Сказы старого мельника

- Вась, а может это из-за нас, с Антипом-то приключилось? - Гаврилка был задумчив и бледен, случившееся в овраге и то, что за этим последовало, худо на него подействовало, он даже спать стал плохо, - Не полезли бы мы в тот овраг, может, не было бы ничего этого… - Как тут угадаешь, - покачал головой Васятка, он тоже горевал по Антипу. Васятка не говорил другу, но он ставил себе в вину, что до сей поры не может доискаться, кто же этот неведомый человек, который призвал в этот мир чёрную силу, и она под видом Бобылёва тут злую волю творила. Конечно, теперь Василёк понял, когда они нашли в овраге это маленькое капище, больше не сможет этот ходить в личине Бобылёва, но… от своего замысла не отступится тот, кто всё это замыслил. «Ищи тёмные нити, чёрные, холодные», так матушка сказала, - думал Василёк, - Значит, ежели я найду… они меня приведут к тому, кто и сам есть это зло. Кто капище хочет открыть страшными жертвами!» - Гаврил, как думаешь, как нам те нити отыскать, про которые матушка го

Урядник Гордеев стоял у края оврага уперев руки в бока и сердито хмурясь шевелил усами. Это что же такое делается, господа хорошие? Где такое видано, и как теперь объяснить сельчанам то, что произошло? А дело было так. Сидел себе Мирон Епифаныч у самовара, пироги ел да нахваливал, когда в дом вломились двое запыхавшихся мальчишек, в пыли и с всклокоченными волосами. Волнуясь и перебивая друг друга, они начали рассказывать такие небылицы, что Гордеев сперва рассмеялся, а потом уже и сердиться начал, что, дескать, за дурачка ярмарочного его считают?! Но присмотревшись в бледные, перепуганные лица мальчишек, Гордеев стал подозревать, что доесть пироги ему сегодня не удастся. - Какая голова, чего несёте? – проворчал он, поглядывая на испуганное лицо жены, выглядывающей из-за печки, - Ну-кось, цыц! Вон, сядьте на лавку, грязные вы дюже за стол вас пущать! И не тараторьте наперебой, говорите всё сызнова, вот ты говори, - Гордеев ткнул пальцем в Васятку, который показался ему не таким напуган

Весеннее солнце уже и вовсе глядело на лето и грело землю, мальчишки шли по тропе к оврагу и тихо разговаривали меж собой. Оба всё переживали тот чудно́й день, проведённый на Каменной краюхе. - Вась, а ты как думаешь, это всё взаправду было? – Гаврилка недоверчиво поглядывал на друга, - Я всё думаю… может я заснул, и это мне всё приснилось? - А даже если и приснилось, что такого, - резонно отвечал Василёк, - Ведь поговорил ты с отцом своим, и ответы на свои вопросы получил. И думаешь теперь про это, а до того и не думал. - Да уж, есть про что подумать, - покачал головой Гаврилка, - А вот чего ты мне не сказал, что я сам… как Федоска с Афанасием-то… - Да ладно тебе, не терзайся, - Василёк хлопнул друга по спине, - Ты понял всё, и теперь всё будет по-другому. И знаешь… ты, Гаврило, друг, каких поискать. Куда бы я без тебя? И бабушку Ковылиху без тебя ни за что не спас бы, и на броду тоже. А с Афанасием ты теперь всё поправишь. - И то верно, - взбодрился Гаврилка, - Я вот утром сегодня на

- Васька, ох ты, а я уж собрался было за тобой лезть! – взволнованный Гаврилка встретил друга у подножья гряды, - Ты как? У меня тут такое… я тебе сейчас расскажу! Ты садись, я тут костёр держу. Мальчишки сели на прогретые костром камни и принялись жадно уплетать провизию, которую взяли с собой. Наперебой рассказывали друг другу то, что с ними приключилось. - Знаешь… мне кажется, что этот, который в балахоне, - задумчиво глядя куда-то, сказал Гаврилка, - Он не главный, есть кто-то… важнее его, и мы покуда его не распознали. И вот я что думаю – сегодня он пришёл из оврага, туман оттуда пришёл, и потом туда вернулся. Надо посмотреть, что там, в овраге! Может, этого в балахоне кто-то призвал? Надо его сперва изжить с этого света, чтоб он нам не мешался другого искать. Ведь все беды от этого – он и бабушку Ковылиху чуть не сгубил, и Федоску… тоже он. Я думаю, чего-то там в овраге есть! - Может и так. Только сперва пойдём домой, ночью здесь делать нечего, а скоро уже завечереет. Спросим про

Между тем Васятка шёл вверх по каменистой тропе, цепляясь за совсем ещё махонькие кусточки проклюнувшейся меж камней травы. Камни под ногами были ещё мокрыми от утренней росы, да и прохладно было – тропа шла по тому краю гряды, которую солнце начинало греть только ближе к полудню. Несмотря на прохладу, Васильку было жарко, он то и дело останавливался утереть пот со лба и мечтал, как доберётся до верха и напьётся воды из своей баклажки. Обернувшись, он увидел, как расползается по округе туман, клубится от оврага и тянется к подножью, туда, где остался Гаврилка. Стало беспокойно за друга, неспроста это всё, Васятка подумал, может быть вернуться… но понял – нужно идти вперёд, и нужно спешить! Василёк был уже в самом конце пути, когда прошёлся по всей округе гул, словно волна неведомая прокатилась, мальчик вздрогнул и испуганно обернулся. Но почему-то пришло ему, что бояться не нужно, и что Гаврилке ничего не грозит. Подножье ему не было видно, впереди простирался лес, видна была едва прим

Гаврилка медленно поднялся, тепло от костра, только что согревало его, теперь будто застыло, сыростью тянуло со всех сторон, по спине у Гаврилки мороз прошёлся. Он сжал в руке палку, хотя и сам понимал - не поможет она ему. Ноги налились тяжестью, будто приросли к земле, он во все глаза глядел на отца… - Гаврилушка, нешто ты меня не признал, сынок? - голос отца, с хрипотцой, Гаврилка узнал бы всегда, - А я помочь тебе пришёл. Страшно за вас, боязно мне, вот и нет душе покоя. Что, как же Варварушка моя, позабыла меня, Савку в дом привела… Гляжу, нет тебе счастья, и Ване тоже, вот я и пришёл - научу тебя, как Савку этого извести, чтоб навсегда он забыл дорогу в наш дом! И ещё научу… Тут человек сделал шаг вперёд, и Гаврилка от этого вздрогнул, голос отца обволакивал, успокаивал, страх уходил, внутри росла досада и горечь. Злость росла на Савелия, и на сына его Афоньку, ушастого ябедника, который что ни дело - так бежал жаловаться на Гаврилку. Савелий с наказанием не тянул, тут же попадал

Благостно было идти по лесной тропе, птичий гомон чуть стихал, когда они приближались, но как только парнишки миновали кустарник, песни и птичьи разговоры будто ещё громче звучали. Весенняя утренняя прохлада отступала, земля прогревалась в ярких солнечных лучах, чуялось лето, вот уже скоро, словно стояло оно за поворотом, улыбалось подруге-весне и ласково её поторапливало. - Спасибо тебе, Гаврила, - сказал Васятка, - Хоть я и понимаю, надо было тебе дома оставаться… а всё же с тобой-то мне не так страшно. - Да ладно тебе, где наша не пропадала, - усмехнулся Гаврилка. - Зато я с собой в этот раз ажно две верёвки взял. Тонкую, подлиннее, и прочную. Ты поди тоже запасся, да? Мальчишки переглянулись, и рассмеялись, только не очень весело получилось, оба вспомнили, что Федоски, которого они из ямы верёвкой тащили, больше нет в живых. Село давно осталось позади, лес поднимался над ними высокой стеной, и сами себе они казались махонькими муравьишками, ползущими среди огромных протыкающих верш

- Да что ты на себя вину эту принимаешь, - Гаврилка сел рядом с бледным до синевы Васяткой, - Сам Федосей туда пошёл, никто его не посылал, сам решился. - Я не уберёг, - Васятка закусил губу, - Не уберёг… надо было глядеть за ним… Да зря мы ему всё рассказали, надо было молчать! Это я, не догадался, не углядел, я и виноват. - Да не остановил бы ты его, раз уж он решил такое дело справить в одиночку, - Гаврилка положил на плечо друга свою горячую ладонь, - Никто бы не остановил, никто… Не казни себя, нет в том твоей вины. - Как я матушке Федоскиной теперь стану в глаза глядеть, - Василёк был безутешен, и глянул пристально на Гаврилку, - Гаврил… ты уж только не делай такого ничего, я не снесу… Ежели уж чего удумаешь, скажи мне! Лучше всем сгинуть, чем после вот так… - Да куда я без тебя, ты чего! Этого не страшись, без тебя никуда не пойду, но и одного тебя никуда не пущу! А матушка Федоскина… да она век за тебя молиться будет, ты его спас от страшного зла. - Да вот не спас, - Василёк сн

Зима в тот год словно озлилась на людей, морозы трещали такие, что дышать на улице было больно, если не прикрыть лицо рукавицей. Антип и отец Евстафий велели ребятам сидеть по домам, в школу не ходить, чтобы не поморозить ничего. Отец Евстафий наказ дал выучить чуть не половину Псалтыря, зная, что ребятня если пару-тройку страниц осилят - и то будет хорошо. Антип же заданий никаких не давал, только велел письмом заниматься, чтоб рука не позабыла, как перо держать. Васятку морозы не страшили, хоть и журила его и бабушка Устинья, и сам Антип, а только всё одно парнишка укутывался потеплее и шагал в школу. Большую избу теперь не топили целиком, только в кабинете Антипа растапливали маленькую печурку. Сам он сидел у стола в накинутом на плечи тулупе и листал старые книги, раскладывал бумаги. - Василий, снова пришёл! - встречал он Васятку неизменным укором, - Озяб ведь, погляди, весь инеем покрылся! Давай-ка к печке поскорее! У меня вот и чай поспел, знал я, что всё одно ты придёшь. Васятка