Предыдущая публикация
Nelli Avakova
/ Отрывок из Книги воспоминаний "Карабах... Боль и память."/
К А Р О
Маленький Каро с Мушегом убежали в лес. Чудом вырвавшись из этой бойни, они оказались на узкой тропинке, ведущей неизвестно в какую сторону. Они не ориентировались на данной местности, тут дорогу знал только дед Седрак… На месте этой жуткой трагедии наши фидаины позже подобрали кое-какие вещи тех несчастных людей, некоторых успели похоронить…А на земле, обильно политой кровью невинных людей, осталась лежать ветка дикой розы с растоптанными нежно-розовыми цветами…
Они бежали через лес, через гущу вековых деревьев родного края, кроны которых надежно скрывали их от крутящихся над лесом вертолетов. Бежали, стараясь уйти подальше от извергов в форме азербайджанского ОМОНа, прочесывающих лес. Мушег был немолодым человеком, еле успевал за мальчиком, который на ходу причитал одно и то же:
– Я отомщу… отомщу им… Я доберусь до них… Вот только отца отыщу, и вместе с ним отомстим...
При этом он громко выкрикивал бранные слова в адрес варваров, забывая о том, что их могут обнаружить. Мушег понимал, что Каро перенес большой стресс, и сейчас не контролирует себя. Он истерично плакал, кричал, произнося непонятные полуфразы, и бежал так, что Мушег не успевал за ним и намного отстал...
Вскоре Каро заметил это. Он остановился и стал прислушиваться к звукам в лесу, пытаясь уловить топот ног бежавшего следом Мушега. Вокруг была мертвая тишина. Лес стоял густой, в нем было прохладно и пахло сыростью. Стволы вековых дубов, грабов и трем таким мальчикам, как Каро, было не обнять. Мальчик невольно ушел в воспоминания…
Вот, он, первоклашка, и мама проводит его в школу… Прижимая к груди цветы для первой учительницы, Каро с замиранием сердца слушал напутствия старших, которые уверяли, что у нынешнего поколения нет и не будет проблем, что перед ними большая, светлая дорога знаний, счастливое детство в великой и надежной советской стране. Детки с гордостью стояли на линейке, где для них звучал первый в жизни школьный звонок, обещая им и всем их сверстникам то самое счастливое детство. Войдя в класс, Каро занял свое место за партой. Он был на пороге новой жизни. Он мечтал стать врачом, спасать людей, как не раз спасали врачи его маму, у которой было больное сердце…
А на следующий день была суббота. Занятий в школе не было, и папа взял Каро в лес собирать грибы, погулять, подышать воздухом. Лес начинался тут же, за околицей, идти было недалеко. Каро любил ходить в лес. Он был романтичным мальчиком. В этих краях лес в начале сентября был сказочно красив. Лето еще не распрощалось, осень пока не наступила… Бабье лето… Как у поэта:
...Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора –
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
Каждый опавший лист в лесу привлекал внимание Каро, каждый шорох интересовал его. Прислушивался к хрусту падающих сухих веток и спрашивал у папы: «А кто это пробежал по веточке, что она сломалась?»
Папа пытался объяснить ему, что они высохли, и часто без помощи белок и птичек могут упасть…
А однажды сын спросил у отца:
– Папа, а человек тоже умирает сам или его убивают?
– Человек умирает по разным причинам. К сожалению, его убивают тоже,–уклончиво ответил папа.
Ему часто приходилось отвечать на подобные вопросы любознательного сынишки-«почемучки».
За разговорами они не заметили, как вышли на лесную опушку, заросшую кустами ежевики и шиповника. Каро начал рвать спелую ежевику и есть. Папа достал из кузовка чистое полотенце, постелил на траву и стал старательно раскладывать завтрак, приготовленный бережными руками мамы. На мягкой траве, не успевшей высохнуть после лета, они с папой перекусили, потом нарвали красных, спелых плодов шиповника, из которого мама заваривала вкусный, ароматный чай,поели ежевики и набрали в баночку для мамы и пошли дальше – собирать грибы в лесу. Они собрали много разных грибов и вернулись домой с полным кузовком, счастливые от общения на лоне природы и очень довольные походом…
Увлекшись воспоминаниями, Каро не сразу услышал возню в нескольких шагах от дерева, за широким стволом которого он сидел, облокотившись… Прервалось счастливое детство, и вновь он вернулся в реальность, где шла война с теми, с кем рос, учился, бегал и играл… часто в «войнушку»... Играл? А что сейчас? Ведь игроки – те же люди, только вышли из детского возраста...
Усилившийся шум неподалеку заставил Каро окончательно очнуться от сладостных воспоминаний, об ушедшем раньше времени детстве. Это был Мушег. Добежав, он упал, не в силах произнести и слова. Мучила жажда, в горле до боли пересохло. Осторожно, стараясь оставаться незамеченным, Каро, почти ползком, приблизился к Мушегу, попытался поднять его, но не смог. Сам он выбился из сил. И его самого мучила сильная жажда.
Каро, много времени проведший с папой в лесах, решил, что неподалеку должен быть родник. Он даже знал примету, о которой ему говорил отец: чем зеленее и сочнее трава, тем ближе родник. И там, где он сидел, трава была свежее и зеленее, а значит, рядом должна быть вода. Оставив Мушега лежать в укромном месте, в небольшом углублении с прошлогодней травой, он стал пробираться между вековыми деревьями, стараясь запомнить дорогу, чтобы вернуться за товарищем.
Каро прошел пять деревьев, он считал их. И вдруг в лесу раздался непонятный звук, то ли крик, то ли стон, а может, рык хищного зверя. Мальчик непроизвольно побежал обратно, к Мушегу. «Что с ним?! Что там произошло?» – стучало у него в сознании. Не успел он опомниться, как увидел между стволами деревьев, в том месте, где лежал Мушег, вражеского аскера, стоящего в полный рост над телом Мушега. Каро находился так близко от него, что, казалось, тот услышит биение его сердца. Затаив дыхание, онемев от увиденного, мальчик присел на корточки за деревом, пытаясь разглядеть из своего укрытия, что же там произошло. Верить в худшее не хотелось. В его детском сердечке теплилась надежда на то, что ничего плохого не произошло. И даже заметив в руке азера окровавленный большой нож, Каро подумал, что тот убил какого-то зверька. «Может, зайчика, – мелькнуло у него в голове. – Жалко зайчика»…
Но вдруг мальчику показалось, что он плывет, что земля ушла из-под его ног, а небо свалилось на кроны деревьев, и они трещат, стараются выдержать, чтобы оно не раздавило Каро. В ушах стоял неимоверный шум, послышалось шипение миллионов змей, рев тысяч зверей. Каро увидел в куче прошлогодних листьев…голову Мушега, лежащую отдельно от тела. Глаза у Мушега остались широко раскрытыми, рот был открыт, а волосы, слипшиеся от крови, и листья вокруг головы были бурого цвета – те самые опавшие осенние листья, которые будоражили воображение маленького Каро, когда он осенью гулял в лесу с папой…
А тело Мушега еще долго билось в конвульсиях на глазах у мальчугана. Сколько он просидел на корточках, опустив голову на колени и обхватив ее руками, Каро не помнил. Очнулся он от холода. Его знобило. Уже рассвело, в лесу было тихо, даже как-то тревожно. Птицы – и те молчали, будто в ужасе от случившегося накануне.
Осторожно поднявшись на окаменевшие ноги, Каро медленно, шаг за шагом, подошел к телу Мушега. Вспомнив обо всем, что произошло здесь, на его глазах, он, пересилив себя, приблизился вплотную, приложил голову товарища к телу, засыпал опавшими прошлогодними листьями, которых было много вокруг. Потом он положил сверху несколько сухих веток, укрепил могилку, и, не оборачиваясь, ушел... Это был другой Каро… «Папа, а люди тоже сами умирают, или их убивают?» – вспомнилось ему… Его детское сознание не могло воспринять то, что сегодня он увидел.
Да, он смотрел фильмы о войне, сам играл с мальчишками во дворе в «войнушку», знал, что людей на войне убивают… Но такое?! Абстрактное в детстве слово «убил» стало явью в самом диком ее проявлении...Эта сцена сыграла отвратительную роль в жизни Каро, она уничтожила в нем романтичного, доброго, нежного мальчугана, влюбленного в природу родного края, чувствующего ее и отдыхающего на ее лоне...
Каро шел, не чувствуя ног, утратив чувство времени. Он потерял счет часам и дням с тех пор, когда в село ворвались кровожадные изверги и стали вытеснять армян из родных мест, убивая, грабя, насилуя, не щадя ни женщин, ни детей... Когда, не выдержав всего этого, остановилось больное сердце матери Каро – красавицы Лилит, и она упала тут же, перед сыном, на пол, перестав дышать... Когда его отец, отчаянный Нерсес, выбегая на помощь односельчанам, бросил на ходу сыну: «Береги мать, сын!», а он не сберег… Когда группу стариков, женщин и детей, которых повел по нехоженым горным тропам из окруженного села дед Седрак, обнаружили азерские головорезы, потому что у невестки Ануш родился ребенок, который закричал, и эти звери прибежали на крик, растерзали безоружных, беспомощных людей, не пощадив ни одного из них… И вот теперь Мушег…
Каро шел как в тумане, широко раскрытые перед смертью глаза Мушега стояли перед его глазами. Он что-то бормотал, но голос казался ему чужим и шел издалека, как из пропасти… Из той самой пропасти, в которую по команде деда Седрака сбросили сына Ануш во имя спасения остальных... И вдруг он подумал о том, что команду выполнил Мушег, и ребенок был брошен именно им… А следом бросилась и мать, Ануш… Все это казалось ему кошмарным сном, он бормотал что-то несвязное так тихо, что сам себя еле слышал…
Лесная тропа закончилась. Начались густые заросли орешника, дикой розы и ежевики. Стояла красивая весна. Все вокруг цвело, пестрые бабочки беззаботно порхали над цветами, над этой красотой, над весной… над человеческим горем, которое поселилось в душе этого мальчика, еще совсем недавно беззаботно любовавшегося этими красотами…
Каро не заметил, как прошел огромное расстояние и уже находился недалеко от села Гюлистан Шаумяновского района. Воздух был абсолютно прозрачен и чист, недалеко весело и звонко журчал родник, нужно было пройти всего несколько шагов. Но Каро сейчас ничего этого не замечал. Он брел, не видя ничего перед собой. В ушах гудело, голова кружилась, ноги еле шли. Он не помнил, когда ел, пил… Он двигался вперед, гонимый только чувством мщения…
И снова лес. Вековые деревья вставали перед мальчиком своей громадой, защитной стеной. Он очнулся от раздумий, стал прислушиваться. Вдруг в безмолвной тишине леса Каро услышал приглушенные мужские голоса. Остановился и спрятался за ствол огромного бука. Но его успели заметить два дюжих парня в камуфляжной форме с оружием наперевес и с черными повязками на голове. Они подозвали мальчика на армянском языке. Каро молчал. Потом заговорили на азербайджанском, решив, что пацан забрел сюда из близлежащих азербайджанских селений. Но он молчал.
Вдруг мальчик понял, что он не может говорить. Он догадался, что это армянские фидаины, но не сумев вымолвить ни слова, вышел из укрытия. Пальцы на правой руке он держал сильно зажатыми, бледные губы его едва заметно шевелились. Парни поняли, что пришельцу есть, что сказать. Привычным движением рук они ощупали его и спросили:
– Ты кто и как сюда забрел? Откуда?
Каро продолжал бормотать, ничего внятного он сказать не смог. Тогда парни решили отвести его к ребятам из отряда. Командира не было, он уехал по делам в Степанакерт.
Когда через заросли все трое прошли на полянку, Каро увидел нескольких крепких мужчин в камуфляжной форме, сидящих вокруг костра с тлеющими углями. Они тихо переговаривались между собой.
Молодой, суровый на вид мужчина пристально посмотрел на мальчика, пытаясь понять, откуда он и как забрел к ним. Но вскоре, когда присмотрелся к длинной разорванной отцовской рубахе, которую мама тогда наспех надела на Каро, к бледному лицу, дрожащим губам и рукам мальчика, Армен, так звали фидаина, сменил свой суровый взгляд на добрую улыбку.
– Кто это милое создание? – спросил он с едва заметной улыбкой в уголках глаз.
– Может и случайно забрел в лес, но молчит, ни слова не промолвил, –ответил Самвел, один из ребят, обнаруживших Каро. – Мы даже не знаем, армянин он или азер.
Тогда Каро разжал ладонь, и в руке у него засверкал маленький золотой крестик. Когда он засыпал тело Мушега, цепочка у него порвалась. Он подобрал выпавший крестик и, зажав в ладони, шел через лес.Это был нательный крест, который надели ему на шею, когда ему было очень мало лет: его тайно крестила у деревенского священника бабушка, потому что это запрещалось коммунистическими властями. С тех пор крестик всегда был с Каро...
И сейчас он заплакал. Слезы лились из глаз мальчика ручьем. Он плакал безмолвно, стискивая зубы и временами всхлипывая. Все сидели молча. Ждали, что же будет дальше...
А дальше… Дальше Армен, который в отсутствие командира решал за него, подошел к мальчику, утер ему слезы и, ничего больше не спрашивая, сказал ему:
– Больше плакать не будем. Никогда. Пока не отомстим, за все и за всех.
Потом обратился к товарищу:
– Ваган, помоги нашему парню…
Живо обернувшись к Каро, Армен спросил:
–Как же тебя зовут-то?
–Ка-а-ро…– еле выдавил из себя мальчик.
– Теперь ты с нами. Мы свои. Не бойся. А обо всем, о чем захочешь нам поведать, расскажешь завтра. Сейчас – помыться, переодеться, поесть и спать. Иди, выполняй приказ, Ваган тебе поможет…
Во время рассказа у нас дома, в Ереване, Каро, практически, не называл имен, мы тогда и не спрашивали. Но когда выяснилось, что Артем забрал к себе мальчика из Гюлистанского отряда самообороны, я узнала, что командиром того отряда был Шаген Мегрян, героический, отважный воин и прекрасный человек, погибший во имя жизни таких вот мальчишек и девчонок в свободной стране. Вечная ему слава!
Мальчик ушел с Ваганом, а Армен вернулся на свое место. Все молчали. Долго и тревожно. Каждый думал о своем, а один из них тихо и печально сказал:
– А ведь у меня дома сынишка в таком же возрасте…
И в этих словах было все: и грусть, и тоска по дому, и злоба, и желание отомстить за таких вот мальчишек, как Каро… Все это понимали. У многих дома были дети, оказавшиеся в кольце смерти…
Каро остался жить в отряде, пока не встретился однажды с Артемом. Артем по делам пришел в Гюлистанский отряд и, увидев там мальчишку, попросил отпустить его с ним. В Ереване у Артема была прекрасная семья, дети. Каро согласился поехать с Артемом, тот привез его в Ереван. В семье Артема прекрасно приняли Каро. Жена делала все, чтобы мальчик забыл о пережитых им ужасах. Но, прожив в этом гостеприимном доме несколько дней, Каро попросился с Артемом на войну. И Артем взял его с собой. И он же привел его к нам домой.
Каро оказался очень крепким, сильным духом, зрелым не по годам парнем, настоящим сыном своего народа. На передовой шли жаркие бои, и Каро вместе с отрядом принимал активное участие в боевых действиях. И когда его не хотели брать с собой, он упрямо твердил:
– Я дал слово! Я поклялся перед мамой, неживой уже...Я виноват перед отцом, раз не смог уберечь ее...Я дал слово там, над пропастью, деду Седраку и всем моим землякам, погибшим в тот день. И я видел смерть дяди Мушега… Я отомщу им, я буду их резать, и вы мне поможете…
Еще до того, как Каро вместе с другом нашей семьи впервые пришел к нам домой, Артем, представляя нам мальчика-подростка из отряда, говорил: «Он так безжалостно режет азеров...» Это было про Каро...Я ужаснулась от этих слов. Мальчик… совсем юный… Больно было осознать это, смириться с тем, что стало с нашими детьми, в кого их превращает проклятая война.?..
Разрывая наши сердца, Каро сам поведал свою историю до мельчайших подробностей. Тягостное молчание воцарилось в комнате после всего услышанного... Жизнь предстала нам в самом жестоком, неприглядном виде. Война имеет свои каноны, но тут не было никаких правил. Это было хаотичное истребление целого народа, это был новый Геноцид армян, второй за двадцатый век! И стало это возможным лишь потому, что первый в начале века не был признан мировой общественностью, не был осужден должным образом. А если зло не наказано, то оно порождает новое, еще более тяжкое зло...
Так я узнала об истории деда Седрака и его односельчан, о гибели Ануш, дальней моей родственницы...
Когда Артем и Каро собрались уходить, на пороге я нежно обняла мальчика и поцеловала, и он позволил такое отношение к себе. С тех пор, как не стало мамы, его никто ни разу не приласкал. Очень рано повзрослев, он жил в совершенно других условиях. В той, прошлой радужной жизни, он был добрым, нежным, любящим сыном. Играл на таре, учился в Доме культуры села, куда его водила мама. Домашние радовались его успехам. Особенно Нерсес, отец Каро. Когда собирались гости, Нерсес говорил сыну при всех:
–А ну, сынок, покажи, как мы умеем!
И Каро, стесняясь присутствующих, но не смея перечить отцу, брал свой небольшой тар, специально заказанный под его возраст, и начинал играть. И это была не совсем детская игра, он был очень талантливым ребенком и играл уже готовые произведения. Он любил аккомпанировать отцу, когда тот пел свою любимую народную песню:
Партезум вард э бацвел,
Кспаси сохакин.
Аранц сохак таромел,
Кароте псакин…
В саду раскрылась роза,
Скучает по соловью.
Вянет она в ожидании
Свадебного венца…
Но сейчас была война. Он понимал это и держался, как взрослый, во всем подражая своим старшим друзьям, которые очень любили его. И все же, в душе он оставался ребенком, поэтому и позволил себе ответить на нежность, прильнув ко мне, когда я его по-матерински обняла и прижала к себе с болью в душе. Но опомнившись, он резко отпрянул от меня. Протянул мне по-мужски руку, я подала свою. Он немного задержал свою худую, детскую руку в моей ладони, и, глядя в мои, затуманенные от слез глаза, сказал:
– Я не виноват…
Повернулся и вышел вслед за Артемом...
Прошли годы...
Лес. Густой лиственный лес. Кроны высоких деревьев создали плотный навес, соединившись под облаками. Редкий солнечный луч робко пробивается сквозь листья вековых дубов, грабов, платана. Трава в этой лесной гуще темно-зеленого цвета, высокая, сочная. Под большим грабом бьет ключом холодный родник, трава вокруг отличается особым буйством густоты и красок. Солнечный лучик, пробившийся через кроны деревьев, весело перепрыгивает с травки на цветочек и обратно, отливая серебром и оживляя строгую тишину белорусского леса.
Лес плавно подступает к поселку. И чем ближе к дороге, ведущей к домикам, расположенным на узких улочках, тем реже становится лес. И совсем уже приблизившись к поселку, густой смешанный лес переходит в молодую березовую рощу, посаженную первыми жителями этого прекрасного уголка. Здесь, на краю земли, где воздух как бальзам, и от свежести и избытка кислорода перехватывает дух, закрыв глаза, трудно понять, что ты находишься в обыкновенном населенном пункте на огромном земном шаре.
На краю березовой рощицы, прижавшись к густому можжевельнику, стояла кособокая избушка наподобие шалаша. Стенки этого строения были утеплены ветками бурелома, вход маленький, с дверцей. Во дворе – конура для собаки. Хозяйничал в ней красивый песик-дворняга, посаженный на цепь. Неподалеку, к деревянному колышку, вбитому в землю, была привязана белая коза, которая щипала молодую зеленую травку. Все как в обыкновенном деревенском дворике. И даже небольшой стог прошлогоднего сена, накрытый какой-то бурой, старой клеенкой для защиты от дождя. Тут же, важно расхаживал красноперый петух в окружении нескольких курочек. Справа от домика по-хозяйски заботливо были обработаны несколько грядок с пробившейся зеленью укропа, петрушки и редиса.
Не было только хозяина всего этого. В стороне от дома стояли трое, ждали хозяев. Песик заливался лаем, куры, беспокойно кудахча, сновали по двору. И только петух важно разгуливал, как прежде, и белая козочка мирно щипала траву вокруг себя...А хозяин все не появлялся. Гости ждали поодаль, любовались красотами леса, что-то между собой оживленно обсуждали, удивленно разглядывая все, что открылось их взору.
Гостем была семья вышеупомянутой моей сестры Ирины с мужем Владом и сыном Андраником. Маленький Андраник уже успел вырасти, отслужить в пограничных войсках армии Карабаха, получить ранение и с гордостью считал себя карабахцем. Они приехали из далекого Карабаха в Беларусь к родным, о которых недавно узнали, то есть нашли их, таких же беженцев-бакинцев, уехавших в Карабах во время погромов в Баку. Они ждали появления хозяина. Они искали его...
На тропинке, ведущей в лес, показался мужик среднего роста, широкий в плечах, с длинной черной бородой. На правом плече он нес связку хвороста, в левой руке у него был кузовок с ягодами. Еще издалека он слышал, как завелся лаем пес, прибавил шаг. Увидев людей, стоящих поодаль от его жилья, он понял, что они ждут его и был крайне удивлен. Но внешне оставался спокойным. Скинув хворост с плеча и положив кузовок с ягодами на сколоченный под раскидистым деревом стол, он медленно подошел к людям:
– Добро пожаловать! Чем обязан вашему появлению? – произнес хозяин, повергая гостей в шок. С виду старичок, а голос – молодой и бодрый. Гости растерялись...
– Мы вообще-то не к вам… Нам сказали...
– Что сказали? Кто сказал? – не дожидаясь полного ответа, заговорил хозяин с явным кавказским акцентом.
– Мы ищем парня из Карабаха по имени Каро... Нам сказали, что вы сможете нам помочь, – быстро нашелся Андраник. – Это очень родной нам человек, и если вам что-то известно, расскажите нам, помогите выйти на его след. Мы все растерялись во время проклятой войны. И, вот, вроде, как мир относительный настал в нашем краю, хочется найти всех потерявшихся. Раньше мы тоже не со всеми родными могли часто встречаться, но хоть знали, что они живы-здоровы, живут, работают, растят детей. А теперь, вот... не знаем даже, живы ли наши родные… Вы и не представляете, что перетерпел наш народ в конце восьмидесятых - начале девяностых годов от соседей, много лет игравших роль друзей…
Тут хозяин прервал Андраника:
– Знаю.
Затем, посмотрев на парня оценивающим взглядом, спросил:
– Служил?
– Служу. В Карабахской армии. На границе.
Родители Андраника молча наблюдали за диалогом странного, загадочного незнакомца и их сына... Хозяин пригласил их в дом со словами:
– Ну, проходи... И друзей пригласи.
– Это мои родители, познакомьтесь.
На это тот только повторил приглашение:
– Проходите.
Он прошел вперед. Вслед за ним последовал Андраник, не пропуская вперед себя родителей. Видно, этот странник не вызывал доверия. Много непонятного в нем было.
Сели во дворе, вокруг стола, сколоченного из грубых, неотесанных досок, с двух сторон которого стояли такие же две скамейки. Расселись. Хозяин взял кузовок с ягодами, отошел в сторону, где у него находился хозяйский уголок с ведром воды, накрытым листом фанеры и перевернутой на ней эмалированной кружкой. Переложил свежесобранную малину на тарелку, промыл, и, поставив на стол, по-домашнему обратился к ним:
– Ешьте, вкусные. Здесь все напоминает наше... Скоро ежевика поспеет...
– Ваше? Где это? – удивился Влад и почему-то посмотрел на жену.
Жена была растеряна, но смолчала. А хозяин продолжал медленно и спокойно:
– Я узнал вас дядя Влад... – почти шепотом произнес хозяин двора, не поднимая глаз на гостей, будто разговаривая сам с собой. – Перед тем, как повести меня в первый клас, папа решил отвезти меня погулять в Баку. Сказал, что у меня там есть родные, и они будут рады меня увидеть. И в самом деле, вы встретили меня очень радушно... Андрюша, вы же его так называли, был очень маленьким, еще ходить не умел. Мы много гуляли по вечернему Баку, потому что днем было очень жарко, и мы больше времени проводили дома. Тетя Ира ходила на работу. Помню, прибежит днем в обеденный перерыв, быстро приготовит что-нибудь вкусное, а с собой принесет мороженое, угостит...Город мне запомнился весь в огнях, море отливало серебром от падающего на него света фонарей вдоль Приморского парка... Катались на лодках-гандолах в комплексе «Венеция», всюду музыка, детский смех. А «Чертово колесо» на бульваре вечером, когда, поднявшись на самую высокую точку, видишь весь город с прилегающим к нему морем, как на ладони... Город светится тысячами огней, сверкает, манит...
Гости слушали монолог хозяина, замерев. Каждый боялся прервать его и разбить все, как бьется тонкая, хрупкая посуда. Но когда тот замочал и перевел дух, чтобы продолжить, Ира встала и с каким-то неестественным рыданием бросилась ему на шею.
– Каро, родной мой, я так долго тебя искала! – воскликнула она и разрыдалась.
Все молчали, а человек, которого Ирина назвала по имени, сидел без движения, положив руки на колени и глядя в сторону леса. Влад с сыном оставались на своих местах, не в силах выговорить ни слова. Ирина сидела рядом с Каро, обняв его и причитая:
– Как же так? Как? Что с тобой сделали? Почему здесь? Расскажи, как ты сюда попал, и что вообще с тобой произошло?
Ирина знала, зачем сюда шла... Влад с Андраником тоже. Но настолько чудовищным оказалось то, что предстало их взору, что они не хотели верить, что пришли по адресу... Они искали много лет его, знали, что он мальчиком попал в отряд, но потом, после войны, потеряли след. И вот, приехав в Белоруссию, в гости к родным, которых нашли недавно, они упомянули в разговоре за столом в день приезда, что ничего не знают о Каро, который вместе с другими односельчанами ушел с дедом Седраком, когда в село ворвались азеры,оставив в доме умершую мать, прекрасную Лилит. Лилит была двоюродной сестрой матери Ирины. Она была постарше Ирины, росли вместе, и Лилит нянчилась с Соней, которая была на несколько лет моложе. И, когда Лилит выдали замуж в Геташен за Нерсеса, отца Каро, Соня сильно скучала за ней. После этого виделись нечасто, но в семье всегда говорили о родных, приезжали на лето из Баку в красивейший уголок Шаумяновского района, в армянонаселенный Геташен, в гости к Лилит. Ирина помнила маленького, смышленного Каро, которого отец перед самой войной впервые привез в Баку. И сейчас, услышав от местных жителей, друзей родных, к которым приехали, о том, что в березовой рощице, прилегающей к их селу, поселился странный человек-отшельник, Андраник заинтересовался. Он никак не думал, что это может быть именно тот мальчик, которого так упорно искала его мама. И, вот, расспросив, они пришли сюда, в березовую рощу, желая посмотреть, что за странник живет, тем более, как было сказано, судя по говору и внешнему виду, это был кавказец…
Каро, а это был он, тридцати трех лет отроду, хотя выглядел на все шестьдесят, продолжил:
– У меня был старший друг, Артем. В моей жизни он появился тогда, когда я больше всего на свете нуждался в таком, как он, ставшим мне самым родным после родителей. Вы, наверное, слышали, что случилось с нами, когда мы ушли через горы с дедом Седраком в мае 1991 года, когда азеры ворвались к нам.
– Слышали, – тихо сказал Влад, – рассказывали. И опять же люди говорили, что узнали из рассказа мальчика, единственного спасшегося в той бойне.
– Правильно, я один остался в живых...
И Каро рассказал все, как было. Стояла гробовая тишина, молчали гости, молчал лес, даже песик не лаял. Он лежал, положив голову на лапки, и тоже, казалось, внимательно слушал очень грустную историю мальчика-мстителя, пережившего неимоверные испытания и выбравшего себе образ жизни отшельника, дабы искупить вину перед Богом, как он выразился сам, "за то, что я убивал пусть даже азеров, которые убивали, жгли заживо, насиловали наших армян... И не жалели... "
– Бывало, ослепленный чувством мести за маму, за отца, за сорок односельчан и за дядю Мушега, которого зарезали на моих глазах, я убивал всех азеров, кто попадался мне под руки на освобождаемой нами территории, -- говорил Каро спокойным голосом, медленно, буто обдумывая кажое слово прежде, чем вымолвить... --Это были разные люди. Хотя, скажу вам, невинных среди турков не может быть, и дай им оружие, они, не колеблясь, убьют любого армянина... У нашего фидаина Армена азеры зарезали мать и брата. Он поклялся на их могиле зарезать одного азера. К нам попал в плен в Кяльбаджаре красивый, молодой азербайджнец. Не из воюющих, а гражданский. Он вел себя очень достойно, не молил о пощаде, не унижался, его собирались казнить... Наши совещались, как поступить с ним. И, в итоге, Армен предложил отпустить его. Вывезти на границу и отпустить...Я возмущался и был против. Кто-то из ребят предложил обменять его на наших пленных, и не одного....Тогда я не мог понять действие Армена... Сейчас поимаю... Не мог армянин зарезать живого человека ни за что, даже из чувства мести...
Каро замолчал и исподлобья посмотрел на Ирину. Та уже рыдала. Мужчины в оцепенении молчали.
– И я поехал с ними и впервые увиел, как меняются пленными, против парня-красавца азеры выдали 3-х наших фидаинов, видно, важная птица была... – глухо выдавил из себя Каро.
Он замолчал. Песик вдруг залаял. Ни с того, ни с сего... Каро отошел, налил в миску похлебку, заранее приготовленную, положил перед собакой со словами «проголодался, бедняга». Гости продолжали молчать. Каро подошел и продолжил свой рассказ:
- Много в моей жизни было такого, чего быть не должно было... Я не виноват... не виноват. - Каро притих и долго смотрел , как из миски ест песик. Задумался, потом резко вернулся в реальную действительность, где его рассказа ждали родные ему люди.
– А потом, когда наступило перемирие, в 1994-м году, меня определили в школу-интернат в Горисском районе, - начал говорить Каро уже другим, более бодрым голосом. - Там работал дядя фидаина Ашота, поэтому отправили туда. После школы мобилизовался в армию, служил в Иджеване, о себе никому особо не рассказывал. После армии долго маялся, не мог найти себя, скитался по России, искал работу в Харькове, даже пару лет проработал там на даче у одного олигарха, накопил немного денег, олигарх щедро платил. Но у него была красивая дочь, которая обратила на меня внимание, и тот попросил меня уйти. Так я оказался здесь...Теперь вы все обо мне знаете. Но только прошу вас не говорить об этом в селе, не нужно. Сельчане иногда заглядывают ко мне, помогают, я им тоже. Так и живу...
Выслушав весь этот ужасный рассказ, Ирина уверенно сказала:
– Ну, теперь все изменится, родной мой, все у тебя изменится. Поедем домой. Там у нас имеются все условия.
В ответ Каро тихо, но твердо произнес:
– Поздно уже... Спасибо, тетя Ира.
Дальше разговор не клеился. Все были расстроены тем, что увидели и услышали, а главное– тем, что Каро не собирался покидать свой дикий, обжитый уголок в этом далеком белорусском лесу...
Время прошло незаметно, гости уже собрались уходить. И тут Андраник как-то несмело обратился к Каро:
– Может, ты все-таки передумаешь, Каро, и вернешься с нами в Карабах. Там сейчас все по-другому, после войны город отстроили, и не узнаешь. Отбрось прошлое, начни новую жизнь.Мы всегда будем рядом. Поехали!
Мать с отцом стали бурно поддерживать сына. То, что Андраник тоже обратился к Каро с таким предложением, вселило надежду в Ирину, не осмеливавшуюся повторить свою просьбу. Влад тоже поддержал. Каро выслушал их, потом пожал руку Андранику, приобнял его и сказал по-стариковски:
– Славный ты парень, Андо! Извини, что я так тебя называю, у нас был отличный друг в отряде, фидаин по имени Андраник, его так называли... Он обвязался гранатами и бросился в кучу азеров, сам погиб и человек с десяток их унес с собой... Живи долго, и не дай Бог, чтобы ты был вынужден делать мою работу. Мне только жаль, что я не один такой. Нас много, потерянных мальчишек моего поколения. Мальчишек, которые из игры в «войнушку» в детстве сразу перешли в настоящую войну... Хотя, это была даже не война, это был геноцид нашего народа, второй геноцид армян, унесший столько жизней и искалечивший тысячи судеб...Простите меня. Я желаю вам счастья и мирного неба.
Каро пожал мужчинам руки, обнялся с Ириной, и когда родные ему люди стали уходить, из уставших глаз молодого «старика» потекли скупые мужские слезы... Каро впервые за последние годы заплакал, и, не вытирая слез, долго простоял у калитки и смотрел в сторону села, куда ушли гости...
/ Отрывок из Книги воспоминаний "Карабах... Боль и память."/
Следующая публикация
Комментарии 2