Чего говорить-то, чего мыслить?- думал Адам, сидя в своей старенькой бане, которая была может чуть помоложе его. Брёвна, снаружи посерели, как покрылись сединой, но брёвнышки сидели одно в одно. Так учил его в молодости его отец, давая подзатыльник своей сильной рукой, такой корявой, мозолистой, приговаривая;
- Ты не сердись, сынок, подзатыльник - это как штамп в документе, не дам его, ты и забудешь.
Вот глянь, чуть бревно завалишь, оно и откроет замок, и полилась туда водица, и пропала вся кладка.
Адам, хотевший было поныть, получив недавний подзатыльник, но, шмыгнув носом, пробасил:
- Неужто, я не понимаю, батя, согласен, ставь эти ”штампы” я потерплю.
Отец хмыкнул в уста и потрепав сына, учил дальше. Учил примером и трудом.
-Ты, малец, не жалей силы, они придут, жалей время, которое уходит на безделье, жалей, вон, мать, котора как голубица за нами, да над нами, вот такую тоже и ищи.
Так они строили, мозговали над удобством в предбаннике, чтобы было где матери постирушки делать, где веники и другую надобность хранить. И до того меж ними было понятие радости работы, до того каждый понимал другого, что если отец, к примеру хмыкнет, то знай, делаешь промашку.
Так в радости и достроили баню, которая сверкала брёвнами, как отлакированными, крылечком таким вот маленьким, да ладным, складным навесом. Уж мать была довольна, что и слов не надо, итак понятно. Сказала только:
- В тебя, сын-то Миша, руками в тебя, умом , да совестью.
Так и жили: мужики мастерили, мать по дому да со скотиной, где что пошить да уму разуму дочку учить своим женским премудростям. А как без этого – не позволено. Жизнь, она как ступеньки, что ли, на одну ступил – стой и держись, кумекай, что и для чего она дана. А уж как ”заберёшься высоко”, смотри не упади в глазах людей. Жи-и-изнь!
Адам, такое имя дала мать при рождении – начало, мол, всех начал. Плохо ли, хорошо, кто, бывало, и смеялся - не по нашему, не по-русскому, что ли, а потом, узнав истину, смирялись. Так и он, Адам, стал жить, познав семью, заимев деток. Учил тоже по-отцовски сына, а жена - дочек.
Так, как река, и понесло течением дней и годов. И вот под старость, сидя в их с отцом бане, он вспоминал жизнь, не давая ей оценок, говоря себе: «Люди, люди оценют и это выше всего, а ещё дела рук твоих. А руки мои и сына тоже чуть не в каждом дому помогали, за что и не стыдно».
А солнышко, будто слыша мысли Адама, заглянуло в предбанник, скользнуло по его рукам, да и застыло на них.
- Чудно дело, ох чудно, - шептал Адам, гладил этот луч и слеза, вдруг застыла в уголках глаз, - Спасибо, милое, что согреваешь, ростишь кажный ”маков цвет".
Автор- Осинцева Наталья.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 7