Предыдущая публикация
Времени у них было достаточно, ждали опаздывающую дочь преподавательницы, и Софья предложила выпить кофе.
Неловко было отказываться, хоть Саша не слишком любил кофе, да и цены тут ломились. Нет, он не бедствовал, скорее наоборот, но привычка смотреть на цены в Москве стала уже крепким навыком.
Они сели в углу, у окна. На бетонированном покрытии взлетки стояли огромные лайнеры, другие кружили над аэропортом, выруливали на взлетные полосы.
Софья улыбалась, ей приятно было общество Александра – не юного уже студента-заочника, здоровяка, приехавшего к ним откуда-то с севера, откровенно провинциального, далёкого от московских страстей, с интересом наблюдающего за тем, к чему Софья давно привыкла.
Он был довольно симпатичным: правильные черты лица, густые волосы и мудрый взгляд серых глаз. Вот только большая глубокая продольная складка на лбу чуть портила его.
– Нравится Вам в Москве, Александр? – она аккуратно пригубила кофе, наблюдала, как Саша поднял и опять поставил миниатюрную чашку.
Эта чашка в его больших руках как будто символизировала пропасть меж его образом и образом жизни москвичей. Нестыковался он с ней в своем теплом свитере, со светлым чубом и простоватым великодушным взглядом.
– Да, нравится. Красиво тут, – он скромно поднял глаза, огляделся.
– Хотели бы тут жить?
– Я? Нее. Нет, конечно.
– Это почему? – София, как коренная москвичка, считала, что каждый уважающий себя провинциал просто обязан рваться в Москву.
– Ну, как Вам сказать… Здесь потеряться легко.
– Вам? С таким-то ростом? – рассмеялась она, – Ну, в общем, я поняла. Но ведь и возможностей больше. Я знаю, Вы очень умный, способный. Могли бы… Только вот жилье тут дорогое, конечно…
– Жилье, да … Дорогое. Знаете, какое у меня ощущение. Ощущение, что при переезде в столицу человек как бы обесценивает все свои достижения.
– Обесценивает? Это как же?
– Ну, вот смотрите… У меня дом есть. Такой…ну, не то, чтоб особняк, нет. Но большой, с банькой, с огородом хорошим, хоть и плохо у нас там с урожайностью. Друзья у меня часто, гости. И вот я продам этот дом, и залезу в Московскую однушку на двадцатом этаже. Разве это не обесценивание?
– Так ведь это Москва. Тут благ больше, Саша.
– Каких? Работа? Так я там у себя почти начальник, капитан, а кем я тут стану? Охранником? Бригадиром на заводе, самое большее? Опять обесценивание. Я вон какой большой, а ощущаю себя у вас тут маленьким, – он откинулся на спинку стула, немного расслабился, – А магазины сейчас везде есть… Театры? Приедем, коль захотим. И вообще, у меня там целый остров свой, а что тут?
– Остров? Это как?
– Так… Остров. Не мой личный, конечно, но по сути – мой. Там «мои» люди, «мои» рабочие, семьи, дети, всех я знаю, и они – меня.
– Что ж это за остров такой, Саша? – Софья и верила и не верила.
– Остров-то? – спина его выпрямилась, глаза загорелись, – Карагинский называется, через пролив Литке от Камчатки километров пятьдесят всего. Там всего-то человек триста живет. Я вот подумал, что для Москвы это даже не дом один. А у нас там много домов, целый поселок домов и юрт. Рыбокомбинат там большой.
– А Вы – начальник?
– Ещё нет, не совсем, но вот выучусь…
– А семья, Саша? Как там жить? Ведь дети…
– Я не женат, но школа у нас есть, и поликлиника… У нас даже художественный кружок есть. Художник живёт один, вот и обучает.
– Ох, не знаю… Не знаю, смогла б я вот так жить – на вашем острове?
– Скорее, нет. Там склад особый нужен…, – Саша оглядывал пространство зала ожидания, смотрел на яркие меняющиеся табло, слушал объявления голоса аэропорта.
И Софья вдруг поняла, как скучает он по своим местам, по бескрайнему океану, по людям, оставленным на острове…
– Ох, и где моя Маринка? Вечно она опаздывает…
Пора было идти на посадку. Саша стоял рядом с Софьей, смотрел с лёгкой улыбкой на людей, на очереди, выстроившиеся к окошкам контроля.
Софья летела в Норвегию, на симпозиум по ихтиологии. Летела уж не впервой. Она что-то рассказывала Саше о прошлой поездке, о стране, о том, как их встречали.
И вдруг … вдруг увидела, что открытое добродушное лицо ее собеседника резко изменилось – застыло, побледнело, медленно сползла улыбка. Он не сводил глаз с кого-то стоящего в очереди соседнего окна прохода в зону вылета.
– Саш! Саша, Вы встретили кого-то знакомого?
Но Александр ее не слышал. Он безотрывно смотрел в одну точку, складка на лбу углубилась, а глаза его становились всё шире. Потом он пролепетал «Простите», и медленно направился туда.
Софья наблюдала, как подошёл он к полноватой миловидной женщине в сером пальто, примерно его возраста, тронул ее за плечо. Она обернулась легко, непринужденно и тут – тоже замерла. Несколько секунд они смотрели друг на друга молча. А потом, видимо, Александр назвал ее имя, но она отвернулась, качнула головой отрицая, но Софья успела заметить – в глазах ее растерянность. Женщина явно не хотела, не ждала этой встречи. Она ее испугала.
Вскоре женщина обернулась, они перебросились парой слов, и Саша двинулся к Софье. Казалось, что действует он по инерции, уже ничего не замечая вокруг.
– Саша, кто это? Вы встретили старую знакомую?
Александр не слышал, он зачем-то взял у Софьи ее дамскую сумку – выполнял функцию провожающего до конца, но мыслями был где-то совсем в другом измерении.
– Саша, все в порядке? Кто эта женщина?
– Это… Это Ирина, жена. Я думал, что она погибла, – тихо ответил он, ухватился за ограду, – Хорошо, что жива…., – а в словах боль.
– Господи! Это как? – вопрос был риторический, Софья видела, что Александр не способен сейчас отвечать, – Надо же! Страсти какие! И правда, хорошо, что жива …, – они уже подошли к окошку, Софья забрала сумку у Саши, – Саш, с Вами все в порядке? На Вас лица нет.
– Все в порядке, Софья Михайловна. Не беспокойтесь, – приходил он в себя.
– Ма-ам! – раздался возглас.
Девушка в спортивном костюме, с рюкзаком за спиной, бежала к ним.
– Марина! Ну…ты как всегда, – они приобнялись.
– Марин, это Саша, мой студент заочник. А это дочь моя непутёвая, знакомьтесь.
Они ещё пообщались чуток, Марина рассказала, что только приехала, что помешали ей московские пробки. Она восхваляла места, где были они в поездке, и ругала Москву.
И уже из зоны вылета Софья наблюдала, как Саша и Марина неспешно направились к выходу, о чем-то беседуя. Но следом за ними быстро шла эта самая Ирина в сером пальто, догоняла. Она окликнула Александра, он оглянулся, остановился. Женщина подошла к нему ближе.
Саша попрощался с Мариной, и та легко побежала дальше. А Александр с бывшей женой отошли к окну. Софья видела, что женщина что-то говорила, казалось, тараторила очень быстро. Александр слушал и молчал…
Софье нужно было уже идти на посадку.
«Странная эта история – думала она, – Надо будет узнать обо всем подробнее, по приезде»
***
На острове Карагинском много было женатых мужчин, оставивших семьи в родных краях, – рыбаков, рабочих вахты. И, как ни странно, разлуку с домом, с женой, они переносили довольно легко – не ныли. Его боцман шутил, что все слова жене он сказал в радиограммах, и больше говорить им не о чем.
Зато холостяки просто мечтали о материке. Время для них тянулось нестерпимо долго. На материк ехали – как за счастьем. Друг Александра Николай Батыгин, как-то на охоте рассказывал, как знакомился на вокзале с кассиршей в окошке перед самым отъездом, звал с собой. А она ему – «согласна». А потом слезает со стула – хвать, карлица… Ох, и неловко ему было, а она гогочет.
Вот и Александр каждый раз, выезжая на материк, надеялся, что встретит ту самую. Но долгое время ничего не выходило. Видимо, стал он излишне разборчивым, трудно было решится на такой шаг. И вот, когда стукнуло ему двадцать шесть – повезло.
Приехал в гости к другу детства на пару дней, и тот попросил встретить из школы сынишку — первоклассника. Там и познакомился с ней – с Ириной, молоденькой учительницей.
Русоволосая девушка с жемчужными бусами и такой же жемчужной заколкой в волосах. Она ласкова и в то же время строго разговаривала с первоклашками, немного стеснялась родителей. Говорила что-то, а глаза такие просящие, она поднимала брови и меж ними рисовались милые складки. И это в комплексе было так трогательно.
Они с Костиком, с сыном друга, вызвались её проводить до дома. А вечером Саша заглянул к ней уже один. Не затягивал, некогда было затягивать, вскоре сделал он предложение. И мать была счастлива от того, что сын уезжает на далёкий остров в этот раз не один.
Пожениться собирались там. На остров приезжали работники ЗАГСа с Камчатки и одним махом оформляли все накопившиеся дела. Их Саша тоже уже знал лично – приезжали знакомые, мать с дочерью.
Впервые Александр выходил в море с таким чувством, как будто часть его души осталась на берегу – его ждала невеста. Он ловил себя на том, что начинал тосковать ещё до того, как сейнер отходил от стенки. Казалось, даже рыба ловится лучше от того, что ждёт кто-то на берегу.
Через пару недель они поженились. Гуляли в здании, предназначенном для клубной работы. Гремели транзисторы, магнитофоны, один громче другого, шумные рыбаки пели, плясали, выпивали.
Ирина смотрела на мужа влюблёнными глазами и улыбалась. Он показывал ей остров, таскал по предгорьям, говорил о бесконечности Тихого океана, они видели удивительных птиц, косяки красной рыбы, лежбище котиков и волчьи следы.
Саша был счастлив, Ирина смотрела на всё вдохновенно. Она поднимала брови и меж ними рисовались милые складки. В эти складки от ее и целовал.
Но все же Ирина привыкала постепенно. Сразу вышла на работу – в школу. Хотя школой дом, в котором проводились занятия, назвать было трудно, да и классы совмещённые, и дети другие… Нет тех амбиций.
Поселились они пока в доме, где жили четверо мужчин. У них с Сашей – отдельная комната. Дома ее выбор не одобряли, но она в письмах успокаивала мать – временно это. Вот заработают, накопят и дом у них будет на материке.
Осень пролетела быстро. Да и какая тут осень – считай, зима.
Ирина просыпалась от того, что койка дрожала, слышала за окном завывающий свист, смотрела на хлесткие удары снега по стеклу и куталась в красное ватное одеяло. Костюмы и платья, которые взяла она для работы, тут были ни к чему. И в школе сидели они в теплых штанах, хоть кочегарка там была особенная, очень греющая.
Но Ирина не тужила, старалась свыкнуться с действительностью. По крайней мере, Саше так казалось. Он делал так много для нее! Он любил ее сильно, готов был носить на руках, и частенько носил. Однажды в сильный ветер, и правда, подхватил и понес ее к школе. И она не стеснялась – снег валил хлопьями, никто и не видел, что училку несут на руках. Она обняла его, крепко держа портфель, уткнулась в меховой ворот и сидела тихо, как маленькая.
– Нам место под дом дают, Ириш.
– Под дом? А потом? Что потом, Саш?
– Когда потом?
– Ты совсем не хочешь отсюда уезжать?
– Нет… А ты?
– А я с мужем. Где он, там и я… Но ведь на материк мы поедем когда-нибудь?
– Когда-нибудь обязательно поедем, Ир. Неужто тебе тут не нравится? Погоди – весна впереди…
Зимой Александр с друзьями пропадал на охоте, потому что остров охватывали кольцом льды, да и сейнер их не имел отопительной системы, какая есть у больших траулеров. Промысел на время приостанавливался. Охотились больше на зайцев. А там, на охоте, травили байки, болтали много.
– Держи зайца, крупный, смотри, – совал ему свою добычу Николай.
– Да ну, зачем? А ты как же? Один же у тебя.
– Бери, бери. Жена у тебя, а я одиночка. Перебьюсь. Скажешь, что ты пристрелил. А мне и готовить его некому.
– Ха. Так она ничего не может делать с трофеями этими. Ей их жалко. Я сам разделываю, и готовлю сам. Хорошо хоть ест – не отказывается. А ты вот что… ты вечером к нам приходи.
И Николай пришел. И вечер был таким славным. Николай много шутил, а Ира раскатисто смеялась. Красивая, веселая, лучшая в мире его жена…
Конечно, Ира скучала по своим, по матери. Но Сашу в отпуск не отпускали. И в начале лета отправилась Ирина к своим одна. Вызвался проводить ее Николай, которому как раз выпал отпуск.
Шли через пролив они на барже. Стояла прекрасная погода, сводки от синоптиков – тишь да гладь. На барже было весело, ребята травили анекдоты, пели песни.
Но вскоре все переменилось. Они попали в штормовую полосу. Взбесившийся океан швырял баржу по волнам, ударял с тяжелым грохотом. Пристать к берегу было невозможно — бились о скалы ревущие прибрежные волны, и баржу бросало совсем недалеко от берега. Душераздирающий скрежет, стон океана, поток воды по помещениям баржи…
На острове тоже всполошились. Вызвали вертолет, но погода так и не позволила ему вылететь.
Саша до последнего надеялся, что с баржей все хорошо, что устояла.
Радиограмму принес ему боцман, а в ней перечислялись погибшие и выжившие. Ира – в списке погибших.
Саша не поверил, этого не могло было быть. Вот совсем недавно он с ней простился. Океан …его океан не мог так поступить с ним!
Он рванул к берегу. Там, недалеко от рабочего пирса стояла его плоскодонная лодка «Казанка», а в сарае рядом – подвесной мотор «Вихрь». Он не думал ни о чем, он собирался спасать жену. Возможно, она ещё там, в океане, а радиограмма – всего лишь ошибка.
Он почти отчалил, мотор завелся с пол оборота, как вдруг на берегу появился боцман.
– Капитан, ты рехнулся? Это же плоскодонка, а там – шторм.
– Ты что тут делаешь? Вон пошел…
– Ты сошел с ума, Саш! Стой! Это же океан! Погибнешь ведь…
А Александр уже думал, что ему всё равно. Если Ирины нет, если нет…
Саша сел вплотную к ветровому стеклу, время от времени поглядывал назад и видел в тумане стоящего на берегу боцмана, он всё ещё махал руками, пытаясь его остановить. Но через некоторое время Саша уже не видел его.
Он держал курс на запад, там Камчатка. Иногда волны подбрасывали лодку так высоко, что винт, как пропеллер, бешено визжал в воздухе. Потом Казанка шлёпала брюхом на бугристую поверхность воды и, оказавшись в глубокой яме, словно в ущелье, медленно пыхтя взбиралась на гору. Зато после стремительно скатывалась вниз, подобно саням. Он плыл к ней, к своей любимой Ирине, он видел перед собой ее глаза, ее улыбку, милую складку меж бровей, и это придавало сил.
Он шёл по волнам довольно долго. Он боролся с проглотившим его любовь океаном. Ветер дул все порывистей. Все крупнее вырисовывались «барашки» на гребне волны.
Александр всегда был силен – но не сильнее океана.
В один момент лодку подняло так, что она взлетела над водой. Саша уже понимал, что перевернется, он сам прыгнул в пучину. Он даже не думал о том, что погибает, он вынырнул, подтянул к себе перевёрнутую лодку. Потом он вдруг оказался в глубоком каньоне, и через секунду гигантская волна накрыла его. Но он не запаниковал – когда огромное многоэтажное здание волны наваливается, надо нырять. И он опять нырнул под основание падающей волны.
Он обманул волну, которая сама же его потом и вытолкнула. Саша потянул за шнур и вскоре добрался до перевернутой лодки. Нырнул –мотор был на месте. Но как он ни старался перевернуть лодку, ему ничего не удавалось – не было точки опоры. Тогда он забрался на днище Казанки, она его подбрасывала на волнах, опять спускала в пучину, но он держался за ее края, и вскоре, на гребне волны лодка сама неожиданно перевернулась.
Александр забрался туда, попробовал завести мотор и мотор закряхтел, завелся. Очень медленно отяжелевшая лодка двинулась на запад. Саша вновь и вновь думал о Ире, он победил океан, но жить не хотел… Зачем ему эта жизнь без нее? И ничуть не ждал он берега, хотелось остаться тут, вместе с ней, со своей Иришей. Он бы и остался…
Но вверху послышался гул — он поднял голову: над бесконечными «барашками» океана кружил вертолет. Боцман все же поднял тревогу…
Потом Александр ещё долго лежал в больнице, на заострившихся скулах его синели пятна, а на лбу образовалась большая глубокая продольная складка. Ему объявили, что из восемнадцати человек погибли девять. Но лишь четыре тела нашли. Тело Ирины так и не нашли.
Был ещё случай. Видя необыкновенное горе капитана, как-то один из рыбаков, старый морской волк Еремеич, вдруг сказал:
– Не горевал бы ты так, капитан. Бабы они знаешь … веры им нет…
Тогда схватил Саша Еремеича за грудки, тряхнул. Только из уважения к возрасту, да к мудрости, не ударил, а был бы кто другой…
***
Когда подошёл он к Ирине у окна регистрации, она отвернулась, сказала, что он обознался. Но он не обознался точно. Это была она. Немного располневшая за эти восемь прошедших лет, но ничуть не изменившаяся. Он не стал спорить, вернулся к Софье, так ничего и не поняв. Аэропорт гудел сторонними звуками, наполнялся шумом голосов, и оттого казалось, что все это было каким-то сном.
И вот теперь она его окликнула. Он попрощался с Мариной, остановился.
– Саш, ты прости. Это от неожиданности я… Конечно, это я. Ты не обознался, – Ира мяла шелковый шарф на груди.
– Я вижу. Значит, ты жива…, – он смотрел на нее прямо, а она прятала глаза.
– Как видишь.
– А остальные, ребята тоже живы?
– Нет, нет. Конечно, нет. Все погибли. Шторм настоящий был. И я тогда пострадала сильно, ударилась. Николай меня в больницу привез. А потом… Я не виновата, Саш. Это Коля все придумал. Он же понимал, как сильно ты меня любишь. Понимал, как горько тебе будет узнать… , – она замолчала, схватилась за лицо рукой… охнула.
– Что узнать?
– Саш. Мы с Колей полюбили тогда друг друга, понимаешь. А как сказать тебе, не знали. А когда это случилось, Коля решил, что так будет лучше. Вот он и договорился, чтоб сообщили тебе, что я погибла вместе со всеми. Ведь ты бы… Тебе бы… Ну, сам посуди, как трудно тебе было бы. Жена. Лучший друг… А я не хотела, я говорила Николаю, что нельзя так. Но он ведь упрямый…
– А документы? Я видел твое свидетельство о смерти. И нас ведь на разводили, просто…
– Не было никакого свидетельства. Поддельное. И с Катериной из ЗАГСа Коля все уладил. Он же делами занимался, ты в больнице был.
– Ты знала…
– Да, но не тогда. Потом уж. Я же тоже долго лечилась ещё. Я… , – она оглянулась, спешила, ей тоже нужно было идти на посадку. Набрала полную грудь воздуха и спросила, подняв на него просящие глаза, – Саш, простишь?
Она подняла брови и меж ними нарисовались памятные милые складки. Но Александру совсем не захотелось их поцеловать.
– Хорошо, что жива. Живи…, – он развернулся и пошел прочь.
– Саш! Саш, мы с Колей давно расстались!
Александр шел дальше, не оглядывался. Зачем ему это знать?
И тут как будто стена выросла пред ним, услышав следующие слова, он врезался в эту стену, встал, как вкопанный.
– Саш! Сын у тебя есть!
Александр оглянулся, но теперь в обиду начала играть Ирина. Она развернулась и направилась к зоне посадки. Пусть он ее теперь догоняет, пусть…
Обернулась она лишь тогда, когда прошла длинный коридор и завернула в зал к окошкам контроля. Александр так и остался стоять. Он совсем не двинулся за ней, как она себе это представила. Да, она забыла его за эти годы, забыла характер.
Ирина посмотрела на часы. Минут пятнадцать у нее ещё есть. Не улетать же вот так. Раз уж начала… Почему-то захотелось рассказать всё, оправдаться. Быстрым шагом она вернулась к Саше.
Подошла близко и без предисловия быстро заговорила.
– Я тогда чуть не потеряла его. Испугалась, лечилась. В областной женской клинике лежала. Куда мне было на твой этот остров тащиться? А Николай в Сочи звал. Володя недоношенный родился, лечили. Он на Николая записан, и так и думает, что он – отец его. Хотя не нужен он ему. Как развелись, так и не виделись. А ты хочешь верь, хочешь нет… Родился он в сентябре … твой сын.
– Я могу его увидеть? – только и спросил Саша.
– Можешь, – она поджала губы, – Но… В общем, вот, – она полезла в сумку, достала блокнот, быстро черкнула номер телефона, – Это телефон матери моей. Он с ней пока. Я работаю. Не учителем, в разъездах я… Так что, захочешь, звони. Но меня предупреди, – она протянула бумажку, попрощалась и пошла на посадку.
От окошка оглянулась. Александр так и стоял, держа в руках белый листок.
Сессию он сдал вперёд всех. Сдал, чтоб остались дни – съездить домой, навестить мать и сестру.
Осенний лес за вагонным окном мелькал задумчиво. Что-то трогательно-несмелое было в нем, словно лес стыдился своей наготы, ждал снежных одежд.
Задумчив был и Александр. Он тоже сейчас был растерян, и не определен до конца.
Он так и не позвонил матери Ирины, так и не спросил ничего насчёт сына. Он не знал, что говорить, не знал, как объяснить ребенку всю эту странную ситуацию – как объяснить, что он не мог предполагать наличие ребенка, мало того, он был уверен, что жена его погибла.
Но ведь нельзя об этом сказать мальчику.
Александр крутил и крутил в голове прошлое, думал, анализировал и пришел к выводу, что сам во всем и виноват. Слишком он тогда доверился людям, расхандрился, а надо было брать всё в свои руки. Хотя…
В общем, в голове его была сумятица. Всегда во всем он старался поступать правильно, честно и вдруг оказался в непонятной для себя ситуации. Он не мог остыть, наоборот, все больше накалялся от обиды.
Но ехал он сейчас в том направлении – домой. Туда, где живёт его сын. «К матери надо» – говорил он всем, а внутри понимал – не только к матери.
Точного адреса Ирины он не помнил, но знал, что родом она из Мантурово его родной Костромской области, а он родом из небольшого поселка под Шарьей – до Мантурово час езды. Решил, что позвонит с почты своего родного поселка – там, на почте, работала его тетка.
Он выпрыгнул из автобуса на своей остановке, проводил автобус взглядом и направился к дому. Стройный, высокий молодой мужчина в меховой куртке, с рюкзаком через плечо. На полпути куртку он снял, стало жарко. Он поднимался на гору, осматривался кругом, глядел на родные далёкие голубеющие вершины сосен, подступившие к синей полоске реки, на изогнутый крест церкви, что выглядывал из низины.
Явственные картины мальчишеского детства приходили к нему, и опять – он думал о сыне.
Приехал сюрпризом, не любил он излишней суеты, которую затевала мать при его приездах. Жила она с семьёй сестры, и при визитах Саши теребила всех, буквально не давала покоя. Однажды сестра, закатывая глаза, чуть шутя, рассказала ему о предстоящих встрече приготовлениях. С тех пор он стал приезжать без предупреждения.
Мать была во дворе, всплеснула руками, привычно заворчала, что не предупредил. Накормила «чем могла», причитая «коли б знать, коли б знать …». В «чем могла» вошёл борщ, макароны с котлетами, многочисленными солениями и банка компота.
Вечером уже сидели всей семьёй за столом, тяжёлом от закусок, а мать всё причитала: «Коли б знала, коли б знала…»
Племянница и племянник здорово подросли, муж сестры Сергей по-мужицки как-то забурел, сестра поправилась, а мать постарела. Саша не был тут три года, но обещал ездить чаще – поступил на заочное, теперь в Москву придется ездить ежегодно.
Это были самые близкие ему люди – его семья.
Конечно, у него целый остров. Его остров. Там люди, о которых думает он куда больше, чем о родных. Там – его дом. Но здесь жило тепло детства, здесь жила душа.
Из капитана, начальника, ответственного за судьбы людей, Саша превращался тут в мальчишку, сына, расслаблялся и чувствовал себя великолепно. Он помогал матери по хозяйству, советовался с зятем и закупал стройматериалы для дома.
Очень многое в этом доме было сделано благодаря Саше.
Как-то сестра завела разговор о том, что, случись чего с матерью, они б не хотели дом делить – рассчитывали жить тут и дальше. Саша даже удивился – для него этот дом был уже домом сестры. И он быстро уверил ее, что помогает просто от души, а не из каких-то других умыслов.
Именно сестра уговорила его строиться – и теперь уж у Саши был дом на Карагинском и большой участок земли в Краснодарском крае. Там он тоже вот-вот собирался начать стройку. Дело в том, что рыбокомбинат их могли прикрыть – шли об этом разговоры. И хоть отзывались они в сердце протестом и болью, думать о будущем было нужно.
Все эти долгие восемь лет Саша хранил в душе любовь к ушедшей Ирине. А теперь оказалось, что это его чувство было неоправданным. Он вспоминал слова старого рыбака Еремеича:
– Не горевал бы ты так, капитан. Бабы они знаешь … веры им нет…
Правда, четыре последних года жил Саша с Надеждой – хорошей женщиной, которая приехала на остров подработать. Она старше его была на десять лет. Он звал её замуж, но она, будучи женщиной мудрой, не согласилась. Знала – скоро расстанутся. Полгода назад переехала она в другое место. Саша переписывался с ней, переживал и даже отправлял ей первое время деньги. Она помогла ему во многом, оставила о себе хорошую память.
Дома он уж сто раз пробегал мимо почтового отделения, один раз даже зашёл, поболтал с тётушкой Лидой, обежал взглядом помещение – опрятное в цветах, с плакатом на стене «Выше знамя социалистического соревнования», почётными грамотами и вымпелом «Лучшему отделению связи».
Но на телефон Саша лишь покосился.
Разговор завел однажды Сергей, когда засиделась они как-то вечером. Видимо, выпитая бутылочка водки развязала язык, вылила наружу потаённые чувства.
– Сашка, смотрю на тебя – случилось что ль чего? Не такой ты, как обычно. Учеба что ли не пошла, или личное? – Серёга наливал очередную стопку, завтра был выходной, было можно…
– Учеба? Да нет. Там в порядке всё. Можно сказать – лучше, чем ожидал. Преподаватели такие…подружились даже.
– А что тогда? Гнетет тебя что-то.
– Гнетет, – Саша пригубил, но пить совсем не хотелось, – Ира жива, Серёж. Встретил ее в аэропорту. И сын у меня растет.
– Чего-о?
Ещё не спала Таня, сестра, услышав возглас мужа, прибежала в ночной рубашке.
– Вы чего тут? Спят же все…
Саша рассказал всё подробно. Как встретил, как удивился, как сказала о сыне. Таня и Сергей сидели растерянные, потрясенные. Лишь под утро разошлись спать, но не спалось, и вскоре Сергей и Саша, подхватив удочки, направились к реке.
– Не тяни, Сашка, звони. Сын всё-таки, – советовал Сергей.
– Все думаю, как объясняться с ним буду…, – горевал Саша.
В понедельник Саша направился на почту. Оказалось, что телефон, который дала Ирина, был телефоном рабочим.
– Проходная, хто это? – женский скрипучий голос.
– Какая проходная? А Марию Леонидовну Нестерову можно? – растерялся Саша.
– Болеет она, не будет пока на работе. А чего надо-то?
– Да ничего. Лично она нужна.
– Нету ее, – и трубку на том конце положили.
Пожилая его тетушка, обмотанная тёмной пропущенной под мышками шалью, завязанной на спине, озабоченно спросила:
– Чего, милок? Не застал?
– Нет… Ну, ничего страшного. Потом ещё позвоню.
Вернулся Саша через час – теперь он хотел узнать адрес Марии Леонидовны. Женщина на том конце провода долго не хотела назвать его, и он наврал, что из милиции. Адрес с напрягом сказали.
Тетя Лида, слышащая разговор, мотала головой.
– Ох, Сашка. Мудришь ты чего-то!
– Нужно, тёть Лид. Вот и мудрю. Давайте-ка телефонограмму своим на остров отправлю, – Саша улыбался. Своим он написал, что берет отгулы. Адрес теперь у него был.
На следующий день он поехал в Мантурово. Автобусом до Шарьи, а потом – туда.
Шел холодный дождь. Непромыто-серое небо стлалось над ним, вокруг стоял мглистый денёк, далеко по сторонам темнели косоватые гребешки леса. Саша привык к непогоде – в его, ставших уже родными краях, такая погода была нормой. Но лица людей не были столь унылыми, как здесь – в этих автобусах.
И почему так? Островной его народ встречал непогоду, как должное, а здесь – как унылую оплошность природы. Все в автобусе ругали дождь и грязь.
Адрес привел Александра на глухую окраину городка. Дощатые мокрые заборы, всяческие оградки скрывали разномастные постройки.
Саша был в рабацкой накидке Сергея, и сейчас был благодарен матери, что заставила его, сопротивляющегося, ее взять. Матери он сказал, что едет к другу — однокласснику, который и правда жил в Мантурово, и благодаря поездке к которому когда-то познакомился он с Ириной.
Он нашел дом с нужным номером. Это был квадратный двухэтажный дощатый дом, больше похожий на барак. Доски сколочены как-то странно, в некоторых местах вертикально, а в других – горизонтально. Видимо, дом был очень стар.
Он зашёл в довольно уютный, если отмести неуютную погоду и время года, двор. В доме всего два подъезда, и возле одного – под козырьком крыльца, полураздетый пожилой мужичок дымил папиросой.
Было б странно пройти мимо.
– Здравствуйте, а где тут у вас одиннадцатая квартира?
– Одиннадцатая? Так вон, в том подъезде, – мужик махнул рукой, но когда Саша сделал несколько шагов в том направлении, крикнул ему в спину, – Только нет там никого.
Саша вернулся, нырнул под козырек.
– Не замёрзли? – спросил мужичка, ради начала разговора.
– Да нет. Я скоренько, курну только… Жена погнала. А тебе кого надо-то?
– Марию Леонидовну мне надо, Нестерову.
– А зачем она тебе?
Такое любопытство было вполне знакомо Саше, он не удивился.
– Дело у меня к ней. Не знаете, когда вернётся?
– Дело? Какое? – впрочем, похоже, мужичок не ждал ответа, затянулся и сам же продолжил, – В больнице она лежит. Разболелась чего-й то.
– В больнице? А…, – Саша обдумывал, как спросить о сыне, но пока не решился, – А в какой больнице? Я бы навестил.
– Так в нашей городской. Только что за дело-то у Вас? Нельзя ей волноваться, сердце. Уж не с Иркой-ли чего?
– Нет, нет. Я по другому делу. А Ирина не в городе?
– Нет. Хотели сообщить, что мать в больнице, да не знаем и куда. И Маша не знает. Вы не волнуйте ее, если пойдете. Может обождите лучше… Сердце у ней…
И Саша так и не спросил о сыне, постеснялся.
А Марию Леонидовну он и не собирался волновать. Ему всего лишь хотелось узнать – где сын? И он, спросив, как добраться до больницы, направился туда.
Серые автобусы обдавали грязью луж, дождь не прекращался.
На цементном пороге больницы Саша помыл сапоги в помятой шайке, снял плащ-накидку и потянул дверь на тугой скрипучей пружине. Он долго объяснял в вестибюле дежурной, к кому он идёт. И получив, наконец, в раздевалке длинный белый халат поднялся на третий этаж в коридор. Ему велели ждать.
Тревожные запахи лекарств, строгость и белизна больницы настораживали – вдруг и правда растревожит он сейчас женщину с больным сердцем?
Вскоре в коридор вышла худая женщина, она озабоченно озиралась, скользя взглядом и по Саше. Саша узнал ее сразу, хоть и изменилась Мария Леонидовна очень. Из-под платочка выбивались сухие ломкие волосы. Всего один раз он видел ее – это было почти десять лет назад на вокзале, когда провожала она дочь с женихом на далекую Камчатку. Тогда она была уверенная, пышущая здоровьем, полная улыбчивая и хлопотливая женщина.
– Здравствуйте, – окликнул ее Александр.
– Здравствуйте, – тихо и озадаченно откликнулась она.
И Александру стала неудобно, что, идя в больницу, он не догадался принести хотя бы фруктов.
– Я – Саша, не узнали?
– Саша! – положила руку она на грудь, удивлённо воззрилась на него.
– Давайте присядем. Вы же болеете… Как Вы сейчас? – он помнил, что его просили не волновать больную.
– А Вы … а Вы как тут? Ведь Иры тут нет, – они присели, глаза Марии Леонидовны озадаченно бегали.
– Я знаю, знаю. Не волнуйтесь, я просто вот решил навестить Вас.
– Навестить? – она посмотрела на него, качнула головой, и Саша понял, что женщина умная, и в это не поверит. Решил не тянуть.
– Мария Леонидовна, я искал Володю, в общем. Приехал, а мне сказали, что Вы в больнице.
– Володю? А зачем он…, – она замолчала на полуслове, смотрела в одну точку куда-то за спину Саши, – Но он же к Вам…, он же сын Николая, он Николаевич, да… Или? – она перевела глаза на Сашу, внимательно посмотрела и как-то горестно и резко отвернулась, – Ах, вон оно что! А я думаю…
Она замолчала, молчал и Саша. Но вскоре не выдержал, спросил:
– И что же думаете?
– Да я все думала – почему он на Колю-то не похож? А сейчас смотрю на вас … Копия ведь. Значит, врала мне Ирина.
– Мария Леонидовна, Вы чего меня на «Вы»- то? Аж неловко. Не волнуйтесь так, Вам нельзя. Все же хорошо, в общем. Я тоже не знал о существовании ребенка, а недавно вот случайно Иру встретил и…
– Где? Где встретили? – женщина оживилась.
– В Москве, в аэропорту.
– А когда?
– В конце октября. А что?
– А куда она летела?
– Она. Да и не знаю. По-моему, в Сочи. Наверняка, в Сочи.
– В Сочи? А. Ясно…, – Мария Леонидовна как-то потускнела. Было видно, как скучает она по дочери.
– Так а Володя с ней сейчас? Она сказала…, – спросил Саша.
– Нет, нет. Володя со мной. Хоть… Саш, если Вы ее где-то встретите, если будете звонить, передайте…
– Мария Леонидовна, – Саша перебил, – Это была абсолютно случайная встреча, мы не общаемся. И, всего скорей, я ее не встречу, и как с ней связаться – не знаю.
– Если она в Сочи, ей можно позвонить. Я дам Вам номер. Вы сможете с ней связаться?
– Думаю, да. Только … Только если нужно это Вам.
– Не мне. Мне уж чего, – она махнула рукой, – А вот Володя… Он ведь у соседей сейчас живёт. Чужие люди заботятся, понимаете? А он ранимый такой. Он себя совсем никому ненужным чувствует. Мать вот… Понимаете, она недавно сообщила, что уезжает в Турцию, вроде замуж там выходит. Получается, Володю мне оставила, а я…, – она повернулась, взяла Александра за руку, руки ее были холодными, желтоватыми, – Саш, я болею тяжело. До последнего держалась, чтоб его не оставлять, но вот свалилась совсем. Найдите ее, пожалуйста. Мне она не верит …
– Почему же не верит?
– Да потому что я давно уж говорю – не справлюсь, забирай. Ты ж сама – педагог. А Вовочка, он ведь уж во втором классе, все понимает, по матери скучает. Понимаете?
– Мария Леонидовна, а с Вами что? Если не секрет…
– Сердце. Операция нужна. Но у нас такие не делают, а поехать не могу – Володя. Да и денег там надо до дуры, – она махнула рукой, – Да ладно, подлечат чуток, выпишут …
– Может лекарства какие нужны?
– Нет, есть лекарства. Спасибо Вам…тебе… Как же жаль, что у Вас с Ирой не сложилось. Жаль… Я тогда очень горевала. А ты-то как? Женатый, наверное? Дети?
– Нет, – Саша улыбнулся, – Холост. После …., – он чуть не сказал, как привык ‘» после гибели жены», – После Иры так и не женился.
– Да? А она говорила – другая у тебя.
– Не-ет. Ну, в общем, – Саша не собирался рассказывать их историю, уж слишком она была волнительна, – В общем, была женщина, но расстались. Так где же Володя?
– Твой он, сейчас вот вижу. Даже взгляд такой же. Надо же, природа … А он у соседей, во второй квартире. Там подруга моя – Таня с мужем. Вот они и взяли на себя заботушку, – она вздохнула, – Господи, как я переживаю-то за него! Были они тут на днях у меня, вроде, храбрится внучок, а я-то вижу – тоскует, подглазины синие. Ведь тоже, чай, думает – случись чё с бабкой, куда ему?
– Но Ира, она же учитель! – в голове не укладывалось, что Ира практически бросила ребенка.
– Учитель. Вот только личную жизнь все устраивает, а Вовка лишний. Он ведь характерный такой. Не всем нравится. Один раз даже сбежал, с милицией искали. А он на север вздумал бежать, на заработки. На станции уж перехватили…
***
Александр возвращался в дом Марии. Дождь закончился, но с голых ветвей ещё капала вода. Выцветшее за день небо немного поголубело.
Саша шел к дому мимо неглубокого овражка в зарослях, как вдруг услышал треск ветвей, как будто кто-то оступился и ругнулся. Он пригляделся – среди ветвей сидел мальчишка в черной куртке.
– Эй! – окликнул Саша.
Мальчик вздрогнул от неожиданности и одним рывком, как ящерка, метнулся в кусты. Но поняв, что погони не будет, остановился чуть поодаль. Саша видел его.
– Эй, да ты не бойся, я просто хотел спросить, не нужна ли какая помощь?
– Нет, – голос совсем детский.
– Шуруй сюда. Чего прятаться-то? Трусишь что ли?
– Ничего я не трушу. Я думал…, – мальчик подошёл ближе, встал поодаль со смущенно-независимым видом – шапка с помпоном надвинута до бровей.
– Что думал?
И тут мальчишка вытащил откуда-то портфель и помчался из оврага в другую сторону, на ходу обливаясь водой с голых ветвей.
– Да куда ты? Стой…
Саша оглянулся, сзади приближалась группа пацанов постарше, один – в джинсовой блатной куртке. Он догадался – мальчишка слинял от них. Вспомнил Сашка и свои детские разборки. Они тоже воевали группировками, но мальцов никогда не трогали.
Заговаривать с ними он не стал, пошел дальше.
Оказалось, что мужчина, с которым он разговаривал прежде у подъезда, и есть муж подруги Марии. Именно они с женой забрали себе Володю.
Сашу напоили чаем, усадили на диван. Обещали, что Володя вот-вот должен вернуться из школы. И правда, прошло минут двадцать, и в дверь постучали.
– Ну, наконец! Ты чего долго как? Мы уж переживали. Дядя Веня искать уж ходил. А тебя ждут, между прочим.
– Кто? – голос знакомый.
Саша даже не удивился, когда увидел в прихожей того самого мальчонку из оврага.
– Здравствуй, Вова, – Саша волновался, поздоровался сухо, хоть ладони его мигом стали мокрыми и он не стал протягивать руку.
– Я ничего не сделал, – насупился Владимир.
– Да это не из милиции, это знакомый мамы твоей и бабушки, – стягивая с мальчика мокрую одежду, поясняла Татьяна, – Ох, ведь наскрозь сырой. Простынешь!
Володю отправили переодеваться, а потом наложили ему горячего супа. Он наклонился над тарелкой низко, неохотно хлебал и смотрел на Александра исподлобья.
Татьяна увела мужа с маленькой кухни. Житейской мудростью уж поняли они с мужем, что к Володе явился отец. Но не уточняли, не лезли с вопросами, лишь перешептывались уж слишком явно.
– Проголодался? – надо было начать разговор, но мальчик молчал, – Те пацаны по твою душу? – Володя продолжал хлебать суп и отмалчиваться, – А мы однажды с другом Витькой вообще на поезде уехали в Кострому. Да…было дело, – Володя заинтересованно поднял голову, – Драпанули. Сначала в кустах прятались, картошку пекли за станцией, а потом и в поезд залезли.
– И что?
– Замели… Сняли с поезда. Дядька дежурный Витьку драть начал, а он орет истошно, прощенья просит. А я испугался так, что и слова сказать не мог. Мне уж батя дома всыпал. А я говорю: «Все равно я тут не останусь, все равно уеду!», а он ещё больше злится, – Саша вспоминал все это с улыбкой.
– И уехали?
– Ага. Как только вырос, так и уехал.
– В Кострому?
– Бери выше, брат! Я уехал так далеко, что и не достать – сначала на край земли, а потом и дальше.
– Это как?
– Так. С краю земли по океану, а там – остров. Вот там до сих пор и живу.
– Один?
– Не-ет. Зачем один? Нас там много таких. Кругом бушующий океан, льды зимой. В общем, настоящий край света.
Глаза мальчонки горели, смотрел он на Александра с завистью.
– Но ты больно-то не думай, – продолжал Саша,– У нас там холодно, лета почти и нет. Так что нелегко там жить.
– А я бы смог, – уверенно сказал Володя, – Я холодной водой зимой на спор обливался. Все орали, а я – нет.
– Да ты герой.
– А мама моя тоже с Вами там была? Она говорила, что жила на острове в океане, что в шторм попадала.
– Да, была. И в шторм попадала.
– А папа? И папа там был?
– И папа, – качнул головой Саша, понимая, что Володя имеет в виду Николая.
Мальчик расслабился, оживился. Теперь он верил, что дядя – просто старый друг его родителей. Они ещё долго говорили о севере, о медведях, о рыболовстве, о сейнерах… В общем, о том, что мальчишкам всегда интересно.
Татьяна провожала Сашу на крыльце.
– Я вернусь к вам ещё. Вернусь. Вот некоторые дела улажу и вернусь.
***
– Что? В больнице? Боже мой! Бедная мамочка! – восклицала Ирина в телефонной трубке, – Саш, я не могу сейчас приехать. Понимаешь, у меня уже виза. Я в Турцию на днях уезжаю…
– Ира, я сына хочу с собой забрать. Я могу его забрать?
– Саш, ну… Если честно, у меня безвыходная ситуация, понимаешь…
– Значит, могу? – Саша совсем не хотел слышать объяснений, он просто хотел услышать ответ.
– Да, – ответила Ирина, и Саша расслабил кулак, понял, что поранил ногтями ладонь, он смотрел на капли крови выступившие на ней, – А маме… Маме передай, что как только я устроюсь, пришлю денег. Найду способы – пришлю.
– Передам. Спасибо, Ир! За сына спасибо.
Тетка Лида онемело смотрела на него.
– Чего это, Саш? За какого такого сына спасибо?
Саня улыбался, совал ей, оцепеневшей, бумажку и просил набрать ещё один номер – московский.
– Марин, здравствуй! Слушай, тут такое дело. Женщине операция на сердце нужна в Москве. Есть у тебя какие-нибудь связи?
– Конечно, я как-никак начинающий врач.
– Правда?
– А ты думал у нас в семье все ихтиологи?
– Нет, я… Я просто не ожидал.
– Я узнаю, чем можно помочь, позвони мне завтра.
Оказалось, что все не так просто даже при наличии денег. Но через несколько дней в больницу, где лежала больная Нестерова, уже звонили из московской клиники. Мария Леонидовна готовилась к операции в Москве в ближайшее время.
А Саша через несколько дней опять приехал в Мантурово. В этот раз он должен был забрать Володю. Но ноги повели в больницу к Марии Леонидовне.
– Саша, Саша… Вы сказали Володе о том, что Вы – его отец? – они опять сидели в больничном коридоре, Мария держала в руках пакет с пирожками от матери Саши и фруктами.
– Нет. И матери ещё не сказал. Таня сегодня обещала с ней поговорить, чтоб мы приехали с Володей, и она уж знала. Ну, и Володе скажу, – он вздохнул. А если сын не поймет? Об обмане матери говорить было нельзя.
– Смело говорите. Он ведь большой уже, всё понимает. А если заробеете, я скажу, – они собирались перед отъездом заехать к бабушке попрощаться, – А Таня его соберёт, в ней я не сомневаюсь.
В сумке Саши уже лежали железнодорожные билеты до Москвы на себя и сына. Марина обещала их встретить и уже забронировала им билеты на самолёт до Петропавловска-Камчатского, но мальчик ещё и не знал, что есть у него другой отец, и скоро он с ним улетает.
– Привет, Володя, – Саша протянул руку, пожал маленькую ладошку.
– Здравствуйте! А мне сегодня тетя Таня в школу разрешила не ходить, – он оглянулся, в комнате стопками лежали его вещи, и Саша понял, что интригу они перетянули – Володя по суете, по хлопотливости тетки Тани уж догадывался о чем-то.
– Поговорить нам надо, Володь, как мужчине с мужчиной. Давай прогуляемся.
Мальчик быстро оделся, тревожно поглядывая на Александра.
До того хлопотны были последние дни, что Александр и не заметил, как изменилась осень. Она как будто затихла, ночами подмораживало, а небо нависло серой пеленой.
– А у нас уж вообще лютая зима, Володь.
– На острове?
– Ага. Но у меня в доме тепло-тепло. Сейчас там семья живёт. Нельзя было дом оставлять, промерз бы, вот и живут. Но когда мы с тобой приедем, тоже их сразу не прогоним, до весны оставим. Дом большой, места всем хватит. А весной они уж переедут, согласен?
– Я?
– Ну да, – Александр сто раз проговаривал этот разговор, но все равно начал как-то по-дурацки. Он было хотел пояснить, но услышал резкое.
– Я согласен, – Володя опустил голову, и проговорил это себе под нос, стесняясь такого быстрого своего согласия.
И Саша вдруг подумал, что сын давно догадался обо всем.
– Согласен? – они шли мимо знакомого оврага, и Саша приостановился, – А чего не спрашиваешь – почему? Почему тебя забираю?
Володя поднял голову, собрался что-то ответить, но тут послышался гогот – на том месте, где сидел когда-то Володя, сейчас копошилась ребятня. Это были те самые – один в джинсовой куртке.
– Смотрите, Вовка…, – увидели их.
– А, Вовка, привет! Чего гулять не выходишь? – вопрос с сарказмом, пацаны гоготали, а Володя нахмурился.
Александр ответил за него.
– А ему некогда. Он на Камчатку уезжает, на далёкий остров в океане. Собирается…, – крикнул громко.
– Это как это – на остров? – пацаны притихли, Саша почувствовал – заинтересовались.
– Так. На поезде до Москвы, потом – на двух самолётах, потом – на вертолете. Я его забираю, я – его отец, – он глянул на сына, тот поднял голову, смотрел на него пристально. И Саша добавил уже тихо, – Вот так вот, сынок.
Глаза Вовки наполнились слезами, и он отвернулся от оврага, чтоб пацаны не видели.
– Пошли, зря тетя Таня так много вещей тебе купила, – Саша засуетился, чтоб не расчувствовался совсем, чтоб отвлечь и Вовку от невольных слез, но ком встал и в его груди.
И тут, вероятно, чтоб скрыть скупые мужские слезы, пошел мокрый снег. Вовка слизнул слезинки вместе со снежинкой, хлюпнул носом, а Саша прижал его к себе.
– В Москве все равно в магазин пойдем, унты тебе купим и куртку специальную – «Аляска» называется. Столько дел ещё. И постичь тебя надо, – он снял с сына шапку, потрепал по шевелюре, и натянул опять.
Володя прильнул к нему, обнял так нежно.
– К бабушке в больницу поедем. Попрощаешься. Но и она скоро – в Москву… Все хорошо теперь будет, сынок…, – Саша обнял сына тоже.
В больницу заехали ненадолго. Сияющие глаза внука – лучшее лекарство.
– Сашенька, Бог Вас нам послал.
– Эх, опять на «Вы», ругаться буду, – Саша был не менее счастлив, чем Вовка.
– Бабушка, я на двух самолётах и вертолете полечу! С папой, – хвастался он и пугал и без того разволновавшуюся бабушку.
– Мы сразу телефонограмму дадим, не переживайте так, Мария Леонидовна. Слушайтесь врачей и Марину в Москве. Она поможет Вам.
***
– Саш, у Вашего сына точно такой же очарованный взгляд, как у Вас, – в Шереметьево их провожали Софья Михайловна и Марина.
Софья давно вернулась с симпозиума, и ей не терпелось узнать историю Александра. Это она настояла, чтоб Саша с сыном остановились у них. Марина жила отдельно, но в эти дни и она была частой гостьей матери.
Володька озирался, глупо улыбался, ещё бы чуть и он начал бы повизгивать от удовольствия московских впечатлений.
Уже в поезде Саша понял, что его дорога с сыном будет в сто раз увлекательней. Володя никогда не ездил в поездах, а впереди ещё были самолёты и вертолет через пролив Литке.
– Вовка, смотри, там африканская делегация! Ты видел таких? Айда, – Марина тянула Володю поближе к чернокожим туристам, что-то спрашивала экскурсовода. Володька с любопытством смотрел на невиданных людей в ярких одеждах.
– Саша, а Вы чувствуете, что Марина к Вам не равнодушна? – Софья спрашивала несколько наигранно.
– Так ведь и я …, – он опустил глаза, а потом как-то хитро глянул на преподавательницу.
– Эх, Саша! А Вы всё-таки хитрец. Я-то думала, простой парень, а Вы – раз … и отнимаете у меня дочь, – она притворно тяжело вздохнула.
– Так я не только Марину, я и Вас рад был бы видеть у нас на острове. И специальность у Вас рыболовецкая, – он улыбался.
– Ооо, нет-нет! Это уж увольте! – она подняла руки в красивых красных перчатках, – А Марина… ,– Софья стала строгой,– Она у меня из другого теста. Но имейте в виду. Она – единственное, что у меня есть.
И Саша ответил серьезно.
– А я… Я, если когда-нибудь… Я на руках ее носить буду, Софья Михайловна.
И Софья кивнула. Она была уверена – у этого мужчины так и будет.
***
Словно над голубым школьным глобусом они летели на восток – навстречу времени. Сын так устал от восторгов, что проспал самый длительный перелет. Спал и Саша.
В Петропавловске они шагали по заснеженному бескрайнему аэропорту в поисках своего борта. Была ночь, по полю несло поземку, и они шли по этой полной снежных ароматов синеве вдвоем. Саша беспокоился за сына, наклонился, заглянул под мех шапки – Володька вовсю улыбался.
Рядом был отец, он летел с ним на неведомый остров – он был счастлив.
(Автор Рассеянный хореограф)
Следующая публикация
Нет комментариев