Уютный уголок | "Рассказы"

– Заберите его к себе, я… больше не могу, – женский голос звучал тихо, словно сдерживая последний крик. Варвара стояла на пороге чужой квартиры, сжимая в руках старое пальто. Она смотрела прямо в глаза соседке, которая в ответ лишь растерянно пожимала плечами. – Но это же ваш родной внук… – пробормотала соседка, пятясь назад. – Как вы себе это представляете? Варвара криво улыбнулась: «Как будто он мне родной… Их всех больше нет… А этот мальчишка — живая память о моих потерях». Соседка молчала, не в силах подобрать слова. Варвара отвернулась и уставилась в сторону своей квартиры через лестничную площадку. Там, за приоткрытой дверью, ссутулившись, стоял девятилетний Владик. Он держал в руках потрёпанную тетрадку и казался таким маленьким и потерянным, что даже у чужих людей могло бы сжаться сердце. – Бабушка, – совсем тихо произнёс он. – Мне снова приснился кошмар… Можно я посплю у тебя? Варвара недовольно поморщилась, словно пытаясь скрыть за раздражением внутреннюю дрожь. – Прошлой ноч

Алёна сидела на подоконнике в полумраке кухни, прислонившись спиной к холодному стеклу. За окном мягко звенели капли осеннего дождя, отражаясь в слабом свете уличного фонаря. Она уже в третий раз за вечер разогревала суп на плите — и каждый раз он остывал, так и не дождавшись хозяина тарелки. Что он скажет на этот раз? Бесконечные «задержался на работе», «застрял в пробке», «не заметил звонок»? — мысли Алёны вихрем проносились в голове, словно отражая беспорядок последних месяцев. Суп уже не так аппетитно пах, а она не находила в себе сил даже снять кастрюлю с плиты. – Мама, ты не спишь? – в дверях кухни появилась десятилетняя Маша. Плечи дочери были напряжены, а под глазами виднелись тёмные круги. – Он опять не пришёл? Алёна тяжело вздохнула и выключила конфорку. – Кажется, ещё нет, – ответила она, стараясь говорить ровно. – Иди в свою комнату, завтра рано вставать. Маша хотела возразить, но только поджала губы и молча ушла. Алёна понимала: в столь юном возрасте девочка не должна пост

В гостиной тихо, хотя открытое настежь окно пропускает уличный гул. Марина сидит на диване, прижимая к себе подушку, как ребёнок мягкую игрушку. На столе рядом остывает чай. Чуть дальше – забытая вчера чашка с кофейным налётом, пустая коробка из-под печенья и смятая салфетка. Порядок давно исчез из этой квартиры, но саму Марину это уже не трогает. Внезапно в дверях появляется Алексей. Сутулые плечи, уставший взгляд, в руке связка ключей, которые звенят при каждом шаге. Едва переступив порог, он замечает на полу сломанную вазочку. Когда-то в ней стояли цветы, которые он приносил жене без повода. Теперь осколки валяются у стенки, а Марина будто не замечает. – Ты разбила… – тихо замечает Алексей, медленно наклоняясь, чтобы собрать осколки. – Почему не убрала? – Зачем? – хрипло отвечает Марина, и в её голосе слышится усталость. – Всё равно не склеить. Он сжимает кулаки так, что побелели костяшки. Последние месяцы они только и делают, что молчат или перекидываются отрывочными фразами. Прежн

Телефон лежал на диване, словно приманка. Обычный смартфон, но именно он казался сейчас самым страшным предметом в комнате. Стоило ему загудеть, и сердце у меня начинало стучать так, будто я ожидала худшего известия. А ведь завтра мы с Костей собирались улететь на море. Год копили, выбирали курорт, мечтали забыть обо всех проблемах хотя бы на пару недель. Но сегодняшняя ночь нарушила все планы. Мама позвонила в половине первого. Я уже прикидывала, что пора бы и лечь спать, но, услышав знакомый рингтон, сразу ощутила, как внутри поднимается холод. – Да, мам? – Ань, ты ещё не спишь? Нам срочно нужна твоя помощь с ремонтом. У отца спину прихватило, еле ходит. Мы нашли бригаду по электрике, но шпаклёвка, покраска и обои – всё на тебе. Не бросишь же родителей? Она произносила это так, будто я только и ждала, чтобы приехать к ним с валиком и кистью. В груди сжалось: мы с Костей мечтали об отпуске весь год, а мама сейчас легко отметала все наши планы. Раньше я соглашалась на всё, не умела гов

– У меня есть только один вариант, – сказала я мужу, приподнимая над головой пакет с пустыми банками от энергетиков, – выбросить это всё вместе с твоим братом! Виталик, мой добродушный муж, сидел на диване и щёлкал каналами, пытаясь скрыть растущее смятение. Всего месяц назад в нашей квартире царил идеальный порядок: меня не встречали горы мусора по утрам и никто не претендовал на мой любимый плед. Но стоило его брату Максу «заглянуть на пару дней», как у нас начался кромешный бардак. – Слушай, – начал Виталик мягко, – Макс переживает непростые времена… Может, ты дашь ему шанс? Шанс? Когда на кухне воняет протухшим куриным филе, которое Макс не убрал в холодильник? Когда на ковре в гостиной выросла гора фантиков от конфет? Я готова была прямо сейчас подбросить его коробки к порогу, но понимала: выгнать брата мужа без предупреждения – значит разругаться с Виталиком насмерть. «Спокойнее», – напомнила я себе. – «Нужно найти стратегию». – Макс, ты будешь хоть что-то делать по дому? – спрос

«Надо же, какой любитель сюрпризов у нас в семье!» — язвительно отметила я про себя. Стоило мне открыть дверь, как на пороге возник сам свёкор: высокий, широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с густыми седеющими бровями и порывистыми движениями, которые сразу выдавали в нём человека со сложным характером. – Привет, доченька, — сказал он с дежурной улыбкой, от которой мне почему-то всегда становилось не по себе. – Неужели опять заперлась за своими отчётами? Одного беглого взгляда на меня ему хватило, чтобы приподнять бровь и нахмуриться, выражая вселенскую озабоченность всем на свете. При этом он держал в руках свою потёртую кожаную сумку, которую возит с собой уже десять лет, словно военную реликвию. – Здравствуйте, Иван Петрович, — вздохнула я и отошла в сторону, пропуская его в коридор. – Егор на работе, скоро вернётся. – Да что ж вы всё на работах пропадаете? – проворчал он, ставя сумку на тумбочку и стягивая куртку, подбитую мехом. – Времени на семью у вас вообще не остаётся! «Ага,

«Неужели вот так рушится всё, что мы строили годами?» – думала я, сидя на краешке дивана и рассматривая старый фотоальбом. На фотографиях – мои девочки, Саша и Лера: совсем ещё малышки, щербатые улыбки, перемазанные шоколадом лица. Мы тогда смеялись над каждой мелочью. Помню, как вместе красили стены на даче и как Саша перепачкала все джинсы белой краской, а Лера бегала с кисточкой, изображая художника. Это был простой, но такой тёплый период в нашей жизни: никаких глобальных ссор, никаких «тебе всё равно на наши чувства!». А теперь я смотрю на эти милые снимки и понимаю – те девочки, что когда-то обнимали меня и просили ещё одну сказку на ночь, выросли и объявили мне войну. «И за что? За то, что я держу семейный бюджет под контролем? Или за то, что не даю им мчаться в ночь без предупреждений? Или, может, за то, что я, страшно сказать, "старомодная"?» – меня всё время мучают эти вопросы, но ответа пока нет. Всё стало особенно очевидно три недели назад. Я случайно услышала, как Саша (ей

Я всегда считала свою квартиру местом тишины и покоя. Знаете, как в кино показывают — у героя наконец-то появляется собственное уютное гнёздышко, куда он возвращается, отгородившись от всего мира. Вот и у меня было такое же ощущение: я захожу вечером, ставлю чайник, включаю любимую музыку и разваливаюсь на диване с книжкой. Ощущение безопасности, будто у тебя внутри крепость, куда никому нет доступа. Но это спокойствие рухнуло в один будний вечер, когда моя тётя Людмила с дядей Костей — на машине, гружённой чемоданами, сумками и пакетами со свёртками, — вдруг появились на пороге. Без предупреждения. С порога раздалось их радостное (и чуть командное) «Привет, племяшка! Надеемся, ты не против небольшой ночёвки?», и передо мной, как по щелчку, расстелилась ковровая дорожка к стрессу. «Ну конечно, заходите, почему бы и нет... — язвительно прозвучало в моей голове, — кто откажется от бесплатных цирковых номеров в собственном доме?» Ситуация прояснилась, когда я заметила, что у них столько ж

«Интересно, если я сейчас не возьму трубку, мир рухнет или только моя нервная система?» — мелькнула мысль, когда мобильник в третий раз затрясся на столе. Я оторвался от чертежей (работаю инженером в небольшой фирме, мы проектируем вентиляционные системы) и боковым зрением заметил на дисплее имя «Галина Ивановна». Моя тёща. «Точно, она чувствует, что я занят: сдаю проект, поджимают сроки, а значит, самое время позвонить и покомандовать…» — Алло, да, Галина Ивановна, здравствуйте, — прощебетал я, стараясь придать голосу дружелюбие. Вместо приветствия раздался залп требований: — Сынок, ты помнишь, что к пятнице обещал дать Оле денег на ремонт кухни? Я уже обсудила это с дизайнером, она говорит, что лучше вот такие обои, в тёплых тонах, а не твои «серые унылые». И плитку нужно поменять. Оля говорила, что у тебя скоро премия? Забавно, что я и сам узнал о своей приближающейся премии только накануне — а тёща уже вовсю строит планы на эти деньги. — Да, кое-что будет, но я пока не знаю точную

Наталья обожала цифры. Ей лет с шести казалось, что в любом сложном уравнении спрятана некая магия. Пока другие дети гоняли мяч по двору или разыгрывали семейные драмы с куклами, она сидела на табуретке у кухонного стола и старательно складывала числа, словно это был ключ к разгадке тайны вселенной. Мама посмеивалась: – Ну и чудачка растёт. Математика у неё – это прямо страсть. Точно вся в папу… От последних слов у Наташи в груди всегда щёлкало. «Папа» в их доме был фигурой-призраком, о котором не говорили вслух. Когда она спрашивала: «А где он?», мама либо уходила от ответа, либо начинала грустнеть. – Его… нет, и всё тут, – привычно повторяла мама. И однажды, набравшись смелости, Наталья напрямую уточнила: – Он что, умер? Мать лишь вздохнула и, стиснув губы, коротко кивнула. К чему было расспрашивать дальше? Видимо, это приносило маме боль. Но жизнь часто поворачивается так, что все наши «уверенные» догадки летят кувырком. Когда Наталье исполнилось четырнадцать, мама скончалась от тяж