Предыдущая публикация
повести
Взявшись хлопотать об издании Повестей И. П. Белкина, предлагаемых ныне
публике, мы желали к оным присовокупить хотя краткое жизнеописание покойного
автора, и тем отчасти удовлетворить справедливому любопытству любителей
отечественной словесности. Для сего обратились было мы к Марье Алексеевне
Трафилиной, ближайшей родственнице и наследнице Ивана Петровича Белкина; но
к сожалению ей невозможно было нам доставить никакого о нем известия, ибо
покойник вовсе не был ей знаком. Она советовала нам отнестись по сему
предмету к одному почтенному мужу, бывшему другом Ивану Петровичу. Мы
последовали сему совету, и на письмо наше получили нижеследующий желаемый
ответ. Помещаем его безо всяких перемен и примечаний, как драгоценный
памятник благородного образа мнений и трогательного дружества, а вместе с
тем, как и весьма достаточное биографическое известие.
Милостивый Государь мой ****!
Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23
сего же месяца, в коем вы изъявляете мне свое желание иметь подробное
известие о времени рождения и смерти, о службе, о домашних обстоятельствах,
также и о занятиях и нраве покойного Ивана Петровича Белкина, бывшего моего
искреннего друга и соседа по поместьям. С великим моим удовольствием
исполняю сие ваше желание и препровождаю к вам, Милостивый Государь мой,
всь, что из его разговоров, а также из собственных моих наблюдений запомнить
могу.
Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798
году в селе Горюхине. Покойный отец его, секунд-майор Петр Иванович Белкин,
был женат на девице Пелагее Гавриловне из дому Трафилиных. Он был человек не
богатый, но умеренный, и по части хозяйства весьма смышленный. Сын их
получил первоначальное образование от деревенского дьячка. Сему-то
почтенному мужу был он, кажется, обязан охотою к чтению и занятиям по части
русской словесности. В 1815 году вступил он в службу в пехотный егерской
полк (числом не упомню), в коем и находился до самого 1823 года. Смерть его
родителей, почти в одно время приключившаяся, понудила его подать в отставку
и приехать в село Горюхино, свою отчину.
Вступив в управление имения, Иван Петрович, по причине своей
неопытности и мягкосердия, в скором времени запустил хозяйство и ослабил
строгой порядок, заведенный покойным его родителем. Сменив исправного и
расторопного старосту, коим крестьяне его (по их привычке) были недовольны,
поручил он управление села старой своей ключнице, приобретшей его
доверенность искусством рассказывать, истории. Сия глупая старуха не умела
никогда различить двадцатипятирублевой ассигнации от пятидесятирублевой;
крестьяне, коим она всем была кума, ее вовсе не боялись; ими выбранный
староста до того им потворствовал, плутуя заодно, что Иван Петрович
принужден был отменить барщину и учредить весьма умеренный оброк; но и тут
крестьяне, пользуясь его слабостию, на первый год выпросили себе нарочитую
льготу, а в следующие более двух третей оброка платили орехами, брусникою и
тому подобным; и тут были недоимки.
Быв приятель покойному родителю Ивана Петровича, я почитал долгом
предлагать и сыну свои советы, и неоднократно вызывался восстановить
прежний, им упущенный, порядок. Для сего, приехав однажды к нему, потребовал
я хозяйственные книги, призвал плута старосту, и в присутствии Ивана
Петровича занялся рассмотрением оных. Молодой хозяин сначала стал следовать
за мною со всевозможным вниманием и прилежностию; но как по счетам
оказалось, что в последние два года число крестьян умножилось, число же
дворовых птиц и домашнего скота нарочито уменьшилось, то Иван Петрович
довольствовался сим первым сведением и далее меня не слушал, и в ту самую
минуту, как я своими разысканиями и строгими допросами плута старосту в
крайнее замешательство привел, и к совершенному безмолвию принудил, с
великою моею досадою услышал я Ивана Петровича крепко храпящего на своем
стуле. С тех пор перестал я вмешиваться в его хозяйственные распоряжения и
передал его дела (как и он сам) распоряжению всевышнего.
Сие дружеских наших сношений нисколько впрочем не расстроило; ибо я,
соболезнуя его слабости и пагубному нерадению, о общему молодым нашим
дворянам, искренно любил Ивана Петровича да не льзя было и не любить
молодого человека столь кроткого и честного. С своей стороны Иван Петрович
оказывал уважение к моим летам и сердечно был ко мне привержен. До самой
кончины своей он почти каждый день со мною виделся, дорожа простою моею
беседою, хотя ни привычками, ни образом мыслей, ни нравом, мы большею частию
друг с другом не сходствовали.
Иван Петрович вел жизнь самую умеренную, избегал всякого рода
излишеств; никогда не случалось мне видеть его навеселе (что в краю нашем за
неслыханное чудо почесться может); к женскому же полу имел он великую
склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая.*
Кроме повестей, о которых в письме вашем упоминать изволите, Иван
Петрович оставил множество рукописей, которые частию у меня находятся,
частию употреблены его ключницею на разные домашние потребы. Таким образом
прошлою зимою все окна ее флигеля заклеены были первою частию романа,
которого он не кончил. Вышеупомянутые повести были, кажется, первым его
опытом. Они, как сказывал Иван Петрович, большею частию справедливы и
слышаны им от разных особ.** Однако ж имена в них почти все вымышлены им
самим, а названия сел и деревень заимствованы из нашего околодка, отчего и
моя деревня где-то упомянута. Сие произошло не от злого какого-либо
намерения, но единственно от недостатка воображения.
Иван Петрович осенью 1828 года занемог простудною лихорадкою,
обратившеюся в горячку, и умер, не смотря на неусыпные старания уездного
нашего лекаря, человека весьма искусного, особенно в лечении закоренелых
болезней, как то мозолей, и тому подобного. Он скончался на моих руках на
30-м году от рождения, и похоронен в церкви села Горюхина близ покойных его
родителей.
Иван Петрович был росту среднего, глаза имел серые, волоса русые, нос
прямой; лицом был бел и худощав.
Вот, Милостивый Государь мой, всь, что мог я припомнить, касательно
образа жизни, занятий, нрава и наружности покойного соседа и приятеля моего.
Но в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо
употребление, всепокорнейше прошу никак имени моего не упоминать; ибо хотя я
весьма уважаю и люблю сочинителей, но в сие звание вступить полагаю излишним
и в мои лета неприличным. С истинным моим почтением и проч.
1830 году Ноября 16.
Село Ненарадово
* Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем
уверяем читателя, что он ничего предосудительного памяти Ивана Петровича
Белкина в себе не заключает.
** В самом деле, в рукописи г. Белкина над каждой повестию рукою автора
надписано; слышно мною от такой-то особы (чин или звание и заглавные буквы
имени и фамилии). Выписываем для любопытных изыскателей: Смотритель
рассказан был ему титулярным советником А. Г. Н., Выстрел подполковником И.
Л. П., Гробовщик приказчиком Б. В., Мятель и Барышня девицею К. И. Т.
Почитая долгом уважить волю почтенного друга автора нашего, приносим
ему глубочайшую благодарность за доставленные нам известия, и надеемся, что
публика оценит их искренность и добродушие.
Следующая публикация
Нет комментариев