Предыдущая публикация
Молочные сестры
Полина приезжала в родной поселок очень редко. В городе ее держали семейные дела, хлопоты, работа, да и вообще… Возвращаться сюда не хотелось. Если бы не могилы родителей, Полина вовсе бы стерла свою «Малую Родину» из памяти. Слишком плохие о ней остались воспоминания. Она и вовсе бы не заезжала в это проклятое Митрохино, да надо было заскочить в местную «Пятерочку»: прикупить воды, пакетов для мусора и конфет – лопухнулась при сборах, забыла про необходимые товары для посещения погоста.
Поселок не сильно изменился с тех пор, когда Поля убежала в большой город. Та же типовая застройка: кирпичные дома о трех этажах со здоровенными лоджиями. Жители гордились квартирами: планировка, действительно, прекрасная, расчитанная на молодых жителей с детьми. А теперь уж бывшие «молодые» доживали свой век кое-как: местные власти отопление даже толком не давали: батареи чуть теплые.
Дом культуры, обновленный дикой фиолетовой краской, сиял пластиковыми окнами. На месте конторы расположился сетевой магазин с аптекой. Интернат перелицевали в ясли, а сами ясли превратились в «графские развалины». Вот и все перемены.
Даже к родительскому дому подходить не хотелось: на месте детской площадки, где раньше «жили», любовно вырезанные из дерева мастером, медведи, вороны, лисицы и зайчики, сгрудившиеся вокруг настоящей Бабки-Ежкиной избушки, находился пустырь с одной единственной скамеечкой, выкрашенной краской все того же ненормального цвета.
Полина припарковалась к магазину: закрыто на ремонт. Но напротив работала частная лавочка. Не вымерли, однако, местные коммерсанты. Звякнул колокольчик, и Поля оказалась в малюсеньком помещении, набитом товарами под самый потолок. Знакомые запахи: рыба вперемежку с пролитым пивом, хлорка, так и не сумевшая перебить амбре чего-то явно подпорченного. Под стеклом витрины – заветренная «краковская» и сардельки. Самодельные, коряво подписанные «Туш-ка свиННая», ценники. Прямо, ностальгия, черт бы ее драл!
Около контрольных весов – группа бабусек, тихо передающих друг другу местные сплетни. За прилавком – продавщица, потрепанная тетка с фонарем под левым глазом – беседует на повышенных тонах с местным алкашом. Наверное, тот требовал «маленькую» под запись, а она ( кобыла драная – со слов жаждущего остограмиться) не давала.
Чтобы не встревать в «деликатную беседу», Полина отвернулась, рассматривая полки с печеньем. Глаза разбегались: тут и шампунь рядышком с хлебом, и соль со стиральным порошком по соседству, и даже древние пакетики с «Инвайтом» - просто добавь воды. Ералаш!
Парочка не обращала никакого внимания ни на бабок, ни на Полю. Взаимная ненависть сделала продавца и алкоголика глухими и слепыми! Полине ждать окончания разборок некогда – на кладбище нужно успеть до обеда, там ведь дел невпроворот!
- Простите, что отвлекаю! – перебила «голубков» Полина, - мне, пожалуйста, пятилитровую канистру воды без газа. Пакеты для мусора, попрочнее которые, есть?
Продавщица взглянула на Полину и вдруг… застыла. Открыла рот. Закрыла. И вдруг расплылась в улыбке.
- Полька-а-а! Ты ли это-о-о? Здравствуй!
Полина смотрела, смотрела на тетку, смотрела… И, наконец, узнала ее. Краска мгновенно поползла по лицу Поли, не пощадив даже ушей. Перед ней, во всей красе запущенных сорока пяти лет, стояла Ленка Самохина, одноклассница, заклятая подружка и… соперница.
Вот вся жизнь буквально перед глазами пронеслась…
Дружила Полинка с Леной с детского садика. Нет, с младенчества, наверное. Родители их жили тогда в коридорке. Девчонки – под совместным, коллективным, молодежным присмотром. Мамы вместе растили и воспитывали дочек, на пару бежали в ясли, таща за собой санки с закутанными по самые брови чадами. Частенько сменяли друг друга при кормлении: Ленкина мама занята – Полькина мама Леночке грудь даст. И наоборот. Так и звали девок: молочные сестры.
В День Знаний сообща наряжали Леночку и Полечку в свеженькие фартучки. Вместе ревели над палочками и загогулинками в прописях – вчетвером.
Новый год, Первомай – всей большой семьей праздновали. На демонстрацию, на лыжную прогулку, на пикник, в парк – мужики впереди, девки – на отцовских плечах, мамы следом волокутся! Потом переехали в новый дом, правда, в разные квартиры. Но новоселье всем табором отмечали. Жизнь!
С годами взрослых затянул водоворот проблем – не до праздников. В магазинах – шаром покати, ферма, детский сад, РММ – закрыли. Гуляйте, дорогие односельчане, жрите, что хотите, государству не до вас! Все равно, Полина и Елена – не разлей вода. Ближе сестер родных были, дружба – навеки!
Ленка попроще была. В школе с тройки на двойку перебивалась. Больше о шмотках думала, да о парнях. А Полина, наоборот – такая, в себе, девочка: училась на отлично, вела дневник и мечтала о принцах из сказки. Возвышенная дурочка в розовых очках. Лена – земная. Полька витает в небесах. Что их могло связывать? Да ничего! Однако любили друг друга, тайнами делились, мечтали на пару. Поля хотела стать учительницей. Лена хотела выйти замуж за кооператора.
Но «замуж за кооператора» - не сложилось. Втрескалась, вляпалась, втюрилась, вмазалась, влюбилась Елена в Андрюху. А этот Андрюха был, что называется, «оторви чердак». Хулиганистый, дерзкий, мягкий на шаг, и острый на слово. Где какая заваруха – там и ищи Андрея.
- Антихрист! – плевались старухи.
- Будущий уголовник! – говорил мастер ПТУ.
- Реальный пацан! – восхищались парни.
- Нормальный мужик, - улыбались местные братки.
- Наказание Божье! – плакала Андрюхина мать.
Ленка ни словечка ведь Полине про своего «прынца» не сказала. В тайне держала. Ходила с очумелыми глазищами, помалкивала. А рассказать было, про что. Пока Поля зубрила геометрию, Елена утопала в любви. Со всеми вытекающими. С поцелуями, объятьями и прочими запретностями. И… молчала как партизан.
Поля уже подала документы в Горбунки. Тряслась из-за будущих экзаменов. Но все прошло благополучно: и окончила школу отлично, и в учебное заведение поступила. Выскочила с междугороднего автобуса, легкая и счастливая. Запрыгнула в родную «Двойку», чтобы быстрее довезти до матери радостную весть. Разрумяненная, с блестящими глазами, нарядная, вдруг встретилась взглядом с Андрюхой, стоявшим на задней площадке автобуса. Взрыв? Молния? Цунами?
Неважно. Но шарахнуло Полю так, что она и пришла в себя не сразу.
Серые глаза. Брови вразлет. Мужественный рот. Гибкий и опасно спокойный, как пружина часового механизма, притороченного к бомбе: тик-так, тик-так. Осторожно! Лучше обойди.
А он, змей, почувствовал что-то. На остановке спрыгнул, дождался Полю, и – хвать ее за талию. На землю опустил. И в глаза ей своими серыми очами впился, сверлит, до нутра сжигает, до головешек! Руки горячие на талии – сердце огнем пылает. Губы к губам прижались, прямо при всем честном народе поцеловались, никого не стыдясь! Все так и ахнули! Вот времечко пошло, вот это нравы нынче!
До самой осени Поля работала, маме на огороде помогала, по дому крутилась, а в голове – Андрюха, Андрюха, Андрюха – неотступно, постоянно, каждую секунду. Крепко засел в сердце. Не выдернуть!
Ленка в гости придет, а эта шалая ее не слышит, вся в себе…
А по поселку ползут разговоры и разговорчики. И обухом по Ленкиной голове:
- Твой кавалер с Полькой крутит, а ты, растыка, и уши развесила!
Прибежала. К стенке прижала. Поля ей во всем созналась.
- Ты что творишь? Тебе жить надоело? Эй! – Ленка плачет, кричит, пощечины Польке отвешивает.
- Творю. Не твое дело! Он тебе не муж! – Поля каменная. С места не сдвинешь и слезами не проймешь.
- Так ведь я живу с ним!
- Ну и что?
И это девочка-ромашка, мечтательница, отличница и пример для подражания? Будущий педагог? Стыды-ы-ы-ы…
Осенью уехала Полина в Горбунки. У Ленки от сердца отлегло. Не знала она, простая душа, что Андрюша в эти самые Горбунки дорожку уже проторил. Каждые выходные – к Польке ездил. У них там пожар, взрыв, страсть, кино! А Ленка в больнице в это время на учет становится. Срок – восемь недель!
На каникулы Полина домой приезжает, а ей люди в лицо грязные слова кидают. В магазин идет: шепоток со всех углов: ш-ш-ш-ш-ш. Одноклассницы не здороваются. Как прокаженную, Полю за километр обходят. Мать дома трепку закатила – хоть обратно на автобус беги! Поутихла потом маленько. А в квартире – как в склепе, холодно и стыло, невмоготу!
Вечером в дверь позвонил кто-то. Открыла Полина: стоят. Оба.
- Ну, и что мы будем делать? – у Ленки глаза сухие. Щеки впалые.
Андрюха – глаза в пол. И куда же твоя смелость подевалась, милый? Где же ты удаль растерял? Что же не дерзишь, не целуешь, не околдовываешь?
Все молчали. Дела нешуточные. Доигрались. У Лены пузо скоро на нос полезет.
Все трое по стеночке сползли. Думают. Раньше думать надо было! Полине страшно. Рядом судьба ее, жизнь ее, весь-весь, до капельки свой, до последней родинки… А не возьмешь! Не твое! И не суд это решил, не общество, а существо в Ленкином животе.
Оторвала с кровью, с мясом, с дикой болью от себя. Оторвать – оторвала, а забыть не смогла. Всю жизнь, каждый день, каждую ночь ЕГО вспоминала! Не было никого лучше его, хоть и подлец, и распутник, и пройдоха… Ой, овца глупая, ой дура…
Замуж вышла. Родила близнецов. Назло всему миру одного из них назвала Андреем. В поселок больше не приезжала: мать с отцом сами в гости наведывались. Как же, Питер, большой город, цивилизация… Про Ленку – ни гу-гу. Табу на всю жизнь. Один только раз папа оговорился, мол, у Ленки тоже двое. И старшенькая по маминой дорожке пошла: учиться не учится нигде, зато ребеночка быстренько состряпала. Сидит, мол, на мамкиной, да на бабкиной шее… А этот… опять в тюрьме.
***
- Андрюха! Чего застыл? Что же не обнимешь свою любовь? – крикнула вдруг Ленка.
Поля медленно повернула голову, взглянула на алкаша… О, Господи… В кого же ты превратился? Где глаза твои отчаянные? Где твоя стать?
Перед Полиной стоял тощий, грязный, беззубый, опустившийся человек. Он, раскачиваясь из стороны в стороны, вдруг ощерил безобразный рот и загоготал:
- Да ну… Ленка (ать-ать-ать), вот ты дура! Че ты несешь? Моя-то молоденькая была, худенькая, а это – толстая и старая! Гы-гы-гы. Изо рта алкаша несло как из преисподней.
Полина съежилась вся. Бабки у весов навострили ухи. Интересно стало в магазине!
- Че, ты, сестра молочная? Куда ты? Ишь ты, фу ты, ну ты! Вали, вали отсюда! Интеллигенция вшивая! Всю жизнь мне испоганила, ЕМУ( она указала на Андрея) испоганила, а туда же! – Ленка орала вслед.
А Полина вышла из магазина. Завела двигатель и уехала из поселка.
Навсегда.
Автор: Анна Лебедева
Следующая публикация
Комментарии 1