Одной из самых больших государственных тайн города Чапаевска на протяжении всех советских десятилетий оставались его закрытые химические производства, главным из которых было предприятие, известное в среде специалистов как завод № 102, затем как Средневолжский завод минеральных удобрений, а в последние годы - ООО «Волгопромхим». Это одно из немногих мест на территории бывшего СССР, где в течение десятилетий производились тысячи тонн смертельно опасных боевых отравляющих веществ (ОВ) - иприта, люизита, фосгена и некоторых других.
Кислотное производство
Свое начало это предприятие берёт с 1911 года, когда в преддверии строительства завода взрывчатых веществ близ станции Томылово Главным артиллерийским управлением (ГАУ) Российской империи был объявлен тендер на поставку серной кислоты, которая была необходимым компонентом в деле изготовления тротила. Согласно плану, новому оборонному объекту ежегодно требовалось около 200 тысяч пудов этого едкого вещества крепостью не менее 96-98 процентов.
Тендер выиграло «Товарищество химических заводов П.К. Ушкова и Ко», которое обязалось поставлять тротиловому производству указанное количество серной кислоты. В пользу этого решения ГАУ сыграл целый ряд обстоятельств. Товарищество было основано московским купцом Петром Капитоновичем Ушковым в 1883 году, и с того времени на российском рынке оно зарекомендовало себя самым наилучшим образом. Постепенно его компания расширялась и стали строить собственные производства в Поволжье. К моменту упомянутых торгов товарищество уже владело рядом крупных предприятий в нашем крае, в том числе известковым заводом в Жигулёвских горах, спиртовым заводом в Рождествено, а также другими объектами.
После смерти П.К. Ушкова руководство основанным им товариществом принял на себя его сын Иван Петрович Ушков, который также вёл дела широко и успешно.
В частности, к началу упомянутых выше торгов его компания уже несколько лет поставляла серную кислоту Казанскому пороховому заводу для выработки пироксилина, причём отгрузка сырья всегда производилась точно в срок и в необходимом объёме. Неудивительно, что ГАУ сразу же после подведения итогов тендера заключило контракт с фирмой И.П. Ушкова сроком на пять лет и с перспективой его дальнейшего продления.
Для размещения нового предприятия товарищество Ушкова выкупило 187 десятин земли на берегу реки Моча, недалеко от строящегося тротилового предприятия. Первые колышки на месте будущего химического производства были забиты в мае 1912 года. По условиям контракта, «постройка завода должна быть окончена с таким расчётом времени, чтобы приготовление и поставка H2SO4 были начаты с 1 декабря 1912 года».
Работы на строительстве предприятия велись под руководством директора-распорядителя «Товарищества химических заводов П.К. Ушкова и Ко», мануфактур-советника и инженера-технолога Ивана Петровича Ушкова, директора правления «Товарищества…» Николая Алексеевича Владимирова и технического директора заводов «Товарищества…» Сергея Дмитриевича Шеина. Поставка кислоты на тротиловое производство началась точно в указанный срок. Но на этом этапе развитие завода отнюдь не завершилось. К середине 1913 года предприятие имело в своём составе действующее сернокислотное и сульфатное производство, мощности по выпуску соляной кислоты, складские помещения для сырья и готовой продукции, химическую лабораторию, котельную, несколько артезианских скважин, а также вспомогательные объекты и службы.
К этому времени предприятие уже вышло на проектную мощность и выпускало 12 тонн серной кислоты в сутки. А к началу 1914 года на территории завода уже располагались 62 строения, в том числе три казармы для рабочих, медпункт и баня. В это время на предприятии были пущены в эксплуатацию установки по регенерации и последующему укреплению моногидрата серной кислоты.
С началом Первой мировой войны в Российской империи резко возросла потребность во взрывчатых веществах. Мощностей Сергиевского тротилового завода для этих целей уже не хватало. В связи с такой ситуацией в Главном артиллерийском управлении был рассмотрен вопрос о возможности изготовления тротила также и на заводе Ушкова, где к тому времени уже был налажен выпуск почти всех необходимых химических компонентов для тротилового производства. Не хватало только азотной кислоты, но в июне 1915 года на предприятии Ушкова была пущена линия и по ее выработке, а к концу того же года товарищество уже смогло выдать заказчику первые партии собственного тротила. В итоге в октябре 1916 года ГАУ с одобрения Военного совета Российской империи подписало контракт с «Товариществом П.К. Ушкова и Ко» на изготовление 60 тысяч пудов тротила и 36 тысяч пудов пикриновой кислоты (это - еще одно взрывчатое вещество, которое в начале ХХ века также использовалось для снаряжения боеприпасов).
В те же месяцы на химическом предприятии Ушкова был организован выпуск бертолетовой соли, которая в то время применялась при изготовлении капсюлей. Это производство впоследствии легло в основу нового названия завода – «Берсол». Предприниматели Ушковы уже заглядывали далеко вперёд, предлагая ГАУ заключить с ними новый контракт до 1921 года. Однако революционные события 1917 года в корне изменили эти далеко идущие планы. Уже вскоре после Октябрьского переворота химический завод в Иващенково почти полностью остановился из-за нехватки сырья, рабочих рук и прочих проблем, обусловленных катастрофическим состоянием экономики молодой Советской республики.
В 1918 году в соответствии с постановлением ВСНХ «Товарищество П.К. Ушкова и Ко» было национализировано. Как и Сергиевский-Самарский завод по производству взрывчатых веществ, оно вошло в состав объединения Волжско-Камских государственных химических заводов. Выше уже говорилось, что в декабре 1918 года Самарские губернские власти приняли решение о переименовании Иващенково в поселок Троцк в честь тогдашнего военного наркома Советской республики Льва Троцкого. В 1919 году был разработан проект дальнейшего развития и расширения бывшего предприятия Ушкова, и даже началась его реализация, однако эти планы сорвал катастрофический пожар, произошедший на предприятии 21 октября 1920 года. Огненная стихия уничтожила на территории до 75 процентов всех строений, а производственное оборудование на 60 процентов было целиком или частично выведено из строя. Полностью сгорели новый сернокислотный цех, цеха по выработке тротила и пикриновой кислоты, оказалась разрушенной механическая мастерская. С того времени производство взрывчатых веществ на бывшем предприятии Ушкова больше не возобновлялось.
Совершенно секретная химия
Обгоревшие корпуса химического предприятия в посёлке Троцк после пожара два с половиной года простояли безо всякого использования. При этом тогда мало кто знал о том, что всё это время советское правительство вело секретные переговоры с поверженной Германией об участии немецких концернов и специалистов в разработках на советской территории перспективных видов оружия, в том числе химического. Дело в том, что по условиям Версальского мирного договора Германии было запрещено иметь собственную военную промышленность, боевую авиацию и бронетехнику, не говоря уже о боевых отравляющих веществах (ОВ). Между тем в те годы именно в Германии разработка и производство ОВ достигло наибольшей степени развития.
Как известно, в апреле 1915 года под бельгийским городом Ипром германские войска впервые использовали газообразный хлор против французской армии. Это событие открыло новую чудовищную главу в истории войн. Именно от газовой атаки под Ипром большинство историков ныне отсчитывает начало использования в военной практике разнообразных видов оружия массового уничтожения людей.
Что же касается России, то наша страна присоединилась к химической войне уже в 1916 году. Тогда на московских предприятиях было произведено 600 пудов фосгена, который затем даже применялся против немецкой армии, однако никакого стратегического успеха русским войскам это в итоге так и не принесло. Сказались отсутствие опыта ведения Россией химической войны, а также нехватка отечественных специалистов, разбирающихся в производстве ОВ.
Сам факт производства химического оружия в черте Белокаменной в то время вовсе не засекречивался от общественности.
Заводы так и назывались: «Фосген» № 1 (на Триумфальной площади, руководитель — профессор Евгений Иванович Шпитальский), и «Фосген» № 3 (на нынешнем шоссе Энтузиастов). Завод «Фосген № 2» тогда располагался в Тамбове. Но уже вскоре в России грянули революционные события 1917 года, когда политикам, генералам и промышленникам стало уже не до химической войны.
Пришедшему в том же году к власти правительству Ленина боевые отравляющие вещества достались от царского режима практически в неизменном виде. В мае 1918 года в структуре Красной Армии были образованы Военно-химический комитет (ВХК) и химические войска РККА. Позже, согласно решению Совнаркома от 11 августа 1925 года, ВХК был преобразован в Военно-химическое управление (ВОХИМУ) УС РККА. А самым первым, и на многие годы бессменным руководителем ВХК и ВОХИМУ, был Яков Моисеевич Фишман - ставленник ВЧК-ОГПУ. В 20-х годах под воздействием советской пропаганды страна активно готовилась к химической войне и отражению возможного химического нападения противника.
Лишь совсем недавно был рассекречен тот факт, что уже вскоре после окончания Гражданской войны советское правительство быстро откликнулось на тайную инициативу Германии, которая предложила большевистской России ведение совместных разработок новых видов химического оружия. При этом производство и испытания ОВ должны были идти на советской территории, что не противоречило Версальскому договору.
Результатом этих секретных переговоров стало подписание договора между СССР и Германией от 14 мая 1923 года, согласно которому в посёлке Троцк, на бывшем химическом заводе Ушкова, предполагалось развернуть производство иприта (установка «Т») и фосгена (установка «Н»), а также создать технологические линии по заправке произведённых здесь ОВ в артиллерийские снаряды. Со стороны Германии, по поручению рейхсвера, в работах принял участие концерн «У. Штольценберг» (Hugo Stolzenberg). Вскоре во исполнение секретного договора сторонами был подписан учредительный договор от 30 сентября 1923 года о создании на территории СССР смешанного советско-германского акционерного общества (АО) «Берсол».
В секретной части документа целью договора называлась организация в посёлке Троцк производства иприта и фосгена для удовлетворения нужд обеих стран. Была у этого соглашения и открытая часть, согласно которой на новом предприятии собирались выпускать лишь исключительно мирную химическую продукцию - каустическую соду, серную кислоту, суперфосфат и другие виды минеральных удобрений. Этот перечень должен был стать оправданием в глазах советской и мировой общественности самого факта строительства такого предприятия.
Учредителями АО «Берсол» с германской стороны выступило специально созданное «Общество по развитию промышленных предприятий», по-немецки - Gesellschaft zur Foerderung gewerblicher Unternehmungen (GEFU), а с советской стороны — общество «Метахим». Конечно же, обе организации по сути дела стали лишь подставными юридическими лицами. Общий капитал АО был объявлен в размере 12 млн. золотых рублей, причем основным вкладом советской стороны стала сдача в концессию на 20 лет упомянутого химзавода, который был оценен в 5,68 млн. рублей.
По договору производительность нового предприятия должна была стать очень большой: по иприту — 75 тыс. пудов в год, по фосгену — 60 тыс. пудов в год, по снаряжению химснарядов — 500 тыс. штук в год с каждым видом ОВ. Общество GEFU обязывалось обеспечить запуск производств ОВ в короткие сроки — не позднее 1 января 1925 года. А в декабре 1923 года секретный проект получил своеобразное «освящение»: малоизвестную железнодорожную станцию Иващенково и посёлок Троцк посетил высший руководитель СССР — Председатель ЦИК СССР и ВЦИК РСФСР М.И. Калинин.
В случае реализации этого проекта Германия получала гарантированное право на тайный импорт из СССР отравляющих веществ, в том числе иприта — 5,5 тысяч пудов в год, фосгена — 3 тыс. пудов в год. А Советский Союз, в свою очередь, получал возможность беспошлинного ввоза технического оборудования из Германии, которого в условиях послевоенной разрухи нам остро не хватало.
Все подробности этой сделки тогда знали лишь немногие представители высшего руководства СССР. В их числе были генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Иосиф Виссарионович Сталин, военный нарком и председатель Революционно-военного Совета (РВС) СССР Лев Давидович Троцкий, его заместитель по РВС Иосиф Станиславович Уншлихт, председатель Совнаркома Алексей Иванович Рыков, нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин, начальник ВВС РККА Аркадий Павлович Розенгольц, и еще несколько должностных лиц.
Для реализации секретного советско-германского проекта была образована специальная комиссия Политбюро ЦК ВКП (б), которая обладала неограниченными полномочиями. Ее возглавил И.С. Уншлихт — представитель когорты старых большевиков, пользовавшийся полным доверием И.В. Сталина и занимавший последовательно посты зампредседателя ВЧК-ГПУ, заместителя председателя РВС СССР и зампредседателя ВСНХ СССР.
Однако уже при первом знакомстве советских специалистов с производственными возможностями концерна «У. Штольценберг» выяснилось, что на самом деле эта фирма не располагала серьезными технологиями производства иприта, причем немецкая сторона знала об этом заранее, еще до заключения договора. На каком-то этапе указанный факт стал понятен не только для специалистов-химиков, но и для руководства ОГПУ. Как следует из отчётов советской стороны, в процессе производства по технологиям, предложенным немецким концерном, постоянно возникали «очень большие потери наружу фосгена, который будет отравлять окружающую местность». То же самое было и с ипритом, о чем в отчётах записано следующее: «Происходит постоянное стекание жидкого «Т» в почву и скопление его в ней с безусловной возможностью попадания в реку, что небезопасно для окружающего населения, причем для нейтрализации «Т» не предусмотрено никаких приспособлений».
В дополнение ко всему весной 1926 года территорию завода затопило разлившимися водами Волги. Это был один из самых высоких паводков на реке в ХХ веке, и от него, как выяснилось, по проекту никакой защиты предусмотрено не было. Сколько именно отравляющих веществ с завода в Троцке той весной попало в Волгу, никто не выяснял, хотя, несомненно, избежать этого тогда было попросту невозможно.
Все перечисленные факты привели к вполне закономерному решению комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) по спецзаказам от 12 мая 1926 года. В нём было записано, что «ввиду невыполнения немецкой стороной своих обязательств по учредительному договору о создании завода по выпуску иприта и фосгена в г. Троцке» советская сторона взяла курс на самостоятельное (то есть без помощи немцев) развертывание работ по строительству такого предприятия.
Секретное постановление Политбюро ЦК ВКП (б) на этот счет было принято 25 ноября 1926 года. В нем подчеркивалось, что теперь у СССР появились все возможности для строительства завода по выпуску ОВ в посёлке Троцк без участия немецких специалистов. Между строк здесь читалось, что агентура ОГПУ к тому моменту уже сумела получить из Германии всю необходимую документацию по созданию технологических линий по производству ОВ, с помощью которой группа конструкторов и химиков под руководством профессора Е.И. Шпитальского смогла создать собственные промышленные установки по выпуску иприта и фосгена. В очередном постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) от 13 января 1927 года уже констатировалось, что советско-германский договор четырёхлетней давности наша сторона отныне считает расторгнутым. Тем же решением ликвидировали общество «Метахим», ставшее ненужной бюрократической структурой. Бывший завод Ушкова был включён в систему ВСНХ (председатель — В.В. Куйбышев) и получил название «Госхимзавод № 2», после чего он почти сразу же оказался полностью засекреченным. В конце 1927 года технологические линии этого предприятия выдали 600 тонн хлора, а еще через два месяца здесь началось также и производство фосгена.
Как уже было сказано выше, в 1927 году рабочий посёлок Троцк получил статус города, а в 1929 году он был переименован в Чапаевск, и это название город носит по сей день.
Забегая вперед, нужно сказать, что 3 августа 1932 года в правительстве было подписано постановление об организации Всесоюзного химического треста органических производств (ВХТОП). В его состав вошли: химзавод № 1 в Москве (бывший Ольгинский завод, впоследствии - завод № 51), химзавод № 3 в Сталинграде (впоследствии завод № 91), и, конечно же, химзавод № 2 в Чапаевске (бывший завод Ушкова, позже - завод № 102). Последний в связи с упомянутой выше реорганизацией был выведен из состава Самарского завода взрывчатых веществ имени Л.Б. Троцкого (впоследствии он стал заводом № 15), где объединялись производства как взрывчатых, так и отравляющих веществ.
Заводы, включенные во ВХТОП, в дальнейшем специализировались почти исключительно на выпуске химического оружия. Одновременно стал расширяться и благоустраиваться город Чапаевск.
Но это было уже потом. А к 1 июля 1930 года на заводе № 102 завершилось строительство установки по выпуску треххлористого мышьяка (сырья для люизита) мощностью 400 тонн в год. К 1931 году по производству иприта завод № 102 был выведен на мощность 5 тыс. тонн в год. Вскоре эта цифра выросла до 6 тыс. тонн, а в конце 30-х годов она увеличилась еще почти в два раза - до 11 тыс. тонн. Линии по выпуску люизита (XXI) по состоянию на 1 июня 1937 года имели мощность лишь в 500 тонн этого ОВ в год. Но после того, как в январе 1940 года на люизитном производстве закончилась реконструкция, мощность этих цехов уже в начале 1941 года составляла 4 тыс. тонн люизита в год.
Также нужно отметить, что, кроме названных видов ОВ, на предприятии в Чапаевске в предвоенные годы также сохранялось и производство фосгена. В годы Великой Отечественной войны выпуском этого вещества и последующей его разливкой по химбоеприпасам занимались лишь два химических завода в СССР — в Чапаевске и в Дзержинске. Кстати, часть этих боеприпасов дожила в России до самого конца 2001 года, когда были уничтожены последние боеприпасы, содержавшие более 10 тонн фосгена.
В течение всех лет Великой Отечественной войны завод в Чапаевске специализировался на изготовлении химснарядов АХС-122 УД и ДД, АХС-152 УД и ДД, а также производил мины ХМ-82 ОТ. Корпуса для снарядов АХС-122 вытачивали на заводах № 76 (Серов) и № 259 (Златоуст), а затем отправляли их в Чапаевск.
В планах предприятия также стоял пуск к 1 февраля 1942 года цеха по выпуску синильной кислоты мощностью 5 тыс. тонн в год, а к 1 июля 1942 года увеличить производство иприта еще на 2 тыс. тонн в год, а люизита — на 0,5 тонны в год. Для выполнения всех этих планов было разрешено выдавать рабочим цехов «с вредными условиями труда» спецпитание, но только в дни их работы во вредном цехе, а не в период лечения от отравлений. Несмотря на трудовой энтузиазм, планы 1942 года по выпуску химоружия на заводе № 102 выполнены так и не были. В 1943 году все повторилось, и повышенные обязательства снова выполнить не удалось.
При этом руководство предприятия постоянно испытывало серьезный нажим «сверху». Глава Наркомата химической промышленности (НКХП) СССР Михаил Георгиевич Первухин издавал один приказ за другим о резком и срочном наращивании объемов выпуска химоружия на заводе № 102.
При этом в приказах пришлось говорить и о необходимости улучшения техники безопасности, поскольку её нарушения на всех химзаводах СССР из-за сумасшедшей гонки за планом всё чаще стали приводить к отравлениям персонала, в том числе и смертельным. А чтобы у руководителей предприятий была хотя бы какая-то возможность выполнить все эти непомерно завышенные планы, Совнарком СССР своим секретным постановлением от 13 мая 1943 года был вынужден разрешить усиленное питание для отравленных рабочих из вредных цехов даже в дни их лечения от отравлений. Раньше это было запрещено. Впрочем, такая мера делу почти никак не помогла.
Чтобы разобраться в причинах невыполнения планов не только на заводе № 102, но и на большинстве других производств, в НКХП в марте 1944 года прошло специальное совещание руководящих работников цехов снаряжения химбоеприпасов. Выявилось много негативных фактов. Представители заводов говорили, что большой процент операций по наливу ОВ в боеприпасы выполняется вручную, что из-за гонки за планом на производстве сохраняется крайне низкий уровень организации труда, что разливы ОВ в цехах по той же причине стали чуть ли не нормой, и это оказывает «крайне отрицательное влияние на санитарное состояние снаряжательных цехов». Но даже после этого очередное постановление ГКО СССР от 18 января 1945 года о безусловном выполнении плана поставок химбоеприпасов на склады выполнялось очень трудно.
Лишь в наши дни историки с сожалением констатировали, что в годы Великой Отечественной войны советское правительство очень мало ценило жизни граждан своей страны, брошенных на ускоренную смерть на производствах химоружия. Стоит напомнить, что при больших (боевых) концентрациях иприт и люизит на человека оказывают главным образом кожно-нарывное действие. Смерть от боевых концентраций люизита наступает за время от нескольких минут до часа, а от иприта — в течение суток. У рабочих, производивших иприт и люизит в Чапаевске, Дзержинске, Сталинграде и Березниках не в боевой, а в производственной обстановке, наблюдались в первую очередь медленно развивающиеся изменения в легких. Затем рубцовая соединительная ткань в легких разрасталась, что приводило к прогрессирующей одышке, кашлю с обильной рвотой, кровохарканьям и вторичным изменениям со стороны сердца, а также нервной системы, психики и других органов. Наблюдалось также влияние ОВ и на зрение людей.
Деятельность завода № 102 в Чапаевске, который в СССР был, по существу, пионером в деле массового выпуска химоружия, в течение всей его истории сказывалась на жизни города самым катастрофическим образом. Тем не менее следует отметить невероятный факт: санитарно-защитной зоны (СЗЗ) вокруг опаснейшего завода в Чапаевске не создавалось никогда. Во времена, когда производства иприта и люизита ещё только налаживались, на заводе в Чапаевске даже не существовало никаких санитарных норм по содержанию в воздухе рабочей зоны иприта, люизита и прочих ОВ. Между тем опасные уровни зараженности медикам тогда были хорошо известны. Так, при воздействии на организм человека в течение 45 минут паров иприта в концентрации 0,012 мг/литр и более наступает тяжелое поражение глаз и слизистых дыхательных путей. Вдыхание иприта в концентрации 0,07 мг/литр в течение 30 минут почти всегда приводит к гибели человека. При этом в предвоенные годы даже не было приемлемых методик измерения концентраций иприта и люизита в различных средах, а также средств, которые обеспечивали бы абсолютную защиту персонала заводов от поражения.
В течение первых месяцев Великой Отечественной войны вопрос о соблюдении санитарных норм на производстве ОВ попросту не возникал, поскольку в это время шла речь о самом существовании советской власти. Однако затем участившиеся случаи отравлений персонала спеццехов, в том числе и смертельных, и отсутствие новых подготовленных кадров, заставило НКХП навести хотя бы минимальный порядок в санитарных нормах и в технике безопасности. К этому времени только за годы войны отравления ипритом на заводах Чапаевска, Дзержинска, Сталинграда и Березников получили не менее 100 тысяч человек из числа персонала химических предприятий.
Одна из столичных комиссий, работавшая на заводе № 102 в Чапаевске в апреле 1943 года, констатировала: за I квартал среди работников цехов №№ 4 и 5 было восемь случаев профзаболеваний, закончившихся смертью, и 17 случаев тяжелых форм профзаболеваний, когда работники были переведены в профинвалиды. Кроме того, 144 работникам завода было «рекомендовано» в дальнейшем работать в других цехах, где не было прямого контакта с ипритом. И только лишь через три года после начала Великой Отечественной войны, после принятия постановления ГКО СССР от 1 июля 1944 года, и последовавшего за ним решения ВЦСПС, советские санитарные врачи пришли, наконец, к мысли о необходимости установления предельно допустимой концентрации (ПДК) для содержания ОВ в воздухе рабочих помещений химических производств. И только лишь через 20 с лишним лет после начала выпуска в СССР иприта Главная госсанинспекция СССР в секретном документе от 26 февраля 1945 года приняла ПДК для паров иприта в воздухе рабочих помещений — 0,00002 мг/л (2.10–5 мг/л, то есть 2.10–2 мг/м3). Но и этот гигиенический стандарт уже тогда считался… временным.
Изменения в санитарных нормах за все последующие годы были минимальными. Даже через полвека после Победы, в 1994 году, когда в живых осталось лишь около 300 человек, получивших на производстве поражение ипритом и люизитом в годы Великой Отечественной войны, официально утвержденная ПДК для иприта в воздухе рабочей зоны заводов в России так и не появилась. Существовала лишь неутвержденная, но тем не менее реально использовавшаяся норма — 2.10–4 мг/м3 (0,0000002 мг/л).
О том, насколько тяжелы были условия работы на этом производстве, можно судить по статистике бегства рабочих с завода химоружия № 102 в Чапаевске в годы войны. Так, в 1942 году трудовыми дезертирами отсюда стали 308 человек, в 1943 году — 432 рабочих и служащих, в 1944 году — 195 человек. Убегая «в никуда», без документов, люди обрекали себя на неприятности советской Большой Зоны, усиленные варварскими сложностями военного времени. И хотя за такой побег полагалось заключение в ГУЛАГе, люди шли на этот риск сознательно, поскольку в лагере у них было больше шансов остаться в живых, чем на ипритовом производстве.
Известный российский правозащитник, академик Лев Александрович Фёдоров в своей книге «Химическое вооружение – война с собственным народом. Трагический российский опыт» об этом пишет так: «Если исходить из запоздало принятых санитарных норм, естественно сделать вывод, что в течение всей войны администрация (дирекции заводов и руководство МХП СССР) держала людей в заведомо отравленной атмосфере, и что их поражение было неизбежным. Это было организованное перемалывание жизней персонала… О пренебрежении жизнями людей… можно судить не только по документам санитарных врачей, но и по вынужденным приказам по НКХП. Военно-химический комплекс пытался даже экономить на питании людей, брошенных на работу в цехах химоружия. Не забывали и о резервах. Именно с этих позиций можно оценивать принятые меры по замене в цехах химоружия нездоровых мужчин (здоровые были на фронте) на женщин, а также завоз на химическую каторгу — заводы химоружия Дзержинска и Чапаевска — пожилых нездоровых мужчин из советских среднеазиатских республик».
Далее Фёдоров сообщает следующее: «По решению ГКО СССР от 6 марта 1943 года заводу № 102 было приказано произвести в марте невозможное — 420 т иприта и 100 т люизита. Данные комиссии указывают, что даже в ее присутствии… производство иприта (цех № 4) и наполнение им боеприпасов (отделения цеха № 5) совершались со всеми мыслимыми и немыслимыми нарушениями (плохая герметизация аппаратуры, постоянные разливы иприта на пол, долив иприта и люизита в снаряды и бомбы «с помощью кружек и чайников», течь ОВ из боеприпасов, передача резиновых сапог из смены в смену без дегазации, отсутствие портянок и импрегнированного белья, нерегулярная работа душа, неудовлетворительная работа вытяжной вентиляции, использование на работах с ОВ неполноценных по здоровью работников, отсутствие расследования смертельных случаев профотравлений, неполная выдача спецпитания работникам, необеспечение больных этим спецпитанием). Среди прочего, в том акте было указано о 76 учтенных в медсанчасти завода (в отделе техники безопасности завода цифры были совсем другие) случаях острого отравления людей в течение I квартала 1943 г. Говорилось о переводе за тот период 17 отравленных в профинвалиды. Упоминалось и о 8 случаях смерти в течение все того же I квартала 1943 года — трех рабочих в цехе № 4 (изготовление иприта) и пяти рабочих в цехе № 5 (разлив иприта, люизита и их смесей по химбоеприпасам). Назовем фамилии тех 8 погибших людей (больше это сделать некому): Лекарев Н. (20 лет), Кускова А. (21 год), Хусудинов З., Каштанова (30 лет), Окаев А. (77 лет), Шашков (52 года), Савельев, Жихарев».
Только на рубеже 1944 и 1945 годов темпы выпуска советского химического оружия стали наконец-то снижаться. Постановлением ГКО СССР от 31 декабря 1944 года было объявлено о частичной консервации цехов основных химических заводов, и о снижении поставок химоружия (ОВ и боеприпасов) на склады армии и промышленности. В частности, были остановлены цеха №№ 4 (иприт), 7 (люизит) и 26 (треххлористый мышьяк), а также снаряжательные цеха №№ 52, 53 и 54 на заводе № 102 в Чапаевске. Кадры работников, впрочем, было велено беречь. При этом следует подчеркнуть, что речь здесь пока шла не об остановке производства химоружия, а лишь о его уменьшении.
#ИсторияЗавода102
Комментарии 2