Предыдущая публикация
Александр Щербаков-Ижевский
АФГАН И ЕГО ГЕРОИ
Фрагменты из рассказа "Алинка-малинка и ДХП"
— Вот у нас, у десантников, в бою всё понятно. Рядом свои, напротив — безжалостные враги с каменными сердцами. Поставленная задача короткая и ясная — уничтожить оборзевшего донельзя неприятеля. Вот и я по воле случая оказался на острие атаки. Бой случился в июле 1985 года в долине реки Герируд, возле древнего афганского города Герата.
В ущелье среди гор наш БТР-80 подорвался на противотанковой мине. В живых остались всего несколько человек во главе с младшим сержантом Шиманским. Пришлось занять круговую оборону.
Зная о живодёрских пытках лютых моджахедов, решили ни при каких условиях не сдаваться в плен. В то же время оборзевшие на всю голову духи во что бы то ни стало хотели захватить живьём ослабленных русских воинов.
Возможность неволить желанную добычу кружила нападавшим отморозкам безумные мозги. Те буквально толпами рвались за трофеями снять скальпы или расчленить на молекулы европейцев. Видимо, и для Афганистана, как никогда, актуальна поговорка: кто вперёд, того черёд.
Неравный бой в окружении превосходящих сил противника проявил себя ожидаемо скоротечным. Вскоре закончился боезапас. Враг всё плотнее и плотнее сжимал и без того тесное кольцо. Ливень пуль со всех сторон, взрывы мин не давали поднять голову. Одним из фугасов меня сильнейшим образом контузило, приподняло от земли, словно пушинку и отбросило за каменную гряду.
Чтобы не попасть в руки вражьей силе, командир приказал оставшимся в живых бойцам застрелиться.
Приказ есть приказ. Израненные бойцы собрались под горящим БТРом, обнялись, попрощались на веки вечные. Каждый выстрелил из АК-47 себе в грудь. Последним добровольно лишил себя жизни командир.
Когда прибыли пацаны из подкрепления второй и третьей рот, перед глазами увидели ужасающую по восприятию картину. Возле горящей машины были разбросаны остывающие тела нашпигованных сталью, окровавленных товарищей.
Убитые покоились вповалку буквально друг на друге. Правда, один из них, пулеметчик Теплюк, всё-таки оказался жив. Четыре его самолично выпущенных роковых пули прошли в нескольких сантиметрах выше сердца. Меня же чуть позже подобрал экипаж боевой вертушки Ми-24.
Это в той, прошлой жизни пришлось совершать героические поступки. А сейчас что? Стоило ли выживать в экстремальных ситуациях, если так и не разобрался со своей картиной мира на земле? Даже боевой орден Красной Звезды пропил. Теперь-то кто я после этого, что я, зачем я есть на белом свете?
Однозначно, в мире здравомыслящих людей не считаюсь человеком. Скорее представляюсь неприятной, надоедливой, ненавистной грязью под ногами, пачкающей чистый подсолнечный мир. Безмолвная толпа воспринимает сознанием моё наличие, ходит рядом со мной, видит меня, но принципиально не хочет признавать существующее положение дел с моим присутствием. Одно слово — изгой.
Мужчины и женщины, старики и дети, даже зажиревшие кошки с плюгавыми болонками — все с отвращением морщат носы, поджимают губы и с какой-то надменной гордостью отводят головы в сторону — брезгуют. Пусть считают ниже своего достоинства общаться со мной. Но зачем же так яростно ненавидеть?
Они словно говорят: «Ты сам виноват в том, что стал никчёмной личностью. Не заморачиваясь на далёкую перспективу, ты пропил все деньги, когда мог с успехом вложить их в дело. Ты — бомж. Ты — никто. Ты — слабое звено человечества».
Сколько укора в ясных взглядах добросовестных людей. У меня судьба сложилась так, как сложилась. Не мне судить о результатах. Но именно вездесущие обыватели берут на себя смелость считать за всех, что биография не состоялась должным образом. Параллельно с ошибочными суждениями ещё обвиняют во всех тяжких, сравнивая с пустым местом.
Но я действительно не понимаю — за что? За то, что смею жить на задворках мусорных баков в их замысловатом круговороте мышиной суеты? За неспособность адаптироваться в сложных комбинациях современных взаимоотношений? За сугубо индивидуальную точку зрения, несовместимую с общественным мнением? Всё может быть. В любом случае ниже опускаться уже некуда, а подниматься нет сил, желания, возможностей. И так сойдёт доживать свой век.
Несмотря на отвращение свидетелей моего позора, каждый вечер я иду в своё убогое пристанище, расположенное поблизости. Захожу в старый подъезд, пропахший кошачьей мочой, дымом сигарет и жареными котлетами. При готовке особенно вкусно благоухает картошка фри на сливочном масле с тушёнкой — язык можно проглотить.
Жилой дом-хрущёвка, исключительно грязный снаружи, а люди такие добрые внутри. Они знают меня и не выгоняют на улицу в непогодь, как бездомную собаку. За этот бескорыстный жест доброй воли им большое спасибо.
Если трезвый, как правило, сажусь на драную куртку под лестничной клеткой. Чтобы не терять бесценное тепло нескончаемой долгой ночью, застёгиваюсь на все пуговки, кнопочки, плотно затягиваю молнии. Усталость берёт своё, тяжёлые думы уходят на второй план, сознание растворяется в прострации.
В такие моменты не набравший ума приторможенный кладезь премудрости надёжно прикрывает непутёвые мозги с параллельными извилинами. На голодный желудок думать о насущном хлебосоле нет ни мочи с доброй волей, ни способностей принимать окончательные решения. Про объективно допустимые физические ресурсы лучше умолчать — в дефиците источники жизнедеятельности.
В конце концов, склоняю набок горемычное костяное «лего», на скорую руку заштопанное полевыми хирургами в Афгане. Возникает бесчувственное состояние отрешённости от всего. Провалиться в забытьё уже ничего не мешает — засыпаю.
Иногда какой-нибудь из припозднившихся жильцов заходит в подъезд и сразу начинает ругаться, что опять темно, хоть глаз выколи. Куда только коммунальщики смотрят?
Обычно я от шума просыпаюсь, услужливо достаю из кармана коробок, чиркаю спичкой. Якобы путь им освещаю. А куда деваться-то? От меня не убудет, да и людям хочется помочь, иначе в темноте расшибутся. Те матюкаются, негодуют, проклинают местное ЖРП, но искренне благодарят за внимание к персоне.
Настороженные обыватели сначала пугались яркой вспышки в беспробудной ночи, а теперь привыкли. Димон с третьего этажа, бывает, с работы поздно возвращается. Чтобы проверить моё состояние дел, но, скорее всего, для прикола первым делом спрашивает в темноте:
— Николаша, ты опять на посту уснул? Включай свет, а то сигарет не получишь. Сегодня «Приму» елецкую купил.
Димон — человечный, отзывчивый, доброжелательный пацан. Простой работяга. Бывает, у самого за душой ни гроша, а мне всё равно помогает. Без зазрения совести подкармливает со своего барского стола, мало-мальски водярой делится, регулярно табак покупает.
Так и живу, не жалуюсь на положение дел в округе. Каждый день хожу по лезвию бритвы между добром и злом. Кому принадлежащая сила одержит верх — неведомо, да мне и без разницы уже, чья возьмёт. Может быть, окажусь в раю, а может, в аду.
Правда, не совсем понимаю, чем моё предыдущее скотское, недостойное человека и нынешнее существование с молочными реками, да кисельными берегами отличается от серных парилок адского Тартара? Всю жизнь приходится вертеться, словно ужаленной бестии на раскалённой сковородке. Подождём из небесной канцелярии приговора Создателя. Всему своё время…
Прошло с полгода.
— Николаша, ты куда запропастился? Включай свет, «электрик»! Выходи из подлестничной норы, иначе не получишь обалденный сюрприз из добрых рук, — потрясывая ключами, с шутливым недовольством говорит Димон, находясь у входной двери.
Бедный трудяга опять задержался на производстве. Не щадит его начальство. Ох, не щадят капиталисты работящего парня. Надсадиться может передовик производства.
— Эй! Да где же ты, Николаша? Выходи, не прячься… Э-ге-гей!
Ага! Видимо, солдат спит, а служба идёт. Поднимайся из тепла, Николаша! Включай свет, поджигай свою коптилку. Порадую известием — я зарплату получил. Как положено, шкалик беленькой со мной, плесну и тебе сто грамм — раскумаришься.
Тишина…
В ответ только еле слышный шелест с небес:
— Прости, брат. Но света нет и больше не будет из моих рук. Никогда. Да ты не волнуйся. Просто… Просто по жизни бездонный коробок спичек закончился. Угас огонёк.
Из виртуального пространства сверху всё видно. Вот Димон поспешно начинает рыться в карманах, лихорадочно достает мобильный телефон, включает фонарик и подбегает к неподвижному холодеющему телу. Торопливо нагнувшись, пытается отыскать на запястье пульс, который как назло не прощупывается. Поздно сострадать, остановилось сердце горемыки.
Нет больше жизни в осточертевшей обществу изношенной матрице с людским обличьем. К несчастью, не сложились у означенной персоны взаимоотношения с окружающими людьми. И так понятно — устал бороться с ветряными мельницами хозяин внутриподъезного ночного света. Больше никогда не будет соседям огня Прометея из его рук.
Не пульсирует ритм долгоденствия у Николашки. И самого Николашки нет больше на белом свете.
Но ты не переживай, хороший человек, — Димон. Лучше найди в кармане спички, возьми себе, пригодятся — нужная вещь в потёмках. Там почти целый коробок.
Получи задаром салют от сломленной обстоятельствами личности, освещай дорогу, когда будет темно. Озаряй нелёгкий путь самостоятельно, только на этот раз уже без меня... Постарайся не свернуть с пути. Ты сможешь, парень!
— Честь имею кланяться.
Следующая публикация
Нет комментариев