Наташкины истории

— Опять эти разговоры! — Александр раздраженно отодвинул тарелку. — Мы же договорились. Анна молча смотрела в окно. За стеклом моросил типичный московский дождь, размывая огни вечернего города. Три года. Три года она слышит одно и то же. — Саш, мне двадцать девять, — тихо произнесла она, не оборачиваясь. — Я просто хочу понимать, есть ли у нас будущее. — А сейчас у нас что? — он встал из-за стола, прошелся по кухне. — Живем вместе, все хорошо. Зачем что-то менять? Все хорошо. Как всегда — все хорошо. Только почему-то каждый раз, когда речь заходит о будущем, ты словно закрываешься. Отступаешь. Уходишь. — Знаешь, — Анна наконец повернулась к нему, — иногда мне кажется, что мы с тобой живем в разных реальностях. Для тебя три года — это "пока все хорошо". А для меня — время, которое утекает сквозь пальцы. Он только покачал головой: — Давай не будем начинать. У меня завтра важная встреча, надо подготовиться. Это была их обычная вечерняя рутина. Саша уходил работать в свой домашний офис, по

— Надежда Петровна, а почему вы до сих пор работаете? В вашем-то возрасте пора бы и отдохнуть, — молодая начальница отдела кадров Светлана поправила модные очки в розовой оправе и улыбнулась той особой снисходительной улыбкой, от которой у Надежды Петровны внутри все перевернулось. — В моем возрасте? — Надежда Петровна почувствовала, как предательски дрогнул голос. — А что с моим возрастом не так? Тридцать лет стажа в бухгалтерии, ни одной ошибки... — Ну что вы так нервничаете? — Светлана откинулась на спинку кожаного кресла. — Просто времена меняются. Новые программы, новые требования. Молодым проще адаптироваться. Как же хочется встать и уйти, промелькнуло в голове у Надежды Петровны. Но она сцепила пальцы под столом и произнесла максимально спокойно: — Я освоила и 1С:Бухгалтерию, и все последние обновления. Может, не так быстро, как двадцатилетние, но зато качественно. — Понимаете, руководство приняло решение... оптимизировать штат. Мы готовы предложить вам уйти по собственному жела

— Нет, ну вы посмотрите на неё! — Татьяна Сергеевна демонстративно отвернулась от невестки. — Даже не здоровается. Как была деревенщиной, так и осталась. Вера молча прошла на кухню, стараясь не реагировать на очередную колкость свекрови. За пятнадцать лет она привыкла к подобным выпадам, но сегодня каждое слово било по оголённым нервам. — Мам, давай не начинать, — Андрей устало потёр переносицу. В свои пятьдесят он выглядел намного старше, особенно в последнее время. В воздухе повисло привычное напряжение. Вера механически расставляла тарелки, пытаясь сосредоточиться на простых действиях. Только бы не сорваться. Только бы выдержать этот вечер. — А что не начинать? — Татьяна Сергеевна поджала губы. — Я матерью была и остаюсь. И имею право говорить, когда вижу, что в семье непорядок. Вон, Машка твоя совсем от рук отбилась — в университет не поступила, работать не хочет. А всё почему? Потому что мать... — Прекратите! — Вера с грохотом поставила кастрюлю. — Хватит обвинять меня во всём! Ма

— Максим, ты почему опять не убрал свои вещи? — Марина устало опустилась на стул, глядя на разбросанные по комнате игрушки. — Мы же договаривались. — Ма-ам, — протянул семилетний сын, не отрываясь от планшета, — я потом уберу. — Нет уж, давай сейчас. Папа скоро придёт, ты же знаешь, как он не любит беспорядок. При упоминании отца Максим нехотя поднялся с дивана. Марина смотрела, как сын собирает игрушки, и чувствовала, как привычно сжимается сердце. Каждый раз, когда она видела, с какой любовью Олег относится к мальчику, внутри что-то обрывалось. Семь лет она жила с этой тайной. Семь лет просыпалась по ночам от кошмаров, в которых правда вырывалась наружу. Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. Олег никогда не звонил — у него были ключи. На пороге стоял высокий мужчина в дорогом пальто. — Здравствуй, Марина. Давно не виделись. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Андрей. Тот самый Андрей, о котором она старалась забыть все эти годы. — Что ты здесь делаешь? — голос предательс

— Марина Сергеевна, вы понимаете, что это ваш последний шанс? — директор техникума постукивала ручкой по столу. — Две задолженности, пропуски... Может, стоит подумать об академическом? Сорокачетырехлетняя женщина с прямой спиной и идеальной укладкой смотрела на рыжеволосую девушку напротив. В потертой куртке не по сезону, с усталыми глазами и упрямо сжатыми губами. Такие либо ломаются, либо добиваются своего. Какой путь выберет эта? — Я все пересдам, — тихо, но твердо ответила Марина. — У меня просто сложный период. Работаю в две смены. — В две смены? — директор подняла брови. — А учеба? Вы же на дневном отделении. — Справлюсь. Должна справиться. Восемнадцать лет. Возраст надежд и амбиций. Но не для всех... Весна 2005 года выдалась холодной. Марина экономила на куртке, донашивая прошлогоднюю, уже короткую в рукавах. После смены в кафе быстрого питания спешила на подработку — раздавала листовки у торгового центра. Вечером — на занятия в техникум. В выходные подменяла на кассе в супермар

— Мама, ты не можешь так поступить! Это наш дом! — Ирина сжала телефон до побелевших пальцев, стараясь говорить спокойно. — Могу, Ирочка, могу. Квартира моя, и я имею полное право её продать. В конце концов, мне нужны деньги на лечение, — голос Валентины Петровны звучал устало, но твёрдо. — Какое лечение? Ты же говорила, что все анализы хорошие! — В горле Ирины встал ком. — Ой, да ладно тебе драматизировать. Подумаешь, продам квартиру - и что? Ты же взрослая, самостоятельная женщина. Своя квартира есть... Ирина молча смотрела в окно, пытаясь сдержать подступающие слёзы. Эта трёхкомнатная квартира в старом кирпичном доме была её детством, юностью, всей жизнью. Здесь она сделала первые шаги, пошла в школу, встретила первую любовь. Каждый уголок хранил воспоминания. Как можно вот так просто взять и продать память? И ради чего? Ради прихоти матери переехать поближе к этому её новому ухажёру? — Мам, давай хотя бы обсудим это. Может, есть другие варианты? — Ирина старалась говорить рациональ

— Значит, снова к отцу? — Виктория поджала губы, разглядывая дочь. — И надолго в этот раз? Кира молча складывала учебники в рюкзак, стараясь не поднимать глаз. Она знала — стоит посмотреть на мать, и начнется очередной скандал. — Я спрашиваю — надолго? — В голосе Виктории зазвенел металл. — Может, совсем к нему переедешь? Только не заплакать. Только не сейчас. — На выходные, — тихо ответила Кира, застегивая рюкзак. — Папа обещал сводить меня на выставку. Мать резко развернулась, с грохотом поставила чашку на стол. — Конечно, конечно! Он у нас теперь добренький — и на выставки водит, и подарки дарит. А где он был, когда ты болела? Когда в школе проблемы были? Кира наконец подняла глаза: — Мам, ну перестань. Ты же знаешь — у папы был сложный период на работе... — Сложный период! — Виктория всплеснула руками. — У всех сложные периоды. А я, значит, должна одна тянуть... А эта его... — она осеклась. — Татьяна, — спокойно сказала Кира. — Ее зовут Татьяна Николаевна. — Да хоть королева англий

— Да что ты понимаешь в детях? У тебя своих нет! — женщина в потертой куртке дернула за руку маленькую девочку. — Пойдем, Света! Марина Сергеевна замерла на месте. Слова ударили больнее пощечины. Три года вдовства, несбывшиеся мечты о ребенке — все это снова обожгло болью. — Лена, вы же пьяная. Куда вы ее поведете? — она сделала шаг вперед, глядя, как испуганная трехлетняя девочка семенит за матерью. — Не твое дело! — Лена резко развернулась. — Игорь тебя подослал? Так и передай своему хахалю — без денег пусть не появляется! Вот оно что, — пронеслось в голове у Марины. Теперь понятно, почему Игорь просил зайти, проверить, как там его дочь живет. Она познакомилась с Игорем месяц назад — он пришел в бухгалтерию их завода оформлять документы на новую должность инженера. Приятный мужчина, немного моложе ее. Как-то за обедом разговорились, и он рассказал про дочку, которая живет с бывшей женой. Вскользь упомянул, что та выпивает. А вчера вдруг попросил зайти, проверить — соседи, мол, звонил

— Надо что-то решать с Павликом, — Тамара Сергеевна поджала губы, разглаживая скатерть. — Вон у Кости уже второй на подходе, а вы всё в игрушки играете. Анна замерла с чашкой у губ. Опять. Каждое воскресенье одно и то же. Будто по расписанию. — Мама, мы уже обсуждали это, — Павел отложил вилку. — У нас всё хорошо. — Хорошо? — Тамара Сергеевна всплеснула руками. — В сорок лет без детей — это хорошо? Все соседи спрашивают, когда внуки, а мне и сказать нечего! Анна осторожно поставила чашку. Руки предательски дрожали. Три года. Три года этих воскресных обедов, и каждый раз один и тот же разговор. Будто заезженная пластинка. "Господи, дай мне сил", — мысленно взмолилась она, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Мамочка, — Павел положил ладонь на руку матери. — Мы не торопимся. Всему своё время. — Время? — Тамара Сергеевна отдёрнула руку. — А часики-то тикают! Вон, Людмила Петровна рассказывала... — Мам, давай не будем, — в голосе Павла зазвучал металл. Анна украдкой взглянула на мужа.

— Галочка, да что ж ты делаешь? — Нина Петровна с тревогой наблюдала, как невестка методично складывает вещи в большую дорожную сумку. — Одумайся, куда ты на ночь глядя? — А вы думали, я всю жизнь буду терпеть? — Галина захлопнула шкаф с такой силой, что задребезжали стекла. — Хватит! Двадцать пять лет моей жизни в этой квартире. Двадцать пять лет я слышу, какая я неправильная, неумелая, негодная невестка. Нина Петровна в отчаянии всплеснула руками: — Да когда же я такое говорила? Я же только советы давала, как лучше... — Ваши советы, — Галина резко развернулась к свекрови, — всегда звучали как приговор. "А вот я в твои годы", "А вот правильная хозяйка должна"... Каждый день, каждый божий день я слышала, какая я плохая жена вашему Виктору. Двадцать пять лет. Четверть века в этой трёхкомнатной квартире на четвертом этаже. Сколько раз она стояла у этого окна, глядя на детскую площадку внизу, и мечтала об отдельном жилье? Но Виктор всегда находил причины остаться с родителями. Сначала мам