Ещё не родившись, он был уже пятидесятилетним статским советником и занимал почётную должность директора Пробирной Палатки, будучи также кавалером ордена Святого Станислава 1-й степени.
У Козьмы Пруткова не было матери, но был папа - деревенский помещик Пётр Федотыч Прутков. Молодой Козьма служил юнкером в одном из лучших гусарских полков.
На 25-м году жизни женился на Антонине Платоновне Проклеветантовой и народил с ней множество детей, из которых в живых осталось десять - шесть сыновей и четыре дочки. Козьма Петрович был любвеобилен и знал о любви не понаслышке:
«Вы знаете, я слаб
пред волей женщины, тем более девицы».
О силе любви он сделал собственный вывод: «гони любовь хоть в дверь, она влетит в окно».
У Пруткова, как у Пушкина, был свой «донжуанский список», где фигурировали имена Катерины, Зои, Маланьи, Амальи и никогда не упоминалось имя жены.
У Козьмы Петровича Пруткова не было детства, он, как говорилось выше, родившись, сразу стал печататься в журнале «Современник», подписывая свои произведения честно и откровенно: тайный доброжелатель Козьма Прутков.
Это показательно для Пруткова, ибо так открыто и честно поступают только самые великие писатели. А Козьма Петрович был великим. Ну, если не великим, то, определённо, выдающимся сатириком своего времени.
О себе, как о поэте, Прутков писал:
Кто, всех презирая, весь мир проклинает,
В ком нет состраданья и жалости нет,
Кто с смехом на слёзы несчастных взирает, -
Тот мощный, великий и сильный поэт!
Хотя ... сам он ничего не писал, но охотно подписывал всё, что ему подсовывали сотрудники «Современника», истинные отцы бытописателя и острослова - поэт Алексей К. Толстой и братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы.
Как литературный образ, Козьма Прутков «родился» в усадьбе братьев Жемчужниковых (Павловка Липецкой области), куда в 1851 году на лето приехал отдыхать их двоюродный брат Алексей Константинович Толстой. У друзей-братьев было своеобразное развлечение, называемое ими «прутковский кружок» (от имени камердинера одного из братьев, которому за заимствование фамилии дали 50 рублей).
Алексей Жемчужников объяснял Ивану Бунину: «Мы — я и Алексей Константинович Толстой — были тогда молоды и непристойно проказливы. Жили вместе и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах. Потом решили собрать и издать эти глупости, приписав их нашему камердинеру Кузьме Пруткову, и так и сделали, и что же вышло? Обидели старика так, что он не мог нам простить этой шутки до самой смерти».
Помимо братьев участниками кружка были поэт Александр Аммосов и художник Лев Жемчужников (ещё один из братьев). Братья и гости увлекались литературой: граф Толстой писал сатирические стихи, Алексей Жемчужников театральные комедии, Александр сочинял афоризмы и басни.
Владимир Жемчужников писал, что сочиняемые в «прутковском кружке» басни-шутки привели его «с братом Алексем и графом А. Толстым (брат Александр был в то время в Оренбурге) к мысли писать от одного лица, способного во всех видах творчества. Эта мысль завлекла нас, и создался тип Козьмы Пруткова».
Вот так писатель-чиновник, наивный остроумец и правдолюб Козьма Прутков стал коллективным псевдонимом четырех братьев-друзей-писателей.
К сожалению, в число создателей образа Козьмы Пруткова по неизвестной причине не вошёл ещё один его «отец» - Александр Аммосов, активно принимавший участие в литературной деятельности «прутковского кружка».
Русский писатель, поэт, журналист и юморист Феликс Кривин как-то сказал: «Когда поэт становится чиновником, он поднимается над литературой. А когда чиновник становится поэтом, он опускает литературу до себя».
Козьма Прутков не поднимался над литературой и не опускался, он по праву занимал в литературе видное и прочное место и относился к своему творчеству со всей ответственностью и серьёзностью, не боясь выставлять на всеобщее обозрение свои смешные и нелепые черты характера.
В одном из писем Алексей Жемчужников писал о Пруткове:
«В афоризмах обыкновенно выражается житейская мудрость. Прутков же в большей части своих афоризмов или говорит с важностью казённые, общие места; или с энергиею вламывается в открытые двери; или высказывает мысли, не только не имеющие соотношения с его эпохою и с Россиею, но стоящие, так сказать, вне всякого места и времени. Будучи очень ограниченным, он дает советы мудрости. Не будучи поэтом, он пишет стихи. Без образования и без понимания положения России, он пишет «прожекты».
Самым энергичным « отцом» Пруткова был Владимир Жемчужников, он же подарил Козьме Петровичу дату своего рождения. Теперь благодарные потомки знают, что великий бытописатель и сатирик родился 11 апреля 1854 года.
Отсутствие матери при обилии отцов сделало характер Козьмы Петровча прямолинейным, твёрдым, серьёзным и напрочь лишённым гибкости. Он говорил то, что думал, и его глупые простодушные высказывания обладали мудростью правды.
Племянник Козьмы Петровича Калистрат Шерстобитов так описывал внешний вид дядюшки:
..его высокое, склоненное назад чело, опушённое снизу густыми рыжеватыми бровями, а сверху осененное поэтически всклоченными, шантретовыми с с проседью волосами; его мутный, несколько прищуренный и презрительный взгляд; его змеиная саркастическая улыбка, всегда выказывавшая целый ряд, правда, почерневших и поредевших от табаку и времени, но всё-таки больших и крепких зубов№ наконец – его вечно откинутая назад голова и нежно любимая альмавива...
Опираясь на «показания» племянника Шерстобитова, Лев Жемчужников в 1853 году нарисовал карандашный портрет Козьмы Петровича – это был единственный прижизненный портрет великого мыслителя и баснописца.
При подготовке выпуска первого сборника произведений Пруткова, понадобился портрет автора. Лев Жемчужников передал созданный им портрет Пруткова художникам Александру Бейдеману и Льву Лагорио, которые перерисовали его на литографский камень.
Когда портрет на камне был готов, тщеславный Козьма Петрович вдруг потребовал, чтобы внизу портрета поместили лиру с исходящими вверх лучами. Молодые художники, насколько это было возможно, выполнили просьбу мэтра и добавили на камне лиру с лучами.
Портрет очень понравился Козьме Петровичу, особенно его порадовали тщательно прорисованные изящные подробности, выражающие его поэтическую, деловую и непреклонную натуру, это:
— искусно подвитые и всклоченные, каштановые, с проседью волоса;
— две бородавочки: одна вверху правой стороны лба, а другая вверху левой скулы;
— кусочек черного английского пластыря на шее, под правою скулой, на месте постоянных его бритвенных порезов;
— длинные, острые концы рубашечного воротника, торчащие из-под цветного платка, повязанного на шее широкою и длинною петлею;
— плащ-альмавива, с черным бархатным воротником, живописно закинутый одним концом за плечо;
— кисть левой руки, плотно обтянута я белою замшевою перчаткою особого покроя, выставленная из-под альмавивы, с дорогими перстнями поверх перчатки (эти перстни были ему пожалованы при разных случаях)».
Портрет был отпечатан в литографии Тюлина большим тиражом, но по тайным соображениям цензуры портрет не был разрешён к печати, отчего не состоялось и всё издание.
Позже, когда литографию Тюлина перемещали в другое место, все отпечатанные экземпляры портрета (кроме пяти, что были у издателя), пропали вместе с камнем. К изданию сочинений, которое всё же состоялось позднее, были приложены не подлинные оттиски с камня, а копия изображения, сделанная с одного из уцелевших экземпляров. Копирное изображение было уменьшено, поэтому лира с лучами практически не отобразилась.
Козьма Петрович отозвался на свой портрет следующим стихотворением: «Мой портрет»:
Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг,
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке;
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке, –
Знай: это я!
Кого язвят со злостью вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый
Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,
Знай: это я!..
В моих устах спокойная улыбка,
В груди – змея!
Достоевский по достоинству оценил своего литературного собрата, сказав о нём,: «Есть у нас один замечательный писатель, краса нашего времени, некто Козьма Прутков. Весь недостаток его состоит в непостижимой скромности».
К началу 1860-х «отцы-родители» Козьмы Петровича жили уже далеко друг от друга, и им было трудно общаться и согласовывать творчество Пруткова и сохранять его образ целостным.
В итоге, прожив всего 12 творческих лет, Козьма Петрович «почил в бозе» в 1863 году.
Его любимый племянник Калистрат Шерстобитов писал в некрологе:
«Всеми уважаемый мой дядюшка умер на шестидесятом году своей жизни, в полном развитии своего замечательного таланта и своих сил ... 13-го сего января в два и три четверти часа пополудни ...
Славные художники профессор Бедеман и Лев Жемчужников поразительно верно передали его замечательную наружность на портрете, который предназначен для украшения полного собрания сочинений покойного. Я уверен, что, по отпечатании этого собрания, оно будет раскуплено нарасхват образованной частью публики; иначе, впрочем, и быть не может!»
Деликатный и скромный Козьма Петрович Прутков поступил так, как советовал другим: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану». (с))
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1