А потом мамка исчезла. И след простыл. Бабушка в то утро поднялась, наконец, Ванюшка проснулся, а мамки, как не бывало. И вещей её тоже. Бумажка только на столе белела. Баба Граня её как прочитала, так и запричитала. А потом села, да в стену уставилась. Ванюшка опрометью за соседкой ринулся, тётей Лизой. Та прибежала, тормошила бабушку, а записку прочла и расплакалась.
Вот тогда мальчонка в первый раз слово «приют» и услыхал. И другие соседи приходили, всё про долю тяжкую говорили, мамку называли плохими словами, тихонько называли, но Ванюшка слышал. А его всё сироткой кликали, жалели, и опять про приют.
На папкины девятины, когда народ по поминальной рюмке выпил, да кутьёй закусил, встала баба Граня из-за стола, все аж притихли. Встала и сказала, что вдвоём они теперь с внучком Ванечкой остались, что в казённый дом она его не отдаст, сама на ноги ставить будет, покуда сможет, а добрых людей просит, чтоб помогли ей мальца при ней оставить, бумаги нужные справить. Что такое «казённый дом» Ванюшка не понял. Он понял, что бабушка не отдаст его никаким «приютам». Клубочек ледяной, что у сердечка рос и душу холодил все эти дни страшные, вдруг растаял, а слёзы, что Ванька сдерживал, прорвались на волю. Баба Граня голову его руками обхватила, да к себе прижала, только и сказала, что мужики не плачут.
Ходоки, конечно, до бабушки ходили, всё толковали про времена лихие, голодные, 90- е на дворе были, про обузу, что та себе на шею повесила, но баба Граня быстро всех словоохотливых отвадила, так отбрила, что те долго к ней в дом не казали носа. Ишь, нашли обузу! Да её Ванюшка помощник первый! Да кто кому ещё обуза?! А то, что времена лихие…так её саму в войну соседка от голодной смерти спасла, нешто она в мирное то время одного мальчонку не прокормит?!
Председатель, дай Бог ему здоровья, помог с бумагами, благо Андрей, в своё время мудро поступил, Ваньку усыновив. А они и не тужили, не голодали, в лохмотьях не ходили. Скотинку держали, огород сажали, всё вместе, как не глянешь, словно иголка с ниткой.
Ванюшка и соседям помогать успевал, тот ему копеечку сунет, другой, вот уже, глядишь, и башмаки новые себе справил, и бабушке родной платочек купил, в её любимую ромашку. И в школе поспевал, каждый год Агриппине Лукьяновне грамоты вручали за воспитание внука. Почётные! Баба Граня срок себе отмерила – как Ванюшку в люди выведет, так и помирать можно.
В город, к нотариусу съездила, завещание на дом написала. Ваня школу закончил, в институт поступил, ветеринаром стать решил. Рано помирать, подсобить надо чуток внучку. Как выходные – спешит Ваня до бабушки, в деревню, помочь, да приглядеть, чай не молода уже, с подарками едет, подрабатывает, не бедствует, уж «дунькины радости» всегда везёт, уважает их бабушка, с чайком душистым.
А тут и срок подоспел, вроде, занемогла баба Граня. Видала она как-то по молодости часы песочные, у фельдшерицы такие были. Вот, как тот песок, и годы её просыпались, пора и честь знать. Помирать то уже не страшно, вывела она Ванюшку в люди, как и обещала сыну покойному на его могиле в те памятные девятины. А внучок, как почуял, в тот же день нагрянул, да не один. Дивчина с ним, Ирочка, молоденькая, шустрая. Детдомовская.
Оба по распределению в деревню приехали, она – медсестрой, он – ветеринаром, насовсем, значит. У Ирочки всё в руках спорится, раз – порядок в доме навела, два – обед сварила, три – укольчик бабушке поставила, ожила старушка. Обузой себя назвала, так Ирочка отчитала, но уважительно, сроду у неё бабушек не было, только появилась, да сразу помирать собралась, ну уж нет! Пришлось отложить. Вышла на завалинку, лицо солнышку подставила, слезинку накатившую утёрла.
«А чем чёрт не шутит, может и правнуков дождусь, как же они, молодые, без бабушки то?!»
(c) Житие не святых
Нет комментариев