Предыдущая публикация
"Лето в деревне по Каме"
«Лето в деревне по Каме». Под таким названием опубликовала свой первый рассказ юная воспитанница выпускного класса Санкт-Петербургского Александровского института в Смольном Л. Деханова.
Рассказ был издан в 1900 г. в очерке «По России…» под редакцией инспектора классов и преподавателя географии в типографии поставщиков Его Императорского Величества т-ва О.Вольф (фото 1).
Данный очерк - совместная работа десяти выпускниц, пожелавших дать краткий отчет о личных впечатлениях и собранных сведений об интересныхместах (фото 2).
На форзаце издания сохранился инскрипт: «Добрейшему Александру Константиновичу Буличу от начинающего автора».
Александр Константинович Булич известен как первый директор Кантонного краеведческого музея г.Чистополя. Занимал должность с 1921 по 1930 гг.
В основу фондов музея легли личные коллекции Александра Константиновича, в числе экспонатов был и данный очерк.
Булич А.К. происходил из дворян Казанской губернии, совместно с братьями владел имениями в дер. Приютовка и сц.Кушниково Чистопольского уезда. До 1917 года имел чин коллежского секретаря, занимал должность земского начальника 5-го участка Чистопольского уезда.
Дехановы же не числились среди помещиков Казанской губернии. Мы можем лишь предположить, что автор рассказа с семьей отдыхал в имении Буличей при д. Приютовка, которое и описывает в своем рассказе.
Заведующая Музеем истории города
Бикмуллина Наталья Евгеньевна
Лето в деревне по Каме
Редко кто из нас не совершал хотя бы самой маленькой поездки по Волге или ее притокам и не любовался красотой этой чудной реки. Я до сих пор не могу забыть тех разнообразных и интересных картин природы, которые встречались нам по берегам как самой Волги, так затем и Камы.
Вот пароход наш причалил и к Чистопольской пристани. Началась невообразимая суета. Я с моими родными быстро сошла на берег и очутилась в пестрой толпе, немилосердно кричавшей и суетившейся. Больше всех суетились татары, в своих истрепанных бешметах и с загорелыми лицами. Они что-то быстро говорили, указывая на своих лошадей, запряженных в простые телеги и спокойно стоявших на берегу.
Мы разместились в этих незатейливых экипажах и отправились в деревню, до которой было добрых верст двадцать.
Сначала пришлось заехать в город. Чистополь, несмотря на плохое свое местоположение, принадлежит вероятно к числу наиболее благоустроенных здешних уездных городов. Улицы его большею частью мощеные и чистые, исключая разве незначительных, по некоторым нередко еще бродят свиньи и пасутся телята. Дома на главных улицах каменные и на этот раз заново выкрашенные; некоторые из них даже окружены палисадниками. В городе есть несколько бульваров с чахлыми серыми деревцами, дающими однако тень и очевидно удовлетворяющими вполне невзыскательных городских обывателей. В Чистополе имеются и гостиный двор, где, говорят, можно приобрести что угодно за недорогую цену, и сверх того достаточно наглядеться на типичные сцены между татарами-купцами и разношерстными покупателями.
В настоящее время Чистополь служит важным складочным местом хлеба, который отсюда везут вверх и вниз по Волге. Что касается здешних гостиниц, то не могу сказать, чтобы они вполне удовлетворяли даже самого невзыскательного человека. Мы остановились в лучшей из них по рекомендации нашего возницы. Гостиница эта стоит на берегу Камы. Здание гостиницы деревянное и довольно старое. С трудом взобравшись по шаткой лестнице, мы вошли в довольно просторную комнату, оклеенную белыми обоями, из-под которых местами виднелись дерево и щели. Тараканы, испуганные нашим внезапным появлением, шурша забегали по стенам, увешанными грубыми лубочными картинками.
На наш зов прибежал слуга с совершенно заспанным лицом, но все-таки с неизменной салфеткой. Пока он почтительно и несколько испуганно слушал приказания моих родных, я вышла на балкон. Моим глазам представился прелестный вид на Каму. Бесчисленное множество пароходов и барок сновали по реке. Они звонко перекликались между собой, и эхо далеко разносилось по спокойным водам.
На противоположном берегу виднелись туманные синеватые горы. Яркие звезды, зажигавшиеся одна за другой на темном фоне неба, придавали еще более красоты и прелести этой оживленной картине. Прождав довольно долго заказанного ужина, мы наконец подкрепились и затем отправились далее.
Когда мы выехали за город, картина совершенно изменилась. Потянуло свежим запахом луговой травы; там и сям замелькали громадные мельницы, беспомощно свесив, за отсутствием ветра, свои широкие крылья.
Скоро луга затем стали сменяться нивами засеянными рожью, овсом, пшеницей и полбой. На каждом участке виднелся шест, к верхушке которого была прибита дощечка с образами. Шесты эти водружаются крестьянами с верою, что образа принесут благословение Божие на поля и спасут их от градобития.
Но вот лошади взбежали на гору, и перед нами развернулась небольшая деревенька, одна из тех, которые так часто встречаются на среднем Поволжье. В этой-то деревеньке мне и предстояло провести лето. Маленькие, низкие избушки тесно жались друг к другу; соломенные крыши низко свешивались к земле, закрывая и без того едва видные окошки. Несколько кур и петухов рылись в куче сора, находившиеся почти у каждой избы. Загорелые ребятишки обступили нас, с удивлением рассматривая все наши вещи.
Вскоре я обжилась и в этой новой для меня обстановке. Попривыкли ко мне и крестьяне, что мне было особенно приятно, так как давало возможность поближе познакомиться с их бытом.
Как-то раз я отправилась осматривать саму деревню. Мне сопутствовал работник из местных крестьян. Это был мужик маленького роста, со сморщенным исхудалым лицом. Он был одет в рваный кафтан и меховую шапку, нависшую ему почти по самые брови. Признаюсь, меня поразил его робкий и забитый вид. Впрочем, на среднем Поволжье, и особенно на низменном берегу, подобные лица встречаются на каждом шагу.
Пройдя несколько шагов, крестьянин остановился перед небольшой ветхой церковью. Я вошла в нее с некоторым страхом. Это была какая-то маленькая тесная каморка, если можно так выразиться. Кой-где на желто-серых стенах совершенно почерневшие иконы, на которых очень трудно было узнать чье-либо изображение. Слабые лучи дневного света врывались через низкие крошечные окошка. За перегородкой, долженствовавшей изображать иконостас, виднелся деревянный простой престол, покрытый белой скатертью. Дверей из алтаря не существовало; их заменяли белые занавески, подхваченные кумачом. На всем лежал отпечаток бедности и убожества. Крестьянин, вероятно недовольный моим слишком беглым осмотром, с благоговением запирал двери своего убогого храма. Из его рассказов я узнала, что священника в деревни нет, и что по праздникам собираются в эту церковь поселяне слушать, как благочестивые старушки читают священное писание и молитвы. Иногда, впрочем, крестьяне ходят и в ближайшее село, где есть большая церковь и священник.
При виде такой бедности мне как-то особенно захотелось, чтобы часть сборов на богатые городские церкви уделялась и этим убогим часовенкам, лишенным самого необходимого; тем более что подобные глухие уголки особенно нуждаются в духовной помощи.
Весьма сильно меня поразило существование в этой деревне секты, с которой мне случайно пришлось познакомиться. Не помню, как называется секта, но она показалась мне довольно странной. Секта состояла из восемнадцати человек, причем бабы носили синие сарафаны, белые рубахи и белые платки на головах, а мужики поверх кафтанов надевали красные пояса. Из среды баб раскольниками выбирали себе так называемую «богородицу», которая должна была отличиться безусловною честностью. Я видела эту «богородицу» и тщетно старалась отыскать в ее лице кто-нибудь особенное, что отличило бы ее от других людей. Это была простая баба, полуслепая и уродливая, но носившая свое имя с замечательным достоинством. Сектанты эти не признавали никаких священников и никогда не крестились, но ходили в православную церковь и стояли почему-то впереди. Секта тщательно укрывалась от начальствующих и сами крестьяне строго хранили их тайну.
Отношения у здешних крестьян к бабам несколько пренебрежительны, несмотря на то, что последние очень трудолюбивы и преданы своей семье. Как-то раз я, бродя по окрестностям деревни, забрела на луг, где бабы и мужики косили сено. Они равномерно взмахивали косами, и зеленая густая трава ложилась ровными рядами у их ног. Я с удовольствием смотрела на их оживленные лица и невольно улыбалась прибауткам, которыми перебрасывались между собой мужики. Но вот приблизилось время обеда. Бабы принесли незатейливые деревенские кушанья, и мужики перекрестившись уселись в круг принялись за еду. Я никак не ожидала той робости и покорности, с какой бабы стояли в стороне и глядели на обедующих мужей. На мой вопрос мужики спокойно и пренебрежительно сказали, что бабы довольствуются тем, что останется от их обеда и что в деревне у них не водится того, чтобы бабы равнялись с мужиками.
Очень часто, например, встречала я крестьян, окончивших свои дневные труды и возвращавшимся с поля. Мужики флегматично лежали на возах с сеном, и равнодушно глядели на запыленных и уставших баб, тянувших лошадей за узду по ухабистой грязной дороге.
Вообще, нельзя сказать, чтобы крестьяне этой деревни отличались особенной нравственностью. Между ними частенько происходят ссоры, которые оканчиваются довольно своеобразно. Так, например, украл один мужик у другого воз сена и, нимало не смущаясь, везет его по деревне. Владелец сена, заметив это, вступается за свое добро, и между ними начинаются споры и перебранка. Бабы, принимающие большое участие во всех домашних делах, присоединяют свои крикливые голоса к толпе, собравшиеся вокруг ссорящихся. Наконец, похититель, наскучив разговорами, дергает свою лошадь за узду, и совершенно спокойно едет, куда ему надо.
Толпа расходится. Смотришь, через несколько дней потерпевший отплачивает вору тем, что похищает в свою очередь у него что-нибудь.
Такие факты до некоторой степени объясняются дурными условиями, в которых находятся здешние крестьяне. Действительно, если разберешь и оценишь местную крестьянскую жизнь, полную невзгод, тяжелой борьбы с природой, а подчас и нищетой, то к подобного рода поступкам невольно отнесешься несколько снисходительно.
Но, несмотря на все жизненные невзгоды, и здесь русский крестьянин по-своему бывает счастлив и умеет веселиться. В большие праздники, или после удачной жатвы все весело отдыхают от своих трудов. Молодые ведут хороводы и поют песни, а старики сидят на завалинках у своих изб и толкуют о посеве хлеба, о хозяйственных и семейных заботах.
Вот появляется внезапно из-за горы тележка, запряженная старой и худой клячей. В ней сидит типичный татарин-продавец разных мелочных товаров. Деревенская молодежь бежит ему навстречу, и мгновенно окружают его. Он медленно, важно слезает с повозки, и торговля начинается. Покупаются медные кольца, мониста, пояса, ленты и другие предметы деревенской роскоши.
Распродав половину своего товара, татарин отправляется в другую деревню. А между молодежью начинается оживленный разговор о приобретенных новинках.
Большое удовольствие для местных жителей составляют также поездки на Каму для рыбной ловли. По нескольку человек отправляются партией на реку; закидывают сети и терпеливо ждут, когда в сети попадется севрюга, осетр, белуга или даже стерлядь; хотя за последнее время эта рыба стала переводиться.
Прождав некоторое время, начинают тянуть сети. Вот они уже на берегу, в них бьется крупная рыба, блистая на свету луны серебристою чешуею. Крестьяне обступают сети и рассматривают богатую добычу. Скоро на берегу зажигается костер и появляется чугунок, в котором варится уха; а озябшие рыболовы греются у гостеприимного огня, ожидая вкусного ужина. Поужинав, они ложатся около потухшего костра и засыпают мирным сном трудящихся людей. А тихая ночь с мигающими звездами ласково смотрит на них…
Л. Деханова
Фотографии:
1. По России. Очерки составленные воспитанницами выпускного класса СПБ Александровского института в Смольном. – С.-Петербург, типография Т-ва М.О.Вольф, 1900 г. – 87 с.
2. Составительницы очерков в местных костюмах. Фотография конца XIX в.
#Чистополь #чистопольскиймузейзаповедник #историячистополя
Следующая публикация
Нет комментариев