Говорят, что Любовь Орлову Григорий Александров лепил по образу и подобию Марлен Дитрих. Режиссёр был без ума от Дитрих и хотел, чтобы в советском кино была актриса, которая на неё похожа. А вот Любовь Петровну, которую заставляли худеть и подстраиваться, это раздражало. Орлову и сегодня иногда называют советской Марлен Дитрих, хотя внешне они были совсем не похожи, а всё ограничивалось созданными образами.

Они были вместе более 60-ти лет: в жизни, в браке, в работе, в болезни и здравии, в печали и радости, и даже смерть не смогла их разлучить… "...С любимыми не хотят прощаться, с ними живут душа в душу, бок о бок и мечтают умереть в один день. Но даже и после неминуемого прихода смерти, прощание не наступит. Потому что нельзя сказать «до свидания» частице своей души..." Людмила Касаткина и Сергей Колосов были друг для друга единственными во всем: в жизни, в браке, в работе. Они были не только семья, но и Народные артисты СССР, которые прожили вместе 60 лет. Они были вместе в болезни и здравии, в печали и радости, и даже смерть не смогла их разлучить.

Познакомились они в общежитии ВГИКа. Первокурсница Ирина со своей группой была отправлена «на картошку», и там, в насквозь продуваемом бараке, где жили студенты, моментально заболела. Её отправили в Москву, и в коридоре общаги девушка столкнулась с ребятами-старшекурсниками Николаем Ерёменко и Талгатом Нигматулиным. Они тут же пригласили симпатичную блондиночку вечером в гости, в свою комнату, сообщив, что намечается вечеринка. Ирочка, заворожённая чёрными, блестящими глазами Талгата, как под гипнозом согласилась. На вечеринке он не сводил с неё глаз, потом пригласил танцевать. Как только его руки сомкнулись на её талии, у девушки закружилась голова. А когда танец кончился, и парень поцеловал её – она поняла, что пропала.

Большая любовь художника и русской балерины обернулась не менее грандиозной драмой. Ольга Хохлова родилась 17 июня 1891 года в городе Нежин в семье полковника императорской армии. Балет появился в ее жизни довольно поздно: она начала учиться в частной студии Евгении Соколовой в Петербурге только в 14 лет. Родители, не одобрявшие увлечение дочери, все же оплатили ее обучение.  Выбор педагога был идеальным: Евгения Соколова, ведущая балерина, а затем репетитор Мариинского театра, отличалась необыкновенными педагогическими способностями – среди ее учениц были, к примеру, прославленные Анна Павлова и Тамара Карсавина.  Ольга тренировалась упорно и самоотверженно, что особо оценил Сергей Дягилев.

Там, где вьется Алазань, Веет нега и прохлада, Где в садах сбирают дань Пурпурного винограда, Светло светит луч дневной, Рано ищут, любят друга... Ты знаком ли с "той страной, Где земля не знает плуга, Вечно-юная блестит Пышно яркими цветами И садителя дарит Золотистыми плодами?... Странник, знаешь ли любовь, Не подругу снам покойным, Страшную под небом знойным? Как пылает ею кровь? Ей живут и ею дышат, Страждут и падут в боях С ней в душе и на устах. Так самумы с юга пышат, Раскаляют степь... Что судьба, разлука, смерть!... Александр Грибоедов

Счастливые часов не наблюдают. Дома новы, но предрассудки стары. / Порадуйтесь, не истребят / Ни годы их, ни моды, ни пожары. Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь. Чины людьми даются, / А люди могут обмануться. Свежо предание, а верится с трудом. Служить бы рад, прислуживаться тошно. Ах, злые языки страшнее пистолета. Кричали женщины: ура! / И в воздух чепчики бросали! Поверили глупцы, другим передают, / Старухи вмиг тревогу бьют — / И вот общественное мненье! Ум с сердцем не в ладу. Я правду об тебе порасскажу такую, / Что хуже всякой лжи. В России, под великим штрафом, / Нам каждого признать велят / Историком и географом! А чем не муж? / Ума в нем только мало; / Но чтоб иметь детей, / Кому ума недоставало? Я странен, а не странен кто ж? / Тот, кто на всех глупцов похож. — Где ж лучше? — Где нас нет.

— Знаете ли, друзья мои, я собираюсь уходить из Художественного театра, — говорит Качалов, обсасывая ножку рябчика. — Куда ж это ты уйдёшь, Василий Иванович? Кто тебя возьмёт? Не смеши! — трясёт плечиками Литовцева. — Да вот… на эстраду уйду. — Кхэ-кхэ, Качалов — эстрадник! Чудная картина! — Н-да, Нина, эстрадник. По крайней мере с чем хочу, с тем и выступаю. И отбирать у меня режиссёр ничего не станет. Им ведь, Нина, ты будешь. Для эстрады-то. И авторы у меня найдутся неплохие: Толстой, Достоевский, Пушкин, Шекспир, Байрон, — и ролей ни у кого не просить. Что хочу, то беру. Вот и Ричарда, вероятно, сыграю. Ведь мечты-то о нём второе десятилетие. Пыжова спрашивает: — Ты это серьёзно, Вася, на эстраду собрался? — Очень. А ты возражаешь? — Да. — Почему? — Потому, что ни Качалов не может уйти из Художественного театра, ни Художественный театр от Качалова. История вас связала. — Вздор! Историю делают сами люди.