Предыдущая публикация
Неудобные святые: память о новомучениках мешает строить рай в коттедже
Что мы знаем о своих новомучениках, людях, которые жили рядом с нами совсем недавно и предпочли скорее умереть, чем отказаться от того, чем мы иногда не очень дорожим? Как храним их память? Потомок новомученика протоиерей Кирилл КАЛЕДА считает, что современному обществу память о новомучениках крайне неудобна, и вот почему:
Молиться о машине новомученикам неудобно
Широкого почитания в массовом сознании, как в церковном, так и в светском, сохранения их памяти, все-таки нет. Мы живем к великому сожалению очень земными заботами. Придя в Церковь, мы в первую очередь молимся о том, чтобы нам удачно поменять машину, чтобы дочка вышла хорошо замуж и так далее.
Я отнюдь не отрицаю необходимости такой молитвы, но к новомученникам обращаться с такой молитвой как-то не очень удобно. И поэтому с этим в основном обращаются к святителю Николаю, Матроне Московской, Ксении Петербуржской и так далее. А к новомученикам, у которых надо просить мужества стоять за Веру, крепости в вере, мы не обращаемся. Потому что, оказывается, эти духовные ценности для большинства из нас являются совершенно абстрактными и непонятными. Поэтому и массового почитания новомучеников нет.
Приходится констатировать, что, наряду с тем, что в честь новомучеников освящаются храмы, при крещении люди принимают их имена, до сих пор встречаются храмы (в том числе и в Москве), в которых служил прославленный в лике святых священник или молился мученик мирянин, а иконы этому святому в храме нет.
Более того, если мы посмотрим на богослужебные рекомендации, то, несмотря на то, что в году более ста дней, в которые совершается память новомучеников, службу им предлагается совершать в лучшем случае десять раз в году. Причем в ряде случаев предлагается перенести службу на другой день, потому что служба совпадает с памятью каких-то других святых. Совершать память древним святым мученикам, жития которых мы уже совершенно забыли, и в нашем церковном сознании они не сохранились, тем не менее указания предлагают. Наверное, это связано с тем, что подвиг новомучеников не очень-то значим для нас.
Отказались от рая в стране, строим рай в коттедже
Причина в том, что мы не готовы изменить наше отношение и наше сознание. Потому что, если мы осознаем, что это явление действительно было, то нам придется согласиться, что произошедшее в ХХ веке, то, за чем наш народ устремился, было утопией не только в социальном плане, но и в духовном.
Да, мы отказались от построения Царствия Небесного в отдельно взятой стране. Но посмотрите вокруг, теперь мы прилагаем все наши усилия для того, чтобы построить Царствие Небесное в отдельно взятом коттедже! По большому счету ничего не изменилось. Если мы признаем эту ошибку, то мы должны признать, что мы занимаемся повторением того, что делали наши предки в ХХ веке. А мы этого не хотим. И в государственном, общественном сознании эта тема очень неудобна. Потому что если мы ее раскроем, она заставит нас изменить наше отношение к жизни, изменить наше поведение, а мы этого не хотим. Нам удобно жить так, как мы сейчас живем. Тогда разграбили государство и сейчас продолжаем делать то же самое. За примером ходить далеко не надо, включите телевизор. Причем грабят люди, которые по идее должны государство защищать.
Вы знаете, когда мы совершим что-то нехорошее, нам становится стыдно за это, и мы стараемся нашу совесть заставить замолчать, сказать «да ладно тебе», стараемся ее чем-то усыпить. И потом о нехорошем поступке, за который нам стыдно, мы стараемся не вспоминать. Особенно, когда нет покаяния. Если мы покаялись и осознали, что совершили какое-то греховное действие, то, после покаяния, мы можем о нем говорить. А когда мы не раскаялись, то нас наша совесть нас клюет, и мы стараемся произошедшее не вспоминать. То же самое происходит сейчас с нашим обществом. А Церковь в какой-то мере является частью общества.
Церковь совершила подвиг, но мир не заметил
Несомненно, Церковь сделала колоссальный шаг. Это просто милость Божия, это чудо, и подвиг Церкви, что Церковь прославила в лике святых собор новомучеников и исповедников российских. И мы засвидетельствовали миру, Церковь Русская засвидетельствовала, что есть иные ценности кроме ценностей мира, есть ценности духовные. Хотя, по большому счету, мир в целом и наши соотечественники в частности это свидетельство не очень то осознали. Они стали смеяться и говорить: «Это что – звание героя Советского Союза? Звание присвоили и сказали, что он святой, а другому не присвоили почему-то». Слава Богу, что есть люди, есть приходы, в которых почитание и осознание есть. Несомненно такие приходы есть в Церкви. Но, к сожалению, это отдельные приходы. А в целом мы живем другими заботами и другими чаяниями.
Как изменить ситуацию
Когда у человека страдает память, ему дают препараты для улучшения кровоснабжения головного мозга. Так и нашей памяти нужно хорошее кровоснабжение. Нужно прилагать усилия по обращению к этой памяти, нужны видимые знаки вроде памятников, мемориальных досок и памятных крестов. Чтобы в храмах были иконы новомучеников, чтобы мы молились им. Может быть попросить школьников написать историю своего рода в ХХ веке. И оказалось, что у многих исчез кто-то из родственников, после того, как за ним «пришли». Может это заставило бы детей понять, что новомученики и жертвы репрессий – это не где-то там далеко, это касается их семьи. И может с этим осознанием и новомученики вошли, начали бы входить в сознание людей.
Я глубоко убежден, что для нас необходим именно пример людей, которые были в очень многом подобны нам, и близки по времени и месту жительства, обладали теми же способностями, что и мы. Но, в отличие от нас, они были действительно преданы Богу и благодаря этому сохранили образ и подобие Божие, свой человеческий облик и достигли Царствия Небесного. Это просто необходимо в мире, в котором мы живем, и который все быстрее и быстрее отходит от Бога.
Записал Кирилл Миловидов
........
Семя Церкви, или Почему память российских новомучеников выделена в отдельный праздник?
В двадцатом веке сонм православных святых пополнился невиданным числом новых мучеников. Сколько их, людей, пострадавших за веру в годы гонений? Этого мы, наверное, не узнаем никогда. Но и те, чьи имена сохранились в истории, и те, кто сгинул безымянным, нашли свое место в памяти Церкви.
Что может Церковь?
Вечером 25 января (7 февраля по новому стилю) 1918 года позвонили в парадную дверь квартиры митрополита Киевского Владимира в Киево-Печерской лавре. Вошли пятеро вооруженных солдат во главе с матросом: «Где Владимир-митрополит? Мы желаем с ним переговорить». Разговор проходил в спальне митрополита, без свидетелей, он был бурным, но недолгим. Митрополит вышел, попрощался с келейником, его увели одного, не пустив келейника дальше ворот. Послышались выстрелы… «Так всех вас по одному повыведем», — бросил на ходу монахам один из революционных солдат, торопившихся к месту расстрела, но не успевший принять в нем личного участия.
Владыка Владимир (Богоявленский) не был первым «церковником», погибшим от рук новой власти: уже 31 октября 1917-го, через шесть дней после переворота, в Царском Селе отряд красногвардейцев убил протоиерея Иоанна Кочурова, были и другие жертвы в других местах. Но это убийство стало знаковым: митрополит Владимир был почетным председателем Поместного собора, да и вообще одним из известнейших иерархов Русской Церкви. Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси, так отозвался об этом событии: «Конечно, судя по-человечески, ужасною кажется эта кончина, но нет ничего напрасного в путях Промысла Божия, и мы глубоко верим, что эта мученическая кончина Владыки Владимира была не только очищением вольных и невольных грехов его, которые неизбежны у каждого, плоть носящего, но и жертвою благовонною во очищение грехов великой матушки-России».
В апреле 1918-го, когда окончательно стало ясно, что речь идет не об отдельных инцидентах, но о войне новой власти с Церковью, да и с собственным народом, Поместный собор учредил «ежегодное поминовение в день 25 января или в следующий за сим воскресный день всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников».
Можно сказать, что Православная Церковь оказалась совершенно не готовой к грозным событиям 1917-го года — да, впрочем, кто тогда был к ним готов? Вековые устои распадались, и для многих простых людей, когда не стало царя — не стало и Бога. Генерал А. И. Деникин вспоминал, как после Февральской революции одна из стрелковых рот на фронте оборудовала церковь себе под казарму, а в алтаре сделала отхожее место — и ни один человек не возмутился. Как это могло быть, тем более на фронте, где смерть была совсем рядом? Неужели все они в один день стали ярыми атеистами? Скорее, таких нашлось двое-трое человек, а остальные просто остались безразличными или не решились возразить.
Нечто подобное происходило в те месяцы и в масштабах всей страны: агрессивное меньшинство навязывало свою волю пассивному большинству. И Церковь, казалось бы, не могла найти себе место в столь быстро менявшейся обстановке, ничего не могла противопоставить такому натиску революционеров. Но одно, по крайней мере, оставалось неизменным: возможность умереть за Христа. Этого слишком мало? Да, кто-то ведь брал в руки оружие и шел сражаться с большевиками, а кто-то всего лишь становился их мишенью… Всего лишь? Но не так ли выстояла и победила Церковь в первые века своего существования, когда ее гнали и преследовали римские власти? «Кровь мучеников есть семя Церкви», — говорил тогда христианский писатель Тертуллиан, и это действительно было так. И по сходству с теми древними христианами убитых в XX веке назвали новомучениками.
Против потока
Здесь, правда, есть одно существенное отличие. Те древние мученики, как правило, стояли перед выбором: отречься от Христа или погибнуть. Им предлагали принести жертву языческим богам. Даже необязательно было в этих самых богов верить, достаточно было совершить пустое формальное действие, какое совершали тысячи: высыпать горсть благовоний на языческий алтарь — и тем самым присоединиться к государственному культу, доказать свою благонадежность. Если христиане не шли на это, их убивали.
О чем говорили революционеры с митрополитом перед тем, как повели его на расстрел? Уговаривали его признать, пусть даже формально, советскую власть, вывесить красный флаг над домом? Или искали тайник с золотом? Или просто оскорбляли и били его? В нашем мире это так и останется тайной. Но мы знаем, что во множестве других случаев жертвам не предлагалось никакого выбора: их убивали просто за то, что они принадлежали прежде к «эксплуататорским классам», были богатыми, сильными… или хотя бы казались таковыми.
Да, среди новомучеников были и такие, кто активно воспротивился очередному глумлению большевиков над святынями — например, «вскрытию мощей» или изъятию церковных ценностей «в помощь голодающим» (а на самом деле это было очередное ограбление ради текущих нужд партии и правительства). Но в огромном большинстве своем это были люди, которых просто убили для того, чтобы их не было на свете. Даже если бы они тогда принесли жертвы новым идолам, это вряд ли избавило бы их от смерти. Можно ли тогда считать их мучениками, если у них не было выбора?
Но неслучайно прозвучала в словах святителя Тихона дерзкая, казалось бы, мысль о том, что эти смерти ведут к «очищению от грехов России». И его слова повторил Патриарх Кирилл в мае 2009-го, совершая богослужение на Бутовском полигоне, месте массовых расстрелов под Москвой: «Вот тут-то и требуется сила — идти узкими вратами в Царствие Божие, идти против течения, идти против общего потока в надежде на то, что если многие люди пойдут против этого потока, то и мутные воды остановятся, а может быть, и повернутся вспять».
У всех этих людей был в свое время выбор. Они могли пойти на сотрудничество с новой властью. Необязательно даже было самим доносить, достаточно было просто отречься от всего прежнего, бегать на митинги, носить флаги, повторять лозунги… Многие поступили так, и многие (хоть и не все из них) так сохранили свои жизни. Но были люди, которые предпочли остаться собой, сохранить верность своим убеждениям, чего бы им это ни стоило. Режим требовал от них забыть не только о вере, но и о былой, бесклассовой морали, отречься не только от Бога, но и от человека: предать семью, учителей, соседей. Они отказались приносить такую жертву идолам.
И поэтому каждый из них — мученик или исповедник. В базе данных Свято-Тихоновского университета — более тридцати тысяч человеческих имен и судеб. На самом деле убиты были миллионы, и про большинство из них мы никогда не узнаем: когда они умерли, при каких обстоятельствах, оставались ли они верны Христу до смерти. А может быть, наоборот, кто-то из былых палачей за час до собственного расстрела обратился к Богу с покаянной молитвой, как благоразумный разбойник? Мы ничего не можем сказать наверняка, кроме одного: такие люди были.
Перелистывая страницы с именами жертв, невольно пытаешься представить себе этих людей. Вот мой однофамилец, тезка моего отца и моего сына, — сельский священник Сергей Десницкий, родился в 1882 году в Псковской губернии. В 1933-м осужден на пять лет, в 1937-м снова арестован (видимо, до того освобожден был досрочно, по зачетам?), осужден и расстрелян. В 1955 году реабилитирован. Вот и все, что я знаю об этом человеке… Каким он был, как он жил и как шел он на смерть?
Место встречи — Голгофа
Понятно, что в СССР праздновать память исповедников и новомучеников было совершенно невозможно. Ее чтили православные за рубежом, а в марте 1991 года и Синод РПЦ принял решение о возобновлении этого празднования. Не раз с тех пор тема новомучеников поднималась в церковно-политическом контексте, для того, например, чтобы провести разделение между «чистой» Зарубежной Церковью и Московской Патриархией, «запятнавшей себя соглашательством с безбожными властями».
Да, конечно, глядя на подвиг этих людей, мы не можем не почувствовать, насколько обличает нас наш собственный опыт соглашательства с грехом. Но все-таки их благородная смерть — повод не для разделения, а для объединения всех. Точно так же и сами они были людьми разных званий и убеждений, во многом не соглашались друг с другом при жизни, наверняка не были безгрешны. Но в какой-то главный момент они пошли на Голгофу за Христом и встретились там с Ним и друг с другом. Неслучайно в тропаре этого праздника говорится о них обо всех сразу как о народе Божьем: «Днесь радостно ликует Церковь Русская, прославляющи новомученики и исповедники своя: святители и иереи, царственныя страстотерпцы, благоверныя князи и княгини, преподобныя мужи и жены и вся православныя христианы, во дни гонения безбожнаго жизнь свою за веру во Христа положившия и кровьми Истину соблюдшия».
С тех пор очень многое изменилось. Церковь давно уже не гонима, мы свободны в нашем вероисповедании. Дело доходит до того, что в сознании некоторых людей мирно уживаются Православие и сталинизм, как будто можно одновременно чтить и жертв — и их главного палача. Означает ли наше нынешнее спокойствие, что новомучеников у нас
14:37
больше нет и не будет? Никак. 19 ноября 2009 году в московский храм вошел человек в маске, окликнул священника, прозвучали выстрелы… История повторяется.
Еще в Евангелии было сказано, какой может быть цена следования за Христом, и нет ничего удивительного, что лучшим из нас доверяют уплатить ее сполна.
Андрей Десницкий
Еще в Евангелии было сказано, какой может быть цена следования за Христом, и нет ничего удивительного, что лучшим из нас доверяют уплатить ее сполна.
Андрей Десницкий
Следующая публикация
Нет комментариев