Цветы Гайдай мне дарил каждое воскресенье...
Охапок не было, но три цветочка, один — обязательно. А однажды пришел без цветов. Я: "А где цветы?" Он грустно: "Нинок, я очень старый?" — "Какой ты старый, что за ерунда". — "Я на рынке подошел к одному грузину или азербайджанцу, спросил, сколько стоит роза.
"Три рубля". Я пошел дальше — может, подешевле найду. И вдруг этот старик мне вслед кричит: "Отец, я уступлю". Я посмотрел на него — он такой старый, седой. Думаю: "Какой же я ему отец?" Я так расстроился и из-за этого не стал покупать цветы…"
Леня мне пару раз говорил: "Все, не буду больше снимать комедии. Это так тяжко. Возьму мелодраму". А потом через какое-то время: "Господи, люди так тяжело живут. Пусть посмеются"…
Однажды Гайдай в финале "Бриллиантовой руки" "приклеил" атомный взрыв, чтобы спасти картину.
- Романов, который главным был в Госкино, говорит: "А это что такое?" — "Все предыдущее было сказкой, это пародия. А это — жизнь. Но я не указываю, где это, может, это американцы в Хиросиме. Это наша современность". — "Но это ни с чем не вяжется. Ну ладно, у вас там и бутылки, и проститутки, пусть они остаются. Но отрежьте взрыв". Леня отвечает: "Не-ет. Это принципиально". — "Тогда на полку картину".
Леня приходит, рассказывает мне все. Я в шоке: "Лень, зачем ты приклеил атомный взрыв? На черта он тебе?" — "А он мне не нужен. Пусть они подумают: зачем он приклеил взрыв?" Через три дня Гайдай говорит директору картины Ашкенази: "Поезжайте в Госкино, скажите, что я скрепя сердце согласился отрезать взрыв". Оказалось, что это была Ленина хитрость. Так он спасал собственное дитя…
- Леня умер у меня на глазах. У него началось воспаление легких — они наполнялись жидкостью, ему делали откачку. Я ночевала в больнице. Раз в три-четыре дня уезжала домой, ночью стирала пижамы — Леня очень потел, и утром опять ехала к нему. Постепенно он стал поправляться. В один из вечеров говорит: "Ты сегодня поедешь домой?" — "Да, только накормлю тебя ужином".
Было шесть часов, а ужин в половине седьмого. Леня читал газету и вдруг закашлялся. Я подбежала к нему: "Не напрягайся, откашляйся". И вдруг он у меня на руках обмяк. Я: "Ленич, Ленич, ну что такое?" Побежала за врачами. Это оказалась тромбоэмболия легочной артерии — тромб заклинил артерию.
Я потом врача спрашивала: "А можно было спасти?" — "Нет, это произошло в одно мгновение. Даже если бы он, разрезанный, лежал на операционном столе, мы бы все равно не смогли увидеть, в каком именно месте этот тромб".
Я была рада, что Леня не мучился. И еще хорошо, что все произошло на моих глазах. Иначе бы я думала: "Он звал на помощь, а ему не помогли". А еще, когда Леня ушел из жизни, я подумала: "Как хорошо, что я смогла его похоронить. Если бы я была первая, то что бы он делал?"
Нина Гребешкова.
Нет комментариев