно, отец этих забот... Солнце за окном припекало. Сергей Егорович закрыл балконную дверь, задернул плотную штору, спасаясь от дневного зноя. - Когда ж жара спадет? Хоть бы дождик прошел, все легче станет. А на берегу моря сейчас хорошо – прохлада от воды и ветерок свежий... Пойти, что ль на лавочку, пока там тенек. Подышать свежим воздухом. Он тяжело поднялся, размял затекшие ноги и двинулся к выходу. На скамеечке уже сидела Петровна – соседка с первого этажа, подружка покойной супруги Сергея Егоровича. - Здравствуй, Петровна, – поздоровался он. – Сидячая прогулка? - Привет, Егорыч, – улыбнулась соседка. – Ты сегодня, будто на пляж собрался, шляпы соломенной только не хватает. – Она, сдерживая смех, читала надпись на новой футболке. – Ты знаешь, что тут написано? - Да откуда? – махнул рукой тот. – Удобная, легкая – и ладно! - Ай вонт ту мейк лав, – прочитала она. – Я хочу заниматься любовью! - Кто? – удивился Сергей Егорович. - Ты! – засмеялась Петровна. – На футболке у тебя так написано! - Тьфу ты! – возмутился Егорович. – Хорошо хоть дети не увидели! Спрячу ее куда подальше. Посмеялись. Настроение старика несколько поднялось. - Давно сидишь? – поинтересовался он. Не то, что ему это надо было знать. Так – завязать разговор. - Вышла Бродягу с котятами покормить, – кивнула она головой в сторону куста сирени. Под кустом, в тенечке, дремал старый кот. Жильцы подъезда уважали кота, когда-то домашнего, но причудами судьбы ставшего бездомным. Был он ненавязчив, аккуратен и по-доброму относился к своим собратьям, живущим в квартирах. Нарекли его Бродягой, подкармливали. Зиму он проводил в подвале, благо зимы здесь теплые. Месяц назад появились у него воспитанники – два котенка, неизвестно откуда взявшиеся – может сам нашел сироток, а может кто из жителей ему подкинул. Бродяга взял над ними опеку и нес свои обязанности, на удивленье, ответственно. Защищал от бродячих псов, водил на прогулки, учил премудростям бродячей жизни. За еду принимался, когда котята отходили от мисок, насытившись. - Бродяга здесь, а где котята? - Забрали сегодня, – вздохнула Петровна. – Хорошие люди, из соседнего дома. - А его, значит, оставили? - Да кому он нужен, старый? Я его думала к себе взять, чтоб пожил как человек. Так моя Матильда мне такой скандал устроила! Всю жизнь со мной прожила, любимой и единственной кошкой! Разве она кого-то чужого в доме потерпит? Неделю потом еще на меня обижалась. - Да. – Опустил голову Сергей Егорович. - Старики никому не нужны. – И вновь его окатила волна обиды. Хотя – чего обижаться? Кому-то и хуже приходится. Вот – старый кот, который никому в жизни злого не сделал. Был добрым домашним котом, детей, наверное, любил, хозяев веселил. А теперь с завистью смотрит на домашних собратьев, вспоминает свою прошлую, счастливую жизнь. Понимает, что никому он не нужен. Был нужен котятам – и тех унесли. - Бродяга, – позвал он. – Пойдем ко мне. Хоть и остался нашей жизни лишь хвостик, но все-же лучше ее дожить, зная, что о тебе есть кому заботиться. Кот, словно не доверяя ему, взглянул печальными глазами и отвернулся. Сергей Егорович осторожно взял его на руки, прижал к себе и что-то зашептал на ухо. Тело кота расслабилось, он прижался головой к старику, закрыл глаза и замурчал, словно котенок. - Вот и хорошо, Бродяга, – шептал Сергей Егорович, поглаживая кота, – хотя, какой ты Бродяга? Ты теперь настоящий домашний кот. Пойдем домой. Соскучился по дому? - Футболку испачкаешь, Егорыч! – покачала головой Петровна. - Да ну ее, футболку эту... В квартире надрываясь названивал телефон. Не отпуская кота с рук, он нажал кнопку ответа. - Папка! Папка, что случилось?! – рыдая кричала в трубку дочь. – Я звоню, звоню, а ты не отвечаешь! Я уж подумала... - Нормально все, дочка, – успокоил ее Сергей Егорович. – Выходил на лавочку, телефон дома оставил. - Мы тут чуть с ума не сошли! Я мужа за тобой послала, – все еще всхлипывая рассказывала дочь. - Скоро должен подъехать. Мы тут тебя ждем, собирайся. - Хорошо, только футболку переодену. Со мной еще кот будет. Мой, домашний! – недавней обиды на детей будто и не было! - Да хоть все коты города! – уже смеялась дочь. – Только приезжай, папка! - Вот так, Бродяга! – Сергей Егорович отключил телефон. – Нужны мы еще кой-кому! Бродяга согласно подмигнул и... улыбнулся! Автор: Тагир Нурмухаметов Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

- Сама позвоню. - Звони! Я тоже подъеду. Ника набрала другой номер: - Бабушка, меня выписывают. Вы подъедете? Где-то через час. - Подъедем, подъедем! Заплакал ребёнок. - Сейчас, Тимоха, накормлю тебя, - посмотрела на малютку и невольно улыбнулась. Стала кормить своего сыночка. Продолжая разговаривать с ним: - Как мы с тобой жить будем? Папка твой только через полгода вернётся. Если только вернётся. Велел тебя родить и беречь. Отослала ему твою фотографии, что-то не отвечает. А где жить будем? Бабушке твоей ты, похоже, не нужен. Ей всего, как она говорит, тридцать пять, сама ещё не пожила. Да и квартира у неё однокомнатная, - ребёнок наелся и заснул. – Ладно, начну собираться. Собрала свои вещи. Попыталась завернут малютку в одеялко, привезённое бабушкой, но что-то не получалось красиво. Зашла медсестра: - Давай помогу. Там за тобой уже приехали. *** Вышли на порог больницы. Погода мрачная, капает нудный осенний дождь. Подбежал дедушка, взял из рук медсестры сверток с ребёнком: - Как там мой правнук, Тимоха? Подошла бабушка и прабабушка. Тут из двери вышла другая мамаша с ребенком, далеко не молодая, и Ника увидела, что её мама, ставшая бабушкой, выглядит гораздо моложе этой мамаши. - Побежали в машину! – скомандовал дедушка и бросился к своей старой «Ниве». - Куда мы едем? – спросила Ника. - К бабушке, - стала объяснять её мать. – Не к нам же в однокомнатную. Ох, и наделала ты дел. - Карина, ты как будто лучше была, - не выдержала бабушка. - Я, по крайней мере, родила в восемнадцать, а не в шестнадцать. - Только в этом и разница, а ума у тебя не больше, чем у Ники было. Да и сейчас не прибавилось. - Хватит ругаться! – прикрикнул на них дед. *** Приехали в посёлок недалеко от города. Он был вторым домом Ники. Все каникулы проводила здесь. Да и после школы часто приезжала сюда. Здесь всегда было что поесть, и комната у неё здесь своя была, не то что в их однокомнатной городской квартире. Ребёнка искупали накормили. Помылась после больницы и Ника, и сели за обед, а на деле, за обсуждение дальнейшей жизни. - Ника, рассказывай! – потребовал дед. - О чем? – внучка сделала вид, что не понял. - О том, от кого родила? Где он? А то вы с матерью, как партизаны, до последнего молчали. - Папа, ну что ты… - Помолчи, Карина! - Ну, он…, - начала, заикаясь, Ника. – Его сейчас нет. Он уехал деньги зарабатывать. - Лет-то ему сколько? – задала наводящий вопрос бабушка. - Восемнадцать, скоро девятнадцать будет. - Да-а, всё как у твоей матери. Тот тоже деньги уехал зарабатывать, так ни его, ни денег и не видели. - Как отчество хоть у правнука? – поинтересовался дед. - Викторович. Я и в свидетельстве о рождении записала. - Карина и как вы теперь собираетесь с Никой жить? – обратился дед к дочери. - Папа, мама, пусть они у вас немного поживут. Я устрою свою жизнь и потом… - Аня, - перебил её отец, обращаясь к жене. – Придётся нам с тобой и правнука воспитывать. Не смогли по нормальному дочь и внучку воспитать, будем на правнуке свои ошибки исправлять. - Юра, когда твой правнук вырастит, мне восемьдесят будет, а тебе восемьдесят три. - Деда, баба, вот Витя вернётся…, - начала внучка. Но плач ребенка прервал её оправдания, и она вместе с прабабушкой бросилась в детскую. *** Через четверть часа бабушка вернулась одна: - Оба уснули. - Я тогда пойду, - встала из-за стола Карина. - Иди! – махнула рукой Анна Васильевна. Когда дочь ушла Юрий Сергеевич спросил: - Ну, что Аня, делать будем. - Надо кроватку купить…, нет, сначала коляску. Гулять-то с ребёнком надо, пока ещё зима не наступила. - Завтра суббота, давай поедем, - согласился дед. - Денег у нас лишних нет. - Ты Карине всё время деньги давала, больше не будешь. - А думаешь, на этих, - она кивнула головой в сторону комнаты внучки, - меньше уходить будет? - Больше. Всё равно, коляска нужна. Возьми с похоронных. - А если с кем-нибудь из нас что случится, кто поможет? На Карину надежды мало. - Ладно тебе. Рано ещё умирать. *** Весь вечер Ника с бабушкой возились с ребёнком. Бабушка всё охала: - Ведь совсем недавно ты такой же была, а вот уже и сама мамаша, - но не выдержала и рассмеялась – Какая из тебя мамаша? Ника сфотографировала сына и отослала фотографию: - Кому это ты шлёшь? – тут же спросила бабушка. - Вите. - И что говорит твой Витя про рождения сына? - Ничего, - опустила голову. – И даже не звонит. - Ох, горе ты моё горе! – Анна Васильевна обняла внучку. - Баба, он хороший. Просто ему нельзя звонить. Он заработает денег и обязательно вернётся. - Вернётся… вернётся. Иди памперс ребёнку меняй! *** Легла Ника спать вместе со своим маленьким сыном. Пока была в больнице, она привыкла с ним спасать. У бабушки кровать была и пошире и помягче, но что-то не спалось: «Теперь этот маленький человечек будет рядом пока ему восемнадцать не исполнится. А мне тогда сколько будет? Тридцать пять? Я буду пожилая, как мама. Мама у меня красивая и не такая уж и старая, на неё мужики заглядываются. Она ведь со мной так же мучилась, как я сейчас с Тимохой. Вернулся бы Витя, как хорошо было бы. Полгода его уже нет. Ведь строго наказывал, чтобы я родила сына и отчество ребёнку его дала. Он сам детдомовский и не хочет, чтобы сын без отца жил. Ему, как детдомовскому, обещали квартиру однокомнатную дать. Он всегда считал себя взрослым, а меня ребёнком, хоть и старше меня всего на два года. Обещал, как увидит фотографию сына деньги станет высылать. Не высылает. Я ему уже много фотографий выслала, а он даже не отвечает». *** Утром за завтраком дедушка объявил: - Сегодня едем за коляской. С Тимохой надо гулять. Ника, сразу предупреждаю, дорогую покупать не будем. С получки надо ещё кроватку купить. Будем экономно жить. От твоей мамы денег не дождёшься. - Да, Ника, ты учиться собираешься? – вмешалась в разговор бабушка. - Смотрю девять классов окончила, кое-как и успокоилась. Дед один нас всех не прокормит, и до пенсии ему всего три года осталось. Как ты ребёнка растить собираешься? - Витя, вернётся… - Всё хватит о своём Вите. Собирайтесь с дедом в город за коляской. Долго там не ходите! Чтобы, часа через полтора-два дома были. Перед уходом Тимку покорми. *** Она кормила ребёнка, когда раздался писк на её телефоне. Попыталась дотянуться, не удалось. Минут через пять на её телефоне заиграла мелодия. Ребёнок уже был накормлен, и она бросилась к телефону: - Витя!!! – невольно вскрикнула и провела пальцем к зелёному кружку. - Здравствуй, Ника! – раздался его радостный голос - Мы только сейчас вернулись, а у меня сын родился. Последние фотографии… это вы где? - У бабушки с дедушкой. Мы здесь пока жить будем. Витя, ты, главное, возвращайся быстрее. - Терпи, Ника! Ещё полгода. - Как долго. - Я тебе там денег выслал, на твою карточку, - по-взрослому, с нотками гордости в голосе, произнёс Виктор. – Питайтесь хорошо! Купи сыну кроватку и коляску. На зиму себе тёплую одежду купи. Дедушке с бабушкой помогай! Ты уже взрослая. Деньги буду каждый месяц высылать. - Витя, я тебя так сильно люблю! - Я тебя тоже сильно люблю, Ника! Ладно, нам нельзя подолгу разговаривать. - Витя… - Всё, не плачь! Разговор оборвался. Она взяла сыночка на руки: - Папка твой звонил. Через полгода вернётся, вместе жить будем. - Ника, собирайся! – раздался строгий голос бабушки. - Сейчас. Положила ребёнка обратно на кровать и стала, счастливая, кружится по комнате. Вспомнила про наказы своего любимого, схватила телефон. - А-а-а! - невольно вырвался крик, на карточку было переведено сто тысяч рублей. - Что случилось? – в комнату забежали бабушка с дедушкой. - Витя звонил и деньги прислал. Вот смотрите! – указала на дисплей телефона. – Сто тысяч. - Да ты что?! – удивлённо воскликнула бабушка. – Где это он у тебя по стольку зарабатывает? - На войне. - Ника, зачем он туда пошёл? - Он детдомовский, у него родителей нет. Ему должны квартиру дать, - стала радостно рассказывать внучка. - Он денег заработает, и мы будем втроём жить. - Храни его, господь! – только и смогла произнести бабушка. *** Прошло полгода. Черёмуха оделась в белый наряд, словно объявив всему миру, что наступает лето. Ника варила обед, а бабушка играла с маленьким Тимофеем. Он уже не маленький, сам сидит, игрушки перебирает и даже ползать пытается. Раздалась мелодия на телефон Анны Васильевны. - Твоя бабушка, - улыбнулась та, обращаясь к правнуку. – Вспомнила о нас. - Мама, как вы там? – спросила чересчур счастливым голосом. - Нормально. Карина, ты что такая радостная? - Я замуж выхожу. - Надолго? – в голосе матери звучала ирония. - Мама, навсегда. Он обычный человек, работает на станке. Такой добрый и хороший. - Ой, Карина, хоть бы у тебя всё хорошо было. Тебе ведь уже тридцать шесть. Как его зовут? - Иван. - Хорошее имя. Ты хоть приведи его. Познакомимся. - Мы завтра придём. Завтра воскресенье. Анны Васильевны выключила телефон. - Баб, кто звонил? – в комнату зашла Ника. - Мама, твоя. Замуж она выходит. - Рада за неё. - Дай, бог, чтобы счастье своё нашла! – мечтательно произнесла бабушка. - Я борщ сварила. Вкусный! - Зови деда! Обедать будем. *** Юрий Сергеевич ремонтировал ворота. К лету он всегда старался что-нибудь обновить. Возле него остановилось такси из него вышел совсем молодой парень, в пятнистой форме, рассчитался с таксистом. Подошёл: - Здравствуйте! Ника здесь живёт? - Витя!!! – раздался пронзительный голос внучки. Она тут же оказалась в его объятиях. Долго стояли обнявшись, не обращая на него внимания. Наконец, внучка пришла в себя: - Дедушка, это мой Витя! Не успели мужчины пожать друг другу руки, Ника скороговоркой произнесла: - Дедушка, идём обедать, - схватила любимого за руку. *** Парень зашёл в комнату и увидел маленького ребёнка, сидевшего на кровати и внимательно смотревшего на него: - Сынок? – неуверенно произнёс Виктор. Маленький Тимофей уже научился различать родственников. Это дядя был не знаком, но рядом стояла мама и улыбалась, и малыш протянул руки. Молодой отец взял его на руки, глядя с восхищением, и прошептал: - Сыночек! Почти двадцать лет прожил Виктор на белом свете и всегда мечтал, что наступит время, когда у него появятся родственники, и вот на его руках сидит маленький человечек и трогает руками нос и губы, а рядом стоит девчонка, которая через месяц обязательно станет его женой. - Юра, - прошептала Анна Васильевна мужу. – Карина только что звонила. Сказала, что замуж выходит. - Похоже, скоро две свадьбы будет. - Лишь бы они счастливы были! (Автор Рассказы Стрельца ) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

А ошеломленная происходящим женщина осталась сидеть за неубранным после ужина столом: перед этим Сева плотно поел… Да, поел! Хотя другой бы в подобной ситуации предпочел обойтись без еды: есть пищу, приготовленную женщиной, которую ты собираешься бросить, не всем придется по вкусу. Другой, но не Сева: почему он, собственно, должен себя ущемлять? Тем более, что сегодня были ленивые голубцы, а он их очень любил. И пока еще муж, наевшийся вкусных голубчиков, как он их называл, ушел в новую жизнь навстречу своему счастью. Одним махом перечеркнув пять лет совместной жизни и предав их любовь. Это было омерзительно и подло. И, видимо, продолжалось очень давно: не за неделю же он влюбился – хотя, влюбиться-то за семь дней можно! Вон, Боженька мир создал за этот же срок. Но, чтобы «заделать» ребенка и подождать до теста на беременность, необходимо определенное время. Значит, ее Всеволод жил все это время на два дома и постоянно ей врал! Причем, мастерски! Вот Штирлиц! И, заметьте, никаких обличающих его доказательств неверности и улик: ни тебе волос на одежде, ни запаха духов и следов губной помады! И – всегда возвращение с работы вовремя! Да, и никаких звонков с молчанием в трубку! И когда успел? Все это произошло накануне Нового года: да, сделал любимый муж подарочек, ничего не скажешь! Теперь весь год не задастся: ведь как его встретишь, так и проведешь. А встречать теперь придется вместе с родителями: компания – так себе. Но проводы старого года прошли удивительно хорошо и спокойно. Даже четырехлетний Вовка не капризничал, хотя время было уже позднее. А потом неожиданно, ближе к двенадцати, позвонила общая подруга и предложила развеяться: все уже, оказывается, были в курсе, что ее бросил Севка… «Не иначе, все они были в курсе и относительно его двойной жизни», - грустно подумала Ритка, но решила принять это «непристойное предложение»: баня, вод..ка, гармонь и лосось – так озвучила программу вечера Ленка. И оставив сына на бабушку с дедушкой – конечно, езжай, доченька! – вызвала такси: чего торчать в Новогоднюю ночь с родителями… Компания подобралась разношерстная: две семейные, недавно образовавшиеся пары, и четверо одиночек – два незнакомых мужчины и они с хозяйкой дома Ленкой, лучшей подругой. Один их незнакомцев понравился Рите сразу: он, кстати, начал за ней ухаживать – их места оказались рядом. И, по лицу Ленки, Рита поняла, что та промахнулась с выбором места: ей тоже, видимо, приглянулся тот же самый кавалер. Егор – так звали нового знакомого – оказался веселым и приятным собеседником, сразу давшим понять, что он до вторника совершенно свободен, как в любимом мультике. Точнее, даже до среды: он тоже недавно развелся и пока жил один. «Вот она – судьба-то!» – подумала Рита. «Спасибо, Боженька: прости, что не верила!» И у них завязался оживленный разговор. Они даже выпили на брудершафт. Все это время присутствующие с интересом за ними наблюдали, а Ленка поедала ее глазами. А потом Егор неожиданно предложил попариться в бане. Причем, обращаясь исключительно к Рите. А почему бы и нет? Ведь обещали! - Так я купальник не взяла! – простодушно объяснила девушка, которую немного развезло после «шампусика». - Но что-то у Вас внизу надето? - Да, белье! – застеснялась Ритка. - Ну и хватит: зачем нам купальник? Тут девушка заметила, что все уже смотрели на них во все глаза. Но это ее не остановило, а наоборот, как-то подогрело, что ли. И сподвигло к новым действиям. Которые скромная Рита совершенно от себя не ожидала: она неожиданно согласилась пойти попариться! Остальные, поняв, что они там будут лишними, переглянулись и благоразумно отказались. А Ленка закусила губу… - Спасибо за понимание, друзья! – произнес Егор сакраментальную и известную всем фразу и, взяв понравившуюся ему девушку и прошептав три слова, как в песне, увел не в сторонку, а прямиком в баню… Но до самой бани дело не дошло: им было так хорошо, что, собственно, про мытье и парилку никто уже не вспоминал. Спасибо, что баню догадались протопить… Они вернулись в дом, когда уже рассвело и все еще спали. Но у Ритки с ее спутником, несмотря на бессонную ночь – да, а что? – сна не было ни в одном глазу! И они, отыскав свободную комнату, опять пошли повторить. Все стали выползать ближе к обеду: Ритке даже удалось немного подремать. По взглядам, которыми обменивались присутствующие, глядя на счастливую девушку, сидящую в обнимку с Егором, Рите стало ясно, что ее осуждают. Даже при ничего не значащем разговоре она стала улавливать в интонации сквозящее скрытое презрение, что ли… Интересно, почему? Ведь никто же не осуждал Севку, поступившего, в высшей степени, аморально! А ее, брошенную мужем практически на произвол судьбы, осуждали: дескать, побежала по первому свисту. Как ... , да еще и в баню! А, может, это была чистой воды зависть, которую никто не отменял? Да, что такой классный мужик достался не им – красивым и умным подругам! А мужчины завидовали, что Егор отхватил такую классную девчонку! Ведь несмотря на роды, Ритка выглядела просто превосходно! И у нее было прекрасно все: и лицо, и одежда, и фигура, и собственная двушка… Рите стало неуютно, и они с Егором поехали домой: конечно же, он захотел продолжить их общение - они договорились встретиться завтра. А вечером позвонил муж: - Тебе не стыдно раз влек..аться с незнакомым мужиком в бане? - Почему это с незнакомым – мы познакомились! И почему я, свободная женщина, не могу проводить время так, как мне хочется? - Проводи, но не в бане же! Мы же пока еще не развелись! И ты меня компрометируешь и позоришь! - А ты сам-то не позорься! Какого рожна звонишь? Ты же, кажется, от меня ушел в другую семью? Вот и блюди свою новую пассию, а я сама решу, что мне делать! А теперь у нас – один-один! - Не сравнивай меня с собой – ты вела себя, как ...ха! – бесновался муж. – Через час знакомства поперлась заниматься знаю чем в бане! - А чем баня-то тебе не угодила? Можно подумать, что ты занимаешься чем-то другим? Да тем же самым - только на кровати, моралист фи..гов! - Никогда не думал, что придется жить с легко..доступ..ной женщиной! – не унимался Севка. - Вот видишь, теперь у тебя будет повод задуматься – уже хорошо! Можешь даже обсудить это со свое новой любовью – разрешаю! И Рита отключилась. Это было совершенно неожиданно: муж же ушел! Поэтому, какие могут быть с его стороны укоры и порицания? Но они были! И, оказывается, это был вовсе не конец. Потому что ей начали звонить. И даже те, которые не имели к этому никакого отношения! И звонить не затем, чтобы разделить ее радость, а чтобы укорить: - Как ты могла? - Но ты же смогла увести мужа из семьи и ничего! Небо не обрушилось, все живы-здоровы! И совесть тебя не мучает! А почему мне нельзя? – резонно ответила Рита очередной позвонившей «подруге». - Я так себя не вела! – произнесла та после небольшого молчания. - Правильно: ты себя вела гораздо хуже! Там же осталось двое мало.летних детей! - Но валиться в кровать... после часа знакомства – это чересчур! - Чересчур - это когда твой муж не платит детям от первого брака алименты, как у тебя! Короче, идите все в сад! Ну, и, конечно, позвонила Лена. Которая уже сто раз раскаялась, что пожалела эту ... , одинокую лучшую подругу, и пригласила на вечеринку: Егор-то до ее прихода смотрел только на нее, Ленку… - Ты, наверное, забыла, что с тобой произошло то же самое на корпоративе после пары часов! – ответила на укоры подруги Рита. - Сама же рассказывала! Значит, тебе это делать прилично, да еще с женатым мужиком, а мне со свободным – нет? И, в следующий раз, просто не взяла трубку, игнорируя многочисленные СМС от подруги. Которая внезапно лишилась такой интересной темы для сплетен… Несмотря на всеобщее осуждение, Рита чувствовала себя удивительно хорошо! И горечь от расставания с мужем улетучилась: ее место заняло другое – светлое и конструктивное чувство! Оказывается можно влюбиться за очень короткий промежуток времени! А еще недавно девушке не хотелось жить. Добра и зла не разделимы грани, - как писал ВильЯм наш Шекспир. Да, классика не ржавеет! Но подорванная репутация - всегда подорванное доверие. Хотя это больше работает в политике и дипломатии. Ну и черт с ними: будут меньше доверять! Так решила для себя Маргарита. И еще: так ли ей нужно хорошее отношение именно от этих людей? Которые с таким удовольствием и так легко стали ее судить, хотя у самых рыльце в пушку по самые ушки? Она – что, увела мужа из семьи, как некоторые? Нет! Оторвала его от мало.летних детей, как те же самые некоторые? Опять нет! И чем отличается занятие лю... в бане от занятия тем же самым на столе в кабинете босса? Да, об этом ей рассказала одна из тех самых «подруг», очень этим гордившаяся. Так почему бы не начать осуждение с себя, поглядев в зеркало? Да баня, по сравнению с тем, что вы наворотили, вообще мизер! И Маргарита не стала унижаться до оправданий: это не то, что вы подумали – я вам все сейчас объясню! А просто всех заблокировала: таких друзей – за нос и в музей! Ведь презрение – лучший способ мести. Интересно, а Егора они тоже охватили своим вниманием? - Тебе никто не звонил из наших? – спросила Рита, набрав номер своего любимого. - Ну как же, как же! Звонили наши добрые самаритяне-моралисты! Просто телефон оборвали! Сплошной абыр валг! Как же она его любила! - И что говорили? - А что ты от них ждешь? Решения теоремы Ферма? Вспомни, что говорила умная Элеонора Рузвельт: высшие умы обсуждают идеи, средние – события, а низшие – людей. Думаю, что ты не очень огорчишься тем, что наши друзья оказались именно этими низшими умами… - А говорили, что ты связался с па...шей женщиной и сам низко пал? - Да, пытались! – Егор не хотел передавать подробности неприятного разговора. – И что я теперь перешел в разряд нерукопожатных! Ты согласна продолжать общение с таким неприятным человеком или тебе нужен добропорядочный семьянин, как наши высокоморальные кавалеры и барышни? Конечно же, она была согласна! Ведь он предложил ей стать его королевой: королевой Марго… Нет, сначала-то он предложить стать ей Белоснежкой! Но она ответила, что гномов с таким размером ноги не бывает… И это сразу зацепило остроумного Егора: красивая женщина с хорошим чувством юмора сегодня дорогого стоит! Новая знакомая Рита оказалась именно такой… А он продолжил: - Так что не парься, любимая – их мнение ничего для нас не значит! «Для нас! Какое же счастье, что кто-то послал ей Егора!» - подумала после окончания разговора Ритка. И мысленно поблагодарила невидимого покровителя: - Спасибо тебе, кто бы то ни был - хоть ты на моей стороне! Да, надо жить и наслаждаться тем, что ты из себя представляешь. А не тем, кем хотят видеть тебя все остальные. Так что извините, что не соответствую ваши представлениям, но хочу сказать, что мне плевать. Да, плевать на вас с высокой стройки коммунизма! – так всегда говорила Риткина бабушка, захватившая счастливый период жизни в развитом социалистическом обществе. Так решила Рита и стала собираться на очередное свидание: ведь ее ждал Егор… (Автор: Ольга Ольгина) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

-А мальчик, Егорушка... -Егорка -то?А он енто...Погодь, а тебе зачем? Зинка говорила, быдто ты с полюбовником хорошо живёшь, променяла мол,мальчонку на штаны...Хотя она, тожеть, дай боже какая стерьвь была, меня всяко понужала, мол, пиисят лет живёшь Евдокия в городе, а всё по деревенски балакаешь... А сама-то? Ииии, белая кость можно подумать, куды тама... -Егор...где? Знаете?- тихо спросила Мария. -Отчего не знать? Знаю конешноть, учится он в училищи...А тебе для чего знать? Думашь простит тебя, беспутую? Хлопнула входная дверь в подъезде, раздались быстрые шаги по лестнице, Мария вжалась в стену. -А вот и Егорушка, - елейным голосом сказала соседка, -иди, гостью встречай, чаем с конхветками пой... Привет, баба Сань, какую гостью? -А вон, - соседка кивнула на испуганно вжавшуюся в стену Марию, - родня твоя, хи-хи... Мария во все глаза смотрела на красивого, высокого молодого человека, губы её беззвучно двигались, она хотела было что-то сказать, да не могла. -Проходи...те, - бросил Егор, открывая дверь ключом, он не произнёс ни слова, пропуская вперёд Марию и отсекая возможность любопытной соседке что-то увидеть или услышать. Мария шагнула в квартиру, много раз она представляла себе, как приедет, откроет решительно дверь и...и...и заберёт то, что ей принадлежит ей, а не этой страшной женщине. -Я...письмо...пришло, мне сказали. -Да, это я писал, раздевайся, просил найти тебя, мне через пару месяцев восемнадцать, опекун не потребуется, ты просто скажи им, что со мной будешь жить и всё, ты же не лишена родительских прав... Мария кивнула, она робко жалась у стены прихожей, не могла заставить себя шагнуть туда, где ничего не поменялось за столько лет. -Проходи, сейчас пообедаем, - буднично, будто расстались утром, говорит Егор, её сын. Мария проходит в комнату, всё как тогда, даже запах духов, въевшийся с годами в стены, в обивку мебели, в тяжёлые шторы... Егор не смотрит ей в глаза, да оно и понятно, ребёнок воспитан в ненависти к ней, к матери, Мария знает что виновата, не смогла биться, как львица за своё дитя, не смогла вырвать из лап паучихи... У Марии перед глазами встали воспоминания... -Мария, нам нужно поговорить, - в комнату к Марии, где она укачав маленького Егорушку, писала конспект, вошла величественная, а в глазах девчонки - сиротки, втройне величественная фигура свекрови. -Да...мама... Свекровь поморщилась, как ей не нравилось что эта...девка, называет её мамой. Мама она для своего сына, но никак не для этой. -Мария...ты же прекрасно понимаешь, что продолжаться долго это не может, ты обманом вошла в нашу семью, чуть не разрушила жизнь Геннадию, повесив своего ребёнка на моего сына. Гена не хочет с тобой жить и не будет, даю тебе время собраться и уехать. -Что? Как это... -А ты что думала? -Но... В тот раз Генадий смог отстоять свою семью, он вовремя вернулся, успел перехватить Марию с сыном во дворе. Он тогда осмелился перечить матери, ночь они переночевали у друзей, а утром сняли угол у полусумасшедшей старухи. Гена пошёл разгружать вагоны по вечерам, днём он учился, а Мария занималась с сыном и пыталась продолжать учиться. Свекровь пришла через полгода, она уговорила сына вернуться домой сказала что всё, осознала, увидела как Егорушка похож на отца, попросила извинения у Марии и...Мария поверила. Геннадий окончил учёбу, его по- распределению почему -то не оставили дома, а отправили далеко за пределы области, мать как ни старалась, ничего не смогла сделать. -Не плачь, ты с мамой же будешь, ни одна и Егорушка - уговаривал Геннадий жену, - маме обещали помочь, это не надолго. Мария вышла на работу, в библиотеку, она любила читать, зарплата была не большая, но им хватало. Свекровь молчала, стараясь не встречаться с Марией, единственное она очень полюбила внука. Однажды пришёл молодой человек в библиотеку, он искал одну редкую энциклопедию, Мария взялась ему помочь, нашли, молодой человек был очень благодарен, он попытался пригласить Марию в кафе, она отказалась. Михаил, так звали молодого человека, начал приходить в библиотеку, караулить Марию везде, объясняться ей в любви. Молодая женщина просила оставить её в покое, однажды он с силой прижал её к себе Мария еле вырвалась... Письма от Геннадия приходили раз в неделю, он восторженно рассказывал про свою жизнь...всё чаще промелькивали слова, что они с Танюшкой... Мария знала, что Танюшка, это дочь подруги её свекрови, что свекровь видела её своей снохой, матерью её внуков, но Гена влюбился в Марию и родился Егорка. Геннадий приезжал домой, но всё реже и реже, а однажды спросил что за парень около неё трётся. Мария честно рассказала про Михаила, которому помогла тогда в библиотеке, Геннадий странно посмотрел на неё и ничего не сказал. В тот раз свекровь так же величественно вошла в её комнату, Егорушка сидел на полу, рассматривая книжку, которую купила ему мама. - Геннадий полюбил другую, - без обиняков сказала свекровь, - точнее не так, он всегда любил её, просто не знал об этом, а тут влезла ты. Что же, хорошо что Егорушка наш, он очень похож на Гену и его отца, поэтому ребёнок останется с нами, а ты...уходи. -Что? Как это? -Что слышала, денег на первое время я тебе дам, ты напишешь отказ от ребёнка. -Нет! Нет! Вы что? Как вы такое можете говорить? -Послушай, девочка, я могу сделать так, что тебя через двадцать четыре часа не будет здесь... Мария ничего не понимала, она не знала как ей поступить, свекровь давила. Молодая женщина выпросилась остаться до утра, свекровь милостиво разрешила. -С работы сюда не возвращайся. -Я отведу Егорушку в садик, можно? Свекровь настолько была уверена в своём авторитете, что разрешила ей это сделать. Мария уволилась одним днём её трясло как в лихорадке, заведующая пошла навстречу женщине и дала ей немного из своих денег. Мария шла в детский сад с колотящимся сердцем. -Здравствуйте, Вера Ивановна, я за Егорушкой. -Здравствуйте, а что так рано? Мы только пообедали. -Муж приехал внезапно, будет только до вечера, - Мария сдерживала дрожь и нетерпение, ей казалось что все понимают, что она замыслила, - он там, - она для убедительности махнула вс торону двери. -Да, конечно, забирайте. -Мамочка, - заковылял малыш ей на встречу, Мария уткнулась в родное маленькое тельце и начала быстро собирать Егора. Она ехала на вокзал, постоянно оглядываясь, деньги были, но вот куда ехать? Кто её где ждёт? Встала в очередь на вокзале, держа на руках спящего Егорушку, поставила небольшой чемоданчик у ног и начала прислушиваться кто и куда берет билеты. Мелькнула безумная мысль поехать к матери, но тут же пропала, они были с Геной у спившейся родительницы, она даже не узнала Марию и долго вспоминала, от кого её родила, рядом валялся парень, мать сказала что брат, тоже пьяный... Поэтому эту мысль пришлось отмести. Ей понравилось одно название, вот туда и взяла билет, поезд отправлялся через два часа, целая вечность. Уже сидя в вагоне, посмотрела в окно, сердце оборвалось, по перрону шёл милицейский наряд и явно кого-то искал, отпрянула к стене, сердце готово было выскочить из горла, а не то что из груди. Но вот послышались крики, осторожно выглянула в окно вели какого-то паренька, тот огрызался и вырывался, от сердца Марии отлегло. Они приехали рано утром, прямо на вокзале Мария смогла снять комнату, у старушки, чистенькой и свеженькой. Это первый человек после Гены, который отнёсся к Марии хорошо. Бабушка Фрося помогала Марии во многом, сидела с Егорушкой, пока Мария искала работу, кормила их. Так прожили год, Мария работала на двух работах, городок был маленький и чистенький, Егорушка ходил в садик. Так было до тех пор, пока не приехал внук бабушки Фроси, Василий. Васе понравилась Мария, несмотря на наличие сына, он сделал ей предложение. Бабушка Фрося порывалась было что-то сказать Марии, но увидев её счастливые глаза, промолчала... Два года они жили хорошо, по соседству с бабушкой Фросей купили домик, Мария успокоилась, про Гену старалась не вспоминать, побоявшись чтобы её не подали в розыск, сама написала мужу письмо, сказала что у них всё хорошо с Егорушкой и она готова дать развод. Развели. Мария надеялась, чего там греха таить, надеялась что всё это недоразумение пройдёт, Гена приедет и заберёт их, но...Не случилось, поэтому она ответила Васе согласием. Жили с Васей не плохо, до тех пор пока...пока Вася не начал пить, оказалось кодированный был внук, вот о чём пыталась донести бабушка до Марии, да решила что, а вдруг? Может Вася опомнится? Когда Василий был пьян, он был неуправляем. Мария прятались с Егорушкой у бабушки Фроси, Вася трезвел, валялся в ногах, обещал что такого не повторится...И по новой. -Все так живут, уговаривала бабушка Марию, - терпи, милая, остепенится. И правда, когда Мария забеременела, счастью Василия не было предела, он брал под мышки Егорушку и высоко подкидывал, объясняя ему что он теперь будет старшим братом, сдувал пылинки с Марии, пока... Пока не случился праздник на работе. Домой Вася не помнит как пришёл и что было не помнит. Утром его разбудил милиционер, всё было переломано в доме, детская кроватка, приготовленная для ребёнка порублена топором, всё раскидано кругом кровь... Мария не должна была выжить...Как и ребёнок, ребёнок её и Василия, но мысли об Егорушке дали силы Марии жить... Васю посадили, бабушка Фрося умерла, Егорушку сначала в больнице держали, а потом за ним приехал Геннадий, Мария об этом потом узнала, когда выздоровела, встала на ноги. Начала спрашивать, где её сын. Врачи успокоили, сказали что он с отцом. Она стояла на пороге этой квартиры чёрная, поседевшая, худая словно тень... -Я за сыном. -Пошла вон, слышишь? Убирайся... Мария спала на лавочке, её гоняли дворники, милиция, но она упорно возвращалась к этому подъезду, пока однажды не потеряла сознание. Когда она опять вышла из больницы, то бесцельно шаталась по улицам, её приняли какие-то люди к себе, онанепомнит как выпила водки, первый стакан в жизни. Несколько лет Мария провела в беспамятсве, что это были за годы... Она приходила к подъезду и выла, стоя на коленях, прося об одном, увидеть сына... Постепенно Мария начала терять человеческий облик, её приютил какой-то мужчина, они вместе ходили по мусоркам, собирали медь и аллюминий. -Маша...Мария, - вдруг позвал кто-то, едва фокусируя взгляд, Мария узнала прежнюю начальницу из библиотеки, та предложила помощь, не удивляясь не оскорбляя, а просто предложила помощь, и Мария вдруг согласилась... Она выходила женщину, привела в божеский вид помогла устроиться в небольшом посёлочке библиотекарем, там Мария и живёт, одна, мечтая встретить сына... Вот, встретила. Они пьют чай, Мария тихонечко рассматривает своего мальчика, такого большого и такого маленького. -Отец умер, ты знаешь об этом? Мария кивнула, она бяллась гворить ей казалось что выйдет свекровь и накинется на неё, выгонит, не даст налюбоваться сыном. -Он пил, много, приходил и ругал бабушку, говорил, что она забрала у него смысл жизни, украла любовь, подсунула эту воблу, так он называл свою жену, она его выгнала потом, тёть Таня, он спился. Егор не смотрел на неё и никак не называл. -Ты сможешь пожить какое -то время здесь? Опять кивнула. -У меня отпуск. -А твой муж? Дети? Как они без тебя? -У меня нет никого, - помолчав добавила, - кроме тебя. Сын вздрогнул, посмотрел внимательно. -Ты...ты что разошлась? Пожала плечами. -Давно...когда...ты не помнишь наверное...когда тебя забрали... Егор помолчал, а потом глядя в окно блестящими глазами тихо сказал то, ради чего ей, Марии стоило жить. -Я помню...Я всё помню...Я видел как ты стояла на коленях и просила просто увидеть меня, а я...я прятался за углом дома и рыдал...Прости меня, мама... Пройдёт время, родные люди привыкнут что они есть друг у друга, простят и поговорят. Раны в душе затянутся, всё останется позади, кроме одного вопроса, а стоило ли оно того? Да только нет ответа на этот вопрос... Мария же знает одно, что ради этого стоило жить. (Автор Мавридика д.) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

С врачами она говорила по-другому – шепотком, подбирая жалостливые и ласковые слова, заискивала. Но как только они выходили из кабинета – ругала почём зря. – А коли девку родишь, выгонит чё ли? – Ох, и не говори. Обереги, Господь. Думаю и правда – выгонит. Он и вторую-то, когда принесла, так пил неделю беспробудно. Обвинял за девку, как будто я виновата. А уж теперь и не знаю.... – Да куда он денется, дочка ведь, – успокаивали бабёнки. – Да... Куда он без меня. Там ведь ещё двое. Разе справится...,– соглашалась та, – Но ведь... эх, парня мне надо родить обязательно. – А вы знали, что чтоб пятен этих пигментных не было, надо во время родов волосами лицо тереть? Женщины менялись, рожали, уходили в послеродовые палаты. Наступило время и у Катерины – крикливой ожидательницы сына.Она рожала плохо, ругала врачей, кричала и терла волосами лицо, вспоминая про пятна. – Чего ты в лицо-то дуешься? Сказала ж – третьи роды, а так и не научилась? Врач надавила ей на живот. Катерина почувствовала облегчение и сразу услышала тонкий писк. – Кто? Кто там? – Да погоди ты! Врач возилась, долго не отвечала. – Кто? Мальчик? – Де-евонька. – Как? Как девонька? Вы чего? Оооо, – завыла роженица. Но тут ей сказали, что еще не всё кончилось, второй ребенок идёт. С надеждой, что хоть вторым будет сын, роженица поднатужилась. – Девка! Ещё одна. – Чего-о! Нет... У меня ж дома две! Зачем? Оооо, – роженица выла, но уже не громко, а уж совсем жалостливо. – Ну, чего ты, чего. Дочки – это ж мамкино счастье. И разные они вон у тебя. Смотри-ка. Но роженица отвернулась. Глаза б не видели! Что мужу скажет? Отправил он ее за сыном, а она ему двух девок – на. Шел ей тридцать четвертый год, дома – пьющий муж, безденежье, и теперь – четверо девчонок. В послеродовой палате она лежала, отвернувшись к стене, и все поначалу думали, что случилась у роженицы беда. А когда санитарка принесла детей кормить, так не сразу и уговорила. Мать отпихивалась от нее локтем, никак не хотела встать. Но встала под уговоры санитарки, посмотрела на девочек. – Смотри-ка, первая вот махонькая. Всего два двести. А вторая, видать, все себе забрала – почти три кило. Это ж надо, двойня, а вот смотри какие разные. Катерина потянулась к маленькой. А на вторую покосилась. Зачем она? Вот хватило б и одной, первой. А если б ещё и мальчонка... Чай, эта большая всё у нее там внутри забирала, все соки мамкины. И сразу, почему-то, с первых минут знакомства, невзлюбила Катерина вторую – более светловолосую и крупную дочку. Будто она и виновата в том, что родился не сын, что первая – недокормыш, что терпеть ей теперь от мужа претензии и пьянство. Она накрывалась с головой одеялом и выла белугой на всю палату. Уж передали ей, что пьяный муж разнёс, от вести про рожденных девок, старый забор, что старшие ее дети – у тетки Любы, сестры давно умершей матери. Тетка Люба приехала к ней дня через три. Вкачалась в палату – грузная, берет набекрень, на плечах халат, тяжёлая сумка. – Здоровы будьте, бабоньки! – она обвела палату глазами, направилась к Катерине, устало приземлилась на кровать, – Ты подумай, дорогу занесло, думали и не будет уж автобуса. Хвать, приехал Витька. Ох, лихач, чуть не ... в дороге-то от страху. Вота, тут я тебе вареньица привезла, и курочку. За девчонок не переживай, у меня они – чистые, накормленные, в садик вожу. Уж готовлю только то, что они едят. Сама-то уж... – Лёшка как? – перебила Катерина. Тетка Люба махнула рукой. Было понятно – плохо. Пьет, не может остановиться. – Ты-то как сама? Оправляешься? – Заживает. Только реву всё, тёть Люб, – Катерина приложила руку к лицу и заплакала опять. – Ну, ну...Чего реветь-то! Бог детей даёт, разе не счастье? Она убрала привезенное, отодвинула ногой сумку, полюбовавшись новыми, привезенными дочерью сапогами, и шепнула Катерине, наклонившись. – Разговор есть, выйти-то сможешь? Катерина втянула носом, кивнула. Чего-то уж больно таинственно звала ее тетка в коридор. Они отошли к окну в торце к большой раскидистой пальме. – Кать, четверо-то детей тянуть тяжело. Согласна ли? – Да, говорю ж, реву... Тетка взяла ее за руку. – Вот-вот. А Светке моей пятый десяток пошел, говорят уж не будет детей. Отдай ей одну девчонку, а... Одну из двойни. Она и денег немного даст, и сапоги новые тебе привезет за так. – А как? – почти не задумываясь практически согласилась Катерина, шмыгнув носом, – Как отдать-то? – Она уладит. У нее подружка в районе в паспортном. Ох, и туда подарки, – вздохнула большой грудью тетка Люба, – Коли согласна ты... – Согласна. Тёть Люб, я ж сдохну с двумя-то. Сами знаете, нету у меня помощи, – жалостливо тянула Катерина. Вскоре к матери из райцентра приехала Светлана. Она совсем не походила на местных женщин: короткая стрижка, брючки, дублёнка, интересная лохматая шапка и большие очки. И поведением отличалась: о себе рассказывала мало, улыбалась и отмалчивалась. А ещё у Светланы как будто был животик, правда небольшой. Бабы решили – ждёт. Так уж давно пора. Работала Светлана в Кирове, в магазине промтоварном, владела дефицитными товарами, и здесь, на своей родине, чувствовала некое превосходство над бабенками, мечтающими отхватить в местном лабазе хоть что-нибудь стоящее. Приехала Светлана к Катерине в роддом. В палате заблагоухало духами, какой-то совсем нездешней свежестью. Все вопросы решили, Катерина расписалась, где надо. – А посмотреть-то девочек хочешь, чай? – интересовалась Катерина, когда Светлана намерилась уж уходить. – А я уже... Я как приехала, так к врачам сначала пошла. Мне показали их... – И пустили? – удивлялась Катерина, зная здешние строгости. – Ну, так... Я ж заранее договорилась. Все не так просто, Катенька. – И чего? Какую берешь? – Катерина была уверена, что Светлана возьмёт крупную. – Для документов это вообще не важно, но я возьму темненькую, которая поменьше. Кстати, в селе слух пустим, что померла одна твоя девочка. – Оой, – Катерина приложила ладонь к лицу, заплакала. – Вот только не начинай! Кать, ты ж согласилась. Я уже столько денег извела, и сил... Ты тут лежишь, прохлаждаешься, а я вся убегалась, чтоб дела эти решить. – Так ведь двойню делим, чего делаем-то! – подвывала потихоньку Катерина. – Не плачь. Я тебе там такие сапоги привезла, финские. Обалдеешь. И девочка расти будет со мной в достатке. У меня всё для нее будет. Уж поверь... И родня мы, похожесть их объяснимая. Да и разные они, вроде... – А денег-то дашь? Лешка-то ведь... – Дам, конечно. И тряпья передам. Буду своей покупать чего, так и твоей прихвачу. – А может покрупнее возьмёшь, Свет? Молока-то ведь нет у тебя, – хваталась за соломинку Катерина. – Нет. Муж у меня чернявый, да и я... А большая – светлая уж больно. Возьму маленькую. А молоко ... Я уж придумала – кормилицу найдем. И теперь Катерина, прикладывая первую маленькую дочку к груди, роняла слезу. А вторую ... хоть вообще не корми. Только эта вторая орала, хватала ртом сосок жадно, вытягивая из матери всё, что не смогла вытянуть первая. И было Катерине от этого ещё обидней. Домой она вернулась с одной дочкой. Долго не регистрировала. Узнала, что Светлана назвала дочь Елизаветой. И только уж потом поехала и записала дочку Александрой, потому как ждала пацана Сашку. Муж беспробудно пил ещё неделю. Благо, работы зимой в колхозе было мало. Хоть не уволили. Александра росла. Светлана не обманула – прислала с теткой Любой, которая ездила помогать дочери с ребенком, пеленки, распашонки и прочие разности. Да такие, каких тут у них не купишь, и о существовании которых Катерина, да и никто в селе, и не догадывался. – Ох, Катя, ты не представляешь. Там у девочки Светкиной и пеленальный стол отдельно, и качалочка...а коляска какая – сама катит. А Катерину резануло – "у девочки Светкиной", знает ведь, что ее это дочка. Но тетка Люба продолжала. – Ты вот пеленаешь Сашку, а нынче это не модно. Говорят, нельзя. Лизонька у нас уж в платьицах лежит. Лишь через три с лишним года увидела Катерина первый раз свою подросшую дочь. Светлана приехала к майским, когда все уж обзеленилось, обсохло. Сочная расцвеченная ромашками и голубым цикорием трава покрыла луга и склоны вокруг села. Была Света немного изменившаяся, озабоченная материнством и уже не такая "благоухающая". Все летали вокруг коляски Лизоньки, восхищались. А тетка Люба гордо выхаживала с внучкой. И восхищаться было чем. Круглолицая, белокожая, щекастая Лизонька восседала в крутой раздвижной коляске в лаковых детских ботиночках, беретике и голубом теплом платьице, с кружевом из-под подола. Она деловито расхаживала по местному лабазу с розовой сумочкой через плечо, показывая пальчиком бабушке то, чего хочет. – Ох, кукла! Прям, кукла! У нас таких нет. Не зря Светка твоя столько лет ждала. Родила такую прелесть, – охали бабёнки в магазине. В эти дни Катерину поедала черная тоска. Она старалась на людях свои эмоции не показывать, а они будоражили сердце. Ее Сашка, уже в мае загорелая и неугомонная, носилась со старшими по селу в драных шароварах и олимпийке. В олимпийке, которую когда-то старшей ее Иришке отдала соседка с выросшего сына. Была Александра светлая в рыжину, конопатая по весне, курносая и худая. Удивительно, но сейчас мелко рождённая Лиза была полнее своей сестры. Впрочем, чего удивляться. Особого ухода за Сашкой никогда и не было. Кормила ее Катерина грудью, пока кормилось, а потом начала давать то, что ели все – борщи да каши. А так как Алексей, по-прежнему, выпивал, борщи часто были без мяса, а каши без масла. Старшей дочке Иришке было шесть, когда родилась Саша, часть забот свалилось и на нее. А уж теперь, когда шел ей десятый, Сашка и вовсе стала ее заботой. Она таскала ее с собой повсюду, исключая школу. Но и перед школой она водила ее и Наташку в садик. Наташке сейчас было шесть. Денег Катерине не хватало, вся одежда передавалась у девчонок с одной на другую. Да и не была Катерина такой уж старательной матерью. В город за тряпками, как другие, не моталась, в очередях за дефицитом стоять не любила. Одевала девчонок в то, что есть. А что в те годы было в селе? И опробовал бы ей кто чего сказать! Катерина умела ответить, и с ней не связывались. К тому же видели – девчонки, хоть и не ухоженные, но неплохие. Приветливые, беззлобные, матери помогают, да и другим, случись, в помощи не откажут. Старшая с фермы несла молоко не только себе, но и старой соседке – бабке Зине. А Катерина теперь не могла налюбоваться на свою собственную отданную дочь, сердце грызла зависть и обида. Не ту отдала! Не ту! Конечно, по-родственному, пригласила ее тетка Люба в гости, накрыла стол. Надела Катерина на девчонок лучшее из того, что было. На Сашку натянули летнее платье Наташки, было оно великовато, длинно, но лучше других. Полненькая Лиза в коротких шортиках в оборках и худощавая Саша в длинном платье походили друг на друга разве что чертами лица. Обе слегка курносые, большеглазые с полным круглым ротиком. Тетка Люба не скрывая любовалась "своей". – Лизонька, дай куколку. Девочка поиграет и отдаст. Сашка улыбалась, открыто смотрела на одноутробную свою сестру и протягивала руку. Но Лиза пятилась, убегала к маме Свете, пряталась за ее подол. Светлана, прежде молчаливая, теперь болтала без умолку – хвалилась дочкой. Говорила, что Саша для ее возраста плохо говорит, и что надо ее обязательно показать логопеду. Вот они Лизоньку возили к специалисту несколько раз на другой край Кирова, потому что там – лучший специалист. Она вообще много чего говорила непонятного для Катерины, та делала вид, что слушает, кивала, но была какая-то растерянная, следила за детьми. И когда Саша взяла какую-то мелкую игрушку, Лиза вдруг увидела, пыталась ее выхватить, а Сашка спрятала игрушку за спину, Катерина мигом поднялась и засвистела Сашке по заднице. – Отдай! Не хватай чужое! Светлана схватилась за грудь, Лиза, получив игрушку, побежала к матери, а Сашка и ухом не повела – такие действия матери были привычными. Она потерла зад и направилась к Иришке, залезла на руки. Она всегда шла к сестре, когда доставалось от матери. – Можно мы погуляем? – спросила Ирина. Им разрешили, но заставили взять и Лизу. Детей было видно из окна, они играли. Но Светлане не сиделось, она все равно то и дело выбегала, запрещала Лизе бегать, переживала, что та упадет. А когда Сашка залезла на яблоню, махнула теперь уж двоюродной сестре, и Лиза, было, тоже подняла ногу, Светлана завела ее в дом. Лиза насупилась, и Светлана долго уговаривала ее, объяснялась с ребенком так, как будто была она взрослым человеком. Катерина слушала и думала о том, что она вот никогда не объяснялась так с глупыми детьми – хватало подзатыльника. Да и ничего б не случилось, если б дочка забралась на веточку. Подумаешь... У них в селе дети росли по-другому. Накормить – было задачей матери, старшие, чтоб по дому помогли. А где они носятся в пределах села и чем занимаются в другое время, и неважно. Они сами бегали на речку, лазали по деревьям и заборам, прыгали по лужам на размытой грязью дороге, устраивали шалаши, выясняли отношения. Взрослые не лезли. Разве что, если уж кто кого покалечит. А так ... – Пойдем мы, – резво собралась Катерина, – Мне ещё жрать варить. – Кать, я все платья Лизочкины оставлю, мама принесет. Твоя Саша помельче будет, а у нас этого добра... – Спасибо, может не надо, – почему-то было обидно за Лизу. Такие платья! Зачем отдавать? Лизоньке же так они идут. А на Сашку чего не одень – переваляет. Зачем ей такая красота? Лизонька – ее доченька ... Тоска Катерину грызла. Уж лучше б уезжала скорей Светлана! Светлана в село ездила не часто. Чаще к дочери ездила сама тетка Люба. Может боялись, что расскажет Катерина дочке чего, может просто предпочитали моря. Тетка Люба то и дело с гордостью рассказывала, что дочь с семейством на море в санатории, потому что врачи Лизоньке велели... Обнаружились у Лизы проблемы с горлом. И теперь при каждой встрече, Катерина интересовалась – как там здоровье Лизоньки. Сашка болела тоже, как и все дети. Один раз даже возили в область – обнаружили воспаление лёгких. Но Катерина как-то за нее была спокойна. Поправится, все дети болеют. Лишь бы Лизонька там не расхворалась у Светланы, такой ранимый ребенок. И казалось теперь Катерине, что была б Лиза здесь, так и она б стала другой, чем-то похожей на Светлану – спокойной, важной, знающей себе цену. Но у нее были совсем простые дети, и такой вот дочки, как Лизонька, у нее нет. Сама же и отдала. Ирина, старшая дочка, выскочила замуж рано. В пятнадцать лет закрутила с соседским пацаном, он старше ее на четыре года. Ира ждала его из армии, а он остался на контракт, приехал лишь отыграть свадьбу, да забрать невесту. Буквально через месяц после свадьбы дочери Катерина овдовела. Алексей по пьяни на второй свадебный день полез купаться, нахлебался воды в реке, а потом заболел. Долго лежал в больнице, мотал нервы Катерины, каялся и ... жалел, что не оставил сына. Вроде шел на поправку, но в один момент где-то опять раздобыл спиртного и перебрал с соседом по палате. Видимо лекарства с водкой были несовместимы. Его оперировали, но после операции он скончался. После восьмилетки и Наташа направилась учиться в область, закрутила ее жизнь студенческая. Остались Катерина с Сашкой, считай, вдвоем. Санька – рослая, смелая, улыбчивая, длинноногая, к приказам, окрикам и тычкам матери привычная, чуть ли не все хозяйство взвалила на себя. Была на руку – скорая, в делах – умелая. – Господи, Сашка, ты уж прошла морковь-то? А я только собралась... – Ага... Пока ты калоши свои искала... – В клуб, поди, намылилась, вот и бежишь бегом... – А чё? Все ходят, а мне нельзя? Кружок ведь. – Да иди уж... И чего вам там, медом что ль намазали! Маму Сашка любила очень. А ещё любила свой художественно-театральный кружок в клубе. Вела его их учительница русского и литературы. Как-то позвала она туда и Сашку, и теперь все главные отрицательные персонажи были ее ролями. Она была лучшей Бабой Ягой, хитрой лисой, старухой Шапокляк и даже людоедом. Катерина присутствовала на одном таком спектакле, а потом ходила и расстраивалась – загримированная под старуху дочь была ужасно правдоподобной. Поэтому Катерине спектакль не понравился. И опять в голове – "вот осталась бы тут её двойня, принцесс бы играла." – Ерундой какой-то занимаетеся! – резюмировала она дочери. Сашка старалась, жалела, что матери опять не угодила. Все чаще и чаще замечала она подобное: мать всех ей ставила в пример, а ею почти всегда была недовольна. – Мам, я по контрольной "пять" получила. – А Анька Голованова чего? – "Четыре". Она пример один не так решила. – Ну, и молодец Анька. А ты уж слишком умная. Плохо это, заумников нигде не любят. А в следующий раз мать хвалила подруг за "пятерки", а ее отчитывала за то, что не "пять". В конце концов Саша перестала докладывать матери об успехах в школе, мать они интересовали мало. Она знала – Сашка хорошо учится, по другому она не сможет, и этого ей было достаточно. Театральный кружок интересовал Сашку ещё по одной причине – туда ходил Миша. Они давно уж друг другу нравились, провожались. Когда всей школой работали на дальних полях колхоза, он возил ее на мопеде, а она прижималась к нему, и в груди трепетало что-то совсем несвойственное ей – такое нежное и немного грустное. – Можно я тебя поцелую? – попросил однажды вечером у калитки Мишка, приближая свое лицо к ее лицу и намереваясь уже осуществить задуманное. – Дурак что ли! – Сашка увернулась, юркнула в калитку, убежала домой, а потом долго стояла, прижавшись к двери спиной. На ее лице блуждала улыбка. Класса после пятого Лизу отправили к бабушке Любе одну. Бабка Люба была уж в годах, управляться ей было нелегко, а для внучки хотелось всего самого лучшего. Лиза откровенно скучала, вздыхала, говорила, что в селе у них тоска. Тогда тетя Люба пригласила жизнерадостную Сашку. Чтоб внучке, значит, было повеселее. – Здрасьте, тёть Люб, – Сашка мялась в двери. Вышла Лиза, и тетка Люба вдруг даже испугалась – до чего же они похожи! Обе длинноногие, как лани, с одинаково вырисовывающейся грудью, тонкой талией, длиной шеей и одним лицом. Волосы и те почти одинаковы. Только цвет разный. И еще взгляд разный. Лиза слегка отпускала подбородок и смотрела на окружающих, как бы, исподлобья. Саша же смотрела открыто, кончики губ ее всегда чуток улыбались. Надо же, росли такими разными, а выросли – точно близнецы. Впрочем, близнецы и есть. Вот только обе об этом не знали. – Взяла б Лизу погулять, Саш, а то скучает. – Вот ещё, ба... Придумала. Ничего я не скучаю. – Так может Вам помочь чё, тёть Люб? Давайте огород выполю. И пошли они на огород обе. Лиза полоть была не приучена, поэтому подергала травку для виду, пока Сашка прошла три грядки. – Уф! Жарища... Айда на реку! Они задружили. Две родные сестры, абсолютно разные по темпераменту, по-разному и разными матерями воспитанные. Но им интересно было вместе. Сашка, открыв рот, слушала о городской жизни Лизы, интересовалась, задавала вопросы и открыто, откровенно восхищалась. А Лиза спрашивала о жизни молодежи тут, на селе, морщила курносый носик и вздыхала. В конце концов, привечаемая Катериной, Лиза как-то перекочевала в их дом. – Ба, я у Сашки и тети Кати заночую, ладно? Тетка Люба, видя, что девчонка ожила, соглашалась. А Катерина с утра будила Сашку на хозяйство, копошилась, стараясь не шуметь на кухне, готовила завтрак. – Сашка, ты на яблоки-то не налегай. Лиза любит, так пусть ест. Гостья же... – Да ладно, мам. Сашка ничуть не обижалась – когда в доме гости, можно и потерпеть. Они загорали на огороде, Катерина выносила подушку для Лизы. Они шли купаться, Катерина наказывала Сашке, чтоб Лиза хорошо обтиралась. – Мам, какое полотенце? Ты чё? Я ж не брала никогда. – Ну, это ты. А Лизе надо. Бери, говорю! А уезжая, Лиза неизменно дарила что-то Саше – мама велела. Лиза делала это нехотя, по заказу матери, Сашка брала с радостью, с благодарностью и открытым сердцем. Она обнимала Лизу, а та закатывала глаза и просила прекратить "нежности телячьи". Каждое лето Саша уж поджидала двоюродную сестру, городскую подружку. Поджидала ее и Катерина, убирая дом, заставляя Сашку вымывать добела полы и окна. После седьмого класса Лиза приехала опять. Лето было жарким, они купались каждый день. Сашка лежала на песке, закинув загорелые руки под мокрую от ныряния голову. Серая майка, синие плавки. Рядом – халат парусиновый. Лиза сидела, выбрав место почище, на травке, в шляпке, темных очках и оранжевом купальнике с переплетениями по спине. Она отжимала кончики волос. – А ты куда после восьмого? – спрашивала Сашка. – Я? В девятый, конечно. Куда ж ещё. А потом в институт. Хочу в юридический или в медицинский. Но там поступать трудно. А ты? – Я после восьмого в ПТУ пойду. Мать говорит – на лаборантку иди, а я в строительное хочу. Там говорят года три-четыре потом поработаешь, и квартиру в городе дают. – Ты серьезно? ПТУ ... У нас математичка всех тупых туда посылает, грозится. Ты же не такая. – Вообще, я в театральный хочу, или в художественный, я рисую хорошо, но мамка – против. Денег ни за что не даст, если там учиться буду. – И правильно. Дебильская профессия – на сцене скакать. Да и художники – богема босоногая. Ни в жизнь бы не пошла! Вот все говорят, что мы с тобой похожи, а вкусы абсолютно разные. – Ну так, мы ж не родные сестры. Хотя... Вот мы с Иркой похожи. Она моя любимая сестра. И муж у нее хороший. А Наташка у нас совсем другая. Представляешь, нашла себе парня с длинными патлами. Прям, до попы. Вот уж ни в жизнь бы на такого не глянула! — У нас в школе почти все девчонки с парнями ходят, — говорила Лиза. – И ты? – Сашка щурилась, нос ее уже шелушился. – Конечно. Только надоели они мне все. Хочу со студентом встречаться. Знаешь, мужчина должен быть постарше. – А у меня так и есть, – вдруг призналась Сашка. – У тебя? У тебя что – тоже парень есть? – Ага. Кажется, – Сашка перекатилась на живот, к мокрой майке прилип песок. – Ой, Саш, у тебя вся спина в песке! – Ага, искупаюсь... Он меня старше на два года. В десятый пойдет. Скоро вернётся. Он с отцом в совхозе на заработках. Познакомлю... И познакомила. Сашка вернулся неожиданно, прибежал. Девчонки были дома у Катерины. Сашка вышла из сарая в калошах, растрепанная, в мамкином рабочем халате и перчатках, потому что только что управлялась. А на крыльце стояла почти точно такая же "Саша" только белее, без облупленного носа, в голубых шортиках с разрезами и декольтированной маечке в горящих на солнце камешках. Лиза была чуть осветлена, и оттого выгоревшие на солнце волосы Сашки казались точно такими же. – Ми-ишка! Мишка! Здорово! А я тут, – она кивнула на грязный халат, – Ой, знакомься, это Лиза, моя двоюродная сестра. Но ты, наверное, видел ее и раньше. Вечером пошли гулять втроём. Мишка болтал, поглядывая на Лизу. Сашка болтала тоже, пересказывая сельские новости. Лиза молчала, вздыхала и переглядывалась с Михаилом. Он замирал от этих взглядов, от ее высоких каблуков и ещё чего-то исходящего от нее – такого женского, притягательного и таинственного, того, чего совсем не было ещё у Сашки. А через пару недель Сашка вбежала в дом к тете Любе без стука. Лиза ещё спала, но Сашка промчалась мимо тетки прямо в комнату. Она бухнулась на кровать, стукнула сестру по заднице. – Лиз, это что – правда? Лиз... Мне Юлька сказала. Правда? Та проснулась, села, посмотрела на Сашку сонными глазами, а когда проснулась окончательно, стряхнула волосы и заявила: – Ты узнала о нас с Мишей? Ну, подумаешь, прогулялись, – она посмотрела на Сашку, – Впрочем, хочешь правду? А ты как хотела? У нас любовь. Глупая ты совсем, вы же даже не целовались. А говорила – у вас отношения. Разве это отношения? Вот у нас... Сашка выскочила из дома тетки Любы пулей, не закрыв дверей. Та ничего не понимая, смотрела ей вслед. – Лизонька, а что это Саша? На что обиделась что ли? Сашку такой Катерина не видела никогда. А когда разобралась в чем дело, выдохнула. – Ой, нашла о чем переживать! Таких парней ещё будет..., – и добавила, гремя кастрюлями, – Ну, а ты как думала. Посмотри на себя и на нее. Она ж красотка такая. Ведёт себя как! Ни тебе чета. Какой парень устоит? – Ноги ее больше в нашем доме не будет, – ревела Сашка. Катерина бросила кастрюли, подошла к дочери. – Это как это? Это как это не будет? Из-за какой-то глупости? Не смей, слышишь, не смей! Я... Я..., – Катерина замолчала, – Я с родней из-за твоих капризов отношения портить не намерена. Лизу чтоб привечала, слышишь? Слышишь меня? – и она вдруг начала стегать Сашку кухонным полотенцем. Сашка выскочила, ошарашенно смотрела на мать, уворачиваясь от хлестких ударов, а та все не могла успокоиться, хлестала и хлестала. Сашка убежала из дома на реку и уж там дала волю слезам. Сейчас особенно обидно было такое вот поведение матери. И что с ней? Почему так любит она эту Лизу, что готова жертвовать даже ее счастьем? Но, конечно, Саша даже предположить не могла, что матери Елизавета приходится, как и она, родной дочерью. Вскоре Лизавета уехала. Сашке докладывали, что Мишка катал ее на мопеде, что они вовсю зажимались в клубе на танцах и провожал он ее до райцентра. Саша в клуб больше не ходила. Матери говорила, что идёт в клуб, а сама пропадала у подружки Юльки или шлялись они по окрестностям. На следующее лето ничего решать не пришлось: в июне были экзамены, а потом Саша уехала поступать в строительное ПТУ. Лиза приезжала в село ненадолго, к матери приходила, но Саши дома в тот момент не было. Она уже была абитуриенткой училища. Классная ее отговаривала, просила идти в девятый, но Сашка упёрлась – очень уж хотелось ей начать жить самостоятельно. Поступила легко, у нее были самые высокие оценки со всего курса. Ей сразу дали общежитие, учиться ей нравилось. Приезжала к матери на каникулы веселая, цветущая, впрягалась в хозяйство и даже затеяла ремонт в доме – теперь в этом деле она была почти специалистом. Студенты работали на новостройках разнорабочими, а Сашку сразу поставили штукатурить, была она ловкая и спорая на обучение. Летом приехала в село и Ирина с сынишкой. Сашка не спускала племянника с рук. Мишку видела однажды, он, вроде, хотел подойти, но Сашка улизнула – говорить с ним не было никакого желания. Лиза не приезжала, тетка Люба говорила, что возила Светлана ее на море, что в школе Лизу совсем не понимают, и она усиленно готовится к поступлению в институт с нанятыми педагогами. После второго курса начала Саша подрабатывать на стройке и уж совсем перестала брать деньги у матери. Приезжала с подарками, отправляла подарки любимому племяннику и сестре Наташке. Наука сестрицы Лизаветы тоже не прошла даром. На прилавках начали появляться товары, времена дефицита отступали, и Сашка потихоньку обновляла свой гардероб. Работать ей нравилось, а училась она легко. – А Лиза-то наша, представляешь, поступила в юридический, – мать вздыхала, как будто переживала о поступлении племянницы гораздо больше, чем о поступлении хоть кого-то из дочерей. Видно было – гордится. А когда к новому году Саша приехала к матери опять, мать встретила ее какая-то отекшая, с красными глазами. Не успев поздороваться, мать принялась выкладывать свое горе: из института Лизу отчислили. – Почему же? – изумилась Саша. – Потому что сволочи там. Твари бездушные, а не педагоги. Светка приезжала, слезы лила, пожелтела вся с горя. А кто виноват? – Кто? – Сама же и виновата, опустила девчонку, не досмотрела. Неужто нельзя было уладить там всё? Ведь деньги есть у Светки. Она же нервная, Лиза-то, обидчивая. Ранимая такая девочка. С ней нельзя, как со всеми. Я тоже тут всё плачу. Жаль Лизу-то. Не довели до ума, не довели... И все новогодние дни мать возвращалась и возвращалась к разговорам о бедной Лизе. Саша пыталась ее отвлечь, рассказывала о своих успехах, но мать ее не слышала. Что там у нее интересного? Да ничего... Подумаешь, штукатурщица. А вот Лизу-то, Лизу жалко. – Мам, мне иногда кажется, что у тебя не три дочки, а одна – Лиза. Ты вот об Ирке, Наташке или обо мне столько не переживала, сколько о Лизе, – не выдержала однажды Саша. Катерина посмотрела на нее как-то испуганно и махнула рукой. – Скажешь тоже. Разве я о вас не волнуюсь? Вон Наташка со своим волосатым расписываться собрались. И свадьбы им не надо. – Правда?! – взвизгнула Сашка, – Вот это здорово! Вот новость, так новость! А ты все об этой Лизе. – Невзлюбила ты ее из-за Миши своего. Злая ты, Сашка. Добрее надо быть к людям, уметь прощать надо. После третьего курса уж работала Александра в двух местах – на стройке высоток и частным порядком – видя способности и ловкость девочки, подхватила ее в небольшую бригаду одна из работниц. Вот в одном из домов, который они "доводили до ума", и встретила она Володьку, молодого симпатичного электрика. И что-то подозрительно долго проводил он электричество в этом доме. Бабёнки-штукатурщицы хихикали, подначивали, электрик краснел, а Саше нравилось, что он так вот краснеет. – Володь, проводишь меня до общаги? – попросила как-то она. Володя кивнул и улыбнулся. Были они разными. Он – тихий, медлительный и молчаливый, а Сашка – огонь. Он старше ее на четыре года. Через полгода повел он знакомить ее с родителями. – А давайте я вам коридор отремонтирую. Обои поклею, – в первую же встречу предложила Сашка. Потом Володя доложил, что родители от нее в восторге. А дома, в селе, все крутилось вокруг несчастий Лизы. Что-то никак не ладилось у нее. А переругалась из-за этого вся родня. Почему-то мать поссорилась с теткой Любой и Светланой. Светлана какое-то время жила у матери, оставив в городе Лизу одну, уволившись с работы. Вернее, не одну – привела Лиза в дом парня. Оба не работали, но водили компании. Светлану это напрягало, она уж не чувствовала себя дома, как дома, да и деньги таяли – зарплаты и пенсии ее не хватало. Это-то и возмущало Катерину. Она скандалила с родней, считала, что Светлана от дочери отреклась, испортила ее и умыла руки. Ребенка спасать надо, а она, значит, смылась. – Взяла ответственность, так вези. Чего ты тут сидишь? Девчонка там пропадает, а она ... Катерина уж тайком отправляла Лизавете деньги, которые годы откладывала на свадьбы дочерей. Наташке они не потребовались, но ещё же и Сашка. Да и о подарке Лизе к свадьбе подумать надо. Но сейчас она ехала в райцентр и отправляла свои сбережения переводом с почтамта. Она винила всех: Светлану, что не уследила, тётку Любу, что избаловала, и даже своего мужа-пьяницу, считая, что взыграли его наследственные гены. И в ком – в самой большой ее многострадальной любви. И опять Саша при приездах выслушивала и выслушивала стенания матери о Лизе. – Съезди к ней, Санечка, съезди, милая! Никому она, несчастная, не нужна, а я ведь уж немолода... – Мам, да уж если от нее родная мать убежала, мы-то что сделаем? – Ох, родная...родная, – качалась в горе мать, – Да какая ж она родная, если бросила. Разве родные-то так поступают? – Мам, а у меня три новости хорошие. Хочешь услышать? – Давай, – равнодушно махнула рукой мать. – Во-первых, я поступила в институт на заочное отделение. Буду архитектором. – Вот те и на, – как-то безрадостно хлопнула по коленям мать. – Во вторых, Наташка велела передать – она беременна, мам! Представляешь. – Ох ты, надо же, – и Саша поняла, что горестные мысли о племяннице не дают ей уж даже порадоваться за дочерей, – Мам, а у нее близнецы будут. Надо помочь, сможешь поехать? Она зовёт. – Близнецы? – мать как будто испугалась, схватилась за грудь, – Помочь? Не знаю я. Тут такие дела... – И ещё, мам. Я замуж выхожу. Уже предложение получила, скоро приедем вместе с Володей. – Когда? – Не знаю пока. – Ох, Сашка, раз парень у тебя есть, съездили б вы к Лизе, разогнали б там всех. А... А Сашка никак не могла представить, как ее тихий Володька будет разгонять пьяных разухабистых Лизиных друзей. Расстроенно она ответила: – Мы подумаем, мам. Она вернулась в город. Не сразу, но через несколько дней рассказала Володе о разговоре с матерью. – Не знаю, что с ней происходит, она сама не своя. Так переживает об этой Лизе. Если честно, я тоже от нее такого не ожидала. – Мы съездим, Саш, – Володя неожиданно согласился, – Выпрошу у Кузьмича дежурную машину на выходные, и съездим. Все равно собирался, чтоб к тебе поехать, машину брать. Вот и совместим, заедем к вашей Лизе, а потом поедем к маме твоей с приглашением на свадьбу. Тетка Света с Лизой жили в Кирове. Летняя дорога туда с Володькой была такой славной. Хоть пекло немилосердно, машин на шоссе было много, в окна врывался жаркий бензиновый воздух. А Сашка все равно радовалась этой поездке. Вообще, рядом со своим избранником и Саша менялась. Она успокаивалась, чувствовала уверенность и все больше влюблялась в будущего своего мужа. Саша никогда не была в гостях у тети Светы. Нашли адрес они не сразу, поколесили по улицам. Подъехали к многоквартирным домам с аркой. – Кажется там, – они уже выходили из рабочего УАЗа, Володя показал рукой на дом. Они искали номер дома, смотрели вверх. И тут Саша опустила глаза, глянула на клумбы, на ближайшую скамью. На скамье, съежившись, сидела ... сидела ее мама Катя. Рядом стояла их старая сумка, а мать скрючилась, смотрела в асфальт. – Мама?! –Саша бросилась к ней, – Мама, ты как тут? Она взяла ее за плечи, Катерина подняла голову. На поллица ее расползался синяк, щека опала и распухла, глаз заплыл. Смотрела на Сашу она стеклянным неузнающим взглядом. – Мамочка, что случилось? Господи, что с тобой? Саша села рядом, обняла мать за плечи, и та вдруг пришла в себя и горько заплакала. – Саша, Саша, ведь хотела я, хотела, чтоб вам лучше, чтоб ей... А она...она... – Мамочка, мы сейчас отвезем тебя домой, поехали... – Давай зайдём! – твердо сказал Володя. – Я не знаю. Зачем уже? – Саша совсем растерялась. – Зайдём, а потом поедем, – решительно сказал Володя и направился в подъезд. – Погоди, мам. Мы скоро, – Саша пошла за ним. – Квартиру им открыл молодой парень в белой рубашке с синим воротником. Был он явно подшофе. – Вы к кому? Позади него с бокалом показалась Лизавета. Была она в коротюсеньком шелковом халатике, волосы распущены. – Ааа! Максик, а вот и моя сестрица- близнец! Привет, одноутробная! – кричала она радостно. Парень пропустил их в квартиру. – Лиза? Мама была у вас? Это вы ее? Вы? – Саша боялась даже предположить такое. – Она сама упала. Максик только толкнул ее, она и повалилась. Нечего было орать! Раньше твоей мамашке думать надо было, понимаешь, раньше. Сейчас уже поздно. Поезд ушел. Чух-чух-чух- чух, – придурялась она, а Максик посмеивался. – О чем думать? Я ничего не пойму. – Ааа, а ты не в курсе? А ну пошли. Налей им, Максик! Они прошли на заваленную объедками и грязной посудой кухню, Максик сдвинул что-то со стола, налил два бокала вина. Никто бокалы не взял. – Не хотят, – комично надул губы и развел руки Максик. – Мамка твоя родила нас двоих, двойня мы. А в роддоме отдала меня своей двоюродной сестре, моей маме Свете. Прикинь, кино индийское. А чего нам с тобой пятна родимые искать, мы ж с тобой на одно лицо. Просто ты... ты не ухоженная, грубая какая-то. Тебе бы вот бровки выщипать, – она протянула руку к лицу Саши, и та хлестнула ее по руке. – Оооййй! Дура! Говорю же – грубая, – Лизавета не обиделась, трясла рукой, – А теперь у мамашки нашей совесть проснулась, она видишь ли денюжку мне слала, а сегодня заявилась и начала наставлять на путь истинный. А я ей говорю: "А где ты раньше-то была, мамашка хренова?" А она давай орать. Дерётся ещё, Максика выгоняет, ну, вот Максик ее немножко и охолодил, – лицо Лизы стало холодным и злым, – Сначала в роддоме бросают, сучки, а потом с душеспасительными беседами лезут! – Она ж не бросила тебя. Отдала в добрые руки. Теперь я понимаю, почему она тебя всю жизнь любила, в пример мне ставила. – Да? Любила? Вон она какая любовь-то? Да пошла она! Были б у меня сестры, а теперь... – Сестры? Чтоб сестер иметь, самой сестрой надо быть. А ты... Какая ты сестра! Дура ты, Лиза. Могла б трёх сестер заиметь, и матерей, аж двоих... А только потеряла всё. А что приобрела? Этого? – она кивнула на пьяного Максика. – А что вы имеете против? Бразильская история, и я тут ни при чем..., – Максик что-то кричал еще, нес чепуху, шел за ними к выходу. Саша уже вышла в коридор, за ней Володя, а Максик все кричал, перекрикивая возмущения и доводы Лизы. Володя сделал уже пару шагов со ступеней. – Погодь, – он вернулся к Максиму и со всего маху вдарил ему в челюсть. Максик упал, смолк, сполз по стене, Лиза бросилась к нему. – Не надо было, Володь, – шептала Саша. – Прости, не сдержался, – скромно ответил Володя. Они везли маму домой, уложили ее сзади. Предложили травмпункт, но она отказалась. Ехала она молча, лежала на заднем сиденье. Такое молчание было ей несвойственно, Саша переживала. Только перед въездом в село Катерина поднялась. – Саш, ты говорила, что Наташа близнецов родит. Когда срок-то? Поеду, подмогну. И про свадьбу вашу... Когда? Что-то я запамятовала. Надо ж подготовиться. Ты прости уж меня, дуру. Не повезло тебе с матерью. Виновата я ... Саша обернулась, смотрела на мать. – Зато как же мне с тобою повезло, Сашенька. Ох, как повезло! – И нам с тобой повезло, мам. Очень. Мы все тебя любим! – Саша взяла мать за руку. Она умела прощать. (Автор Рассеянный хореограф ) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤