Зеленая лампа

В жаркий день купила килограмм черешни в уличном ларьке. И запах нагревшихся на солнце ягод напомнил мне давнюю историю. Много лет назад ко мне на прием пришла женщина. Она долго сидела, ничего не говоря, опустив голову и уронив руки. Я тогда еще не очень долго работала психологом, но человеком была уже взрослым и знала: так выглядит настоящее горе. Решила даже не спрашивать ничего — пусть расскажет, когда сама сочтет удобным. — Устала я, — наконец сказала женщина. — Мне заведующая отделением велела к вам зайти. Сказала, у психологов свои методы. Может, подскажете, где сил взять? — Нет у психологов таких методов, — честно вздохнула я, еще не до конца позабывшая свое базовое естественно-научное образование, и спросила: — Но что у вас случилось? — Сын у меня умирает, десяти лет от роду. — Ох… — У меня сбилось дыхание, хотя именно чего-то такого я и ожидала. — А лечить? — Нету больше ничего. Все врачи так сказали. — Он в больнице лежит? — Нет, дома. Сам попросился. Он у меня умный, учился хорошо, учительница всегда хвалила. Слышит же, что вокруг него происходит. Спросил: мама, я умираю? Мне бы, наверное, надо соврать, а я и разревелась, как дура. И он, представьте, меня стал утешать: мам, ну ты не плачь, чего же, все когда-то умрут, ну кто-то позже, кто-то раньше — это же ничего такого. И попросил: «Давай тогда я лучше дома умру, мне там спокойнее будет». Вот мы его и забрали. И вот теперь она каждый час смотрит, как сын угасает, — представила себе я. — У вас есть еще дети? — спросила и с ужасом ждала отрицательного ответа. — Есть. — Я выдохнула с облегчением. — Дочке пять лет, она сначала спрашивала, когда братик встанет и поиграет с ней, а теперь, видно, тоже что-то смекнула и не спрашивает больше. И не заходит к нему. — Вы устали морально или за сыном тяжелый уход? — За сыном — нет. Он спит много. Но есть еще моя бабушка, которая меня вырастила, на другом конце города. — А с ней что? — Вы будете смеяться, — горько усмехнулась женщина, — но она тоже умирает. Но ей-то хоть по возрасту. — Вы за ней ухаживаете? Больше некому? — Ага. Нет никого. Моя мать, ее дочь, в Сочи сейчас живет. С четвертым мужем. А характер у бабушки всегда был резкий, командирский. Она начальником участка работала, над мужиками, а там многие из лагерей, сидели. Я пыталась нанять сиделку — двух она выгнала, две сами ушли. Нет, говорит, мне нужно, чтоб ты, ты понимаешь как. А из тех четырех одна даже медсестра была. — Бабушка знает, что происходит с правнуком? — Знает. И говорит: раз ему уже помочь нельзя, вот и выйдешь из квартиры, съездишь к старухе, пока час едешь в метро, да в магазин, да на людей смотришь — и отвлечешься чуток. В логике бабушке отказать нельзя никак, мысленно признала я. — То есть бабушка в здравом уме? — Абсолютно. Всем бы так. Но вставать уже почти не может. Даже садится сама с трудом. И главное — она практически ослепла. Но еще что-то пытается делать сама. Падала три раза. Врач предлагал госпитализацию, а она сказала: если отправишь меня помирать в богадельню, прокляну, так и знай. Я боюсь. Да и понимаю ее — двигаться-то и видеть она не может уже, а поговорить ей еще хочется, а чужой человек разве поймет, станет слушать? А у меня уже руки трясутся и голова. И звон в ушах. Спать ночью не могу, лежу и в потолок смотрю. В метро недавно заснула и на пол повалилась, люди поднимали, неловко. — А муж есть? Что-то говорит? Делает? — я решила прощупать ресурсы. — Есть. Переживает тоже, конечно. Работает допоздна специально — объясняет: деньги ведь сейчас нужны и еще нужны будут. Как-то я его напрямую спросила: как ты? Он ответил: прости, но мне бы хотелось, чтоб это все уже поскорее кончилось. Это было очень давно. Я была молодой и самоуверенной. Женщина в реально трудной жизненной ситуации пришла за советом по оптимизации энергетических трат. По опыту (а не психологическому образованию) я знала: у каждого, даже самого сильного и самодостаточного человека в жизни бывают моменты, когда хочется, чтобы кто-то как бы компетентный уверенно сказал: делай вот это и вот так. Приступай сейчас. Мне показалось, что это тот самый момент. — Слушайте, я скажу вам, что делать! — решилась я. — Вы перевезете бабушку к себе. — Но у нас нет для нее отдельной комнаты. Двухкомнатная квартира. Мы и так дочку к себе в комнату забрали, чтоб сына не тревожить. Да она и не согласится. — Согласится. В этом и фокус! Вы положите умирающую, но здравомыслящую бабушку в комнату к умирающему сыну. И предварительно велите ей все ему рассказать. Будете давать ей информацию по тем каналам, которые у нее еще работают, чтобы включались воспоминания: старая музыка, вкус, запахи — это самое древнее и мощное. Скажете: это твое последнее задание в жизни. Последняя работа. Чтоб он отвлекся от того, что умирает так рано. А ему скажете: слушай, ей это надо, чтоб уйти спокойно, а у меня уже нет сил. И он уйдет, как бы впитав и прожив ее чертовски долгую жизнь, а вы сможете за ними ухаживать в одном компартменте. Женщина подумала, а потом спросила: — Что такое компартмент? — Обособленная область в живой клетке, как правило, окруженная слоем билипидной мембраны, — четко отрапортовала я. Она взглянула на меня с уважением и, еще чуть поколебавшись, кивнула. — Придете и расскажете, когда все устроится, — велела я ей, про себя подумав: вдруг получится еще хуже? Надо же мне знать. Она пришла. — А знаете, все и ничего. Бабушка у меня хоть и командир, но человек долга: я сказала — надо, так она и не пикнула. Ношу все нюхать, музыку ставлю, готовлю еду по ее заказу, как вы велели. У нее явно включаются воспоминания. Теперь она ему чуть не все время рассказывает, когда он не спит. Про детство, юность свою на юге. Истории всякие с работы, какие судьбы у людей тогда бывали — я и сама бывает зайду и заслушиваюсь. — А сын? — Он слушает, улыбается. Переспрашивает что-то иногда. Хотя и слабый совсем. Потом она немного поплакала и ушла. Я долго сидела и бездумно смотрела в окно. Прошло несколько лет. На прием пришла женщина с голенастой девочкой-подростком. Обе улыбаются. — Нам бы профориентацию. А то она сегодня врачом, а завтра пожарным. Мы с отцом уж замучились. Поговорите хоть вы с ней. — Да без проблем, — я тоже улыбнулась. — Садитесь куда-нибудь. — Вы меня, конечно, не помните. Это много лет назад было… — Вы с дочкой уже когда-то приходили ко мне? — Нет. Я одна приходила. Сын у меня тогда умирал и бабушка одновременно. Вы велели их в одной комнате положить. — Ох… — Он не умер! — женщина расплылась в счастливой улыбке, а у меня по спине пробежали мурашки и затряслась ручка в пальцах. Я взяла себя в руки. — Расскажите. — Что ж рассказать. Ну вот они лежат, и она ему рассказывает. Он слушает. Она ему сразу сказала: «Ты не бойся ничего, ты не один туда пойдешь, я с тобой. Мы там все устроим как надо». Он правда сразу успокоился, а я и рада — сами понимаете. Я за ними ухаживаю. Однажды бабушка мне на ухо, когда он спит, говорит: «Ты уж не обессудь, походи за мной еще, я его одного оставлять не хочу теперь, провожу уж и тогда сразу сама вслед за ним — ты и освободишься». Лежат они, значит, лежат, и не умирают. Ни один, ни другой. Муж говорит: гляди, ведь все их сроки вышли, может, врачи там чего напутали, еще с кем посоветоваться надо? Я, конечно, кинулась. Они говорят: правда, странно, значит, у организма вашего сына еще есть резервы. И потом: вот есть в Москве экспериментальное лечение, не проверено, но шанс для тех, кому уж все равно. Пойдете в группу? Мы с мужем посоветовались, потом сына спросили, а он: это опять в больницу надо? Мы такие: да, но, может, оно поможет тебе и не умрешь. А он: а как же я бабушку оставлю? Мы: а ты ее саму спроси. А она: конечно, поезжай, я тебя тут подожду. Он и поехал. И ему помогло. Группа была из 12 человек. Четверо все равно умерли, у остальных улучшение, а трое самых младших выздоровели совсем! Нам повезло. — А бабушка? — Она как узнала, что ему точно лучше стало, так сразу и умерла. Он расстроился, конечно, но тут уж мы ему объяснили, что она только ради него и держалась, а теперь у него дальше жизнь будет, а ей уже пора было, и он как будто понял. Сказал только странное: смерти вообще-то нет, только вы не понимаете, — а потом и не вспоминал как будто. — Что ваш сын делает сейчас? — В институте учится, на архитектора. А мы про вас недавно вспомнили, узнали, что вы еще тут работаете, и вот, с Ксюшей пришли. — Отчего же вспомнили? Мать кивнула дочери, и девочка, смущаясь, сказала: — Мне брат странный такой комплимент неделю назад сделал: у тебя говорит, Ксюшка, ножки получились такие симпатичные, загорелые, ровненькие, как жареные сухарики с солью и чесночком. Я, конечно, рот раскрыла и говорю: ты это чего?! Откуда взял? А он сначала ушел молча, и только вечером мне все и рассказал: когда он болел и с бабушкой лежал, мама однажды принесла ей с улицы нагретой солнцем черешни. Она ее понюхала и говорит: «Деревья такие все ягодами усыпаны, солнце, в синем небе птичка малая и шмели жужжат. Мне лет шестнадцать. У меня платье желтое с мелкими красными цветочками и косынка красная. Я на лестнице стою и ягоду в широкую корзинку собираю. Она прямо мне в лицо пахнет. А снизу Володька — балагур наш и красавец, смеется и зубы белые на солнце блестят: ах, Леся, уж какие у тебя ножки ладные да ровненькие получились — как сухарики с солью и чесночком. А мне и стыдно, и лестно». И с наивным четырнадцатилетним кокетством: — Получается, у меня ножки как у прабабушки, да? Мы с Ксюшиной матерью долго молчим, проживая нахлынувшие эмоции. А дальше, что ж, дальше — профориентация! Автор: Катерина Мурашова

Крестик - Светлана Евгеньевна, скажите, у вас всё хорошо дома? Звонок учительницы сына застал Свету врасплох. - Не совсем. – Смутилась она. И уже встревоженно спросила. – Елена Викторовна, случилось что-то? У Миши неприятности в школе? - Нет, нет. Просто сегодня на экскурсии я обратила внимание на одну вещь... Экскурсовод завела детей в храм. И пока все слушали, Миша что-то спросил у одной бабушки, отошёл к иконе и долго стоял. Он не просто смотрел. Он просил о чём-то или рассказывал, понимаете. Я не стала подходить, чтобы не мешать... - Мы с мужем собираемся развестись. – Словно нырнув в холодную воду, сообщила Света. – Может быть, с этим как-то связано. А в школе? В школе он ведёт себя, как обычно? - В школе всё хорошо. Миша не отвлекается, работает на уроках, да и оценки хуже не стали. Светлана Евгеньевна, вы поговорите с ним. Не надо делать вид, что проблемы не существует. - Хорошо, Елена Викторовна, я поговорю. Спасибо, что позвонили. Света огорчённо отложила телефон. Как поговорить с Мишей? Ведь если он не рассказал ничего ей, значит, не хотел, чтобы кто-то знал. Она вошла к сыну в комнату. Мальчик раскрашивал картинки в журнале комиксов. - Мишутка, как у тебя дела? - Нормально, мам. - А в школе? Ты не с кем не ссорился? Миша отложил карандаш и удивлённо посмотрел на Светлану. - Нет. Не ссорился. Мам, ты чего? - Ничего, сынок, ты рисуй. Она вышла и села за кухонный стол. Алексей сегодня, скорее всего, уже не появится. Может, и хорошо. Когда она выходила замуж за весёлого симпатичного парня, разве могла знать, какая жизнь её ждёт. Сначала всё было отлично. Молодости свойственно видеть только хорошее, особенно влюблённой молодости. Друзья, шумные компании, сплавы на байдарках, песни у костра под гитару. А потом родился Мишутка. И оказалось, что кроме развлечений, всё остальное молодому отцу не очень-то и нужно. Его быстро заел быт. Работать долго на одном месте терпения не хватало, и он то и дело увольнялся. Светлана часто оставалась с маленьким сыном одна, без поддержки, без денег. И если бы не их с Алексеем родители, неизвестно, как бы всё сложилось. Светина мама уговаривала дочь потерпеть. Мол, в каждой семье бывают кризисы. Всё наладится. Свекровь просто молча помогала продуктами и деньгами. Наверное, было стыдно за сына. Светлана понимала и была благодарна ей за эту молчаливую поддержку. Потом, когда Миша немного подрос, а Светлана вышла на работу в своё риэлторское агентство, муж и вовсе расслабился. Перерывы между сменами работы становились всё дольше. От него стало пахнуть спиртным. Заметив это, отец Алексея, серьёзно поговорил с сыном и устроил его водителем в фирму одного из своих знакомых. Помогло, но ненадолго. Однажды, сорвавшись и выпив лишнего, муж Светы разбил служебную машину. Снова увольнение, очередной длительный запой. Миша пошёл тогда в первый класс. - Лёш, поживём отдельно. – Попросила Светлана. Мама больше не уговаривала её потерпеть. - Как хочешь. – Пожал он плечами. И ушёл жить к родителям. Сын, казалось, отнёсся к этому спокойно. Алексей приезжал по выходным, забирал мальчика на прогулки, в гости к бабушке с дедушкой. В обычные же дни Миша никогда не спрашивал про папу. В школе об их семейных проблемах тоже никто не знал. Алексей иногда появлялся на школьных праздниках, даже на собрание сходил пару раз. Словом, производил впечатление среднестатистического главы семейства, вечно занятого на работе. Они уже привыкли к такому образу жизни, как вдруг умерла свекровь. Света даже не знала, что Лёшина мама болела. - Светочка. – Алексей пришёл после похорон. – Мне так тяжело. Я осознал, как скоротечна жизнь. Я понял, что дороже вас с Мишкой у меня нет никого. Я очень тебя прошу, не прогоняй меня. Обещаю, на этот раз всё будет иначе. И она вновь поверила. Ровно до того дня, когда вернувшийся не в духе Алексей оттолкнул выбежавшего ему навстречу Мишу, а потом напился и ударил её. Первый и последний раз. - Я подаю документы на развод. Всё, Лёш, достаточно. Надо было развестись ещё тогда, сразу. - Как хочешь. – Снова произнёс он. - Вещи забери. - Заберу. Завтра. Но чемодан так и остался стоять у двери. Надо убрать его, чтобы не мешался под ногами. Она направилась в коридор, снова заглянув по дороге в комнату сына. Миша стоял у окна. Светлана подошла сзади, обняла его. - О чём задумался? - Так. Мама, положи мне завтра бутербродов побольше. В школе сейчас плохо кормят. - Хорошо, положу. Мишут, а что ты про экскурсию ничего не рассказал. Понравилось тебе? - Понравилось. - Где были? - Памятники смотрели разные, в музее были, в храме... - Даже в храме? - Да. Там красиво. Икон много. - А ещё? - А что ещё. Свечки горят. Вели себя нормально, нас предупредили... «Не скажет». – Поняла Света. - Ложись спать, Миш. Поздно уже. Спокойной ночи! - Спокойной ночи, мама. Утром она нарезала бутербродов, положила колбасы побольше. Растёт мальчишка. За последний год, вон, как вытянулся. Последний показ у неё был в обед. Обрадовавшись, что можно прийти домой пораньше, она заскочила в магазин. Испечь к Мишиному возвращению ничего не успеет, а побаловать сына чем-нибудь вкусным хотелось. Выбрала коробочку с эклерами. Миша их любит. Услышав, что хлопнула дверь, Светлана вышла из кухни. - Мишутка! А я пораньше сегодня. Но сын в слезах пробежал к себе в комнату. Бросил в угол рюкзак. Туда же швырнул куртку. Потом, расстегнув пуговицы, сорвал с шеи и швырнул на пол свой маленький серебряный крестик. - Миша! - Неправда! Неправда всё! – Плакал сын, уткнувшись лицом в старого игрушечного медведя, с давних времён сидящего у него на кровати. - Мишенька, сынок. – Света пыталась успокоить мальчика. Но Миша плакал взахлёб. Она подняла крестик и бережно положила его на полку. Сходила на кухню за водой. Протянула кружку сыну. Он, опустошённый и поникший, покорно выпил. - Расскажешь? - Там с-собака. – Начал Мишка, и на глаза его снова навернулись слёзы. – И щенки. Я ходил. Кормил. И сегодня пошёл. А их убили. И он, не выдержав, расплакался вновь. - Собака. Щенки... Миша, о чём ты просил там, в храме? Мальчик был слишком потрясён свалившимся на него горем, чтобы удивиться её неожиданному вопросу. - Я их кормил. – Всхлипывая, признался он. – А потом одна женщина сказала, что их всё равно скоро убьют. Там, в храме, бабушка показала мне икону Николая Чудотворца. Сказала: проси его. Я просил, чтобы не убивали... Думал... А это всё неправда! - Нелюди. – Прошептала Светлана. И почти жалобно спросила. – Всех убили? - Я только собаку видел. – Горько произнёс Миша. – Она лежала там. И кровь. Я убежал. - Мишка, так, может быть, щенки остались одни? Сын вскинул на неё полные слёз глаза. - Пойдём посмотрим, сынок. Он нерешительно привстал. - А если... - Скажи где, я сама посмотрю. - Ты не найдёшь. Там между домами. Это знать надо... За несколько десятков метров до нужного места Миша нерешительно остановился. - А вдруг она лежит там? – Спросил он тихо. - Постой здесь. Светлана прошла чуть вперёд. На земле были заметны подсохшие и присыпанные пылью бурые пятна. - Тоже видела? – Проходящая мимо старушка кивнула на то место, где когда-то лежала собака. – Вот паскудники! И кому животинка мешала? - Щенков тоже убили? – Спросила Светлана. - Зачем убили? – Удивилась старушка. – Увезли. И щенят, и мамку. Эти, как их, которые спасают-то их... - Но она же лежала здесь! – Подошедший Миша во все глаза смотрел на старушку. - Лежала, сердешная. – Охотно подтвердила та. – Чуть кровью не истекла. А эти, какие за щенками приехали, сказали, дышит. И забрали всех. Она засеменила дальше. А Миша подошёл к большому раскидистому кусту. - Вот здесь они были. Он присел на корточки. – Мама, ты прости, я свои бутерброды им отдавал. Вдруг куст зашевелился и из-за задней стены металлического гаража, видимо, услышав знакомый голос, выбрался маленький неуклюжий щенок. - Чернушка! – Восторженно воскликнул Миша. – Мама, это Чернушка! Он самый маленький был. - Не был, Миш. Есть. Ты позови, попробуй. Вдруг кто-нибудь ещё спрятался. - Нет. – Сын помотал головой. – Чернушка самый трусливый. Он всегда последний выходит. Другие давно бы уже выбежали. Мам, а куда его? - Домой, Миша. Здесь его оставлять точно нельзя. - Вымытый и накормленный щенок сладко спал у Миши на коленях. - Ты почему сразу мне ничего не рассказал? - Не хотел тебя напрягать. – Мишка серьёзно посопел. – Тебе и так с папой тяжело. Мама, а ты откуда узнала про храм? - Елена Викторовна видела, как ты стоял у иконы. Я думала, ты просил, чтобы мы с папой не разводились. - Нет. – Смутился Миша. – Я тогда об этом даже не думал. Это плохо, да? Мам, вы когда с папой отдельно жили, было лучше. - То есть, ты не расстроился? - Не расстроился. Кстати, а чемодана папиного в кладовке уже нет. Ой, подержи. Он бережно переложил к ней на руки спящего щенка. Привстал на цыпочки и, достав с полки крестик, бережно надел. - Мам, а мы Чернушку себе насовсем оставим? - Насовсем. Только ухаживать за ним будешь сам. - Ага. Мама, а ты отвезёшь меня туда, где мы на экскурсии были? – Спросил серьёзно. - Отвезу. Поблагодарить хочешь? - Да. А ещё... Извиниться надо. Он вытащил крестик, подержал в руке и спрятал обратно под майку. Источник «Йошкин дом»

Ко Дню автомобилиста... РЕМЕСЛО... Когда-то в институте один мой мудрый педагог дал определение, чем отличается ремесло от призвания... Ремесло - это умение хорошо делать свою работу, а призвание... Призвание - это умение хорошо делать свою работу, вкладывая в не всю свою душу и получая от этого удовольствие!.. Примерно так... И вы знаете - в этом что-то есть!.. ... Мой отец провел за баранкой более полувека, мог проехать на чем угодно, когда угодно и где угодно, как говорится, "на одном колесе"!.. Профессионал был высочайшей пробы!.. Его уважали коллеги-шофера, его ценило начальство, им восхищались молодые водители!.. Но... Мало кто знал, что не любил отец эту свою профессию никогда!.. Не лежала у него к ней душа, хоть тресни!.. Парадокс?.. А батя мой и состоял весь из парадоксов: послевоенный детдомовец, уважавший Сталина и ненавидевший коммунистов; за великолепно исполненную роль негодяя в фильме мог невзлюбить актера на полном серъезе и никакие аргументы - что, мол, это только роль, а сам актер хороший человек и семьянин, папка! - не принимались, хоть убивай!.. А про свое шоферство говорил он следующее: - Представляешь, Сашка, первые пять лет я машину просто боялся... - А зачем тогда пошел в шофёры, пап?.. - А куда ещё мне было идти с четырьмя классами образования?.. Все пошли на эти курсы и я за ними, не мешки же таскать с моей комплекцией?!. - А потом?.. - А что потом?.. Семью надо было кормить, вот и работал, куда деваться?.. ...Жизнь показала, что призванием у отца были шахматы, но выяснилось это уже потом, а "в начале славных дел" отец шоферил, но, как я уже сказал, без особой романтики... ...По своему характеру - за что бы ни брался мой отец, он все делал основательно!.. Профессионально рисовал, профессионально играл в карты, профессионально играл в шахматы, мог починить все, что видел, любую вещь - от сапога до телевизора!.. И в профессии шофера он все знал, все умел, но... Сердцу не прикажешь... ...Попадал отец, конечно, в критические ситуации, но в течение тридцати лет(!!!) за рулём у него не было ни одной серьезной аварии!.. Ни одной!.. ...А через тридцать лет... В начале восьмидесятых... Едет он как-то вечером после смены на своем дежурном автобусе в гараж, останавливает его пьяный гаишник и требует отвезти куда-то там по его пьяной надобности... Батя эту "местную знаменитость", конечно, знал, поэтому отказался подчиняться пьяному куражу и... И гаишник оказался мстительным: через пару недель тормозит отца, уже подчёркнуто трезвый, ваши "права", мол, батя отдает удостоверение и гаишник его изымает, якобы, они фальшивые, что-то фото подозрительное, отправим на экспертизу, сделаем запрос, ну вот такой попался "служитель закона"... Ну и ладно, вроде бы... Сделали запрос и... - Я думал, Сашка, они концов не найдут, столько лет прошло, но куда там!.. Все учтено могучим ураганом!.. Пришел ответ из города Калинина, что, мол, такой-то учился, сдал экзамены так-то, все чин чинарем, о как!.. А мне эти "права" отдавать было так жалко, "счастливые" они у меня были, я их даже умудрился сохранить, когда был всесоюзный обмен, столько лет без единой аварии откатался, представь!.. Ну, выдали мне новые... Ну, а дальше уже ты все знаешь сам... ...Да, я знал... Через короткое время после выдачи новых "прав" влетел в папкин автобус "ЗИЛ", хорошо, что салон был пустой... А через пару месяцев салон был уже полным и влетел в папку уже другой "ЗИЛ", вылетев на "встречку", отец рванул баранку вправо, слетел с трассы и невероятным усилием удержал автобус на колесах, все остались целы и невридимы, обошлось, слава Богу!.. Подумал-подумал батя и... И бросил это дело, которому служил всю жизнь, не стал больше испытывать судьбу, не стал дожидаться третьего "звонка".. Ушел в дежурные - работал по ночам, но выезжал из гаража крайне редко, только в случае необходимости... ...Правда, однажды пришлось ему "тряхнуть стариной"... Размыло весной мост через нашу речушку... Мужики-шофера на берегу стоят, мозгуют, затылки чешут: объезжать вокруг - это долго и нудно, огромный крюк, а моста нет, как быть?.. И мой батя... На глазах изумлённой публики... Нашел под забором два каких-то бруса, перекинул через речушку, что-то примерил-подправил, сел за баранку и по этим брускам перебрался на другую сторону(!!!)... Вот так батино ремесло оказалось сильнее все стихий!.. ...А потом отец водил только свой "жигуленок": то за грибами, то по врачам, до последних дней водил, как-то умудрялся проходить ежегодные медкомиссии... А зимой, в свои восемьдесят лет, уехал батя на этом "жигуленке" самостоятельно в больницу на операцию и... И назад уже не вернулся... Так получилось, что увез он сам себя в свой последний путь... ... И стоит у меня перед глазами страшная картина из моего далёкого детства... Лето...Сибирь... Таёжная речушка Курзанка... И несемся мы с папкой в нее с Тулунской горы на груженом лесовозе "ЗИС--5" с отказавшими тормозами... И бросает меня с сиденья папка с криком "Сашка, на пол!"... И сносят с треском бревна деревянную кабину при входе машины в реку... И выползаем мы из-под бревен мокрые, но живые и целехонькие!.. И бегут к нам с криком от своих машин отдыхавшие на берегу водители других лесовозов... Я смеюсь... А папка плачет... Вот так... ... "А в остальном - сидячая работа..." ... ... ... Александр Волков...

Я сильно похудел; мать, приехавшая в конце сентября, испугалась за меня. При ней я крепился, не жаловался и не плакал, но, когда она стала уезжать, не выдержал и с ревом погнался за машиной. Мать махала мне рукой из кузова, чтобы я отстал, не позорил себя и ее, я ничего не понимал. Тогда она решилась и остановила машину. — Собирайся, — потребовала она, когда я подошел. Хватит, отучился, поедем домой. Я опомнился и убежал. Но похудел я не только из-за тоски по дому. К тому же еще я постоянно недоедал. Осенью, пока дядя Ваня возил на своей полуторке хлеб в Заготзерно, стоявшее неподалеку от райцентра, еду мне присылали довольно часто, примерно раз в неделю. Но вся беда в том, что мне ее не хватало. Ничего там не было, кроме хлеба и картошки, изредка мать набивала в баночку творогу, который у кого-то под что-то брала: корову она не держала. Привезут — кажется много, хватишься через два дня — пусто. Я очень скоро стал замечать, что добрая половина моего хлеба куда-то самым таинственным образом исчезает. Проверил — так и есть: был — нету. То же самое творилось с картошкой. Кто потаскивал — тетя Надя ли, крикливая, замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из ее старших девчонок или младший, Федька, — я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить. Обидно было только, что мать ради меня отрывает последнее от своих, от сестренки с братишкой, а оно все равно идет мимо. Но я заставил себя смириться и с этим. Легче матери не станет, если она услышит правду. Голод здесь совсем не походил на голод в деревне. Там всегда, и особенно осенью, можно было что-то перехватить, сорвать, выкопать, поднять, в Ангаре ходила рыба, в лесу летала птица. Тут для меня все вокруг было пусто: чужие люди, чужие огороды, чужая земля. Небольшую речушку на десять рядов процеживали бреднями. Я как-то в воскресенье просидел с удочкой весь день и поймал трех маленьких, с чайную ложку, пескариков — от такой рыбалки тоже не раздобреешь. Больше не ходил — что зря время переводить! По вечерам околачивался у чайной, на базаре, запоминая, что почем продают, давился слюной и шел ни с чем обратно. На плите у тети Нади стоял горячий чайник; пошвыркав гольного кипяточку и согрев желудок, ложился спать. Утром опять в школу. Так и дотягивал до того счастливого часа, когда к воротам подъезжала полуторка и в дверъ стучал дядя Ваня. Наголодавшись и зная, что харч мой все равно долго не продержится, как бы я его ни экономил, я наедался до отвала, до рези и животе, а затем, через день или два, снова подсаживал зубы на полку. Валентин Распутин "Уроки французского"

ПОКАЯНИЕ... (Быль)... ...Жил да был в глухом сибирском селе дед Панкрат... Ровесник века, как говорится... В 1900-м году появился он на свет и... Сумел двадцатилетним парнем выжить в "мясорубке" гражданской войны... Не запачкал рук и совести в людской крови во время коллективизации... Лишь краешком задел его молох репрессий ГУЛАГа, освободив из лагерей 22 июня 1941-го... Прошел дед Панкрат все четыре года войны без единой царапины и вернулся в родное село полным Кавалером Ордена Славы... Трудился, как все, с утра до вечера на работе и дома по хозяйству... Женился он в неполные свои тридцать лет на тихой и незаметной Клаве... Воспитал с ней троих сыновей... Жили дружно... Даже голос дед Панкрат на свою супругу ни разу не повысил... Не то что руку поднять... Пил дед Панкрат в меру... Разве что на Пасху и на "охотничьей зорьке" в августе мог позволить себе лишку... Справили они с Клавой Золотую свадьбу перед Олимпиадой... Даже умудрился дед Панкрат сплясать на этой свадьбе с внуками и правнуками, найдя в себе силы хоть минут на пять!.. Все было хорошо, но... Жизнь есть жизнь... Пришло время деду Панкрату помирать... Собралась родня... Клава... Дети... Внуки... Тишина... Дед, лежа на кровати, дает наставления потомкам... То, се... Просит их оставить с женой наедине... Закрылась дверь... Подсела Клава поближе к супругу... Держит его за руку... - Прости меня, Клавдея... Прости... Виноват я перед тобой, голубушка ты моя ненаглядная...... Не хочу я грешником уходить от тебя... А хочу я покаяться и повиниться... - Да Господь с тобой, Панкратушка!.. Да в чем ты можешь виниться-то?!.. Да я жила за тобой, как за каменной стеной... Да я каждую ночь молилась и благодарила Бога за то, что он мне тебя послал... Каждую ночь, Панкратушка, я молилась... Ты спал рядом, а я все с Богом о тебе только и разговаривала... Спасибо тебе, любый мой Панкратушка, что жизнь мне подарил долгую и счастливую!.. - Послушай, Клава...Послушай... И прости меня... Если сможешь... Вздохнул тяжело Панкрат: - Помнишь на Ильин День сваты мои к тебе приходили?.. Сватали тебя за меня... - Помню...Как такое забудешь?! - Так вот... Хочу я, чтобы ты знала, Клава... Они же тогда с пьяных глаз дом-то перепутали, охламоны... Я же их к Клавке Мирошихе засылал... А они... Подпили хорошенько и... Обмишурились они, Клава... Вот так... ... ...Повисла гнетущая тишина... Сидела в миг побледневшая Клава... Молчал Панкрат... - Почему ты мне сразу не сказал об этом?!. Ведь ты же эту Клавку рыжую любил... Вся деревня про это знала!.. Ну, ошиблись сваты и что?!. Почему ты не сказал тогда?! Почему?!. Почему ты женился на мне?! Почему ты так поступил?.. Клава заплакала... Помолчал дед Панкрат и... - А как я мог тогда по-другому поступить?.. Кто бы тебя, опозоренную с этим сватовством, замуж бы потом взял?.. Это же смеху на всю деревню было бы... Ты ж не виноватая была... Не мог я, Клава, по-другому поступить... Не мог... Прости меня, Клава... Прости... Вот такое вот оно, мое покаяние тебе... Отвернулся к стене дед Панкрат... И умер... ... Вот и думай теперь, как быть?.. То ли правду сказать в нужный момент, то ли положить всю свою жизнь на алтарь ради сохранения чести незнакомой тебе девушки?.. ... Ох, жизнь, что же ты с нами творишь?!. ... ... ... Александр Волков...

Варлей о Кустинской: "Однажды я включила автоответчик и узнала, как отчаянно она меня ненавидит. А ведь я спасала её сына... Кустинская в лисьей шубе до пят под руку с космонавтом Егоровым, медленно плыла по перрону. Дива небрежно удерживала бутылку "игристого" в одной руке и охапку цветов в другой. Прохожие восхищённо ахали… Зимой 1980 года “Красная стрела” увозила её в Ленинград на съёмки фильма "Мой папа-идеалист", где красотка играла опереточную приму Сильву. В этом же поезде ехала исполнительница главной роли Наталья Варлей. Очень быстро две Наташи подружились. С тех пор как Кустинская вышла замуж за Егорова она снималась редко. И вела роскошную жизнь светской львицы. Борис, Наталья её сын Дмитрий жили в шикарной квартире с домашним бассейном в центре Москвы. Егоров обожал светские вечеринки и приёмы. И сразу определил Наталии “работу” хозяйки и украшение дома. Была у космонавта особенность. Он обожал роскошных женщин и не желал видеть супругу в домашних тапочках и халате даже изредка. Чтобы не “травмировать“ мужа, Кустинская каждый божий день вставала ни свет ни заря. Броско красилась, надевала блондинистый паричок, узенькие брючки с яркой блузкой и на высоченных каблуках шла на кухню готовить мужу завтрак. Проводив Егорова на работу, она наводила в квартире идеальный порядок и отправлялась на рынок за продуктами, предназначенными для вечернего приёма гостей. Вместе со своей старенькой няней, которая помогала ей по хозяйству, Кустинская готовила разносолы. А вечером блистала в вечернем наряде с бокалом, очаровывая гостей Егорова: знаменитых артистов, учёных, лётчиков-космонавтов... И так почти каждый день… Когда совместные съёмки завершились, Кустинская и Варлей стали видеться реже, но часто перезванивались. Иногда собираясь на кинофестивали Варлей, обращалась к приятельнице с просьбой помочь собрать достойный гардероб. Какие-то вещи покупала, иногда Кустинская давала ей в поездку что-то из своих модных туалетов. Борис Егоров В 1989 Варлей узнала невесёлые новости. Выгуливая собаку Кустинская неудачно упала и надолго угодила в больницу. А Егоров как раз в это время встретил врача-стоматолога Татьяну Вураки и вскоре развёлся с женой. Квартиру разменяли. Космонавт уехал в новенький коттедж в Останкино, а Наталии пришлось переехать в крохотную двушку. Больше всего Варлей поразило то, что после развода 19-летний сын Кустинской студент МГИМО Митя, в котором она души не чаяла, ушёл жить к Егорову в его новую семью. Сына Кустинской от прошлого брака Егоров растил с трёх лет, как своего. Учил его кататься на машине, мотоцикле, горных лыжах… И всё же: То, что Митя бросил любящую его мать, было для меня совсем непонятно. Наташа осталась совсем одна. Но одиночество она не выносила. И через год вышла замуж за профессора МГИМО Геннадия. Митя тоже женился, у него родился ребёнок, который увы, прожил совсем недолго. Жена пристрастилась к выпивке. И пара рассталась. В 1993 Борис Егоров инфаркт не пережил. И Мите пришлось вернуться к матери и её новому мужу Геннадию. Тогда он уже потерял работу и сильно пил. Вдобавок с ними жил ещё гигантский старый дог, которого нужно было чем-то кормить. Роковая красавица Кустинская привыкшая к шику и поклонению мужчин, а теперь уже “стареющий ребёнок” оказалась в бедственном положении. А вот Наталья Варлей в 90-е не потерялась. Озвучивала фильмы, выпускала сборники своих стихов, вела концерты и телепрограмму на канале РТР "Домашние хлопоты…". Зарабатывала не слишком много, но достаточно, чтобы оказать близким посильную помощь. Однажды раздался звонок от рыдающей Кустинской. В отчаянии она рассказала, что сын пристрастился к запрещённым веществам. А у неё самой денег нет даже на хлеб. После Наташиного звонка я моментально собрала в доме, что можно было из еды, взяла деньги и побежала на встречу с ней. Я увидела её в нелепой мохнатой шубе, с опухшим лицом и заплаканными глазами. От неё пахло спиртным. У меня сжалось сердце. Такой я её никогда не видела. Варлей глубоко верующий человек, заверила Кустинскую, что будет помогать. А вот за Митю нужно молиться... и хорошо бы его покрестить. Чтобы уговорить парня совершить христианский обряд, Наталья поехала к ней домой. Я приехала и вижу страшную, запущенную квартиру… Огромного неухоженного дога. И Митю, в котором ничего не осталось от того здорового,спортивного, красивого мальчика, сыгравшего "короля класса" в “Чучеле” Ролана Быкова. Передо мной сидел худенький, почти прозрачный страдалец с большими растерянными глазами… Перед крещением Варлей отвела Дмитрия на исповедь, после которой батюшка вышел мрачнее тучи. Никакой он “не начинающий”, Наташа. Он давно и плотно сидит на тяжёлых веществах. Спасти его скорей всего не получится. Я знаю, что говорю. Я видел уже такое. От этой дряни погиб мой брат… Но Варлей не хотела сдаваться. Когда-то она не смогла помочь с той же бедой бывшему мужу Володе Тихонову. Вдруг у неё получится отмолить Митю. А Кустинская… Она не признавала болезнь сына и твердила, что тот здоров. Ему нужно всего лишь "чуть-чуть подлечиться". Ну а раз Наташа крёстная, то должна найти деньги на его лечение. И Варлей стала ходить по кабинетам. Добралась даже до Госдумы. И, наконец, устроила Митю в хорошую наркологическую клинику. Осенним солнечным утром я везу Митю и Наташу в эту клинику. Наташа, от которой, увы, несёт перегаром, ругает меня, на чём свет стоит. Мол, Митя здоров, он профессионал и очень талантливый дипломат… При этом смотрит с ненавистью и злостью на меня. Как будто это я виновата во всех бедах... В больнице у Мити обнаружили спид и перевели в Боткинскую больницу. Крестная-Наташа регулярно навещала его. Привозила домашние котлеты, бульон, морс. Однажды она пришла, как обычно. Митя обрадовался и приступил к трапезе. Дверь открылась, в палату вошла сестра и сообщила, что к нему пришёл молодой человек, он стоит под окном. Безучастный ко всему Митя вдруг необычайно оживился… Наталья подошла к окну. Это был "гонец", которому Митя сообщил о своём местонахождении. Митя ждал "дозу". И я поняла - ему уже ничем не поможешь. Вскоре его выписали из больницы. И он умер. После похорон Кустинская всем рассказывала, что Дмитрия убили. И пила. Многие думали, что так она переживает утрату любимого сына. На самом деле у актрисы за плечами был уже приличный алкогольный стаж. Вот почему после развода матери Митя ушел жить в новую семью Егорова. Варлей организовала поминки. Помогла установить памятник. И продолжала материально поддерживать Кустинскую. Они встречались в назначенном месте, и Наталья передавала ей деньги и продукты. А потом началось… Кустинская упрекала Варлей, что та “не продаёт” её режиссёрам. А ведь она, между прочим, прекрасная актриса, достойная хороших ролей. Со временем Кустинская совсем потеряла берега, перестала приходить на встречи, посылая вместо себя каких-то "жутких, деклассированных субъектов". Варлей не выдержала. Позвонила и объяснила, что деньги ей достаются тяжёлым трудом. У неё у самой есть дети, старенькие родители и внук, которые нуждаются в помощи. И кормить её случайную компанию она не собирается. Когда я пришла домой, мой сын Саша посоветовал мне не слушать автоответчик. Не буду пересказывать всё то, что Наташа наговорила. Зачем повторять мысли и слова, порождённый пьяной злобой… Оказывается, пока я бегала, с искренним желанием помочь Мите, по кабинетам власти и клиникам, Наташа тихо меня ненавидела. За то, что я работаю, за то, что я в хорошей форме, за то, что сшитые для телевизионной программы костюмы "Том Клайм" мне подарили. И ещё за многое, оказывается, она меня ненавидела. А потом Кустинская стала ходить по телевизионным ток-шоу. Где она вспоминала о своих романах и том, кто и как её любил. И зрители с трудом узнали в этой полной, одутловатой женщине, в парике набекрень, прежнюю нежную красавицу. В одном из последних интервью для телевидения Наталия Кустинская, окончательно утратив здоровье, лежала на кровати. В ее руке была иконка, которую ей было уже трудно держать. Она просила прощения у всех, кого обидела. Я заплакала. Мне было бесконечно жаль этой загубленной жизни. Неожиданно в памяти всплыл эпизод из фильма “Сильнее урагана”. Перед глазами стояла прекрасная Наташа, вдохновенно играющая на рояле… Если понравилась статья, ставьте лайк и подписывайтесь на канал! Источник: книга Н. Варлей "Канатоходка" Яндекс Дзен, канал: Галериус

Сижу на приеме в ЖК, вдруг звонок из роддома: — Доктор, срочно к нам! Самообращение — беременная с болями в животе, с двумя рубцами после кесарева сечения! Бросаю прием, бегу в роддом, и вижу — на кушетке в приемнике лежит беременная, сероватого цвета кожные покровы и тихо постанывает. Что случилось? — спрашиваю я , а сама уже заголяю живот и произвожу осмотр. Матка дыбом, плотная, болезненная. Части плода четко не определяются. Сердечные тоны плода четко не выслушиваются — то ли у ребенка брадикардия, то ли у мамы тахикардия. Тут же вспоминаю, что эта женщина приходила ко мне на прием в ЖК ровно неделю назад, вставать на учет. И у нее действительно два кесаревых сечения в анамнезе. — Живот болит, — отвечает мне пациентка. — Вот, ездили к родне в соседнюю деревню, всей семьей, на своей машине. Да растрясло наверное, еще в машине живот заболел. А сейчас прямо мочи нет..! — Давление какое? — спрашиваю у своих акушерок. — Сто на шестьдесят. — Перекладывайте женщину на носилки и на руках в хирургию! — Как на руках? — возопили мои девочки. — Она же только что сама пришла! — На руках и на носилках! — рявкнула я. — Мужа в помощники возьмите! А сама вихрем в ординаторскую, и падаю на телефон: — Хирургия? Срочно разворачивайте операционную! Мы к вам несем разрыв матки по рубцу! Набираю второй номер: — Женская консультация? Срочно поднять карточку Н.Н., она была у нас неделю назад, и с результатами анализов все занести в хирургию! Меня на прием не ждите, ухожу в операционную! Хватаю пустую историю родов и бегу следом за носилками. В хирургии нас уже встречает Василич, измеряет пульс больной, оценивает хабитус (состояние больной), тихонько спрашивает меня: — Идем на ребенка, или на маму? Я в ответ круглые глаза: — Василич! Какой ребенок!? Мне бы маму вытащить! Загрузка… — Понятно, — ответил он, и укатил больную в операционную. Я бегу в ординаторскую, сталкиваюсь с ассистентом: — Толь, давайте начинайте мыться, я следом! Через ..дцать секунд и я намываюсь, одеваюсь, к столу — начали! Вскрываемся, смотрим: — на нас в рану корпорально разорвавшейся матки смотрит полностью отслоившаяся плацента, нижний край которой плотно врос в рубец на всем протяжении. В брюшной полости около пятисот миллилитров темной крови. — Ой, Толя, помогай! я боюсь! — шепнула я ассистенту. — Не бойся. Давай вместе, — и начинает осторожно, одним пальцем отводить ткань плаценты от краев раны. Кровотечение не усилилось. — Всё уже сократилось, работай, — успокоил он меня. И мы начали работать. Отвели плаценту, не трогая нижнего края, вскрыли плодный пузырь, и достали совершенно белого, как лист бумаги, ребенка, без признаков жизни. — Жалко, не успели… — проговорил мой хирург, — весь выкровился через пуповину. — Василич, посмотри, а? Может еще можно что-то сделать? Ты ведь у нас волшебник! — слезно попросила я, передавая бездыханное тельце на руки акушерке. Рядом стоял совершенно потерянный молодой неонатолог. Отдав ребенка, мы продолжили работать. Впереди нас ждала ненавистная экстирпация. и вот минут через десять напряженной работы, когда уже сосуды были перевязаны, и можно было откидывать матку, мы услышали какой-то слабый писк — не то котенок, не то показалось..? Но писк нарастал и перешел в уверенный плач ребенка! — Неужели оживил!? — изумились мы, — Василич, это наш ребенок плачет!? В операционную с довольной улыбкой вплывает Василич: — А разве не вы говорили, что я волшебник? С легкостью и на подъеме мы закончили операцию. На полном разрыве матки спасли и маму и ребенка! Это была победа всей нашей бригады!! Василич, наш добрый фей и волшебник, ушел из жизни 02.01.2013 года в возрасте 52 лет, отдежурив суточное дежурство 1 января, на крыльце собственного дома. СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ прекрасному доктору и человеку Рудченко Владимиру Васильевичу от коллег и пациентов. Автор - Наталья Яремчук

НА ТИХОЙ ОХОТЕ Страсть к «тихой охоте» у меня возникла ещё в детстве. Я рос в лесостепной зоне Казахстана, на границе с западной Сибирью. И потому грибы у нас тоже водились: шампиньоны, грузди, обабки, даже белые! Но самый настоящий грибной рай ожидал меня в Эвенкии. Посёлок Тура – центр региона, - буквально окружён тайгой, на окраинах она подступает к самим дворам. А в ней — раздолье грибов: маслята и подберёзовики, подосиновики и грузди (причём нескольких видов: белые, жёлтые и чёрные); подберезовики, белянки, волнушки, моховики… В пору сбора грибов и ягод посёлок в выходные дни буквально вымирает. Люди на моторных лодках - они в Туре, стоящей на берегах Нижней Тунгуски и ее притока Кочечум, самый распространённый транспорт, — устремляются подальше, к самым таёжным дебрям. Понятно, что там и грибов, и ягод побольше. Но и пешим сборщикам даров тайги вполне хватает буквально рядом с домом. У меня моторки не было, и я бродил по таёжным окрестностям Туры сначала пешком, а потом, когда обзавёлся «окушкой», выезжал чуть подальше, по пробитым в лесу дорогам, насколько позволяла проходимость моей 40-сильной машинёшки, или по единственной в Эвенкии дороге федерального значения — шестнадцатикилометровой «трассе» Тура-аэропорт Горный. Отъехав подальше, оставлял «Оку» на обочине и углублялся в лес. И, конечно же, никогда пустым к машине не возвращался - ведра два грибов, а то и более, обязательно домой увозил. Все двадцать два года жизни в Эвенкии в холодильнике и в морозильной камере у нас дома круглый год стояли банки с солёными груздями и волнушками, белянками, лежали контейнеры с обжаренными и замороженными маслятами, подберёзовиками, подосиновиками, моховиками. Грибы в разном виде весьма разнообразили наш рацион питания, основанный, кстати, также преимущественно на дарах местной природы — мясе дикого северного оленя и рыбы. Но, конечно же, не столько гастрономическое пристрастие к грибам гнало меня в лес, сколько азарт охотника, только бескровного. Поиск их — это всегда увлекательное и захватывающее занятие, от которого трудно оторваться. Вот уже у тебя, казалось бы, все ёмкости забиты маслятами и груздями. Но грибы, насколько хватает ваших глаз, видны во мху, траве, под какими-то кустиками, взбугрившимися холмиками грунта там и тут. И они всем своим видом говорят тебе: неужели не заберёшь нас, неужели оставишь? Вот и ищешь в машине какие-то дополнительные пакеты, ёмкости, чтобы не оставить грибы «бедовать» тут, а забрать с собой. Я думаю, это чувство знакомо каждому грибнику. Правда, такие походы в таёжной местности чреваты тем, что в пылу сбора можно заблудиться или, хуже того, нарваться на косолапого, коих в Эвенкии очень много. На моей памяти здесь от лап хозяина тайги получил увечье или погиб не один грибник, искали и порой не находили заблудившихся. Но истинного грибника ничто не может остановить. И продолжают тянуться в бескрайнюю эвенкийскую тайгу сотни поклонников тихой охоты, любителей общения с практически девственной в этих местах природой. Марат ВАЛЕЕВ.

Я всегда маму помню только в трудах, только в работе. Она кроткая у меня была. Осталась вдовой в сорок лет, папка умер в сорок восемь. Фронтовик был, у него внутри "гулял" крошечный осколок. Который и спровоцировал кровоизлияние в мозг. Война его добила через двадцать лет после победы. После его смерти мама сразу поседела. Ушла вся в работу и в нас, в детей. А работа была тяжелая - в лесу живицу из сосны добывали. Я часто летние каникулы с мамой в лесу проводила, помогала ей. Помню, старшеклассницей была, как-то уморились мы с ней, сидим, отдыхаем, я ей говорю: "Мама, я хочу тебе монологи почитать..." Читала ей что-то из ролей Нонны Мордюковой и монолог Людмилы Чурсиной из фильма "Виринея". Спрашиваю ее: "Мам, а из меня получилась бы артистка?" - "Конечно, доча, обязательно!" - в лесу говорила мне моя мамочка. Она мне такую уверенность, такие крылья дала. Словами не передать! Мама застала меня артисткой. Она перекидывала моих героинь на меня, могла спросить: "Доча, что же он тебя на сцене так стукнул-то?!" "Мам, это все специально так сделано", - отвечала я ей. А по глазам видела, что она все равно за меня переживет. Я для нее была доча, а не артистка. И в кино она за меня переживала страшно, картину "Холодное лето пятьдесят третьего..." смотрела и рыдала. С мамой ушло очень многое! Жаловаться, плакаться некому. И посоветоваться не с кем. Никто тебя так не пожалеет и не поймет, как мама. Никто и никогда! Нина Усатова

- Деда, а ты победил всехпривсех на войне? - Победил, милая, победил, чтобы ты такая курносая родилась. Съешь вот это Митькино яблочко. - Я уже два сегодня съела с Ванькиной и Серёгиной яблоньки. Больше не лезет. А Васькину грушу я Таньке отнесу, она их любит. Я от них пукаю, а она хохочет надо мной. Деда у тебя слёзы текут. Ты плачешь? - Нет, милая, я радуюсь. Слёзы бывают ещё и от радости. - Деда, а покажи мне ещё алтилистов. - Артиллеристов. - Я потом научусь, когда они к нам в гости приедут. - Они не приедут. Они на войне остались. - И даже яблоки и груши свои не попробуют? - Не попробуют... Они здесь для вас растут. Зови и Таньку и Сашку. Пусть грызут и с собой берут. И бабе Насте набери яблок, пусть пирогов в печке всем напечёт... И бабушка пекла самые вкусные пироги в мире! Она любила деда, хоть он и попивал и побивал её иногда, но он вернулся с войны. Живым! В село Лопатни Брянской области мало кто вернулся с войны. Помню, как бабушка гордилась, что дед из самого Берлина привёз ей большие настольные часы. Тяжёлые и тёмно-лакированные они тикали всегда возле тёплой белой печки на полотняной чистой скатерти стола в хате, крытой соломой. И это монотонное тиканье в той маленькой комнатке с образами в вышитых крестиком рушниках было самым уютным в моём детстве. Помню дедовы медали в жестяной коробке. И это фото. Я помню каждое лицо в фуражке с детства... - Деда, это они твоя армия? - Они... и армия и друзья... были. И Дед был у меня боевой! В колхозе работал, на гармошке играл по праздникам. И самогонку любил. Но рассказывать про войну не любил. Только как выпьет, уйдёт от всех... к Шарику. Сядет у его будки обнимет собаку и шепчет ему что-то в лохматое ухо. Слёзы текут по обветренным морщинистым щекам... Выговорится, выспится возле собачьей будки. Бабушка ему не мешала и в хату не звала, знала, что не придёт... А утром он уходил косить. И пока пол луга не выкосит, домой не дозовёшься. Бабушка только успевала ему кислое молоко из погреба носить. После войны у них родились ещё три сына и дочка. И большущий фруктовый сад. Дед посадил. Бабушка рассказывала, что сажать начал сразу, как вернулся с войны. Для меня маленькой деревья казались огромными. Моих рук не хватало, чтобы их обнять. Помню, как мы сидели в тени под яблоней. Дед в очередной раз показывал мне эту фотокарточку и говорил, чтобы я запомнила, как зовут это дерево и как другое... Я думала тогда, что он мне про названия яблок говорит, слушала в пол уха и не удивлялась, что имена у яблок и груш, как у людей. А он называл деревья именами погибших друзей. Чтобы росли на них яблоки и груши, чтобы их рвали и ели дети, которые родились после войны и чтобы пекли пироги женщины в печках, в маленьких уютных мирных домах. Я всегда буду помнить эти огромные раскидистые деревья, шелест листьев, яблочный запах, мирное жужжание пчёл, добрый голос Деда и стук падающих на землю яблок и груш... На фото пятеро друзей 10-й артиллерийской дивизии в военной форме тех лет. Первый вверху слева - мой дед Андросов Василий Архипович. Из этих ребят, что на фото с войны вернулся только он. Автор: Ира Ермилова Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.