Автор : Александр Котляр
Макар не принял революцию, не захотел уходить в колхоз. С председателем колхоза - воинствующим пролетарием - Петькой у Макара отношения были хорошие. Дважды спас он Петра от неминуемой гибели. Один раз вытащил его - в дерево пьяного из медвежьей ямы, другой раз отвёз умирающего в город к лекарю и заплатил за лечение. Вот и разрешил Петька Макару в колхоз не вступать, лесником определил. Позаботился он и о семье Макара, когда комиссия с наганами с проверкой приехала. Прикрыл он Макара тогда, сказал, что не кулак вовсе, а как другие в деревне - из бедноты. Поверили Петру, свой же - помещиков и прочую контрреволюционную нечисть отстреливал, вот и не усомнились, не забрали Макара и деток его. Тринадцать ртов, девять девочек и четыре мальчишки. Старшие помогали по хозяйству, заботились о младших, а младшие носились за гусями, переворачивали вверх дном дом, бегали на речку. Так и жили - не лучше и не хуже, чем другие. Старший брат был не похож на остальных. Возможно перемкнуло в нём генетические линии вынув из глубин истории коды предков - Рюриховичей. Он держался обособленно, ходил в сельский клуб за книгами и зачитывал их от корки до корки. А когда перечитал все в соседнее село стал ходить за пятнадцать километров аж. Макар удивлялся:
- В кого такой уродился, ведь ни дед, ни прадед твой такими не были, тяги к книгам не имели. Сколько не читай, всё равно не поймёшь. Понимание, оно не со страниц сходит оно в листьев шелесте, в дождя шуме, в лунных бликах по речке рябью.
- Я читаю не чтобы понять, мне нравится, когда со страниц сходят образы, когда оживают давно ушедшие люди. Вот сейчас немецкий язык учу, хочу философов немецких прочесть на их языке.
- Не понимаю я этого, был бы из городских, ещё ладно. А ты мою кровиночку в себе носишь, - Макар махнул рукой и уходя недовольно пробурчал: "немецкий, философы..."
Началось третье десятилетие двадцатого века. Стало понятно, что прежний уклад жизни больше не вернётся. Макар так и работал лесником, деревья лечил, больные спиливал, прорежал лес. Дело своё Макар любил, любил лес, солнечную поляну, разнотравье, гудящих над цветками пчёл, запах скошённого сена.
В один из дней возвращаясь из леса Макар увидел у дома чёрную машину. Рядом с машиной толпились люди в форме НКВД с ружьями. "Неужели это конец? " - мелькнуло у него в голове, - "Кто-то про излишки донёс. Но кто?" Он подошёл к дому.
- Здравствуйте Макар Петрович, - обратился к нему служивый. — Вот по сёлам ездим, отбираем деревенских на ответственную государственную работу.
- И что это за работа такая? - У Макара стало легче на душе.
- Разведка, внешняя разведка. Империализм хочет задушить наше молодое государство удушить подло, не гнушаясь ничем. И мы должны этому противостоять, противостоять со всей решимостью, со всем пролетарским напором. Макар не знал, что в 1933 году правительством было принято решение о создании в Германии, Италии и Франции, групп специального назначения для организации диверсионных актов. С этой целью и проводился поиск подходящих кандидатов. Колька пришёлся людям в форме. Его вызвали на беседу в центральное управление в Тулу, а оттуда прямо в специальную разведывательную школы при ГРУ под Москвой. Курсантам не разрешалось ни выходить за территорию школы, ни писать письма родным. Колю готовили к внедрению в агентурную сеть Германию. Он будто бы был рождён стать разведчиком. Только одного из десяти тысяч можно лишить родного языка, заставить думать, видеть сны, вспоминать о прошлом на чужом языке. С ним на протяжении пяти лет говорили только на немецком, применяли самые жёсткие методы психологического воздействия, вводили препараты, стирающие память, то, что связывало Колю с домом. За пять лет ежедневных тренировок Коля почти забыл русский язык, только отдельные слова всплывали в памяти. Он стал Гансом Вебером, рождённым в Баварии, и поступил на аптекарские курсы в Берлине. Потом вступил в национал-социалистическую партию и стал быстро продвигаться по партийной лестнице. В 1938м Коля познакомился с Юлиусом Штреейхером - гауляйтером Франконии, главным редактором любимой Гиммлером газеты "Штурмовик". Они с Юлиусом встретились на одном из заседаний центральной берлинской партийной ячейки. С этой встречи и началась их дружба. В Гансе Вебере Штреейхеру нравилась напористость, отличное образование и конечно же баварский акцент. Уроженец Баварии, Юлиус Штреейхер тяготел к выходцам из родных мест. Знакомство с Штреейхером стало переломным моментом в карьере Коли. В один из вечеров Юлиус позвонил ему и попросил прийти в редакцию газеты одевшись особенно изыскано: "Тебя ждёт очень интересный вечер. Ты и представить себе не можешь кто хочет с тобой познакомиться". Коля одел лучший свой костюм, шляпу, захватил элегантную трость и пришёл в редакцию Штурмовика. Вход в знание был окружён солдатами СС, их было не меньше ста. Коля понял, что сегодняшний вечер он проведёт с Генрихом Гиммлером. Ресторан Хорчер, что на Вильгельмштрассе, играет оркестр. В огромном полупустом зале за столиком Генрих, Юлиус и он Коля - мальчик из деревни под Тулой. Генрих хороший собеседник, изысканный гурман, говорят о Канте, о несовершенстве идеологий, о том, что идеология нацизма должна претерпеть изменения, чтобы стать безупречным творением арийской нации, творением на века, законом, которому будут беспрекословно подчиняться многие поколения немцев. Они прощаются тепло, Гиммлеру нравится молодой человек острого ума, хорошо разбирающийся в музыке, философии, начитанный, образованный. - "Будущее не за тупыми мясниками, оно за такими, как он, - думает рейхсляйтер.
Через неделю Коля получает приглашение посетить замок Вевельсбург, резиденцию Гиммлера и неформальный штаб СС. Гиммлеру, тоже выходцу из Баварии, очень импонировал беловолосый, голубоглазый ариец, говорящий на баварском диалекте. Вскоре после этого визита Коля становится начальником одного из отделов Главного управления имперской безопасности (РСХА). Возможности Коли в лице Ганса Вебера становятся практически неограниченными. Он получает доступ к информации, которая закрыта почти для всех. Приближается 41-й, Германия всё ещё союзник СССР, но планы захвата страны советов уже разработаны. Коля через агентурную сеть передаёт в Кремль информацию о приближающейся войне, сообщает точную дату и время нападения Германии на СССР. В марте 1941 Гиммлер опять приглашает его в ресторан, в тот же самый на улице Вильгельмштрассе. Генрих не один, с ним миловидная скромно, но дорого одетая девушка. Вкус безупречный, поправляет волосы. Когда женщина поправляет волосы, она небезразлична к тебе. Коля умел по движениям рук, головы, мимике безошибочно распознавать эмоции людей. Этому их учили в школе НКВД, учили воздействовать на людей лишая их права на несогласие.
— Это неправильно, что такой достойный молодой человек, живёт один, что рядом с ним нет той, которая бы украсила его быт, успокоила пыл чувств, придала изысканность порывам. - Гиммлер смотрел на Колю лукаво, - семья — это не только уют, женское тепло, покой, это ещё важная составляющая арийского война. Человека, выбравшего целью своей жизни служение Великой Германии.
Вскоре Коля и Эмма обвенчались в лютеранской церкви Кайзер-Вильгельм-Гедехтнискирхе в Берлине. На венчании присутствовала вся верхушка аппарата СС. И Рейнхард Гейдрих - начальник Главного управления имперской безопасности, объединявшей Гестапо и СД и Курт Далюге - начальник Порядковой полиции и Карл Вольф - главный адьютант Гиммлера и конечно же Юлиус Штреейхер ставший настоящим другом Коли. Шёл месяц май. Эльза и Коля обосновались в небольшой квартирке в центре Берлина. Гиммлер предлагал им поселиться в роскошных апартаментах, оставшихся от расстрелянных евреев-банкиров, но Коля отказался. Гиммлер тогда похлопал Колю по плечу и сказал:
- Скромность украшает арийца, но излишняя скромность вредит ему, не даёт стать тем, для чего он был рождён. Ты уже не тот, каким я тебя встретил тогда - в ресторане. Не мальчик с наивными взглядами, ты фигура, от тебя уже многое зависит и это только начало.
Да, от Коли зависело многое, он был допущен до государственных секретов, хранившихся за семью печатями канцелярии Третьего Рейха. Уже сильно пахло войной, - "22-го июня, под утро войска пересекут западную границу. Это будет массированное наступление с участием самолётных эскадрилий, танков, гаубиц" - передавал Коля через агентурную сеть.
Но в ставке Сталина не спешили принимать меры по защите западной границы. " В чём тогда смысл того, что я здесь, в том, что живу не своей жизнью?” - и Коля не находил ответа.
Началась война, у Эммы и Ганса-Коли родились двойняшки, две белокурые девочки. Коля привык к семейному уюту, привык и к Эмме. Нет, это не было любовью в обывательском понимании этого слова. Но разведчики - не обыватели, они чувствуют, видят, живут не так, как банковские работники, продавцы мясных лавок и даже солдаты. Постоянное напряжение не даёт права чувствовать и мечтать. Только работа, работа на износ. Так пролетели длинные днями и стремительные сменой недель, месяцев, четыре года. Четыре года, когда от твоих действий зависит жизнь десятков тысяч солдат. Четыре года страха, ведь мельчайшая ошибка изуродует твоё тело в подвалах Гестапо, сломает кости, растопчет волю, достоинство, заставит ползать на коленях, просить о смерти. И Коля не ошибался, он делал своё дело холодно, неэмоционально. Работал по двадцать часов, спал урывками, но выглядел всегда опрятным, подтянутым. А как ещё может выглядеть немецкий офицер его ранга, ведь от того, как он держится зависит вера офицеров в победу Великой Германии в торжество идей Национал-социализма. Всё чаще самолёты английской авиации бомбили ставку, всё чаще приходилось спускаться в бомбоубежище. Даже у самых ярых приверженцев дела Гитлера стали возникать сомнения в правильности пути. В один из апрельских дней в его кабинет вошёл Фриц Грабе и плотно закрыл за собой дверь:
- Нам нужно поговорить, - сказал он полушёпотом, - через несколько дней здесь будут русские танки. Надо, залечь на дно, раствориться в небольшом городке где-нибудь в Баварии и переждать. Мы должны сделать это не для себя, а для возрождения Рейха. У Национал-Социализма есть силы, чтобы воспрять. Через десять-пятнадцать лет мы сможем сделать Германию вновь великой. Ведь ты не хочешь, чтобы твои дочки прислуживали в казармах русских оборванцев.
В этот день Коля пришёл домой раньше обычного. Они с Эльзой всю ночь паковали самое нужное, то, без чего нельзя начать на новом месте. В пять утра за ними заехала машина. Маленькая квартирка на втором этаже провинциального баварского городка. Коля работает на уборке улиц, он уже не Ганс Вебер, а Вольфганг Лиль. Так безопасней, вопросов меньше. Он знает, что свои не бросят, выйдут на связь. Ведь война позади и можно вернуться. Вернуться, но куда, ведь всю жизнь он прожил здесь, здесь его жена, дом, дети. Он же совсем не знает их, тех самых русских, ради которых рисковал жизнью каждую минуту этих долгие четыре года. И что он скажет Эльзе?
Он уже почти не помнит ни родителей, ни братьев с сёстрами. В диверсионной школе почти начисто стёрли его прошлое. В один из дней он решается выйти на связь с одним из тех, через которых передавал донесения. На его удивление, явка не была ликвидирована. Они договорились встретиться через две недели. Каково было его удивление, когда связной передал ему шифровку от его друга по школе - ныне высокого чина в аппарате НКВД. В шифровке было написано: " Не возвращайся, всех ликвидируют прямо на границе. Жди." Он не знал, что возвращающихся из Германии разведчиков ликвидировали через день-два после пересечения границы. Награждали орденами за служение родине уже посмертно. И Коля вернулся к Эльзе и дочкам. Вернулся чтобы продолжить жить, жить так как жили все, бедно, но достойно. Да, ему было обидно, что он был отторгнут, что породившая его страна не хочет видеть его живым. Германия выходила из депрессии, латались дыры, пробитые английскими бомбами в домах черепичных крыш, открывались магазины, больницы, школы. И вот долгожданный 1953-й - смерть Сталина, смерть того, кто сумел на долгие века посеять в миллионах людей зерна страха, зависти, ненависти. В июне 55-го Коле передают, что можно вернуться, что он будет принят, что страна в долгу перед ним. Он проводит вечера в пивняках, чтобы отвлечься от дум. Он заблудился в себе, не видит выхода из лабиринта, не знает как поступить. В начале августа он, наконец, принимает решение. Им предстоит знаковый разговор. Эльза приготовила ужин, на столе бутылка дорогого вина.
- То, что я скажу тебе покажется не реальным. - Коля нервничает, но не показывает беспокойства. - Я не тот, за которого ты меня принимаешь, не Ганс Вебер и не Вольфганг Лиль. Фамилия, которую ты носишь - вымышленная.
Эльза спокойно смотрела на него:
- Я всегда чувствовала, что что-то не так, что с тобой связана какая-то тайна. Но не знала какая. Думала ты завербован американской разведкой или английской, но Генрих, он бы не ошибся. Он не мог ошибиться у него потрясающее чутьё на людей.
— А вот и ошибся, не немец я, родился недалеко от Твери в деревне. Тверь — это город в России. Потом разведшкола, внедрение в партию, ну а остальное ты знаешь.
- А ты меня хоть любил хоть немного или тоже с целью внедрения?
- Знаешь, ты единственная женщина в моей жизни, и я бы хотел, чтобы ты была рядом. А люблю или нет, не знаю. Мне с тобой лучше, чем без тебя. И ещё я знаю, что мне будет тебя не хватать. И девочек, тоже... может это и есть любовь?
- А может тогда и не надо ничего менять, ты же большую часть жизни прожил здесь, там для тебя всё будет чужим.
- Не знаю, может ты и права. Я много думал обо всём этом за последний месяц. Ты же заметила, что я сам не свой, по кабакам шляюсь, работу пропускаю. Может я и совершаю сейчас ошибку, но сила какая-то тянет, нужно мне туда.
- Ну раз нужно, раз чувствуешь, что это твой путь, не останавливайся. А я вытяну, ты же знаешь я сильная. И с девочками нашими всё хорошо будет. Я им всё объясню. Не сейчас, через годик-два. Сейчас много детей без отцов растут. И ещё помни, если вдруг почувствуешь, что здесь твоё место, рядом с нами, мы всегда рады будем. И через год, и через два, и через десять лет. Они сидели за столом, пили вкусное вино и плакали, смеялись, вспоминали хорошее, светлое. Ведь у каждого в жизни есть то, что окрашивает её солнечными зайчиками, даже если война, даже если кругом боль и смерть.
А рано утром пока девочки спали он ушёл, взяв с собой лишь самое необходимое. Долгая дорога - граница, документы, подтверждения. Только через неделю Коля переступил порог дома, от ворот которого более двадцати лет назад начался его путь в никуда.
За большим столом собралась семья. Помянули Макара, братьев и сестёр Коли. Многих выкосила война, из тринадцати осталось только шестеро. Плакали, плакал и Коля, плакал потому, что не мог говорить. Понимал, что говорят родные, а сам на русском говорить не мог. Воспоминания перепутались в его голове, слова из детства, Эльза, девочки. И… он пил не закусывая, пил много.
- Расскажи, Коленька, как там было, что-нибудь хоть расскажи. Но Коля мычал как Герасим, мычал и пил.
Через две недели язык стал возвращаться разрозненными словами, короткими предложениями. Он уже мог говорить, но говорить не как трёхлетний ребёнок. В его речи странно чередовались слова из учёных книг с паузами забытых простых слов. Поселили Колю в большом доме, что на краю деревни. Дом привели в порядок, переложили печку. В деревню приезжали офицеры КГБ, беседовали с руководством колхоза, контролировали восстановление дома. Через месяц к Коле пришёл заместитель директора завода. Завода до войны не было, был пустырь рядом с речкой, на котором деревенские пацаны любили играть в футбол. А сейчас пять больших корпусов стоят, скрежет металла, пар из труб. Замдиректора пришёл к Коле с предложением возглавить первый отдел завода.
- У нас производство стратегическое, за кадрами глаз-да-глаз нужен, а Вы Николай Макарович человек заслуженный, в чинах. Такой нам очень нужен. И зарплата подходящая и пенсия будет что надо. Коле не были нужны ни деньги, ни пенсия. Мать и сёстры навещали его, приносили парное молоко, хлеб. Коле хватало, ведь приёмы в шикарных ресторанах Берлина остались в прошлом. Нужно было одно - писать, переносить убористым подчерком на листы воспоминания о том, что было тогда - в другой жизни. Какая из жизней была настоящей Коля не знал.
- Если Вы так считаете, я согласен, - сказал Коля индифферентно смотря на замдиректора завода, маленького человечка в несуразно сшитом костюме и фуражке, - только на работу я ходить не буду. Если что будет подписать надо, подпишу.
- Вот и договорились, я так рад, что Вы согласились, - человечек в фуражке улыбнулся не своей улыбкой и скрылся за дверью.
Раз в неделю Коле приносили на подпись документы и он, не читая подписывал. Колю курировали очень влиятельные люди в аппарате КГБ. Те, кто знал, чему обязана ему страна, какую роль он играл в победе над фашистской Германией.
Шло время. Коля каждое утро садился за стол рядом с окном, и принимался писать в очередной тетрадке. Писал он на немецком. Может потому, что владел им лучше, чем русским, а может потому, что писать о событиях того времени в Германии можно было только на немецком.
- Ма, знаешь, может мне женщину какую сюда подселить. Ну, чтобы хоть кто-то живой рядом был. - Сказал как-то Коля пришедшей навестить его матери.
- Конечно, Коленька, обязательно надо. Ты ведь не старый ещё совсем, женим тебя на бабе гожей, родит от тебя. А то всё пишешь и пишешь, куда это годится.
- А баба какая гожая на примете есть? Мне бы какую попроще, чтоб без претензий. Баловать не стану.
Нашлась такая - не красивая, забитая, молчаливая. Кто’б её замуж взял, мужики ведь в дефиците были, многих война унесла. Вот и сыграли свадьбу по-тихому, только близкие самые. А через год дочка родилась, Надя. Голубоглазая девчонка, белокурая, смышлёная.
Не думал Коля, что с рождением дочки всё так изменится, что в его жизнь светлым потоком ворвётся радость. Он часами рассказывал ей сказки, мастерил кукол, ходил на речку. Шли годы, Надя уже заканчивала школу. Она была отличницей и всем было понятно, что в деревне она не останется, в город уедет учиться. Коля сдал, он сильно болел. Врач отправил его на обследование в Тверь, но Коля отказался.
- Смысла нет, знаю, что больше полугода не протяну, да и незачем.
Да, Коле больше не за чем было жить. Жизнь огромной стопкой дневников была свалена рядом с печкой, а новой жизни не будет. Он улучил минуту, когда жены не было дома чтобы поговорить с Надей:
- Ты должна это знать, у тебя есть две сестры. Они старше тебя и живут в городе Ландшут недалеко от Мюнхена. Он протянул ей листик с именами и адресом сестёр. С возрастом людей обычно тянет к своим генетическим корням, может и тебе захочется увидеться с близкими по крови людьми. И ещё, мне осталось совсем мало, и я хочу, чтобы ты опубликовала эти дневники, - Коля показал рукой на огромную стопку тетрадей. Но не сейчас, лет через пять, а может и десять. Сейчас делать их достоянием многих опасно, время должно пройти. Ведь ещё живы те, на чьих руках кровь тысяч и тысяч людей. Но люди должны знать, должны, поэтому то я и писал долгие годы.
Надя держала Колю за руку и рыдала.
- Не плачь, жизнь лишь короткое приключение, и я счастлив тем, что моё было таким ярким, таким опасным, таким разным!
Когда на следующий день когда Надя вернулась из школы, Коля лежал на кровати накрытый белой простынёй. В печи догорали дневники...
#Котляр
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 22
В 1981 году бабушка рассказа мне, что она и её муж были из богатых семей, держали лошадей и показала золотые дореволюционные деньги....
Мы жили долеко от бабушки она в Киргизии, мы в Сибири. Как бы я поговорила с ней сейчас, очень много вопросов...
Кстати,Саша сам нашёлся) Заглядываю как-то в группу, а он тут)