«Красная Айседора». Жизнь и любовь Айседоры Дункан в Советской России.
В апреле 1921 года в Лондоне, в театре Принца Уэльского, Айседора Дункан давала несколько концертов. В это время она была на вершине славы. Среди тех, кто восхищались её искусством, были великий Огюст Роден, Камилл Сен-Санс, Иветта Жильбер, Жан Кокто, Федор Шаляпин, Элеонора Дузе и десятки, и сотни других знаменитостей. Её танец вдохновил импресарио Сергея Дягилева и балетмейстера Михаила Фокина на создание блестящего ансамбля «Русский балет». Её имя привлекало в залы тысячи зрителей...
... Айседора сидела в своей гримёрной и настраивалась на предстоящее выступление, старалась сосредоточиться. Её сегодняшняя программа была прекрасно продумана и отработана, хотя с каждым днём давалась всё труднее. Увы, годы не щадят никого, а к артистам её жанра они вообще безжалостны.
Неужели всё лучшее в жизни осталось позади? Далеко не безоблачное детство в Сан-Франциско и Окленде. Увлечение искусством Древней Эллады — особенно танцами и естественностью движений актёров. Сколько танцующих фигурок она перерисовала с древнегреческих ваз в музеях! Классический балет ей никогда не нравился: набор стандартных заученных вращений и прыжков, жёстко фиксированные позиции — всё это так далеко от реальности! Подумайте: балерина обязана танцевать только с прямой спиной. А как же, например, выразить горе, которое пригибает нас к земле? «Нет, тело должно быть раскрепощено: именно оно должно выражать любовь и печаль, восторг и трагедию — так, как это бывает обычно в жизни», - говорила Дункан. Гениальный дар: движением воссоздавать всю гамму человеческих чувств руководил ею, когда она приступала к воплощению нового задуманного номера. Она выходила на сцену в лёгких развевающихся одеждах, часто — в тунике, которая была одеянием актёров в античной Греции. И всегда босиком. Более того, она танцевала не под специальную музыку, а использовала инструментальные и симфонические произведения известных композиторов. До неё никто на это не осмеливался. Или просто не додумался?
И Айседора покорила публику.
Как часто случается с людьми, наделенными необыкновенными творческими способностями и обострёнными чувствами, она не раз встречала на своем пути большую любовь. Каждая такая встреча навсегда оставляла неизгладимый след в её сердце. Выдающийся реформатор сцены Гордон Крэг. Миллионер Парис Зингер. Талантливый пианист Уолтер Руммель. С ним она приехала сейчас в Лондон. Но эти совместные гастроли — последние. Через неделю, в Брюсселе, они расстанутся. А виновницей разрыва будет её ученица.
⠀
У Айседоры было много учениц. Несмотря на то, что повторить её танец, увлечь зрителя такой же силой выразительности не мог никто. И всё же она не хотела, чтобы её искусство умерло вместе с ней. Первую свою школу она основала вместе со старшей сестрой Элизабет в Германии ещё в 1903 году. Потом Зингер помог ей открыть аналогичную школу во Франции. Первая мировая война сломала многое из того, что было сделано, нарушила связи между странами, в частности, породила антигерманские настроения. И тогда шесть самых одарённых учениц из школы Элизабет, уже повзрослевших и многому научившихся, Айседора взяла под своё крыло. Французский поэт Фернан Дивуар назвал их «isadorables» — «умеющих, как Айседора». Чтобы защитить их, немецких девушек, от возможной враждебной реакции публики, Айседора дала им свою фамилию — Дункан. И вот одна из них, 26-летняя Анна, теперь вытеснила свою обожаемую учительницу из сердца Уолтера Руммеля.
⠀
Что ж, судьба не только рассыпала улыбки и устилала цветами дорогу к вершине. Она бывала и непредсказуемой и коварной. Айседора испытала это в полной мере. Ей, которая так любила автомобили — настоящее чудо начала ХХ века — судьба подстроила жестокую ловушку: автомобили стали её ужасом, её проклятием. Ровно восемь лет назад, в апреле 1913-го, в Париже, по недосмотру водителя, машина, в которой ехали дети Айседоры, скатилась с набережной в Сену. Её дети утонули. Дидре (дочке Гордона Крэга) было 7; Патрику (сыну Париса Зингера) — 4. Их гибель так и осталась незаживающей раной в душе осиротевшей матери.
Очередной концерт, как всегда, проходил под овации зала. Сегодня в его программе был и танец на музыку «Славянского марша» Чайковского. Айседора создала его в 1917-м, после Февральской революции. Происходившие в России события волновали её, она воспринимала их с нескрываемым энтузиазмом. Они отзывались в её сердце, а значит — и в творчестве.
⠀
Вот как описывал её выступление французский скульптор Эмиль-Антуан Бурдель: «...Вступительные такты. Начинает звучать музыка «Марша». Айседора одна на огромной сцене. Её голова наклонена, руки как будто связаны за спиной. На ней лишь короткая красная накидка. Ощупью, спотыкаясь, она пытается двигаться вперёд. Опасливо, с выражением тревоги и отчаяния поглядывает то перед собой, то вверх. И когда в оркестре возникает мелодия «Боже, царя храни», она в страхе падает на колени... она содрогается под ударами кнута... Но, наконец, наступает момент освобождения. Искушённые зрители ожидают, что сейчас эта забитая женщина воспрянет, её руки взметнутся вверх в торжествующем жесте. Но... То, что происходит дальше, потрясает их. Айседора медленно выводит руки из-за спины, и зал вместе с ней с ужасом обнаруживает, что они беспомощны, они разучились двигаться. Они изранены, эти руки, они кровоточат после долгого закрепощения, они переломаны... Постепенно, с болью и страданием, они начинают оживать, обретают снова уверенность и пластику. Ещё иногда проглядывает страх, но всё выше, неостановимее нарастающая волна радости, завершающая танец...»
⠀
После выступления Айседора отдыхала в гримёрной, приходила в себя. Сильнейшее напряжение не только физических, но и душевных сил давало о себе знать. 44 года — не 20.
В дверь постучали. Уставшая, расслабившаяся артистка подтянулась в кресле, поправила прическу и снова стала обаятельной женщиной.
— Войдите! — откликнулась она.
В ту минуту Айседора и подумать не могла, что этим коротким доброжелательным словом она перевернёт всю свою жизнь.
— Леонид Борисович Красин, — представился вошедший, элегантно одетый мужчина. — Я представляю в Лондоне Советскую Россию. Налаживаю торговлю с Англией. Пришёл, чтобы выразить вам своё восхищение.
— Спасибо. Я бывала в России, у меня там большой друг — Станиславский.
— Константин Сергеевич, безусловно, один из лучших режиссёров. Но то, что сделали сегодня вы... Чайковский написал «Марш» как прославление Российской империи и её повелителя, освободивших болгар от турецкого ига. А вы, используя ту же музыку, своим танцем прославляете русскую революцию! Ваш танец обязательно должны увидеть в России!
— Ваша революция освободила народ, — сказала Айседора. — Дала ему настоящую свободу. И ему нужен свободный танец. Я всегда мечтала учить детей и кое-чего добилась. Но прекрасный Храм Танца пока остаётся только в мечтах. А они могли бы сбыться. Сегодня нет более благоприятного места на Земле для такой школы, чем ваша страна.
⠀
Красин, один из самых образованных и культурных деятелей «ленинской когорты», загорелся сразу:
— Замечательная идея! Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам.
А через несколько дней Айседора Дункан оправила письмо наркому просвещения Анатолию Луначарскому, ведавшему также вопросами искусства: «... Я никогда не стану слушать о деньгах в обмен за мой труд. Я хочу студию — мастерскую для меня и моих учеников, простую еду, простые туники и возможность делать всё лучшее, на что мы способны. Я больна от буржуазного, коммерческого искусства... Я хочу танцевать для масс, для рабочего люда, которые нуждаются в моём искусстве и у которых никогда не было денег, чтобы прийти и увидеть меня. И я хочу танцевать для них бесплатно... Если Вы принимаете меня на таких условиях, я приеду и буду работать для будущего Российской Республики. Айседора Дункан».
Вскоре пришла телеграмма от Луначарского. Приезжайте в Москву, говорилось в ней, мы дадим вам школу и тысячу детей. Вы сможете реализовать свою идею по большому счёту.
Айседора Дункан вместе со своими помощницами приехала в Советскую Россию в июле 1921 года. Она не сомневалась, что правительство поможет ей решить любые проблемы, в том числе и финансовые. Красин пообещал, что для её школы отдадут дворец Николая II в Ливадии, вблизи Ялты, на скале над Чёрным морем. «Ваши ученицы будут жить и танцевать в покоях, построенных для императорских дочерей», - уточнил Красин. Однако ожидания Дункан оказались далеки от реальности: в разорённой после революции стране решать финансовые вопросы было непросто. Да и откуда ей было знать, что обещание Дункан переехать в Россию для создания детской школы танцев, никто в правительстве, включая Луначарского, не принял всерьёз?
⠀
Айседору и её помощниц поставили на довольствие и выдавали паёк, как и многим артистам. Она познакомилась с Николаем Подвойским, руководителем Всевобуча, который был прост и прямолинеен. «Вы в своей жизни знавали большие залы и аплодисменты публики, — говорил он, — всё это фальшь. Дорогие отели, поезда, овации — всё фальшь. Вы должны идти в народ, танцевать зимой в маленьких сараях, а летом — в поле. И раскрывать людям содержание ваших танцев. И не просить благодарности».
Он уговорил Айседору пожить в обычной избе на Воробьевых Горах. И она выдержала всего одну неделю: спала на полу, пользовалась наиболее примитивными удобствами, которые обычно бывают во дворе, но нервное расстройство от безделья и невозможности заниматься тем, ради чего она приехала, вынудили её прекратить этот эксперимент. Она бросилась в Москву требовать работу и тысячу детей, как ей обещали.
⠀
Здание для будущей школы ей выделили только в конце августа и с огромным трудом: это был особняк на улице Пречистенка. Узнав, кто жил в доме до неё, Дункан рассмеялась: «Кадриль, меняемся местами». Дело в том, что бывшей владелицей здания оказалась балерина Большого театра Александра Балашова, которая после революции эмигрировала из России в Париж и купила там дом, ранее принадлежавший Айседоре.
Раз в две недели её помощница Жанна доставляла из спецраспределителя выделенный им дополнительный паек «для работников умственного труда»: белую муку, сахар, чай и икру. В этот день Айседора устраивала праздничный ужин, на котором «работники умственного труда» немедленно уничтожали всё принесённое. В остальное время основным — и единственным — продуктом питания была картошка. Её готовили в самых разных вариантах, но наиболее часто — «pommes en robe de chambre», что в переводе с французского означает «картошка в мундирах». Так и перебивались — с русской еды на французскую.
⠀
Между тем, дела медленно, но продвигались вперёд. Стал прибывать обслуживающий персонал: горничные, повара, уборщицы и т.д. — всего 60 человек, ведь школа была задумана как интернат. А вскоре школа открыла двери для первых учениц от 4-х до 10 лет — правда, их было гораздо меньше, чем было в планах основательницы. «В трудные для страны дни Дункан открыла школу-пансионат для детей рабочих и крестьян, приобщая их к труду, к учёбе, к миру прекрасного. В школе воспитывали чувство коллективизма, прививали навыки опрятности, обеспечивали питанием и одеждой», — так писал о школе Дункан советский театровед Виктор Тейдер.
⠀
День воспитанниц был полностью расписан: пластическая гимнастика, плавание, языки и, конечно, общие предметы. Курс обучения был рассчитан на семь лет. Первый этаж школы был отведен под учебные классы и тренировочные залы, а второй — под спальни.
Воспитанницы, одетые в алые туники и хитоны, танцевали босиком — так что учреждение быстро прозвали «школой босоножек». Алый вообще был любимым цветом Айседоры и часто присутствовал в её сценических костюмах. Это особенно заметно по выступлениям после 1917 года: проникшись коммунистическими идеями, она размахивала красным шарфом и прямо со сцены заявляла: «I am red» («Я — красная»).
⠀
Обучение девочек и содержание школы полностью легли на плечи её основательницы. Родители воспитанниц за занятия не платили, рассчитывать на государственную поддержку тоже не приходилось, и в итоге Дункан столкнулась с серьёзными финансовыми трудностями. Продуктами школа могла обеспечить себя сама — после классов великая Айседора вместе с ученицами отправлялась во двор, где были разбиты овощные грядки. Сложнее было найти средства на одежду и хозяйственные нужды. Но Айседора делала всё возможное и порой невозможное, чтобы её Школа танцев работала.
⠀
Дункан понимала, что деньги на реализацию своей мечты придётся заработать самой, и в 1922 году отправилась в турне по США и Европе. Вместе с ней был и Сергей Есенин, её первый и единственный муж...
Ещё год назад, отправляясь в далёкую поездку в Россию, Дункан решила сходить к гадалке, и напророченное ей старой женщиной рассмешило танцовщицу.
«Она сказала, что меня ждёт долгое путешествие и после многих волнений и мытарств я впервые выйду замуж, - вспоминала Дункан в своей автобиографии. - Причём в течение года. Если начало предсказания поразило меня совпадением с реальными планами, то конец вызвал бурный приступ веселья.
Я ещё в детстве дала обет: никогда не вступать в брак. Я отказывала в своей жизни блестящим мужчинам. Значит, теперь, когда я уже далеко не девочка... Нет, это полнейший бред, сказала я.
И выслушивать дальнейшие результаты гадания отказалась».
Однако встреча с белокурым 26-летним поэтом Есениным буквально перевернуло всю жизнь Айседоры Дункан...
⠀
Присутствие в Москве знаменитой танцовщицы действовало на Есенина возбуждающе. Он ходил, словно наэлектризованный, и непременно хотел с ней встретиться. Его влекли и её загадочность, и мировая слава. Друзья Сергея знали об этом, и один из них, Георгий Якулов, известный художник, однажды, как бы между прочим, в разговоре с Есениным бросил:
— Хочешь увидеть Айседору?
— Где? — загорелся поэт.
— Завтра я устраиваю у себя пирушку. Соберётся много народу. Должна прийти Дункан.
⠀
... Веселье было в разгаре, время приближалось к полуночи. «Где она?» — теребил Есенин хозяина. И когда она наконец появилась, он был сражён. Медные волосы, красный хитон. Крупная фигура, но ступает легко. Обвела комнату глазами, остановила взгляд на Есенине. Потом подошла к дивану, прилегла...
Есенин тут же устроился рядом, у её ног, и Айседора, погрузив руку в его кудри, с улыбкой произнесла:
— Solotaia golova!
Поразительно было это услышать, поскольку Айседора совершенно не владела русским. Потом во всех книгах, посвящённых великой Дункан, будут приводить фразу, прозвучавшую на пирушке у Якулова, и удивляться: не знала русского, а так точно сказала! Но никто из авторов не задастся вопросом: как такое могло случиться? А стоило бы, ведь ответ достаточно прост: не зная языка, не сымпровизируешь. Значит, говоря терминологией шахматистов, в дело была пущена домашняя заготовка. Фраза, заученная наизусть, предназначенная совершенно определенному человеку, о котором она наверняка слышала. Возможно, видела и его фотографию. А это, в свою очередь, свидетельствует о том, что не только Есенин искал встречи с Айседорой, но и она искала встречи с ним. Более того, она заготовила для знакомства ещё два слова, вкупе точно описывающие характер Есенина.
Насладившись золотом его кудрей, Айседора поцеловала Сергея в губы и сказала: «Anguel». Потом отстранилась — и снова прильнула к его губам: — «Tschort!»...
В половине четвертого утра они уехали вместе. К Айседоре.
⠀
Теперь Есенин почти всё время проводил на Пречистенке. Дункан не знала русского, а Есенин — никакого другого языка, кроме русского. Когда они оставались одни, то объяснялись жестами. Но чаще всего дом был полон гостей, и всегда находился кто-то, худо-бедно говоривший на французском или английском.