Предыдущая публикация
Игуменья Александра (Жарин): как ты приблизишься к Богу, лежа на диване
Монастырь Рождества Пресвятой Богородицы совсем недалеко от Брестской крепости: метров триста от знаменитых Холмских ворот, испещренных пулями и осколками. По наблюдениям сестер обители, сюда часто приходят люди, чьи души пострадали ничуть не меньше. Приходят за утешением отовсюду, не только из Белоруссии: паломники из Владивостока, например, очень неохотно покидали обитель. Говорят, стоило проделать такой длинный путь: "Дело совсем не только в туризме – здесь душа меняется".
Игуменья монастыря Александра (Жарин) улыбается: "В принципе, для этого и живем, и служим". Игуменья Александра рассказала немного о жизни обители, возрожденной на древней православной земле 23 года назад.
– В монастыре сейчас 37 насельниц, у нас есть неплохая библиотека, воскресная школа, ее очень любят дети, швейная и золотошвейная мастерские, разумеется, огород – куда без него! В Беловежской пуще у монастыря есть Никольское подворье – благодаря ему сохранился когда-то глухой хутор Вежное, сейчас там цветники, свечная мастерская, коровник, гостиница. Слава Богу, трудимся.
У нашей обители сложились очень добрые отношения с общиной храма Святителя Спиридона Тримифунтского на Корфу. Это было еще до принесения мощей святого в Белоруссию и Россию: сначала меня пригласили побывать на Корфу, потом к нам приезжали батюшки из прихода святителя, мы вместе молились святому, затем были привезены мощи, и вот так мы увидели, что появилось духовное общение. Мы знаем, что святитель очень помогает нам своими молитвами, это чувствуется. Большой честью для обители стала возможность сделать облачение на Престол в храме святителя – сестры вышили его в нашей мастерской, она работает с первых лет существования обители, сейчас мы обшиваем всю епархию. И, как потом обнаружилось, греки настолько ценят нашу работу, что, облачив Престол, из предосторожности покрыли еще одним слоем – снимают его только по большим праздникам, чтобы все блистало. Мы, конечно, очень рады. Помощь святителя, повторяю, всегда чувствуется.
Для Христа и Его святых земные границы не имеют значения
И вообще радуешься, когда, если можно так выразиться, воочию понимаешь, что для Христа и Его святых земные границы не имеют значения. Помню слова игуменьи монастыря, куда пришла впервые: "Святители Николай и Спиридон – защитники Православия, не забывайте о них, сестры!" А в то время мы очень мало знали о святом Спиридоне, даже удивлялись некоторые, почему служим ему всегда бденную службу, – сейчас-то всё прояснилось, конечно.
– В чем смысл, по вашему мнению, путешествий со святынями? Не буду касаться обвинений в злоупотреблениях – просто в чем смысл привозить такую-то святыню в такую-то точку такой-то страны, как вы считаете? Если на то пошло, то не логичнее ли будет самому потрудиться, чтобы полететь/поехать/пойти в то место, где святыня находится?
– Думаю, во-первых, сейчас довольно сложно, в наше опасное время, с его ограничениями, санкциями, дороговизной и всем прочим, самому куда-то лететь или ехать – гораздо проще, мне кажется, если святыня уже находится недалеко от тебя трудами других людей и милостью Божией. И те средства, которые ты бы потратил на дорогое путешествие, скажем, в Святую Землю, на Корфу, еще куда-то, ты употребляешь на помощь бедным, например, в твоем родном городе или селе – это одна из воспитательных составляющих принесения святыни.
Если человек всерьез заинтересовался, что это такое – святыня, если он почувствовал искреннюю тягу к ней, то он неизбежно будет меняться
Во-вторых, если человек всерьез заинтересовался, что это такое – святыня, что такое святость, если он почувствовал искреннюю тягу к ней, то он неизбежно, подчас, может, и незаметно, будет меняться. Вот история из нашей обители, кстати.
Приходит однажды в наш маленький храм семейная пара. Супруга плачет, муж на грани, что называется. Нет, не истеричный плач, а глубокое чувство, это сразу видно. Молятся. Подходят потом, рассказывают: у мужа было крепкое предприятие, работали на совесть. Потом начались всякие "разборки", запахло не просто разорением предприятия и семьи (они могли пойти по миру), а тюрьмой, причем надолго. Вот в этот ужасный момент, почти отчаявшись, они и услышали о святом Спиридоне, буквально ухватились за молитву к нему о заступничестве. Плача от радости, рассказывают: в самый последний день все обвинения против них были сняты, и дело разрешилось в их пользу. Стесняясь немного, спрашивают, есть ли у нас в обители икона святителя. "Нет, – говорю, пока нет такой иконы". Они обрадовались: "А можно, мы подарим монастырю такую икону? Только вы не покупайте, ладно? Мы специально закажем – нам так хочется поблагодарить Христа и Его святого!" Вот так у нас и появился образ святого Спиридона Тримифунтского. Я говорила, что, искренне почувствовав "вкус к святости", люди меняются – вот и эта семья приходит теперь постоянно почти на каждую службу в обитель, пытаются помогать, чем могут, другим людям. Так что я очень осторожна в суждениях и уж тем более в осуждениях по поводу "развоза святынь" – всё гораздо серьезнее, чем может показаться на первый прищуренный взгляд, и далеко не всё так плохо, правда?
Сколько чудес совершается во время пребывания святыни в месте, где ее встречают с верой, – подлинных чудес, меняющих душу и жизнь человека ко благу!
А сколько чудес совершается во время пребывания святыни в месте, где ее встречают с верой, – подлинных чудес, меняющих душу и жизнь человека ко благу! Вопрос, думаю, в наличии веры, доверия к Богу у приходящих к святыне.
– Чудо для христианина – вещь привычная. Боюсь, иногда для кого-то и рутинная, воспринимаемая без должной радости и благодарности. Мол, "спасибо Тебе, Господи, за чудо, Ты мне помог, до следующей встречи" – и на диван. Чем, по вашему мнению и опыту, опасно такое рутинное восприятие Божией помощи, ленивая неблагодарность Богу?
– Прежде всего, мне кажется, лишением самого себя этой самой помощи Бога – Христос при всем желании не может уже нам помочь, если мы, как вы сказали, валяемся на диване, не желая и пальцем двинуть ради благодарного исправления собственной жизни. Чудо, Божественное вмешательство в нашу жизнь всегда имеет целью наше приближение к Небу – как ты приблизишься к Небу, лежа на диване, большой вопрос.
– Как вы считаете, полезны ли сомнения, какие-то искушения на пути ко Христу?
– Если они честны, эти сомнения, то безусловно. Тогда искушения, на мой взгляд, очищают нас, помогают задавать Христу тяжелые, но честные вопросы.
– То есть, получается, не нужно бояться показаться перед Богом глупым?
– А чего бояться? Бог и так знает нам цену! Нам бы самим это понять.
– Вы очень осторожны в советах, о которых вас, бывает, просят.
– Это так – куда без осторожности в таких важных делах! Например, я категорически отказываюсь давать какие-либо советы или рекомендации, касающиеся семейной жизни. Понимаете, я всю жизнь хотела быть монахиней, с молодости в монастыре, с 1988 года – что я понимаю в семейной жизни? Поэтому, когда люди обращаются с такими просьбами, я сразу прошу их задавать эти вопросы семейным священникам, хорошо разбирающимся в таких делах. У каждого свой путь к Богу – у кого иноческий, у кого семейный, и путать эти дороги не нужно. Каждый труден и прекрасен, но по-своему. Давайте не будем путать "пирожников" с "сапожниками" – у каждого свое дело.
– Вы в монастыре с 1988 года, это еще советское время. Я слышал, будто советская власть хотели сделать из Белоруссии полностью атеистическую республику, как Албания. Это правда?
– Не совсем точно. Превратить православную Белоруссию в выжженную землю у безбожников не получилось, во многом из-за верности белорусов Православию, их памяти о том, что приносит с собой отречение от веры. Неслучайно здесь, на западе республики, так почитается преподобномученик Афанасий Брестский, пострадавший за Христа во время римо-католической экспансии, жестокого угнетения православных в XVII веке в Речи Посполитой. Но планы "выжженной земли" действительно существовали, они касались Витебской области, это было страшно. В Западной Белоруссии, несмотря на большое католическое влияние, Православие было сильно, на этих землях не так страшно свирепствовал террор безбожников, как на востоке до войны. У меня папа – священник из этих мест, и я помню, что почти в каждом селе Западной Белоруссии был (даже в советское время) свой крепкий приход, свой храм. В городах было мало храмов, а сельских зато – много. В 1961-м году власти закрыли два монастыря: в Полоцке и Гродно, а сестер оттуда переселили в Жировицы. В гродненской обители жило много сирот, там был приют, и после Первой мировой и Великой Отечественной сироты оставались там, многие становились потом инокинями. Поэтому, когда закрывали обитель, сестрам было просто некуда деваться – только в Жировицы. Там и жили с 1961 по 1990-е годы. Причем монастырь был и женский, и мужской: в одном корпусе жила братия, в другом сестры.
– Какая издевка!
– Но митрополит смог по крайней мере убедить власти предоставить жилье сиротам. Так или иначе, мы жили в Жировицах до 1990 года, когда переехали в Полоцк. И какой же был ужас, когда мы увидели последствия атеистического разорения: один небольшой храм (его построила сама преподобная Евфросиния в XII веке, в следующем году ему будет 1000 лет) на весь город и два района. И так по всей Витебской области – одна церковь на два района. Мы-то привыкли к тому, что на каждой службе храмы полны, как это было на Брестщине, что Православие для людей совершенно естественно, люди не стеснялись своей веры, а здесь – разорение не только внешнее, но и внутреннее. Расхристанность какая-то была. Монахинь в храме было больше, чем прихожан, на первых порах. Старушки монахини сидели и плакали. Но потом, слава Богу, народ пошел креститься, очнулся: крестились тремя поколениями – деды, отцы, внуки. Сейчас там, конечно, всё совсем по-другому: восстановлены старые храмы, построены новые, монастырь разросся, 140 сестер уже, люди смотрят совсем по-другому, не мыслят Белоруссии без монастырей и храмов…
– Получается, что даже тяжелые времена – не повод для христианина впадать в панику.
– Нет, это не наш лозунг. Тяжелые времена есть следствие наших грехов, это повод для покаяния, исправления жизни. Доверие Богу нам нужно, а не панические настроения. Есть доверие Христу, есть стремление к Нему – Он обязательно всё исправит.
Тяжелые времена есть следствие наших грехов, это повод для покаяния, исправления жизни
– Подвиг преподобномученика Афанасия Брестского, замученного, как и многие другие православные в разные времена, приверженцами "унии", особенно чувствуется здесь, на самой границе. Что заставляло (и заставляет) людей жертвовать многим, и даже жизнью, ради веры?
– Вера и заставляет. Верность Христу. Мне кажется, среди многих причин есть и категорическое неприятие православными подстраивания веры под свои слабости, вместо борьбы с ними. Проще говоря, возведения личного комфорта на религиозный уровень и поклонения ему вместо Христа. "Если Христос мешает моему личному комфорту, тем хуже для Христа" – вот как я могу описать вкратце суть противостояния, длящегося тысячу лет. Во имя комфорта приносятся кровавые жертвы, люди стыдливо отказываются от основополагающих вещей, убеждений, собственного разума. Таковы последствия человекоугодия, поклонения собственным страстям. Вспомним возмущение и противостояние православных братств Западной Руси унии XVI века, в том числе Берестейского братства: на православных со стороны как светской власти Речи Посполитой, так и католиков, униатов были возведены страшные гонения, людей унижали, поражали в гражданских правах, мучили, просто убивали, в конце концов, но они оставались верными Православию. Не может человек идти на такие лишения и смерть, если речь идет только об обряде – всё гораздо важнее.
И граница здесь очень чувствуется. Не столько даже материальная, сколько ментальная, религиозная. Граница по сердцу проходит.
– Настоящее чудо – что это, по-вашему?
– Покаяние. Я видела, как человек меняет себя, как Бог помогает ему стать христианином. Без громких слов, фанфар и барабанной дроби – тихое, но светлое и мощное покаяние. Вот это – подлинное чудо.
С игуменьей Александрой (Жарин)
беседовал Петр Давыдов
/ sobor.by/ /pravoslavie.ru/
Игуменья монастыря Александра (Жарин) улыбается: "В принципе, для этого и живем, и служим". Игуменья Александра рассказала немного о жизни обители, возрожденной на древней православной земле 23 года назад.
– В монастыре сейчас 37 насельниц, у нас есть неплохая библиотека, воскресная школа, ее очень любят дети, швейная и золотошвейная мастерские, разумеется, огород – куда без него! В Беловежской пуще у монастыря есть Никольское подворье – благодаря ему сохранился когда-то глухой хутор Вежное, сейчас там цветники, свечная мастерская, коровник, гостиница. Слава Богу, трудимся.
У нашей обители сложились очень добрые отношения с общиной храма Святителя Спиридона Тримифунтского на Корфу. Это было еще до принесения мощей святого в Белоруссию и Россию: сначала меня пригласили побывать на Корфу, потом к нам приезжали батюшки из прихода святителя, мы вместе молились святому, затем были привезены мощи, и вот так мы увидели, что появилось духовное общение. Мы знаем, что святитель очень помогает нам своими молитвами, это чувствуется. Большой честью для обители стала возможность сделать облачение на Престол в храме святителя – сестры вышили его в нашей мастерской, она работает с первых лет существования обители, сейчас мы обшиваем всю епархию. И, как потом обнаружилось, греки настолько ценят нашу работу, что, облачив Престол, из предосторожности покрыли еще одним слоем – снимают его только по большим праздникам, чтобы все блистало. Мы, конечно, очень рады. Помощь святителя, повторяю, всегда чувствуется.
Для Христа и Его святых земные границы не имеют значения
И вообще радуешься, когда, если можно так выразиться, воочию понимаешь, что для Христа и Его святых земные границы не имеют значения. Помню слова игуменьи монастыря, куда пришла впервые: "Святители Николай и Спиридон – защитники Православия, не забывайте о них, сестры!" А в то время мы очень мало знали о святом Спиридоне, даже удивлялись некоторые, почему служим ему всегда бденную службу, – сейчас-то всё прояснилось, конечно.
– В чем смысл, по вашему мнению, путешествий со святынями? Не буду касаться обвинений в злоупотреблениях – просто в чем смысл привозить такую-то святыню в такую-то точку такой-то страны, как вы считаете? Если на то пошло, то не логичнее ли будет самому потрудиться, чтобы полететь/поехать/пойти в то место, где святыня находится?
– Думаю, во-первых, сейчас довольно сложно, в наше опасное время, с его ограничениями, санкциями, дороговизной и всем прочим, самому куда-то лететь или ехать – гораздо проще, мне кажется, если святыня уже находится недалеко от тебя трудами других людей и милостью Божией. И те средства, которые ты бы потратил на дорогое путешествие, скажем, в Святую Землю, на Корфу, еще куда-то, ты употребляешь на помощь бедным, например, в твоем родном городе или селе – это одна из воспитательных составляющих принесения святыни.
Если человек всерьез заинтересовался, что это такое – святыня, если он почувствовал искреннюю тягу к ней, то он неизбежно будет меняться
Во-вторых, если человек всерьез заинтересовался, что это такое – святыня, что такое святость, если он почувствовал искреннюю тягу к ней, то он неизбежно, подчас, может, и незаметно, будет меняться. Вот история из нашей обители, кстати.
Приходит однажды в наш маленький храм семейная пара. Супруга плачет, муж на грани, что называется. Нет, не истеричный плач, а глубокое чувство, это сразу видно. Молятся. Подходят потом, рассказывают: у мужа было крепкое предприятие, работали на совесть. Потом начались всякие "разборки", запахло не просто разорением предприятия и семьи (они могли пойти по миру), а тюрьмой, причем надолго. Вот в этот ужасный момент, почти отчаявшись, они и услышали о святом Спиридоне, буквально ухватились за молитву к нему о заступничестве. Плача от радости, рассказывают: в самый последний день все обвинения против них были сняты, и дело разрешилось в их пользу. Стесняясь немного, спрашивают, есть ли у нас в обители икона святителя. "Нет, – говорю, пока нет такой иконы". Они обрадовались: "А можно, мы подарим монастырю такую икону? Только вы не покупайте, ладно? Мы специально закажем – нам так хочется поблагодарить Христа и Его святого!" Вот так у нас и появился образ святого Спиридона Тримифунтского. Я говорила, что, искренне почувствовав "вкус к святости", люди меняются – вот и эта семья приходит теперь постоянно почти на каждую службу в обитель, пытаются помогать, чем могут, другим людям. Так что я очень осторожна в суждениях и уж тем более в осуждениях по поводу "развоза святынь" – всё гораздо серьезнее, чем может показаться на первый прищуренный взгляд, и далеко не всё так плохо, правда?
Сколько чудес совершается во время пребывания святыни в месте, где ее встречают с верой, – подлинных чудес, меняющих душу и жизнь человека ко благу!
А сколько чудес совершается во время пребывания святыни в месте, где ее встречают с верой, – подлинных чудес, меняющих душу и жизнь человека ко благу! Вопрос, думаю, в наличии веры, доверия к Богу у приходящих к святыне.
– Чудо для христианина – вещь привычная. Боюсь, иногда для кого-то и рутинная, воспринимаемая без должной радости и благодарности. Мол, "спасибо Тебе, Господи, за чудо, Ты мне помог, до следующей встречи" – и на диван. Чем, по вашему мнению и опыту, опасно такое рутинное восприятие Божией помощи, ленивая неблагодарность Богу?
– Прежде всего, мне кажется, лишением самого себя этой самой помощи Бога – Христос при всем желании не может уже нам помочь, если мы, как вы сказали, валяемся на диване, не желая и пальцем двинуть ради благодарного исправления собственной жизни. Чудо, Божественное вмешательство в нашу жизнь всегда имеет целью наше приближение к Небу – как ты приблизишься к Небу, лежа на диване, большой вопрос.
– Как вы считаете, полезны ли сомнения, какие-то искушения на пути ко Христу?
– Если они честны, эти сомнения, то безусловно. Тогда искушения, на мой взгляд, очищают нас, помогают задавать Христу тяжелые, но честные вопросы.
– То есть, получается, не нужно бояться показаться перед Богом глупым?
– А чего бояться? Бог и так знает нам цену! Нам бы самим это понять.
– Вы очень осторожны в советах, о которых вас, бывает, просят.
– Это так – куда без осторожности в таких важных делах! Например, я категорически отказываюсь давать какие-либо советы или рекомендации, касающиеся семейной жизни. Понимаете, я всю жизнь хотела быть монахиней, с молодости в монастыре, с 1988 года – что я понимаю в семейной жизни? Поэтому, когда люди обращаются с такими просьбами, я сразу прошу их задавать эти вопросы семейным священникам, хорошо разбирающимся в таких делах. У каждого свой путь к Богу – у кого иноческий, у кого семейный, и путать эти дороги не нужно. Каждый труден и прекрасен, но по-своему. Давайте не будем путать "пирожников" с "сапожниками" – у каждого свое дело.
– Вы в монастыре с 1988 года, это еще советское время. Я слышал, будто советская власть хотели сделать из Белоруссии полностью атеистическую республику, как Албания. Это правда?
– Не совсем точно. Превратить православную Белоруссию в выжженную землю у безбожников не получилось, во многом из-за верности белорусов Православию, их памяти о том, что приносит с собой отречение от веры. Неслучайно здесь, на западе республики, так почитается преподобномученик Афанасий Брестский, пострадавший за Христа во время римо-католической экспансии, жестокого угнетения православных в XVII веке в Речи Посполитой. Но планы "выжженной земли" действительно существовали, они касались Витебской области, это было страшно. В Западной Белоруссии, несмотря на большое католическое влияние, Православие было сильно, на этих землях не так страшно свирепствовал террор безбожников, как на востоке до войны. У меня папа – священник из этих мест, и я помню, что почти в каждом селе Западной Белоруссии был (даже в советское время) свой крепкий приход, свой храм. В городах было мало храмов, а сельских зато – много. В 1961-м году власти закрыли два монастыря: в Полоцке и Гродно, а сестер оттуда переселили в Жировицы. В гродненской обители жило много сирот, там был приют, и после Первой мировой и Великой Отечественной сироты оставались там, многие становились потом инокинями. Поэтому, когда закрывали обитель, сестрам было просто некуда деваться – только в Жировицы. Там и жили с 1961 по 1990-е годы. Причем монастырь был и женский, и мужской: в одном корпусе жила братия, в другом сестры.
– Какая издевка!
– Но митрополит смог по крайней мере убедить власти предоставить жилье сиротам. Так или иначе, мы жили в Жировицах до 1990 года, когда переехали в Полоцк. И какой же был ужас, когда мы увидели последствия атеистического разорения: один небольшой храм (его построила сама преподобная Евфросиния в XII веке, в следующем году ему будет 1000 лет) на весь город и два района. И так по всей Витебской области – одна церковь на два района. Мы-то привыкли к тому, что на каждой службе храмы полны, как это было на Брестщине, что Православие для людей совершенно естественно, люди не стеснялись своей веры, а здесь – разорение не только внешнее, но и внутреннее. Расхристанность какая-то была. Монахинь в храме было больше, чем прихожан, на первых порах. Старушки монахини сидели и плакали. Но потом, слава Богу, народ пошел креститься, очнулся: крестились тремя поколениями – деды, отцы, внуки. Сейчас там, конечно, всё совсем по-другому: восстановлены старые храмы, построены новые, монастырь разросся, 140 сестер уже, люди смотрят совсем по-другому, не мыслят Белоруссии без монастырей и храмов…
– Получается, что даже тяжелые времена – не повод для христианина впадать в панику.
– Нет, это не наш лозунг. Тяжелые времена есть следствие наших грехов, это повод для покаяния, исправления жизни. Доверие Богу нам нужно, а не панические настроения. Есть доверие Христу, есть стремление к Нему – Он обязательно всё исправит.
Тяжелые времена есть следствие наших грехов, это повод для покаяния, исправления жизни
– Подвиг преподобномученика Афанасия Брестского, замученного, как и многие другие православные в разные времена, приверженцами "унии", особенно чувствуется здесь, на самой границе. Что заставляло (и заставляет) людей жертвовать многим, и даже жизнью, ради веры?
– Вера и заставляет. Верность Христу. Мне кажется, среди многих причин есть и категорическое неприятие православными подстраивания веры под свои слабости, вместо борьбы с ними. Проще говоря, возведения личного комфорта на религиозный уровень и поклонения ему вместо Христа. "Если Христос мешает моему личному комфорту, тем хуже для Христа" – вот как я могу описать вкратце суть противостояния, длящегося тысячу лет. Во имя комфорта приносятся кровавые жертвы, люди стыдливо отказываются от основополагающих вещей, убеждений, собственного разума. Таковы последствия человекоугодия, поклонения собственным страстям. Вспомним возмущение и противостояние православных братств Западной Руси унии XVI века, в том числе Берестейского братства: на православных со стороны как светской власти Речи Посполитой, так и католиков, униатов были возведены страшные гонения, людей унижали, поражали в гражданских правах, мучили, просто убивали, в конце концов, но они оставались верными Православию. Не может человек идти на такие лишения и смерть, если речь идет только об обряде – всё гораздо важнее.
И граница здесь очень чувствуется. Не столько даже материальная, сколько ментальная, религиозная. Граница по сердцу проходит.
– Настоящее чудо – что это, по-вашему?
– Покаяние. Я видела, как человек меняет себя, как Бог помогает ему стать христианином. Без громких слов, фанфар и барабанной дроби – тихое, но светлое и мощное покаяние. Вот это – подлинное чудо.
С игуменьей Александрой (Жарин)
беседовал Петр Давыдов
/ sobor.by/ /pravoslavie.ru/
Следующая публикация
Комментарии 1