«Никакой народ не представляет нам столько забав на рождественские праздники, как наш русский, который, благодаря Богу, ещё не очужеземился! Дотоле он будет своим, доколе будет одушевлён народным чувством. Некоторые мнимые просветители наши постоянно трубят о распространении народности, а между тем вводят иностранное: умы юношей напитывают противным и нашему воспитанию, и нашим нравам. В высокопарных своих выражениях они даже не стесняются присваивать незаслуженную ими честь, тогда как она принадлежит развитию века и потребности государства. Наш народ, верный своей земле, сберёг ещё обычаи своих предков; он вспоминает о них с добросердечно-неподдельной радостью; он один среди многих превратностей своей судьбы, сохранил прежнюю свою весёлость и наклонность к забавам», — писал в революционно-грозовом для Европы 1848 году Александр Власьевич Терещенко, этнограф и археолог.
«Т. был начётчик, обладавший большим трудолюбием, но слабой научной подготовкой. Известность он приобрёл главным образом трудом «Быт русского народа». Книга эта встречена была с большим интересом, но когда были обнаружены крупные недочёты её, делавшие материалы Т. сомнительными, к ней стали относиться даже, быть может, строже, чем она заслуживает», — утверждают всё на свете знающие Брокгауз с Ефроном. Не будем с ними спорить, лучше почитаем Терещенко: выводы выводами, а материал по народным обычаям он собрал знатный.
Его можно понять — в Европе революция (да-да, та самая, которая «седлайте коней, господа!»), в родных пенатах вроде бы сплошные «самодержавие-православие-народность», но их же адепты, вроде графа Уварова, предпочитают говорить по-французски и вводят в гимназиях четыре иностранных языка. Где, спрашивается, «народное чувство», где квас, лапти, частушки и горелки?
«Из разнообразных его <народа — прим. автора> увеселений, в коих он познаётся, это суть святки, доставляющие всем сословиям истинное наслаждение». И то сказать — стирается грань между дворянством столичным и сельским, между людьми благородными и простыми, между городом и деревней. «Здесь русский дух!», далее по тексту.
Приобщимся же мудрости предков, тем более, что мы не так уж далеко от неё ушли, если присмотреться.
1. «Девушки и женщины стараются принарядиться прежде вечера; если не успеют, то это дурное для них предзнаменование: в первом случае не выйдут за богатых женихов, во втором не будут любимы своими мужьями» — надо же, и доныне актуальности не утратило!
2. «По наступлении вечера освещают избу и ставят на стол приготовленное для ужина… Ужин начинают водкою, который продолжается довольно долго; взваром и кутьёю пресыщаются до крайней возможности, так, что от них болят долгое время животы».
3. «По окончании ужина мужчины выносят на двор опорожнённые горшки и разбивают их об землю, или, поставив на землю, бьют издали палками, чтобы изгнать из дому всякий недостаток». Посуду и нам в Новый год бить случается; теперь мы знаем зачем.
4. «Иные после ужина ходят к родственникам с поздравлением… Принёсших сажают за стол и подчивают пивом, мёдом и водкою. Мальчиков же дарят пряниками и деньгами». Что сказать, иные и сейчас так делают. И их, да, подчивают.
5. «В первый вечер Рождества Христова мужчины, женщины, девушки и дети ходят колядовать под окна, а на канун нового года щедровать (щедровать значит желать всем изобилия и богатства)». Мы теперь все больше перезваниваемся, но практически с той же целью. «Есть колядчики, которые при пении бьют в бубны и звонят в колокольчики». Ох, есть!
6. «Для празднования ёлки избирают преимущественно дерево ёлку… Её обвешивают детскими игрушками, которые раздают им после забав». Мы не раздаём — мы игрушки бережём, но зато предки подарков под ёлку не клали.
7. «Богатые празднуют с изысканной прихотью». Вестимо дело.
8. «Есть ещё обычай, что дети в этот день и новый год говорят поздравительные стихи своим родителям, в коих выражают непритворную к ним свою любовь, желают им наслаждаться здоровьем, долго жить, и заключают тем, чтобы их дарили». Некоторые нынешние дети, положим, с этого прямо начинают. А так да, в целом и тут совпадаем.
9. «Канун нового года известен во всей России под именем Васильева вечера, в который проводят старый год с возможным веселием, чтобы новый был счастливый. В Орловской губернии жарят в этот вечер годовалого поросёнка и съедают всем семейством». Хорошо им там, в Орловской губернии!
10. «У многих вошло в обыкновение провожать старый год пирушками <корпоративы тож — прим. автора>… Чиновные осыпаются монаршими милостями, повсюду радость и надежда на новое лучшее». Нынешние чиновные всё больше милостей не ждут, берут сами.
Заключает Александр Власьевич как-то странно для человека, возвестившего, что один русский человек только и не разучился веселиться: «Эпоха этого времени совершается точно так же у всех европейских народов». Вот тебе и самобытность! Радуйся, презренный западник-конституционалист.
А в остальном, как видите, заветы предков мы храним, ибо телевизор давно уже неотличим от вышеописанных колядок, а у некоторых хозяек — чур нас, чур! — оливье напоминает кутью.
Алексей Кузнецов
Комментарии 1