Предыдущая публикация
«Последнее предупреждение».
Как убийство Распутина подтолкнуло монархию к гибели.
Преступление, случившееся в ночь с 16 на 17 декабря, было не просто дерзким, а вызывающим: жестокая расправа с фаворитом царской четы произошла в центре столицы Российской империи, во дворце князя Юсупова, родственника императорской семьи. Заговорщики постарались тщательно скрыть следы преступления, но вскоре сами публично рассказали о нём во всех подробностях — и не понесли сурового наказания.
Убийство Распутина показало, насколько глубок был кризис в российском обществе накануне 1917 года. Современники назвали его «первым выстрелом революции». А «заказчиком» этого убийства, как отмечает доктор исторических наук Александр Пученков, было само общество, которое стремилось «снять чёрное ярмо с самой идеи монархии, будучи внутренне готовым даже на замену венценосца». Это преступление, по мнению историка, можно было расценивать как последнее предупреждение императору...
«Вспомните два имени, какие и по сей день связывают с этим злодеянием, - писала в своих мемуарах великая княгиня Ольга Александровна, сестра Николая II. - Один был великий князь, внук царя-освободителя, второй — потомок знаменитого рода, жена которого приходилась дочерью другому великому князю. Это ли не свидетельство того, как низко мы пали?! ... Чего они надеялись добиться? Неужели они действительно полагали, что убийство Распутина улучшит наше положение на фронте, положит конец безобразной работе транспорта и, как результат, нехватке снабжения? Не поверю этому ни на секунду. Убийство было обставлено таким образом, чтобы превратить Распутина в исчадие ада, а его убийц — в героев из волшебной сказки. Мерзкое это убийство было величайшим преступлением по отношению к тому единственному человеку, которому они присягали верно служить — я имею в виду Ники»...
Сегодняшние историки, как и современники Григория Распутина, не имеют единого мнения о его роли в общественной и политической жизни последних лет Российской империи и о степени его влияния на Николая II.
Михаил Родзянко, председатель III и IV Государственной думы, утверждал в своей книге «Крушение империи», что «Распутин назначал и смещал министров, давал указания по внешней, внутренней политике и военным делам». «Присутствие при дворе в интимной его обстановке человека, столь опороченного, развратного и грязного, представляет из себя небывалое явление в истории русского царствования. Распутин - оружие в руках врагов России, которые через него подкапываются под церковь и монархию», - писал Родзянко.
Распутин, репутация которого с самого его появления в столице была неоднозначной, многими воспринимался как воплощение «темных сил», двигавших страну к гибели. К концу 1916 года он и императрица выставлялись главными виновниками всех неудачных кадровых решений, приводивших к поражениям России. Противники Распутина указывали на то, что его пребывание рядом с императорской четой компрометирует монархию. «Никакая революционная пропаганда не могла бы сделать большего вреда монархии и более уронить достоинство царского дома», — заявлял председатель Госдумы.
Однако современные историки считают, что влияние Распутина на российскую политику, скорее всего, преувеличивалось. «Говорить о том, что хотя бы один кабинет министров мог быть назван "распутинским", было бы очень трудно, — считает Александр Пученков. — До Первой мировой войны говорить о влиянии Распутина можно скорее в психологическом вопросе».
Отношение к Распутину царя и царицы было разным. «Существовала та или иная степень парализации воли императрицы Распутиным, но никогда не было восторженно-обожествляющего отношения к нему обоих венценосных супругов, — говорит Пученков. — Проще говоря, императрица была зависима от воли Распутина, ей он мог внушать какие-то политические инвективы. Царь же к этому оставался достаточно равнодушен».
В то же время Николай II ценил «старца», поскольку ему удавалось облегчать приступы гемофилии у цесаревича Алексея, но как политического советника не воспринимал.
Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: «Поскольку я хорошо знала Ники, то должна категорически заявить, что Распутин не имел на него ни малейшего влияния. Не кто иной, как Ники, со временем запретил Распутину появляться во дворце. Именно Ники отправлял «старца» в Сибирь, причем не однажды». Императрица же, по ее мнению, «видела в нем спасителя своего сына и в конце концов вообразила, что «старец» является и спасителем России».
К осени 1916 года ситуация в стране имела все признаки национального кризиса, в значительной мере направленного против императорской четы, и особенно против императрицы. «Когда война стала развиваться для России катастрофически, Николай II осознал, что для страны настал самый тяжкий период в ее истории, — рассказывает историк. — Он осознавал лучше, чем кто-либо в России, что страна была на грани поражения и то, что поражение приведет к повторной революции, которая сметет династию».
Приняв на себя 23 августа 1915 года верховное главнокомандование и уехав в Ставку в Могилев, Николай II, по сути, оказался оторван от текущего управления государством. Фактически первым министром государства стала императрица, естественно, не имевшая никакого опыта управления страной. В это же время обостряется болезнь наследника, и влияние Распутина возрастает. «В это время поговаривали даже о возможности цареубийства в целях спасения монархии, — поясняет историк. - Обсуждались варианты дворцового переворота: от сравнительно мягкого для правящей четы с отстранением Александры Федоровны от власти и ее ссылкой в Крым до замены императора на одного из великих князей или устранение монарха вместе с женой вплоть до их убийства. Эти варианты обсуждали даже члены императорской семьи».
«Все негодовали, все жаловались, все возмущались и в светских гостиных, и в политических собраниях, и даже при беглых встречах в магазинах, в театрах и трамваях, но дальше разговоров никто не шел, — вспоминал Михаил Родзянко. - Положение государственной власти было донельзя трудное. Она не могла не понимать, в какую бездну влечет Распутин царскую чету, а, с другой стороны, влияние на последнюю отвратительного сектанта становилось всё сильнее и могущественнее»...
Как отмечают историки, в обществе складывалось представление о том, что страна идет к поражению, и ведут её к нему темные силы.
«Представить, что страна Суворова и Ушакова идёт к поражению по каким-то объективным причинам, общество даже после Русско-японской войны было не в состоянии», — говорит Пученков.
Сценарий устранения Распутина разработал 29-летний князь Феликс Юсупов, представитель высшей аристократии, женатый на племяннице императора. Юсупов пытался представить это преступление как миссию. «Отчетливо рисовалась моему сознанию необходимость прибегнуть к последнему средству избавления России от ее злого гения… Внутренний голос мне говорил: «Всякое убийство есть преступление и грех, но, во имя Родины, возьми этот грех на свою совесть», — писал он в своем дневнике.
По сведениям посла Франции Мориса Палеолога, сначала Юсупов собирался прибегнуть к помощи наемных убийц, но под влиянием известного адвоката Василия Маклакова изменил намерение. «Адвокат благоразумно отговорил его от этого способа: «Негодяи, которые согласятся убить Распутина за плату, едва получив от вас задаток, пойдут продать вас "охранке", — сообщал Палеолог. — Пораженный Юсупов спросил: «Неужели нельзя найти надежных людей?» — на что Маклаков остроумно ответил: «Не знаю, у меня никогда не было бюро убийц».
В поиске сообщников Юсупов обратился к своему давнему другу, великому князю Дмитрию Павловичу, и поручику лейб-гвардии Преображенского полка Сергею Сухотину, в 1916 году лечившемуся в госпитале Юсуповых. Участие 25-летнего великого князя имело для злоумышленников особое значение. Оно должно было придать преступлению легитимность и одновременно стать гарантией от уголовного преследования, поскольку преступления членов царской семьи были подсудны только императору. «Его присутствие означало, по-видимому, его одобрение тому, что они все трое считали законной смертной казнью», — вспоминал посол Великобритании в России Джордж Бьюкенен.
Четвертым участником заговора стал 46-летний депутат Государственной думы Владимир Пуришкевич, бессарабский дворянин, один из создателей и лидеров крайне правого Союза русского народа. В годы Первой мировой войны он организовал собственный санитарный отряд и отдельный санитарный поезд. Большое впечатление на Феликса Юсупова произвела его речь против Распутина в Думе 19 ноября 1916 года. А два дня спустя состоялась их встреча, на которой они договорились об убийстве.
Палеолог отмечает, что «именно присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес». «Его участие… показывает, что сторонники самодержавия… решили защищать императора, если понадобится, против его воли».
По предложению Пуришкевича к заговору примкнул и пятый участник — капитан медицинской службы Станислав Лазаверт.
Местом преступления был выбран Юсуповский дворец на Мойке. Его расположение напротив полицейского участка исключало любую возможность стрельбы, поэтому в качестве способа убийства было выбрано отравление цианистым калием, который Юсупов достал через Маклакова. Тело собирались вывезти на автомобиле в пригород и там утопить в проруби.
Знакомые с жанром детектива заговорщики позаботились и о том, как скрыть преступление. Приезд старца обставили строжайшей тайной, а из дворца удалили всю прислугу. Убийцы несколько раз звонили от имени Распутина в ресторан «Вилла Родэ», где он часто бывал, обещая его скорое прибытие.
По расчетам заговорщиков, всё должно было случиться за 10–15 минут. Однако что-то пошло не по плану: яд, добавленный ими в пирожные и мадеру, на Распутина не подействовал.
По разным версиям, причиной могла быть как исключительная выносливость его организма, так и замедленное действие яда от сочетания со сливочным кремом. Еще одно объяснение дал Маклаков, заявивший впоследствии на допросе, что передал Юсупову вместо цианида аспирин.
Неудача с ядом подтолкнула убийц к другому способу, и Феликс Юсупов выстрелил в Распутина из револьвера. Сочтя его мертвым, заговорщики приступили к реализации второй части своего плана, и Дмитрий Павлович с Лазавертом и Сухотиным повезли на Варшавский вокзал вещи убитого, чтобы сжечь их в поезде Пуришкевича. В самом дворце остались Пуришкевич и Юсупов, вскоре обнаружившие, что Распутин жив и даже пытается уйти...
«То, что я увидел внизу, могло бы показаться сном, если бы не было ужасною для нас действительностью, — вспоминал Пуришкевич. — Григорий Распутин, которого я полчаса тому назад созерцал при последнем издыхании… быстро бежал по рыхлому снегу во дворе».
Чтобы добить жертву, Пуришкевич, забыв об осторожности, четыре раза выстрелил в него из своего револьвера: две пули попали в спину и в голову Распутина. «На случай, если наши Шерлоки Холмсы, попав на верный след исчезнувшего Распутина, пожелают анализировать кровь или прибегнуть к полицейским собакам», Юсупов инсценировал, что один из его гостей, будучи навеселе, застрелил дворовую собаку. Труп животного протащили по двору, а окровавленный снег облили камфарой.
Основания подозревать Юсупова и Пуришкевича появились у полиции уже наутро, и первый обыск во дворце на Мойке прошел 17 декабря. Следствие шло под личным контролем императрицы, которая требовала самого жестокого наказания для виновных, вплоть до расстрела.
После полудня поступило известие о том, что какой-то рабочий, проходя по Петровскому мосту, увидел пятна крови. Прибывшие на место полицейские, проследив следы автомобиля и четырех пар сапог, осмотрели прорубь у моста и пришли к выводу, что в нее попал раненый человек или животное. Из порта были вызваны водолазы, которые вскоре обнаружили тело Распутина, связанное веревками и цепью.
Дополнительной уликой против Юсупова стали телеграммы великой княгини Елизаветы Федоровны к Дмитрию Павловичу и Зинаиде Юсуповой (матери Феликса), в которых убийство было названо «патриотическим актом».
Одной из загадок убийства, не раскрытых петроградской полицией, была возможность и степень участия британского подданного Освальда Рейнера, университетского друга Юсупова и, по некоторым данным, офицера разведки. «По поводу английского следа и офицера Освальда Рейнера, равно как и инструкций, которые якобы давал сэр Джордж Бьюкенен, можно говорить с достаточной степенью осторожности, — считает Александр Пученков. — В роли человека, осуществившего контрольный выстрел, мог быть британский офицер. Но я исключаю, что образцовый кадровый дипломат, каковым был Бьюкенен, мог отдавать хотя бы даже на словах какие-то инструкции по убийству Распутина офицерам не подведомственной ему разведки».
Следующая публикация
Комментарии 9