ИСТОРИИ РЕАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

Две девочки и два мальчишки – четыре спеленутых кулька лежали рядом, перекликаясь. Матери даже шутили, что вот готовые женихи и невесты. Всё было терпимо – и еда в роддоме, и смертная скука днем, и молоко, что разрывало грудь, рвалось наружу, не находя себе места. Девчонки, кто рожал не в первый раз, подсказывали, что делать первородкам. По очереди ходили в душ, сюсюкали с малышами и смотрели своих мужей в окошко, выходившее на узкий переулок, зажатый с одной стороны стеной роддома, а с другой — заводским забором. За ним то и дело что–то бухало, звенело, заставляя закрывать окна. По палате разливалась пресная, стерильная духота… Мужчины, молодые и не очень, отцы, кто веселый, кто удивленный, кто растерянно пожимающий плечами, стояли под окошками, что–то кричали, улыбались и просили показать наследников. Жены такие посещения всегда ждали с нетерпением, прихорашивались, заимствуя друг у друга заколки и расчески. Не приходили только к одной из рожениц. Маша никого не ждала. — Маш! Да повернись ты к нам наконец! Плохо тебе? Врача позвать? Мария, отвернувшись к стенке, только сжимала крепче кулаки и отрицательно мотала головой. — Своего покормила бы! Орет и орет! Маша, слышишь? Та всхлипывала, медленно вставала, расстегивала халат и прикладывала сына к груди. Тот куксился, отворачивался и снова орал, становясь багрово–красным. Только пятно на лице, чуть сбоку, на правой щечке, оставалось всё таким же коричневым. — Ты из–за родимого пятна что ли переживаешь? — спросила тихо Галя, спокойная, полненькая женщина лет тридцати. Она рожала вместе с Машей, видела, как та ослабла, как кричали на нее врачи, чтобы не закрывала глаза, слышала, как потом тяжело и безнадежно вздохнула, когда мальчишку положили к ней на грудь. — Брось! Это поцелуй ангела. Мне мама так всегда говорила. Ну, что ты? Мария пожала плечами. — Ну, поцелуй, не поцелуй, а только зря этот ребенок на свет появился. Ничего хорошего у него уже и не будет. — Да ты что такое говоришь! — зашикала на нее Галя. — Грех какой так говорить! Дитё тебе послано, другие мучаются, а тебе вон какой, крепкий, ладный достался. Радуйся! Опора тебе будет, защита. А какой будет его жизнь. Тебе решать. Дал Бог ребенка, поможет и вырастить его! Маша усмехнулась и, встав, принялась укачивать сына. — Да угомонись ты! Сил моих нет! Нет сил, слышишь ты! Замолчи! Нет у меня молока, нет и не будет, понял! Отстань! Сгинь! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Устала, как же я устала! Она кинулась на кровать и разрыдалась, обхватив руками худенькую, жесткую подушку. Побежали за медсестрой, Дарьей Николаевной. — А что, вы, девоньки, хотите? — сказала та, не спеша зайдя в палату и остановив равнодушный взгляд на Марии. — У нее дома вот таких мал–мало–меньше еще двое и, кажется, есть взрослый сын. Каждый год, как замуж очередной раз вышла, к нам ее муж привозит. Сначала, чтобы убедиться, что ребенок есть, потом рожать привозит. А между этими посещениями – целая жизнь. По врачам он ей ходить запрещает, всё боится, испортят. А как рожать ей, так мы за сердце хватаемся, что там и кто. Ладно, смесь принесу. Кормить, Мария, строго по часам. Да ты и сама всё знаешь. Молока у тебя никогда не было. Хотя и смесь твои не едят. На чем растут?.. И зачем вообще такие плодятся? — шепотом добавила она, уходя. Сестра Дарьи Николаевны работала педиатром на Машином участке и рассказывала, что все Машины дети растут как сорная трава, болтаются по двору, если не в школе, сами ходят в магазин, прибираются, пока мать и отец на работе. Вот сейчас отсидит Маша положенное время дома, скинет мальца в ясли и за прилавок. Муж Марии, Егор, держал палатку с фруктами недалеко от Белорусской. Место проходное, прибыльное. Искать замену жене он не собирался, считая всех остальных людей нечистыми на руку. Когда подходил жене срок рожать, на ее место вставал старший сын, восемнадцатилетний Артем. Вот и сейчас парень сидел в деревянной палатке, врубив музыку в наушниках, и подпевал хриплым голосом заграничным певцам. Скоро отец придет забирать выручку, значит, нужно кое–то отложить себе. Артем быстро отслюнявил несколько купюр, сунул их к себе в карман и, улыбаясь, высунулся в окошко, предлагая прохожим купить спелые, одно к одному, яблоки. Цену парень всегда завышал, чтобы потом забрать разницу себе в карман. Каждый в этой семье выживал, как мог. Младшие знали, что у Артема всегда водятся деньги, поэтому уважали его и старались всячески угождать… … Маша снова улеглась, ожидая, пока Дарья Николаевна принесет стерильную, государственную бутылку со смесью. Соседки по палате то и дело косились на нее, Машин сын ерзал и кряхтел, не желая успокаиваться. — Пусть переводят ее в другую палату! — не выдержала тоненькая, большеглазая Саша, в который раз укачивая свою девочку. — Никто из–за нее спокойно не спит, каждую ночь ор стоит. Я к заведующей пойду! Я… Галина, кинув быстрый взгляд на дверь, не идет ли Дарья, взяла Машиного мальчика, прижала его к своей груди и замерла, чувствуя, как молоко, обильное, жирное, теплое, рвется наружу. Мальчишка жадно обхватил Галю руками, вцепился в нее, не желая разжимать длинненькие, розовые пальчики. — Кушай, кушай, мой хороший. У меня на всех хватит! И еще останется. Ты только не кричи, маме нужно отдохнуть… Галя тихо раскачивалась, шепча что–то ласковое, глупое и смотрела, как скомканное от крика личико мальчика расправилось, показались мягкие, нежные щечки. Ребенок задышал спокойно и глубоко. Его головка откинулась чуть в сторону. — Уснул, – улыбнулась Галя. — Вот и хорошо. Поспишь, вырастешь. Ничего, всё будет хорошо! Маша, удивленно повернувшись, только кивнула. А Гале и не нужно было слов. Машины глаза, затравленные, блёклые, сказали все за нее... От смеси паренек категорически отказался. Так и прокормила все время до выписки Галя двух малышей. Ее здоровый, лелеянный мужем организм выдержал бы и троих… … Выписывались вместе. За Галиной приехал муж, Денис. Он взял такси и теперь нервно поглядывал на двери выписной. Моросил холодный сентябрьский дождь, на кусте сирени сидели, нахохлившись, воробьи, завод за забором гудел и охал, пугая народившуюся детвору. — Галь! Ну что так долго? Я уж волноваться начал. Ты что оборачиваешься? Да что случилось то? Галина, сунув в руки мужа конверт с сыном и наказав ждать в машине, вернулась в выписную. — Маша! А ты как же? — женщина подошла к поджавшей губы знакомой. — Где твои–то? — Мои? — усмехнулась Маша. — А кто ж их знает. Старший торгует, остальные кто где. Муж в рейсе, за товаром поехал. Вернется только через три дня. — Да как же ты поедешь? По метро с младенцем?! Да и швы у тебя, слабая вся… — А что такого? Я ему пустышку нашла. Доедем как-нибудь. Мария с семьей жила в старом деревянном доме, что еще, нет-нет, да и топчутся на окраине города. Удобства во дворе, общественная баня по выходным, в соседях – забулдыга–старик и сомнительного вида мужчина, что вечно пропадал где-то по несколько недель, а потом возвращался счастливый, сияющий. Маша подозревала, что он находит себе богатых женщин, морочит им голову, а потом они, раскусив хитреца, выгоняют его на улицу… — Пустышку… Маш, а дальше–то как? Решено, давай к нам в машину. Мы тебя отвезем домой. Вот деньги, — она вынула из сумочки несколько бумажек. — Купишь смесь. Ну, когда–то начнет он же ее есть. Муж поможет? Что у вас там? — Не надо. Убери. Я все сама сделаю. Муж работает. — Да я уж вижу, что не балует тебя! Не дури, Маша! — Галя сунула деньги в карман ее куртки. — Кстати, как назовете? Мы своего Павлом хотим. Уже вроде договорились. — Федя будет, – прошептала Маша, в четь бати моего. Они с ним в один день, получается, родились. Только пятно это на лице… Мои засмеют, да и чужие издеваться будут…Эххх… — Брось ерунду говорить. Как приучишь, так и будут к Феде относиться. Главное, ты его люби. Он вон как на тебя смотрит. Всё, садись в машину. Денис! Скажи водителю, что надо еще по другому адресу проехать. Нам по пути, так что много времени не потеряем. Денис нахмурился, потом покачал головой. Вечно его сердобольная Галя находила рядом сирых и убогих, помогала им, а потом вздыхала о бедах человеческих… Галина, выйдя из автомобиля, смотрела, как Мария не спеша подошла к калитке, скинула с гвоздя петлю, что не давала дверце раскрываться от ветра, оглянулась последний раз, молча извинившись, что не зовет в дом, и зашагала по мокрой дорожке. Заросший сорняками сад уже покрылся бледно–желтым налетом наступающей осени. Крыльцо было закрыто намокшими от дождя картонками с веселенькими рисунками бананов, апельсинов, россыпей винограда и спелых, пушистых киви. Муж Марии всё пускал в дело, приучая семью к нетребовательности и простоте бытия… В доме было темно и тихо. Младшие еще были в саду, Артем, видимо, на торговле. Маша медленно отворила дверь и скрылась в полумраке прихожей, услышав, как отъехало такси… … — Ну, ничего, зато ребенок всегда на свежем воздухе! — успокаивающе погладил по плечу расстроенную жену Денис. — Выкарабкаются! Галя ничего не ответила. На руках завозился Павел, нужно было покормить его… …— Машка, ты? Вернулась? — муж ввалился в дом, топча по только что вымытому полу глинистыми, мокрыми ботинками. — Хорошо. Ужин давай, потом поможешь мне товар перегрузить. Поедем в гараж. Ух, соскучился я по тебе, гагара моя! — он схватил стоявшую рядом женщину, крепко сжал ее лицо своими шершавыми, пахнущими бензином и табаком руками и жарко поцеловал. — Чего не ласковая такая? Не рада? Поди уж отвыкла от мужа своего?! — он всё сжимал и сжимал ее голову, пока она не отпрянула, ударив мужа в плечо. — Пусти, никуда я не поеду. Мне Федю надо кормить. Да и ребятки что–то калюют, надо бы их укутать на ночь. Артема возьми. Ребят одних оставлять с малышом не хочу. — Да не пропадет твой Федя. Нарожала не ведь кого, страхолюдину. Вот в кого это пятно у него? А? В кого? — Егор вдруг разозлился, рассматривая мальчика, лежащего на кровати. — Нагуляла? Лучше б в роддоме его оставила. — Ты что такое говоришь? Федор на тебя похож. Ты погляди! — Отстань! — мужчина оттолкнул Машу, протопал в комнату и там затих, растянувшись на кровати. — Маш! Машка! Иди сюда! — захныкал он, передразнивая Федора. — Иди, я молочка хочу! Мария захлопнула дверь в супружескую спальню и пошла на кухню ставить чайник, нужно было подогреть воду для Фединой бутылочки и сварить кашу для остальных… … Артем, устав от дебошей отца и нудной работы грузчика, сбежал из родительского дома под Новый год. Забрав у пьяного отца ключ от маленького сейфа, он взял наличку и, собрав свои вещи в рюкзак, ушел ночью, оставив на снегу глубокие, тут же наполнившиеся влагой, следы. Маша стояла у окна, укачивая Федора, и смотрела, как ее первенец, пожалуй, единственный ребенок, появлению на свет которого она радовалась искренне и без оглядки, уходит от нее, возможно, навсегда. Она могла бы выбежать, крикнуть, разбудить мужа и заставить Артема остаться. Но она этого не сделает. Сын обещал, как только обустроится, найдет работу, забрать мать с братьями к себе. Врал, боясь, что мать разрыдается? Врал, чтобы она отстала от него? Вряд ли. Парень был хоть и разгильдяй, но мать любил и всегда искренне говорил обо всём. Он не обманет ее, он приедет, заберет… Нужно только подождать… — Что ты молчишь? — орал потом Егор на жену. — Что стоишь, как будто ничего не случилось? Твой Артем меня ограбил! Он тебя ограбил, а ты… Или ты всё знала? Скажи, куда он ушел, а? Ну, говори, как есть! — мужчина больно потянул жену за волосы, та вырвалась. — Ничего я не знаю. Отстань, сам виноват, загнобил парня. Ему бы учиться, так ты не пускаешь, ему бы погулять, а ты давишь и давишь! Всё, он теперь свободен, и я рада за него. Я… Маша упала, получив пощечину, отползла к орущему Федору и закрыв глаза, что-то зашептала. — Молишься? Правильно, молись, чтобы не прибил. Найду его, не жить тогда ни тебе, ни ему! Егор смахнул со стола посуду, та со звоном разлетелась на мелкие кусочки, осыпав пол белыми, острыми кусочками. Дети высунулись из своей комнаты, испуганно глядя на бушующего отца. Егор шикнул на них, накинул куртку и ушел. Нужно было откопать ворота, выгнать грузовичок на дорогу и ехать за товаром… … Галина, уложив Павла, тихо зашла на кухню. Денис работал сегодня в ночь, можно было просто посидеть в темноте, глядя в окно, и пить чай. Галя любила черный, крепкий чай с долькой лимона и двумя ложечками сахара. За окном сыпал пушистый, мягкий снег, пряча за белой завесой фонари, машины во дворе, деревья, соседние дома. — Опять завтра с коляской не проедешь, – посетовала женщина, отломила кусочек шоколадки и потянулась за пультом от телевизора. — Что там с прогнозом? Мелькали картинки каналов, Галя нашла новостной, потом ей показалось, что проснулся сын. Женщина вышла, а когда вернулась на кухне, неся на руках Павлика, диктор рассказывал о пожаре, случившимся в частном жилом доме на окраине Москвы. Галина застыла, всматриваясь в картинку на экране. Она знала этот дом, знала его хозяйку, грустную и молчаливую Марию. — Дом занимала многодетная семья, — тем временем рассказывал репортер. — По предварительным данным, никто из них не выжил. Пожар произошел поздно вечером, когда все уже легли спать. Причина возгорания выясняется… — Галя моргнула. — Проводка… Слова с экрана расплывались, тонули где-то в густой темноте, что обступала Галину со всех сторон. Чашка с только что заваренным чаем полетела на пол, усыпав линолеум белыми, острыми, мелкими осколками. Заплакал Паша… — Ты чего? — спросил испуганно муж, вернувшись утром домой и застав жену, бледную, грустную, сидящей за столом в гостиной. — Что случилось? Да что ты молчишь? С Пашкой что–то? Он кинулся в детскую, нашел глазами сына и вздохнул, потирая лоб рукой. — Помнишь ту женщину, что мы подвозили из роддома, когда нас с Пашой выписали? — Ну… Помню, и что? — Вчера сгорел их дом. Я по новостям видела. Говорят, никто не выжил… — С чего ты взяла, что это именно их дом, что никто… Галь! Ну, Галя! Фу ты ну ты! Да это только по телеку сказали, а как там на самом деле… Может, никого и не было в доме, мало ли! — Я ее Федора кормила в роддоме… Славный такой паренек был, на Машу очень похож… — Ты что делала? — растерянно переспросил Денис. — У Марии не было молока. Федя постоянно плакал. Я его стала кормить. Он даже вес набрал. Выходит, у нашего Павлика был брат… Ну, молочный брат… А теперь нет его… Галя разрыдалась. Гормоны, постоянный недосып, замкнутое пространство жизни матери с младенцем на руках – всё вырвалось наружу громкими всхлипами… — Галя! Галочка! Милая! Ну, хочешь, мы попробуем узнать? Хочешь, съездим туда? Ну, не плачь… Он обнял жену, та потихоньку успокоилась, затихла… О Машиной семье так ничего и не было известно. На Галину с ее расспросами смотрели косо, даже начали в чем-то подозревать. Тогда Денис велел бросить это пустое дело. — У тебя растет Паша. Вот и думай о нем. Всем не поможешь, — строго сказал он. — А некоторым уже не поможешь… — вздохнула Галина… … Паша рос упрямым, Галя еле-еле справлялась с ним. Знакомые посоветовали отдать его в спорт. Денис записал мальчика на карате. Тренер хвалил ученика, восхищаясь его силой и ловкостью. А Галя, наблюдая на соревнованиях за сыном, поражалась, с какой злостью он выполняет всё то, чему учили на тренировках. —Да потому что они мои враги, мама! Или они, или я! — пожимал Паша плечами. — Ты же хочешь, чтобы я стал победителем? — Хочу. Но это всего лишь соревнования, сынок! Игра же! — Если так об этом думать, то никогда не станешь чемпионом! — оборвал ее Денис. — Молодец, сынок! Я тобой горжусь. Спортивная злость нужна. — Спасибо, папа! Ладно, я погулять. Вернусь поздно. Не ждите меня! Паша бросил в прихожей сумку с формой, кивнул матери и ушел, надев кепку козырьком назад. Походка, одежда, манера говорить — все в парне было вызывающим, резким, бескомпромиссным. — Ничего, Галь, подрастет, выправится. Это от молодости!.. Однажды вечером, когда Галина и Денис уже были дома, им позвонил участковый, велел приехать в отделение. — Что стряслось?! — Денис строго смотрел на сына через прутья решетки. — Что ты натворил? — Ваш сын устроил драку. Пострадал человек. Он сейчас в больнице, пока состояние критическое. — Он сам полез, отец! Я тут ни при чем! Мы просто сидели с ребятами на лавке, он подошел, стал приставать, что, мол, мы в общественном месте, а ведем себя… Ну, вся эта чепуха в общем. Мы сказали, чтобы он ушел. А он не слушал. Тогда я ему вложил ума. — Замолчи! — Денис сжал кулаки. — Руки, значит, распускаешь? Самый правильный здесь? Всё, Паша, теперь я с тобой разговаривать по–другому буду! Хватит! Мать доводишь, ума никакого в голове. Погоди, мало, видимо, я тебя в детстве воспитывал! — Можете его пока забрать. Там дальше видно будет, что решат родственники пострадавшего. — А мы можем с ними связаться? Ну, я бы хотела… -— встряла Галина. — Вообще–то не положено! — с сомнением ответил участковый. — Ну, извиниться как-то, спросить, чем мы можем помочь, – не отставала Галина. Ей было стыдно от того, что сын стал таким. Она судорожно думала, где они с Денисом просчитались, где упустили парня, дав ему почувствовать свою власть, и никак не могла понять. Ей, наконец, сказали номер телефона матери потерпевшего. — Пойдем, Галя, — схватил ее за руку муж и повел к выходу. — А как же Паша? — Он посидит здесь, — отрезал Денис. — Так положено по закону, да и, по совести, так и должно быть. — Мама! — растерянно позвал Павел. Сколько раз она уже слышала это тихое «мама» … Больно, испугался, обидели, хочется просто посидеть рядом – сын всегда звал мать. И теперь он искал у нее защиты. — Извини, Павлик, я не могу помочь тебе! — ответила она, глянув на мужа. Тот кивнул. — Ты сделал ужасное. Я не могу поверить, что ты избил человека только за то, что он что–то сказал тебе… Извини. … Галя, промучившись сомнениями до вечера, набрала номер, который ей дали в полиции. — Алло! Слушаю! — услышала она женский голос. — Извините, я вот… Я мама того человека, который…Я хотела извиниться за своего сына. — Что? Кто вы? — Меня зовут Галина, мой сын, Павел, он, он … — Это вы? Кто дал вам мой номер?! А, хотите, чтобы мы забрали заявление? Чтобы выпустили вашего сына? И не подумаю! Артём до сих пор без сознания! Ваш сын зверь! Не звоните сюда больше, мы увидимся в суде. — Но я хотела… Могу ли я чем–то помочь?! — крикнула в трубку Галина, но Мария на том конце уже положила трубку. Ее трясло, хотелось плакать. Артем был ее опорой, советчиком и защитником. Тогда, много лет назад, Мария, собрав вещи и детей, ночью ушла от мужа. Артем написал, что ждет их, что снял квартиру, что работает и теперь готов помогать матери. Поняв, что жена бросила его, Егор напился, потом закурил… Огонь слизал всё… Маша потом винила себя в смерти мужа, но нужно было жить дальше, ради детей… И вот теперь Артем, мальчишка, который спас ее от мужа, дал возможность прожить спокойную и тихую жизнь, первенец, нежный и заботливый, сильный и веселый, рожденный от мужчины, которого Маша по-настоящему любила, но потеряла много лет назад, лежит там, в больнице, а эта женщина имеет наглость звонить и извиняться!.. Как она сказала? Галина… Маша знала одну Галину. Но та не могла бы вырастить такого сына, что, как боксерскую грушу, отделал ее Артема… Нет! Та Галя была добрая, значит, и дети ее должны быть такими!.. — Ма, кто это? – Федор смотрел на лицо матери. — Никто, Федь. Так, давайте-ка спать ложиться. Завтра мне к Артемке ехать, нужно немного отдохнуть! … С Галиной они пересеклись у стола Справок в больничном зале. –Добрый день, я хотела узнать о сыне, – Маша назвала фамилию и замерла, пока администратор пробегала глазами по спискам. — Состояние удовлетворительное. Сейчас можете к нему подняться. Я выпишу пропуск. Галина стояла рядом и во все глаза смотрела на Марию. — Маша! Ты, Маша? Значит, Артем… Я Галина, помнишь? Галина, мы в роддоме вместе лежали. Я еще твоего Федю кормила… Я так испугалась, когда сказали, что ваш дом сгорел! Я корила себя! Ты прости меня, за моего Павлика прости… Маша, наклонив голову, разглядывала Галину. Конечно, она вспомнила о кормилице своего сына. Помнила, что должна ей денег за такси. Помнила, как Галя тихо уговаривала маленького Федора не плакать, как успокаивался мальчик на руках у этой женщины… — Галина… Вот и свиделись… Надо же… — Маш, как Артем? Что-то нужно? Я могу лекарства достать, у меня есть знакомые фармацевты. Если врачей нужно найти, ты скажи… — Пойдем. Выпишите, пожалуйста, пропуск этой женщине, – обратилась Маша к администратору. — Родственница? — Да, сестра моя, – тихо сказала Маша. Галина удивленно посмотрела на женщину, потом шепнула: — Спасибо! … Маша уговорила Артема забрать заявление. Павла не посадили, но после того случая многое в жизни парня поменялось. После окончания школы Паша выучился на спасателя, работу свою любил, много времени проводил на тренировках, выезжал на самые сложные операции. Галина гордилась им, но тихонько, чтобы не задавался парень. Она все еще помнила Артема, его забинтованную голову и строгие, оценивающие глаза... Тогда Артем долго не признавал Галину, относился к ней с презрением, но уважал отношение матери к этой женщине, поэтому молчал… Галина познакомилась с Федором. Он был ровесником Павла, но совсем другим – мягким, трогательно–трепетным. Галя не знала, но Маша когда-то была такой, пока не надломилось что-то в ее жизни… … На очередных сборах Павел заметил паренька–фотокорреспондента, рослого, широкоплечего. Тот держался уверенно и свободно, ловя на себе женские взгляды. На щеке мужчины расплылось коричневое родимое пятно. Паша с семьей Марии не общался. Было стыдно прийти к ним после всего того, что он сделал, поэтому с Федором он знаком не был, но от матери слышал, что тот устроился на телевидение. — Так вот ты какой, Федор! – протянул Паша, подойдя к парню. — Поцелованный ангелом… Ну, давай знакомиться, я Павел. Мать говорит, что ты мой молочный брат… Странно, правда? Они поговорили, рассуждая о том, как странно иногда сводит жизнь потерявших друг друга людей. Федор на миг помолчал, а потом сказал: — Ну, раз ты мне брат, то приходи ко мне на свадьбу. В эту субботу, я адрес скажу потом. Придешь? С Артемом я поговорю, он уже поостыл, тебя не тронет. Паша виновато вздохнул. Наверное, настало время набраться мужества и встретиться с Артемом, лично извиниться перед ним. Пора стать взрослым. Таким, как дети Маши, которые жили совсем другой, во многом обделенной, сложной жизнью, но стали хорошими людьми. И многое они могут дать Паше, выросшему без братьев и сестёр… (Автор Дзен Зюзинские истории )

Пошла к проводнику, она сказала предложить доплатить кому-то, чтобы охотнее согласился поменяться. Я пошла опрашивать снова. Готова была дать 500 рублей, но никто не уступил.. Положила ребенка на верхнюю полку, сама стоя ехала всю ночь, переживала, чтобы не упала. Обидно за безразличие людей друг к другу. Обращаюсь ко всем эгоистичным людям: "Нельзя быть такими, понимаете? Нельзя! Ведь кому-то нижняя полка нужнее, чем вам! Неужели сложно уступить?" Вот вы бы уступили? Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛

Муж не выдержал, предложил сходить в магазин купить рыбы и пожарить. Но мне хотелось именно той, что у соседей ( своя казалось будет не такой вкусной). Муж ушёл, сказав что сделает мне точно такую же. Вернулся с нашим соседом, а тот улыбается и говорит:" Пойдёмте к нам, выберете себе какую хотите, жена вам положит". Я обрадовалась и пошла, выбрала, они ещё лишнего положили, да ещё и с лучком. У меня живот уже тогда большой был. И вот иду счастливая домой, а муж говорит:" Пингвин ты мой, с охоты с рыбой идёт, ешь давай пока не остыла". Я родила, а соседи до сих пор с улыбкой на меня смотрят. Помню, ещё тогда два часа плакала, говоря "давай не будем уезжать отсюда никогда, наши соседи лучшие" 😂 Если история Вам по душе, нажмите: Класс, мне будет очень приятно)

После смены Иван Николаевич зашёл в кадры, - Любовь Васильевна, говорят у нас новая реанимационная сестра? Скажи по секрету кто, откуда, почему к нам? - Любопытный ты, Ваня, тебе что ли её дали? Другому бы не стала говорить, а тебе уж ладно. Семейное положение тебя интересует? Данилова Марина Сергеевна, тридцать пять лет, не замужем, детей нет. - Да нет, Любовь Васильевна, ну зачем мне это надо? - Иван Николаевич поморщился. - Как зачем? Тебе жениться надо, Ваня! Годы то идут, они даже у мужиков тикают, один ведь останешься. А искать тебе любовь негде, да и некогда. Или из больных выбирать, или из персонала... - Любовь Васильевна, посмотри из какой она больницы к нам перешла, у своих о ней узнать хочу! Мне нужен нормальный надежный работник, а не женщина! - взмолился Иван Николаевич. - Да смотрю, смотрю, пошутила я! - Любовь Васильевна по клавишам щёлкнула и открыла личное дело, - Из районной больницы она, а до этого в другом городе работала. А ещё до этого... Да, странновато, характеристики все отличные, но что-то часто она место работы меняет, непонятно? - Ну ясно, хотя может просто переезжала часто, мало ли, ведь отзывы все хорошие! - кивнул головой Иван Николаевич. Хотя сам подумал, что надо быть поосторожнее с этой новой медсестрой. Мало ли какая причина этих частых смен работы? А отвечать то за пациентов ему... Утро следующего дня было бурным. Привезли семью с сильным отравлением. Потом женщину с тепловым ударом в тяжелом состоянии и её взял Иван Николаевич и его новая медсестра Марина. Иван Николаевич действовал по протоколу при тепловом ударе, но женщине становилось всё хуже и хуже. Привезли её по скорой прямо с дачи, на грядках в жару перетрудилась. Пока ехали у неё усилилась головная боль и начались судороги. Новая медсестра Марина Сергеевна четко выполняла все указания. Иван Николаевич не успевал даже сказать, как она тут же всё делала правильно, но никак не удавалось вывести больную из тяжелого состояния. Он лишь на секунду отвернулся, посмотрел на приборы. Непростая ситуация! И тут боковым зрением отметил что-то странное. Он оглянулся, - Марина Сергеевна, что вы делаете? Новая медсестра сняла с рук перчатки и держала их над головой больной, а от её ладоней ... исходило ясно видимое сияние! - Нет, нет, Иван Николаевич, у меня просто порвалась перчатка, я мигом! - смутилась Марина Сергеевна и тут же надела новую пару, - Смотрите, ей уже лучше, ваши действия ей помогли! - медсестра указала на приборы, все показатели непонятным образом пришли в норму! Иван Николаевич облегчённо выдохнул, - Уффф, слава Богу, я уж думал она не выйдет из шока, пульс был совсем слабый. Мы чуть не потеряли её, а ведь ещё молодая женщина! - Иван Николаевич, я вами восхищена, это было очень профессионально, я рада, что к вам попала, - Марина Сергеевна так смотрела на него, что Ивану Николаевичу стало приятно. Их не часто хвалят. Если помог пациенту выжить - это норма. А вот если не смог ничего сделать, тогда родные начинают обвинять, что врачи виноваты! Даже в суд подают, нередко и так бывает. - Спасибо, вы тоже неплохо первый день отработали, - в ответ похвалил новую медсестру Иван Николаевич, - Я вот только не понял, а что это было, когда я отвернулся, а вы руки к ней поднесли и свет был какой-то? Это что ещё за штучки? - Не знаю, не было ничего, может вам показалось, глаза от светильника устали, это ведь такое напряжение, когда больной в пограничном состоянии! - у Марины Сергеевны было такое честное и озабоченное выражение лица, что Иван Николаевич и правда засомневался. Видно ему на самом деле что-то показалось, а медсестра вообще-то неплохая, шустрая и хваткая. Она ещё ко всему прочему и анестезистка, так что вроде даже ему повезло. Но выводы рано делать, посмотрим, что будет дальше. Все последующие смены Марина Сергеевна так и работала с ним. Иван Николаевич к ней привык, уже звал её коротко - Марина, им ведь надо быстро сказать, не до сантиментов. А вскоре и она стала называть его просто - Иван. Они ходили вместе в столовую, а иногда Марина приносила в лотке домашнюю еду. Тогда Иван Николаевич наслаждался её нехитрой готовкой. Они вспоминали случаи и личной практики. И с присущим медикам юмором с долей цинизма смеялись над нелепыми моментами. Больные им попадались не самые тяжелые, а Марина так четко исполняла свою работы, что Иван понял, что на неё можно положиться, она не подведёт! Правда он как-то ощутил, что однажды, коснувшись её руки, его будто током пронзило - она ему нравилась! Он не хотел сам себе в этом признаться, но её голос был ему очень приятен. Он раньше никогда не мог так долго болтать с женщинами, тем более о работе. Она была умна, так же, как и он, увлечена своей работой. И очень привлекательная внешне, хотя никто, кроме Ивана Николаевича, не считал её красивой. Как-то заведующий отделением его спросил, - Ну как там твоя носатенькая, новая медсестра, Марина кажется? - Нормально, Павел Алексеевич, и правда опытная, мы с ней сработались, не зря у неё были хорошие рекомендации, - ответил начальству Иван Николаевич, а сам на шефа обиделся - "носатенькая"! Да у Марины нос курносый и милый, тоже нашёл носатую! - Ну и ладненько, молодцы, что сработались, так держать! - Павел Алексеевич похлопал его по плечу, правда как-то странно посмотрел на него. А через три дня привезли этого парня. Мойщика окон, верхолаза, он сорвался при сильном порыве ветра. Не упал, но его так долбануло о здание, что сначала его хирурги собирали. А потом парень попал к ним в реанимацию. - Он кто? - Марина вся побледнела и сжалась, увидев этого парня. - Промышленный альпинизм, мойщик окон, отчаянные ребята, к нам такие не первый раз попадают. Но многие и не попадают, гибнут, с высоты срываются. И кому больше повезло - сложно сказать, всё Марина, работаем! - Иван Николаевич был очень сосредоточен. Он понимал, что парень явно не жилец, но придется пытаться, он никогда не привык отступаться! Но их действия не помогали. Позвали ещё ребят, но всё было тщетно. - Так, всё, фиксируем время смерти, увы, всем спасибо! - Иван ощутил горечь от потери. Так было всегда, несмотря ни на что казалось, что можно обмануть старуху с косой, но... Иван Николаевич снял перчатки, шапочку, вытер лицо и кинул их в сторону. Как хрупка жизнь, вот так раз - и нет молодого парня! Свет мигнул, наверное опять перебои. Он обернулся и ... - Он пришёл в себя, смотри, Иван! - Марина убрала руки от парня, но Иван точно видел, что она делала! Он подошёл к ней, взял за руки и перевернул ладонями вверх - они были ярко красные, как от ожога. Тем временем парень, который только что умер, теперь дышал и его сердце билось ровно и сильно! - Что это было, говори? Только не надо меня опять обманывать, что свет мигал или у меня глаза устали! - спросил Иван, - Объясни мне, что это? Марина осторожно высвободила свои руки, - Иван, прости, я не знаю, как тебе объяснять. Просто у меня это было с детства, бабушка сказала, что это дар - я лечу руками. Но предупредила, чтобы я никому не говорила, нельзя говорить. Не поверят и будет хуже. Поэтому я просто поступила в медколледж на медсестру, так быстрее. И стала помогать тем, кто был совсем плох. Меня очень хвалили, но потом пошли слухи, что в больнице работает какая-то шарлатанка, которая якобы руками лечит и берет огромные деньги! Поэтому мне пришлось несколько раз менять место работы. А ещё мне бабушка говорила, что меня может истощить помощь другим, что я не выдержу. И так и было, мне каждый раз после того, как я людей спасала, приходилось отлеживаться, так было плохо! Но когда я встретила тебя всё изменилось, я почему-то не теряю силы, мне рядом с тобой всегда хорошо! - Ты необыкновенная женщина, я это сразу понял, мне рядом с тобой тоже хорошо и я думаю это знак. Я люблю тебя и думаю нам нельзя расставаться! - Иван обнял Марину, потом рассмеялся, - Наш парень глаза открыл, ну с возвращением тебя, альпинист! С этих пор Иван и Марина всегда вместе. Они поженились и трудятся в той же клинике. Заведующий отделением всегда самых сложных пациентов отправляет к ним. Ведь врач Иван Николаевич и его медсестра Марина совсем необъяснимо как вытаскивают самых безнадёжных больных. Впрочем, этой счастливой паре наверняка помогает кто-то сверху. Ведь очевидно, что только с божьей помощью можно быть такими, как они! Марина лечит руками Поэтому и говорят об уникальных врачах, что это врач от Бога! автор: Жизнь имеет значение Если история Вам по душе, нажмите Класс, мне будет очень приятно

— Сестра? — Жена первая, — ответил Саша и позвал мальчишку с собой, — пойдём, кое-что дам. Идти было далеко, но юноша, ничего больше не спрашивая, шёл рядом. — Ого, ваша? — не скрывая интереса, спросил подросток. — Не моя, но работаю на ней уже пять лет, так что не чужая. Как тебя зовут? — Гриша, — мальчик обходил огромную железную махину и всё ещё не мог сдержать удивления. — Красивая тачила. — Сашка рассмеялся, хочешь внутри посидеть? — Это MAN? — ещё больше удивился парень, увидев шильдик на решётке грузовика. — Ты что, таких грузовиков ни разу не видел? Во ты даёшь! — теперь была очередь удивляться мужчине. — У нас в деревне таких не было, на трассу когда бегали, конечно, видел дальнобойщиков, но такую мощь в первый раз. — Так смотри, Гриша! И трогать можно! — разрешил Сашка. Парнишка ещё с полчаса лазил по машине, а после понял, что водителю пора, и попрощался. Отправляясь дальше по маршруту Александр сказал: — Через дней пять буду возвращаться, деньги привезу, приходи на это же место. — Договорились! — протянул руку на прощание парень, а Саша крепко её пожал. Всю дорогу до пункта назначения Саша думал о парнишке. Доехал до места вовремя, уже разгрузился и собирался в обратный путь, как возникла накладка — задержался на день. А потом в ночь отправляться после дня беготни за документами, загрузкой попутного груза, не стал, выехал рано утром. И всю дорогу вновь перед Сашей в голове стоял Григорий. Обещал же ему… При подъезде к городу зарядил дождь, потемнело. Александр сбавил скорость и завернул на привычную стоянку, чуть поодаль от кладбища. А дождь лил и лил. Ровные мокрые ниточки тянулись с неба к земле. Александр бросил окурок в урну и поёжился. Он прекрасно понимал, что задержался в пути, и парень не обязан был ждать его. В кафе и на крытой веранде знакомого лица Саша не увидел. Разворачивались фуры и большегрузы через метров пятьсот от стоянки. Там в прошлый раз и стоял автомобиль Александра. Пора было в путь. Саша ещё раз обвёл присутствующих взглядом. Нет его. — Парнишка никакой не примелькался за последние два дня? — спросил водитель у продавца в кафе. Тот пожал плечами. Медленный разворот по накатанной дороге, и вдруг свет фар осветил на обочине фигурку, стоящую под дождём. — Гришка! — Саша открыл дверь. — Сдурел под дождём стоять? Полезай быстрее. Мужчина подал парню полотенце и футболку, чтобы тот переоделся. — Я не могу взять, вы в прошлый раз мне куртку дали. — Бери, она всё равно мне маловата. Я много вещей вожу с собой, так сказать на всякий случай, вот и случай. — Я знал, что вы вернётесь, обещали. — Обещал, но вот видишь… задержали… — Я так и понял, такие как вы не обманывают. — Какие такие? — удивился Александр и, чуть прищурившись, посмотрел на парня. — Ну… такие, — пожал плечами Гриша. Саша достал термос с чаем, налил горячую жидкость в кружку и подал парню. — Давай домой доброшу, где живёшь? — спросил Александр, чтобы перевести тему. — Так я тут, на кладбище и живу. — Чего? — Саша нарисовал себе в голове жуткую картину. — Тут работник есть, сторож. У него домик маленький, хороший, с печкой. Вот у него и живу. Помогаю. — А-а-а, — Саша представил себе печку и лежанку. — А родители чего же? — Отец на этом кладбище лежит, там, в низинке, а мать лишили родительских прав, совсем спилась, за отцом хочет, видимо. Когда младших братьев забирали, я сбежал. Мне же почти шестнадцать, ещё два года и свободен. — Это что, получается, что ты два года скитаться будешь? — Почему скитаться? Кому в голову придёт на кладбище беглеца искать? — усмехнулся Гриша, — на вокзалах ищут, в заброшках, а тут — тишина и спокойствие. Свою копейку имею, сторож не выдаёт. — А братья как же твои? Григорий опустил голову: — Вот по ним скучаю, сильно… но в детский дом не хочу. А восемнадцать стукнет, заберу к себе. — Не отдадут без работы и жилья. Так-то детдомовским угол какой-никакой положен после выпуска, а сам ты будешь без жилья. Стало понятно, что Гриша даже не думал об этом. Решил, что раз совершеннолетний и брат, то проблем не будет. Загрустил. — Ничего, у меня ещё есть время и работу нормальную найти, и дом. Дождь не прекращался, но Гриша уже хотел уйти. — Не торопись, обсохни. Мне еще полчаса стоять, — соврал водитель, — расскажи что-нибудь, а то скучно одному ехать. А Григория и просить не нужно было. Он, явно испытывающий нехватку общения, закрывал рот, только чтобы перевести дыхание. Рассказывал, рассказывал. В основном, конечно, это были случаи, произошедшие с ним на кладбище или байки от сторожа. Но описывал он их ярко, образно, словно играл на сцене, активно жестикулировал и модулировал голосом. Слово за слово сменилась тема. Теперь Гриша жаловался на непутёвых родителей, которые ему достались, на то, как приходилось жить. Было видно, что не избалованным растёт молодой человек, даже наивным местами, ещё ребёнок. И он, познавший беды и горе, не озлобился, не пошёл по неправильному пути. Александру это очень понравилось. И слова Григория становились уже менее эмоциональными, и речь пошла более плавно. Дождь тоже почти закончился, словно вылили они вместе и дождь, и этот парнишка, закутавшийся в полотенце, всю свою боль наружу, а теперь всё, пришло опустошение. — Я пойду, — после недолгого молчания сказал Гриша. — В пакет положи куртку, её сушить. — Ага. Спасибо вам, — Гриша сунул куртку в лежащий тут же пакет и не спеша вылез из машины. Саша ещё некоторое время смотрел вслед парнишке, вспоминая себя в его возрасте. Не хотелось ему тогда работать, учиться, чем-то заниматься, хотелось с парнями тусить, бегать по подворотням, стреляя папироски у подвыпивших мужиков. И становилось жгуче неприятно под ложечкой от этих ощущений. Сейчас, глядя на Гришу, Александр особенно сожалел, что ни с первой, ни со второй женой не получилось вырастить детей. Года бежали, приближая его к пятидесяти. На следующей стоянке у заправки Саша стал искать барсетку, чтобы расплатиться за топливо, но барсетки нигде не было. В один миг Сашку обдало холодным потом. Он вспомнил, когда отдавал парню сумму на краску для оградки, то переложил деньги в пакет и… пакет. Александр хлопнул с силой руками по рулю. В тот самый пакет Гриша положил куртку. «Вот ведь, прощайте деньги!» Сашка расстроился, понимал, что по доброй воле никто такую сумму не отдаст, считай, подарил. Всю дорогу домой, Сашка злился на себя. В этот рейс не получилось достаточно заработать, так ещё и деньги потерял. Уже дома тоже долго не мог прийти в себя, злился, жена заметила. — Случилось что? Обещал вернуться раньше? — Дополнительный груз брал, да деньги на топливо где-то потерял, на свои заправлялся, — ответил Саша не сразу. — Ну ничего, не голодаем, переживём, — выдохнув, ответила Анна. — Меня другое беспокоит. Ольга, вчера рассказывала — её вернулся на три дня позже, колёса проткнули на стоянке за то, что он кому-то на трассе не заплатил. Страшные времена настали, Саша, может, оставишь эту работу, а? — Нет, у меня всё хорошо. У меня же трасса нормальная, да и платят, не обижают. Сама знаешь, работу сейчас найти тяжело. Жена продолжила собирать на стол обед: — Садись, покормлю тебя и на работу. А из-за денег не переживай, выкрутимся. Прошла неделя. Неприятные ощущения забылись. Саша вновь уехал в рейс на три дня, должен был вечером сегодня вернуться, и Анна заскочила после работы в парикмахерскую на стрижку. — Ань, слушай. А чего это сегодня Юрка Пронькин у меня на стрижке сказал, что твоего мужа сын ищет. Говорит, они на кладбище встретились. Сашка твой уехал, бросил его там, а этот парнишка на попутках к вам приехал. Женщина, сидевшая в парикмахерском кресле, сразу побелела. — Ань? — мастер из мужского зала, стоящая в проходе, пожала плечами, так и не дождавшись ответа. — Я думала, ты знаешь. — Молчала бы, кто тебя за язык тянул… Иди, работай. Аня, как будем стричься? Может, покороче? — спросила мастер, чуть подвернув отросшие волосы клиентки. — Женя, я позже зайду, — Анна сползла с кресла и пошла домой. Теперь ей стало ясно, почему муж приехал из рейса такой подавленный. Оказывается, у него есть сын. «Сын, сын», — стучало её сердце. Аня не смотрела по сторонам, бежала домой. Ей казалось, что в их маленьком городке все уже кроме неё знали эту новость. — Простите, а вы из какой квартиры? Из тридцать пятой? — Аня встала перед пареньком, переминающимся у подъездной двери, и ничего не ответила. — Из тридцать пятой? — повторил он вопрос. — Да говорю же, эта жена Сашки, она, — соседка с первого этажа высунулась из окна. — Пошли, — ответила Аня и открыла дверь подъезда. — Да мне только передать пакет, — протянул руку, в которой был чёрный свёрнутый пакет, Григорий. — Заходи, говорю, — серьёзным тоном произнесла Аня. В квартире она очень долго молчала, не знала, как начать разговор, Гриша тоже молчал, не понимая, чего от него хотят. — Голодный? — Очень, — быстро ответил Гриша. — Я ведь на попутках до вас добирался. — Мой руки, садись. — Я…, — начал было Гриша. — Сначала ешь, потом поговорим, — Анна всё оттягивала момент истины. Гриша стал быстро-быстро работать ложкой. — А дядя Саша когда из рейса вернётся? Вы не подумайте, я ни одного рубля не взял из пакета… — Дядя? Из какого пакета, какие деньги? — Анна просто засыпала юношу вопросами. — Ну да, дядя Саша. Он сам представился. Александр. На MANе ездит. Или… Гриша даже подскочил: — Он не здесь живёт? — Здесь живёт. Успокойся. Вечером должен вернуться, дождёшься, надеюсь. Доедай и расскажешь мне всё. Но Григорий не стал ждать окончания ужина и как обычно начал свой бойкий красочный рассказ. Аня села напротив парня за стол и стала слушать. Временами она задавала наводящие вопросы, но больше слушала. — А в школу ты, получается, не ходишь? Аттестат получил? — В десятый не пошёл, хотя предлагали, говорили — учись, у тебя потенциал. В кружок театральный ходил. — А-а-а, — потянула Анна, сопоставляя такую своеобразную жестикуляцию парнишки с этой информацией и уже невольно мысленно договариваясь о принятии Гриши в старшие классы с директором школы, в которой работала завучем. — Просто… из школы сразу бы в детдом забрали. Теперь, когда она уже точно знала, что Гриша не сын Александра, ей даже стало немного жаль. Больше десяти лет Аня с Сашей были женаты, а своих детей родить так и не получилось. Первые пять лет они переживали, пробовали все возможные методы, даже к травницам ходили и на святые места вместе ездили, мотались по врачам, а потом как-то отпустило, отошло на второй план, и жизнь пошла своим чередом. И иногда Аня думала, что если бы у Саши был бы ребёнок от первого брака, то это сделало бы их семью более счастливой. Она слушала паренька, а сама представляла, как сидят они втроём за этим кухонным столом и ужинают. Словно семья. Воображение разыгралось так, что не остановить. Звонок в дверь, радостный и короткий, быстро вернул Аню в реальность. — Привет, — прижал Сашка жену к себе и поцеловал. — У нас гости, — тихо сказала Аня и кивнула в сторону кухни. В проёме стоял Гриша, улыбался, дожёвывая кусочек хлеба. Он подошёл и крепко сжал протянутую мужчиной руку. — Я пакет открыл, а там деньги… — Не ожидал, признаюсь, — Александр прошёл на кухню. — Как нашёл меня? — К дальнобойщикам подошёл, стал спрашивать. Один мне город, из которого вы подсказал, пытался по радио на вас выйти, но не получилось. — А, это да… поломка у меня как раз в рейсе случилась, пока я туда-сюда по стоянке бегал, в кабину залезли и выдернули точку. Ну ничего, скоро эти девяностые закончатся и заживём! Прорвёмся. Ты мне лучше скажи, почему не спрятал деньги, а сразу меня искать пошёл? — Как почему? Деньги не малые, а вы в пути, мало ли что случится. А мне что, встал, да пошёл. Вот деньги вам отдал, поел, спасибо, кстати, очень вкусно. Теперь и обратно могу спокойно уйти. — Ну-ну, погоди прощаться, чай не пили. Я тут гостинцы привёз как раз, садись. За разговором потянулось время. Саша несколько раз посмотрел на Аню, кивая в сторону гостя. Она моргнула в ответ. — Давай, Григорий, сегодня у нас переночуешь, а завтра посмотрим. — Не знаю, даже. Не хочу мешать. — А ты не помешаешь. Комната у нас одна свободная есть, так что оставайся. Анна долго ночью не могла уснуть. Стрелки часов спешили отсчитать второй час нового дня. Саша тоже ворочался и всё больше лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. — О чём ты думаешь? — спросила жена. — Гриша — хороший парень, как оказалось. А ситуация у него не простая. — Знаю, он мне рассказал. Я уже подумала с Любовью Андреевной созвониться, проконсультироваться. Может она сможет как-то у себя его провести, чтобы ему в детском доме просто числиться, не жить. — Это вряд ли. Любая проверка покажет, что его там нет, а она на него всё получает. Не пойдёт пожилой человек на преступление. Может нам его к себе взять? Идея бредовая, конечно. Ну а что, оформим как приёмного, спроси у этой своей знакомой, что она скажет. Аня задумалась. Не ожидала от мужа такого поступка. А сама побоялась предложить. — Документы нужны, хотя бы какие-то, без них пустой разговор будет. — Решим, давай спать, — выдохнул Александр. Утром всё уже казалось уже не таким сложным, Сашка проснулся в очень хорошем настроении. Аня ушла на работу, приготовив мужчинам завтрак. — Пойдёшь со мной на стоянку? Надо радио новое купить и поставить, — спросил Александр. Гриша, конечно же, согласился. У грузовика долго возились, Саша, заметив любопытный взгляд парня, стал показывать ему, как устроен грузовик, что необычного есть в этой махине. Ближе к четырём часам, когда в животах у обоих уже явно было слышно недовольное урчание, стали собираться домой. Саша дал Григорию баклажку и отправил за водой. — Там, за кирпичным зданием слева, кран есть, набери воды, умоемся, а то Аня домой не пустит и ужином не накормит, она не любит мазут и всё такое, — рассмеялся Александр. Гриша ушёл, а когда вернулся, услышал странные голоса. Двое парней в одинаковых кожаных куртках заломили Александру руки и держали перед третьим маленьким, худеньким мужчиной, вертевшим в руках кастет. Думать было некогда, Гриша бросил тару с водой, схватил два обрезка железной трубы и побежал к грузовику. — Отошли! — закричал Гриша, приближаясь. — Тише, парниша, тише, мы поговорим с Сашей и уйдём. — Сейчас уходите! — орал Григорий, и размахивал трубами в руках, чтобы не было видно, что руки трясутся. Саша попытался освободиться:

Сообщала и уходила. У неё ведь куча дел. Гораздо важнее, чем маленькая дочка. Танечка оставалась с дедушкой и бабушкой. Игорь, к удивлению многих односельчан, от ребёнка не отказался. Под неодобрительным взглядом матери в свой выходной он шёл к Людмиле, чтобы побыть с дочкой. Евгению Николаевну покорность сына раздражала. Деревенские кумушки мужчину нахваливали, а она злилась. Ответственный, фу. Кому лучше делает? Бегает на поводу у Людки и радуется? И он действительно радовался. Нет, сначала, конечно, боялся. Танечка такая крохотная, невесомая, будто сделана из хрусталя. Несостоявшиеся тесть и тёща внимательно смотрят, как он неловко пытается качать доченьку. Потом они смягчились и приходам Игоря стали радоваться. Чаем его поили, гостинцы собирали. Если человек хороший, то почему нужно волком смотреть? Сам Бог велит привечать. В глазах Людмилы дочь с каждым годом превращалась в балласт. Где-то в глубине души она много раз пожалела, что родила. Это сначала она чувствовала себя кошкой, которая играет с пойманной мышью. Шантажировать Игоря ребёнком быстро надоело. Отца Тани она предпочитала просто не замечать. Пусть ходит, раз нравится. Ей же легче. -Балласт ты мой, непутёвая, - ворчала Людмила, застёгивая Танечке куртку. - Когда уже вырастишь, что б не возиться с тобой... Таня молчала. Ей и самой хотелось поскорее вырасти, чтобы не мешать маме. Она, может, и к папе ушла жить. Он предлагал несколько раз. Но там злая баба Женя. Лучше с родными бабулечкой и дедулечкой. Они хорошие и называют её не "балластом", а любимым "солнышком". Папа пусть в гости приходит. Они с бабулечкой его пирогами накормят. Года шли, но Евгения Николаевна так и не приняла внучку. Она считала, что из-за этой противной девчонки её сын не построил семью. Из-за Тани мало помогал ей деньгами. Каждый день она выговаривала Игорю своё недовольство. -Мам, это моя дочь, - не уступал мужчина. - Я её бросить должен? -Почём знаешь, что твоя?! Людка - та ещё ш****а, - возмущалась Евгения Николаевна. -Всё, - махал рукой Игорь и уходил. - И по деревне не болтай. Моя Таня и точка. После таких разговоров возмущённая Евгения Николаевна ещё долго ворчала, громыхала посудой и раздражённо толкала стулья толстыми боками. Когда Игорь сообщил, что приобрёл участок и будет строить на нём собственный дом, Евгения Николаевна разозлилась ещё больше. -Чем тебе наш дом не угодил!? - кричала она. - Я скоро умру и всё тебе останется. -Мам, прекрати, - улыбнулся Игорь. - Не надо умирать. -Это жизнь, - вздыхала женщина, театрально прикрывая глаза. -Хорошо, когда эта "жизнь" с тобой случится, я вернусь сюда. Свой дом Танюшке отдам. Евгения Николаевна закипела. Танюшке?! Людкиной дочке?! Дом, который её сын...своими руками?! Не бывать этому! -Ты так не сделаешь, - прошипела Евгения Николаевна. Как в воду глядела. Не сделал. Не успел. К тому времени Людмила уехала из деревни. Она всё-таки встретила "любовь всей жизни". Фермер из соседнего посёлка позвал замуж, но поставил условие. Без Тани. Своих детишек нарожаем. На Слоновских похожих внешностью и повадками. Люда, не моргнув глазом, оставила дочь родителям. Скинула, как она сказала подругам, балласт. Танечка, услышав это, расплакалась. Тихо, чтобы никто не услышал. Не балласт она, а солнышко. Только не для родной матери. По правде сказать, исчезновения мамы Таня если и ощущала, то только иногда. Где-то совсем в глубине души. Людмила и раньше мало времени уделяла родной кровиночке. Теперь же Таня просто перебралась в более большую комнату. Больше ничего не изменилось. Приезжала Людмила редко. А как родился их со Слоновским первый сын, так и вовсе пропала. Тане было двенадцать, когда ранним утром соседка тётя Галя, задыхаясь от слёз, вошла в сенцы. Они с бабушкой собирались печь блины. Дед ушёл на рыбалку. День, начавшийся как обычно, разделили жизнь девочки на до и после. -Игорь разбился, - сглотнув комок волнения, выдала тётя Галя. - На машине. Таня выронила венчик, которым мешала жидкое тесто. Его капли разлетелись по деревянному полу. -Папа, - только и смогла прошептать Таня перед тем, как рухнуть следом. После п.о.х.орон вся деревня обсуждала, как некрасиво вела себя Евгения Николаевна по отношению к внучке. Таня этого не помнила. Она вообще ничего не помнила, кроме папиного лица, похожего на восковую маску. Он больше не улыбался. И руки... такие холодные. Таня дотронулась очень аккуратно. Провела пальцем по белой руке. Она бы обняла его и заплакала, но Евгения Николаевна оттолкнула и отругала. Не хватай! Людмила тоже приехала, но к г.р.о.бу не подошла. Постояла поодаль и ушла. Даже с родителями не поговорила. Новый удар ждал Таню спустя месяц после п.ох.ор.он. Дом с резной верандой, высоким крыльцом и большими окнами достается Тане. Она единственная родная дочь. Но родная ли? Мать Игоря сомневается. Евгения Николаевна била в колокола. Дочь не Игоря. Обманула его подлая Людка, скинула балласт на сыночку и деньги тянула. -Не дочь она ему! Не дочь! Игорёк сам хотел удостовериться, даже заявление писал, - рассказала Евгения Николаевна удивлённым односельчанам. - И тест хотел сделать, чтобы окончательно от д.армо.едок отречься. Жалко, не успел. Ох, как же разозлилась бабушка Тани, узнав о сплетнях, разносимых несостоявшейся сватьёй. Схватила черенок, заготовленный под новую лопату, и побежала к воротам Евгении Николаевны. -А ну выходи, балаболка! - закричала она. - Выходи! Со всей силы ударив в ворота, женщина повторила призыв. Повыходили соседи. Никто не подумал остановить Лилию Марковну, просто понаблюдали. Кто-то даже подбадривал. Так с ней, мол, со сплетницей. Евгения Николаевна в страхе закрыла входную дверь на ключ и, спрятавшись под столом, набрала участкового. -Дочь мою гадит, ребёнка гадит! Ты посмотри на неё! Я ей сейчас! - пригрозила бабушка Тани, не стесняясь подъехавшего представителя органов. -Лилия Марковна, умоляю, идите домой, - просил он. - Не надо самосуд устраивать. Таня плакала дома. Для мамы она - балласт, отцу - неродная. Слишком подло обходится с ней судьба. Нельзя вот так, в раз, лишать всего. Игорь был папа! Её папа! Никто не смеет отбирать! Таня слышала, как вернувшиеся бабушка разговаривала по телефону с Людмилой. -Отвечай говорю? Дочь точно от него? - повторяла она один вопрос за другим. Тане стало очень страшно. -Уверена? - послышался ещё один уточняющий вопрос от бабушки. - Хорошо. Хорошо. Разберёмся. Наверное, можно выдохнуть, но Танечка не могла. Слишком страшно от того, что будет дальше. *** Больше всего не хотелось видеть бабу Женю. Уж очень злые у неё глаза. Колючие и холодные. Но встретиться им всё-таки пришлось. Бабушка Тани настояла на ДНК-тесте. Для этого поехали все вместе в город, сдали образцы и обратно - ждать результата. Таня сильно переживала. Впрочем, возможно Лилия Марковна волновалась не меньше. Просто старалась быть бойкой и решительной. Лишь Людмила лишь махнула рукой. -Даже если не от Игоря, то какая разница?! Раньше нужно было думать, теперь-то что, - равнодушно сказала она, уплетая землянику из маленькой кастрюльки. -Бессовестная! - вспыхнула Лилия Марковна. - Пошла вон отсюда! -Ма, ты чего? - удивилась Людмила. Лилия Марковна замахнулась на дочь поварёшкой. -Подобру-поздорову, иди! Не доводи до греха! Людмила возмущенно покачала головой и выскочила из комнаты. Таня посмотрела ей вслед, понимая, что для этой женщины так и осталась ненужным балластом... Конверт с результатами вскрыли прямо в коридоре. Евгения Николаевна жадно искала глазами подтверждения своим словам, но, увы, не нашла. Отцовство Игоря подтвердилось. Таня не смогла сдержать радости. Впервые с момента с.ме.р.ти папы она почувствовала себя по-настоящему счастливой. Для него она не балласт, а ДОЧЬ. Настоящая. Дом и другое имущество, оставшиеся от отца, отошло Тане. Людмила завистливо присвистнула. *** После окончания школы Таня уехала учиться. Провожали её дедушка с бабушкой. Мама умудрилась позабыть о такой мелочи, как отъезд дочери. На выпускном была, благодарности за воспитание дочери принимала. Вполне достаточно. Для Тани мамы словно не существовало. Людмила позвонила всего несколько раз. Первый поздравить с днём рождения, второй, кажется на новый год. Потом их общение окончательно перешло в мессенджеры. Редкие открытки на праздники, иногда фото и короткие сообщения. -Мы с младшим сыной едем к врачу. Можно у тебя остановимся? - попросила она. -Что-то серьёзное? - уточнила Таня. -Нет, просто муж забрать не сможет, у него работа, а на автобусе ехать не хочется, - объяснила Людмила. Таня отдала брату свою кровать, мать заняла кровать соседки, благо та уехала ночевать к парню и разрешили воспользоваться мебелью. Сама девушка спала на полу. Таня окончила учёбу, вышла на работу, снимала жильё, старалась помочь бабушке и дедушке. Крутилась как могла. Просить помощи или просто совета у мамы даже не думала. Не хотелось снова слышать упрёки, что она балласт. Люда сама набрала дочери, чтобы решить щепетильный вопрос. -Я решила уйти от Слоновского, - объявила она в трубку. - Надоело. Живу как в аду. Таня напряглась. Маминого голоса она не слышала уже пару лет. Тем более родительница никогда раньше не делилась с ней подробностями личной жизни. -Все мужики, знаешь-ли, одинаковые, - вздохнула Людмила. - Жаль поздно я это поняла. -Если тебе трудно жить с мужем, то уходи конечно, - ответила Таня. -Я ушла. Только вот..., - Людмила помедлила. - Куда ухожу - не подумала. Ты же знаешь, что я не работаю. Двое детей. Жить негде, денег нет. -Поживи первое время у бабушки с дедушкой, а потом что-то подыщешь, - посоветовала дочь. -Танюх, ну ты даёшь! Куда мы втроем к родителям на шею в их халупу! - голос Людмилы зазвучал с раздражением. - У тебя огромный дом стоит закрытый! Скажи, пусть дед ключи нам отдаст. Мы бы отлично разместились! Места всем хватило! -Ключи от папиного дома хочешь? - задумчиво произнесла Таня. -Это давно твой дом. Причем тут папа? -Да, ты права, мой, - со вздохом ответила Таня. - Только вот зачем там балласт в виде тебя и твоих детей? Людмила, услышав, поперхнулась собственной слюной. В трубке повисло молчание. Некоторое время она собиралась с мыслями. -Издеваешься? - наконец, выдала мать. - Твои братья из-за тебя окажутся на улице. -Не из-за меня, а из-за их матери, - со всей серьёзностью ответила Таня. - Повторюсь, балласт в жизни мне не нужен. Таня не знала правильно ли она поступает. Ей стоило огромных усилий отказать маме. На секунду она пожалела, что была грубой, но потом почему-то стало легко... Она перестала быть балластом. Их позиции поменялись. Жизнь - не шахматная партия. Её не нужно играть. Её нужно ЖИТЬ. И, желательно, по-человечески. Иначе исход возможен не в твою пользу. Если история Вам по душе, нажмите Класс, мне будет очень приятно

- Какой это возраст? В Америке первого ребёнка в таком возрасте заводят. Погляди на наших артистов, этот, как его...фамилию, никак не могу выговорить, чуть не в 80 лет папашей стал, а мне всего 39. Не бери в голову, всё будет хорошо! Тебе и не надо, чтобы тебя в роддоме любили, пусть они своё дело делают. Любить тебя буду я, - успокаивал Коля свою ненаглядную Любушку. Они поженились, как только Николай вернулся из армии. Любу он ещё в школе приметил. Славная, голубоглазая девчушка запала ему в душу. Переписывались, пока служил. Люба разносила почту по селу. Сейчас она уже начальница, у неё в подчинении оператор и две почтальонки. Николай после армии, как сел на грейдер, так и работал. С Любой они жили душа в душу. Родились любимые дети: дочь Даша и сын Владимир. У них был хороший и ухоженный дом, хозяйство, огород, а как без этого? Была, конечно, машина, старенький, но надёжно работающий трактор" Беларусь ." Не бедствовали, одним словом. Летом Николай с сыном ходили в тайгу шишку бить, потом шишки шелушили. Николай специальное приспособление смастерил, а излишки кедрового ореха продавали. Орехи всегда в цене. Всей семьёй осенью делали вылазки на ближайшее болото, собирали клюкву и бруснику. Дочь в этом году пошла в выпускной класс, ей шёл 17-ый год, сын был на два года моложе. На следующее утро завтракали поздно. Выходной день и дети долго спасли. Когда все собрались за столом и с аппетитом уплетали оладушки с домашней сметанкой, Николай рассказал старшим детям новость, что скоро в их семье появится ещё один малыш, братик или сестрёнка. Сын, как всегда был немногословен. - Интересно. Спасибо мама за оладушки, - и отправился по своим делам. Реакция дочери стала для родителей шоком. Они такого никак не ожидали, - Под старость лет все с ума сходят, а вы в первых рядах. Странное у вас желание размножаться так некстати, раньше что ли не могли сподобиться? Мне не надо ни братика, ни сестрёнку! - И она ушла громко, хлопнув дверью. Люба заплакала. Николай успокаивал её, - Ничего, ничего, они привыкнут, вот родишь, ещё просить будут, чтобы поводиться с малышом. Всё наладится. - Шло время, но никаких изменений к лучшему не было. Дочь не разговаривала с матерью, а потом начала откровенно грубить. Люба не жаловалась мужу, в доме и так творится не пойми что, не хотела окончательно рассорить семью. Люба родила здоровенького мальчика, назвали Андреем. Из роддома Любу встречал муж. Он же приготовил обед, купил тортик и привёз их... в пустой дом. Дети появились только к ночи, когда родители уже спали. Сын со временем привык, что у него есть маленький брат и даже стал помогать матери: мог поменять ему подгузник, укачивал, брал коляску и гулял с ребёнком, чтобы мама отдохнула. Даша игнорировала братика. Упорно делала вид, что его нет. Андрейка же был на редкость спокойным ребёнком, как чувствовал, что ему здесь не все рады. Он почти никогда не плакал, и не мешал Даше готовиться к экзаменам. Люба тихо страдала и чувствую свою вину за то, что произошло. Она всегда считала, что у них дружная семья, а случилась непредвиденная ситуация и вся дружба рассыпалась в прах. Однажды, после очередной колкости дочери Любы не выдержала, - Сядь! И слушай! Видит Бог, я долго терпела, но всякому терпению приходит конец. Ты что вытворяешь? Ты почему решила, что можешь оскорблять мать? Я тебя не перестала любить и никогда не перестану. Я люблю всех детей одинаково, но и издеваться над собой больше не позволю. Чем тебе помешал ребёнок? Тебя перестали кормить? Одевать-обувать? Ты нас с отцом считаешь стариками, которые не имели права, как ты выразилась "размножаться". Даша, ты не заметишь, как пролетит время, ты выйдешь замуж, и у тебя будут свои дети. Вот тогда тебе понадобится моя помощь. Но захочу ли я тебе помогать, вот в чём вопрос? Скоро ты уедешь в город учиться. Иди и подумай, как мы будем дальше жить? Как мы расстанемся? Как враги или как родные люди? - Даша в ответ ничего не сказала, Нет, она не изменилась в одночасье, но говорить матери гадости перестала. - И на том спасибо, - думала Люба. Как-то Люба пошла во двор управляться по хозяйству. Андрюша спал. Люба подоила корову и зашла в дом. От удивления она чуть не уронила подойник с молоком. Даша укачивала брата и даже напевала ему песенку. - Он плакал. Мне кажется, у него зубки режутся, дёсна припухли, - сказала она матери. - Всё может быть. У тебя тоже рано зубки полезли, - ответила Люба, а про себя подумала, - Вот и славно! Теперь всё будет хорошо! - P.S Оказывается, бывает и такое. Когда у детей большая разница в возрасте старшие дети не всегда с восторгом принимают младших, но такое, наверное, всё же случается редко. автор: Простые люди - Сибирь

- На мой вопрос, а проверяли ли вы её состояние у врачей? Один из сыновей старушки ответил. - Тут врачём не надо быть чтобы знать, что её дни на исходе. Помрёт дома. А хоронить её не мало. У нас дети, своя семья. На кой оно нам надо? Младший из сыновей посмотрел на бабку, и произнёс. Мы будем приезжать раз в месяц. И вещей мы ей немного положили. Тряпьё ей новое не надо. Хватает на прожиток времени . - Извините, а откуда вы знаете, сколько осталось вашей матушке жить, спросил я. - Ей не мало лет сказал старший, младший кивнул с согласием. Тут же они удалились. Сказать что я был шокирован , ничего не сказать. Мне стало так не ловко. Я рос без матери. Всегда мечтал о ней. Всё бы отдал чтобы она была у меня. А тут такое при живой. Виднелись Слёзы на глазах у бабки, на морщинестом лице, текли. - Старушка, которую звали Оленька. Посмотрела на меня, и заговорила. Жила я для двух оболтусов. Как помер их отец, растила и кормила. Отдала им свою жизнь. Себе отказывала во всём. Когда старший сын был сильно болен. Прооперировали, ухаживала два года. А теперь когда мне нужна поддержка , меня просто выкинули. При живой то матери "говорить что я помру" . Старушка отпустила глаза, и вновь Слёзы покатились. - Долго не думая бабка промолвила. Они думают что свой дом я им отдам. Но дураки, ох дураки. Я хоть и старая, и жизнь посвятила этим оболтусам. Осознала. Что не благодарная это вещь. Прежде чем к вам попасть, я у нотариуса всё оформила. Была у меня подруга. Дружили с ней 25 лет. Так вот доча у неё когда я болела, за мной приглядывала. Кормила с ложечки. Как я когда-то своих малых. Добро надо помнить, сказала бабка. Дом то я переписала на неё. Она приедет через неделю к вам, и заберёт меня. Давно предлагала, только я вот всё отказывалась. Думала нужна семье своей. Дурой была. Пенсию я частями откладывала, собралось не мало. Вот приедет , и поедем с ней отдыхать. Помирать я не собираюсь. И Тряпьё что мои сыночки дали, выбросить не забудьте. Они мне не нужны. К 80 годам я начну жить для себя. И восстановлю убыток прожитых своих лет, и времени. А бабка то не промах - подумал я! Если история Вам по душе, нажмите Класс, мне будет очень приятно

Да только не вернулись они. Ни вечером, ни утром следующим. Ни спустя неделю, когда от Троша одна тень осталась. Он по первости рвался, конечно. Скулил, чувствуя, как жесткая веревка в шею до крови впивается. Кору вот дубовую грызть пробовал, траву опять же… Пить еще очень хотелось. Но он терпел. Как не терпеть, раз хозяин велел, разве ж можно самому хозяину противиться? А когда совсем невтерпеж стало, когда о частокол ребер выпирающих порезаться можно было… Осознал наконец. Даже завыть хотел, да только язык совсем высох, к небу прилип. И захочешь – пасть не откроешь. Да и сил не осталось. Ни на что. Дыхание, и то с трудом давалось, а значит… Конец? Одинокий, бесславный… Мучительный. И лишь одна мысль в начинающемся путаться сознании - За что? Разве можно так? Предать? Бросить. Оставить медленно умирать…? Ведь он умирает… Вот уже совсем потерял счет времени. Вчера, сегодня, завтра... Не все ли равно, если каждый день похож на предыдущий. И впившаяся в шею веревка, оставившая под собой некрасивые, и кажется успевшие загноиться рубцы больше не жалит. Не чувствуется. А вот сточенные об жесткую кору зубы по-прежнему мучительно ноют. Как ноют ободранные в кровь лапы, вспахавшие неровный полутораметровый круг вокруг старого дуба, к которому он привязан. Этот земляной, когда-то пестривший травой пятачок стал его личным адом. Не сойти, не вырваться. Не дотянутся лапой за очерченные, выцарапанные края. Клетка. Наполненная пением птиц клетка. Совсем скоро все закончится. Он знал. Чувствовал. И с какой-то обреченной решимостью прикрыл слезившиеся глаза. Впал в беспамятство, из последних сил вильнув кончиком хвоста, и... - Давай, мой хороший, давай! Просыпайся! Дышишь же, вижу, дышишь! А остальное все ерунда! Ты дыши главное, дыши, хороший! Андрюш! Андрюша, вот так держи, вот... Давай, давай… Еще! Еще немножко! Ну же! Трош содрогнулся. На пересохший язык упали первые капли влаги. Побежали тонкой прохладной струйкой по гортани, камнепадом рухнули в пустой желудок, заставив его еще раз болезненно дернуться. - Умница! Какой же ты умница! Еще немножко! Вот так! - новый глоток воды, и Трош с трудом заставляет себя разлепить веки. Двое. Людей, что стоят подле него на коленях, двое. Парень и девушка. Девушка малыша ждет. Округлившийся живот так и тянет и без того натянутые на кофте пуговки. Молодые, суетливые, совсем как… Нет. Трош не хочет вспоминать. Ни глупого страха, в глазах молодой хозяйки беременной поселившегося. Ни опасливого взгляда хозяина и шепота в темноте: “А вдруг укусит?”… Боли и так хватает. И он просто слушает. Слушает ласковые уговаривающие голоса, держится за них, как за спасительную соломинку. Наверно, жизнь все же зачем-то нужна. Иначе почему он за нее так цепляется... ***** -Тор! Ко мне, мальчик! - Настя, его новая хозяйка, призывно машет рукой. И он со всех лап мчится к ней с другого конца светлого парка, не забывая прихватить обмусоленную, почти перекушенную пополам палку. У ее ног на зеленой, пахнущей летом и цветущими неподалеку липами траве, копошится маленькая Сонечка. -Толь! - радостно щебечет она, обвивая мощную шею возвышающегося над ней пса пухлыми детскими ручками. И, звонко рассмеявшись, дарит ему очередной слюнявый, наполненный вкусом ванильного мороженого поцелуй в и без того мокрый нос. Он, конечно, терпит. Хотя, зачем врать самому себе - ему нравится! Безумно, до щенячьего визга, нравится. Нравится его новая семья: суетливая, эмоциональная, но добрая и искренняя Настя и строгий, похожий на скалу, но всегда справедливый, Андрей. Тор помнит, как он вынес его на руках из леса. Как аккуратно укладывал на заднее сиденье машины, примостив его бедовую голову на колени севшей туда жены… Нравится годовалая, совсем недавно научившаяся ходить, держась за его смоляной бок, непоседа Сонечка. Нравится дом, в котором у него есть своя, пахнущая им и постоянно засыпающей рядом Соней, лежанка. Нравится жизнь. Его новая, начавшаяся после лесного кошмара жизнь, о которой он и не смел мечтать, когда Андрей и бывшая тогда еще беременной Настя чудом нашли его в лесу, остановившись передохнуть на обочине загородной дороги. - Сонь, Тор у нас собака, а не пони, - смеется подошедший Андрей, наблюдая, как пыхтящая дочь почти забралась на улегшегося у ног Насти пса. И, переглянувшись со смеющимися глазами жены, подхватывает повизгивающую дочку-юлу, чтоб уже через минуту всей семьей, включая подпрыгивающего рядом «Толя», направиться к выходу из парка. И не успевает ничего понять, когда собака срывается с места и буквально за считанные секунды пересекает оставшееся до выхода из парка пространство. А там… На краю проезжей части - ребенок. Девочка. Сонина ровесница. Розовый бантик, мягкий рюкзачок-слоник, блестящие сандалики и… нарастающий визг тормозящей легковушки! Истошный крик зазевавшейся матери... Бегущий, вытянувший руки, понимающий, что не успевает, отец... Застывшие прохожие... И темная, почти черная, тень оказавшейся рядом за секунду до катастрофы собаки. За шкирку. Рывком. Выдернул. Успел! И люди плачут. Прижимают к себе ребенка, ощупывают. Слова льются, как капли дождя из прохудившегося неба… Много... Бестолковые... И осознание. Глухое, болезненное: -Трош! - вскрикнули почти одновременно, поднимая взгляды от напуганной, плачущей, но живой и невредимой дочери, - Троша… А он не оборачивается. Стоит, уткнувшись покатым лбом в ноги подбежавшего Андрея. Дрожит. Чувствует, как подоспевшие следом Настасья и Сонечка рядом с боков обнимают… и дышит. Живой. Любимый. Их. Тор. А на других, тех, что застыли в нескольких метрах, не смотрит, хоть и не забывал никогда. Зачем? Он теперь Андрею с Настей да малышке Сонечке, его в мокрый нос целующей, предан. До кончика хвоста виляющего предан! Ненужный в той, другой, семье оказавшийся. Неугодный. Преданный. Если история Вам по душе, нажмите: Класс, мне будет очень приятно)

– Я пошла домой, – Маша встала и пошла одеваться. – Мама, ты опять… Аркадий побежал за женой. – А что я сказала? Ну хочу внуков. В ответ хлопнула дверь. Маша с Аркадием ушли. – Фифа какая. Лучше бы на другой женился, уже бы дети были. А то только фыркает, не скажи ничего, – ворчала свекровь. Маша шла, глотая слезы. Аркадий догнал, взял под руку. – Я больше к твоим не пойду, и не уговаривай. Ходи один. – Маша, я без тебя тоже не пойду. Извини за маму. Воскресенье прошло мирно, а в понедельник супруги были в клинике репродуктивного здоровья. Все анализы были сданы, ждали вердикта врачей. Маша сдавала уже в третий раз, у нее все было прекрасно. Аркадий сдал впервые, и то под нажимом Маши: – Просто на всякий случай. Вдруг несовместимость. – Маша, только из-за твоего напора. У меня все в порядке, – недовольно ворчал он. И вот, их пригласили к врачу. – У Вас, Мария, все просто прекрасно. – Мы пойдем тогда? – сказал Аркадий. – Куда Вы спешите? У Вас, Аркадий, проблемы. Показатели очень неважные. Детей Вы сами иметь не можете. Аркадий так и замер: – Я? Не могу? Но я здоров, и ничем таким, вроде свинок, не болел. – Так бывает. – И что делать? – Два варианта. Первый ЭКО, но с донором. Второй: можно попробовать операцию, но положительный результат не гарантирую. Но моей практике помогло двоим, хотя операций было немало. – Мы до завтра подумаем и примем решение, – сказала Маша, и увела ошарашенного Аркадия. Весь вечер Аркадий нервничал. Так удобно было винить жену, молча чувствовать свое превосходство. А виноват оказался он. Утром заехал к маме. – Ну что, может, на другой женишься, а не на этой…пустой. Вон Аллочка по тебе сохнет. – Мама, мы сдали анализы, у Маши все прекрасно. – Врут. Было бы прекрасно, были бы дети. – Это из-за меня их нет, я не могу. Врачи сказали. Совсем не могу. Мать так и села, как же это. Ее сынок…а не эта.. – Ошиблись. – Нет мама, не ошиблись. Аркадий решил попробовать сделать операцию, оплатили 53 тысячи рублей. Но результата она не дала. – Что будем делать? Если только донорский материал брать, – сказала Мария. Решали они долго, год думали. Аркадий сдал анализы ещё в двух клиниках, в другом городе. Но первые анализы подтвердились. Бесплоден, фактически стерилен. – Маша, я согласен на донора. Они заключили договор с клиникой, им все объяснили. Маше подсадила два эм.бриона. И оба прижились . Донора выбрали максимально похожего на Аркадия. Маша была счастлива, ждала малышей. Лежала в больнице на сохранении. Аркадий же все мрачнел, пыхтел. И высказал дома, маме. – Я не могу и не хочу воспитывать чужих детей, неизвестно от кого. Это же на всю жизнь. Это не мои дети. – Аркаша, так и уходи от неё. Ну нет и нет детей. Пусть сама этих, из пробирки растит. – Вроде непорядочно. – А чужих детей тебе на шею вешать порядочно? Аркадий дома Маше так прямо и сказал: – Мне эти дети не нужны, они не мои. Я не хочу их ни видеть, ни слышать. Выбирай: или я, или эти – неизвестно чьи. Маша уже догадывалась о метаниях мужа. Да и свекровь звонила, скандалила. – Это тебе дети чужие, а для меня – мои наполовину. И решение мы принимали вместе. Я о них не отрекусь, выращу. Выбираю детей. – Я ошибся. Аркадий ушёл от Маши. Они развелись. А через месяц Маша стала мамой очаровательных близнецов. Отцом которых записали Аркадия. Он пытался оспорить это в суде, но проиграл. Суд отметил, что на этапе планирования процедуры ЭКО истец и его супруга обязались взять на себя равные права и обязанности родителей в отношении будущего ребенка, по его содержанию и воспитанию. Так что пришлось ему платить алименты на двоих детей и на содержание Маши до трех лет. Тогда Аркадий подал иск к клинике. Он считал, что клиника не предоставила ему всех данных о правовых последствиях рождения детей от донора. Поэтому он страдал, не спал, переживал, стресс у него был. Да еще и такое унижение- быть бесплод.ным. Он потребовал от клиники вернуть ему 53 тысячи рублей за операцию и 2 миллиона рублей моральной компенсации. Клиника предоставила все подписанные мужчиной документы, обо всем его информировали. Врач и медсестра пришли как свидетели того, что Аркадий лично участвовал в выборе донора. Суд ему отказал. Маша счастливая, растит детей. Переживать? Некогда, когда дома два умных, но шустрых и шаловливых ребёнка. А Аркадий? Что о нем думать, сам от такого счастья отказался.