Внутри России

От голода и раскулачивания люди стали массово покидать районы проживания. По-отдельности или семьями, крестьяне стали бежать из колхозов и деревень в города. Чтобы предотвратить это бегство, правительство еще в марте 1930 года страны издало постановление «о борьбе с отходничеством», которое стало рассматриваться властями особой формой сопротивления «кулачества» колхозному строительству. С усилением голода миграция крестьян возросла. Для предотвращения бегства центральная власть попыталась блокировать эпицентры голода, для чего была выпущена специальная директива ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 22 января 1933 г. Согласно ей, местные органы власти должны были с помощью специальных кордонов останавливать массовый выезд крестьян [718]. Но массового бегства полностью избежать не удалось – т.к. оно приняло неконтролируемый характер. Так, «неорганизованное отходничество», как его называли в сводках, в 1932 г. достигло 698,3 тыс. человек. По данным ОГПУ задержать удалось только 219,5 человек, из котор

После осуществления «сплошной коллективизации» в стране наступил беспрецедентный по масштабам и жертвам голод. Однако, голод был вызван не только искусственным нарушением хозяйственной жизни деревни, но и неурожаем. Неурожай произошел отчасти из-за неблагоприятных природных явлений, отчасти из-за вспышки заболеваний растений (эпифитотий), спровоцированной нарушенным еще с Гражданской войны сельским хозяйством – в 20-е годы почти не велась борьба с растительными болезнями, что увеличивало риск возникновения эпифитотий. Искусственное происхождение голода можно обосновать хотя бы тем, что его очаги находились в зернопроизводящих районах страны, где местное крестьянство больше других пострадало от раскулачивания. Власть таким образом пыталась взять под контроль и резко повысить товарность зернопроизводства для нужд индустриализации и форсированного экспорта (опять же для получения технологий и станков). Союзный план заготовок хлеба 1930 года вырос, по сравнению с 1928 г., в 2,1 раза (с 674

Но, пожалуй, самые трагичные события происходили в эти годы в Нарымском крае в Западной Сибири. В 1931-32 годах здесь произошла так называемая Назинская трагедия, слухи о которой разошлись по всей стране даже в то скрытное время. В комендатурах Нарымского края с июня по август 1931 г. умерло более 14 тыс. спецпереселенцев. С июня 1931 г. по июнь 1932 г. погибло 25 тыс. 213 чел. (11,7% от списочного состава). При этом доля детей до 12 лет среди раскулаченных составляла 35,1%, подростков 12-16 лет – 19,7%. Смертность во много раз превышала рождаемость (в этот же срок родилось 3841 человек). При этом формально в Сибири этих лет массовых перебоев с продовольствием и голода не наблюдалось. [690, 691, 692] В Государственных архивах Новосибирской области лежит рассекреченное в 90-х письмо инструктора-пропагандиста Нарымского окружкома ВКП(б) Величко в партийные органы о положении на острове Назино 3-22 августа 1933 года. Этот документ имеет большую ценность, т.к. в ней подробно описываются во

В 1959–1962 гг. в Рязанской епархии были закрыты 11 действующих приходов, количество храмов сократилось с 76 до 65. Иногда закрытию церквей предшествовали вандализм и самоуправство, не вписывающееся в рамки действующего советского законодательства. Так, председатель колхоза «Красный урожай» Спасского района за 10 тыс. руб. нанял специалистов-подрывников, которые разрушили колокольню церкви села Собчаково без каких-либо разрешений. Добытый кирпич пошел на строительство коровника. Пострадал и служивший в эти годы в селе Троица о. Иоанн Крестьянкин, которому стали приходить анонимные угрозы (на Рязанщине он служил 11 лет, сменив за это время аж 5 приходов). Однажды, к нему в дом ворвались люди, связали и требовали отдать ключи от храма. Проводились и заказные хулиганские погромы тех законсервированных церквей, которые верующие добивались открыть. Неудивительно поэтому, что объем жалоб на неправомерные действия представителей местной власти в эти годы увеличился кратно. Для верующих людей

Хотя коллективизация в основном завершилась к 1934 году (в сроки так и не уложились, планировалось ее завершить в 1932 году), раскулачивание и массовые депортации крестьян не прекращались вплоть до Великой Отечественной войны. В начале 1930-х годов более двухсот тысяч семей кулаков было выслано в Сибирь и северные области в соответствии с секретной Инструкцией Президиума ЦИК СССР совнаркомам союзных и автономных республик, краевым и областным комитетам «О выселении и расселении кулацких семей», утвержденной постановлением СНК СССР от 3 февраля 1930 года, принятое протоколом СНК СССР № 6/332 [677, 678]. В следующем году этот поток возрос. Появился официальный термин «спецпереселенцы», «спецпоселки», введенное СНК 13 октября 1930 г. Руководство работой по переселению кулаков осуществляла комиссия во главе с А.А. Андреевым — заместителем председателя СНК, созданная решением Политбюро 11 марта 1931 года. Приказом ОГПУ от 20 июня 1931 года № 330/198 «Об организации аппаратов по обслуживанию

Посмотрим теперь, что говорили простые крестьяне о коллективизации, как оценивали то время. Процитирую несколько отрывков из опросных листов исторических исследований середины 90-х [цитаты по 549]: Дмитриева Нина Дмитриевна (1914 г.р.): «До коллективизации деревня была другой. Вернее, другими были люди. Они друг другу помогали, как могли, доверяли. Делились с соседями последним. Жили общиной. Украсть у ближнего…, такое и в голову никому не приходило. Когда пришли колхозы, всё собственное у хозяев отобрали. Оставить себе можно было только столько, сколько хватало, чтобы кое-как выжить. Руководили всем этим бедняки. Во время раскулачивания отбирали скот, инвентарь, утварь, запасы зерна, муку, землю. Всё это становилось коллективным. От раскулачивания страдали не только крепкие хозяева, но и бедняки. Ведь они остались без своего кормильца, без работы. Коллективизацию проводили бедняки. Они возглавили колхозы. Но какие из них хозяева!? Они хозяйствовать не умели. Своё-то хозяйство содержат

Но абстрагируемся от мертвой статистики, тема эта настолько пронзительна и важна, что хочется поместить в эту и без того обширную главу воспоминания непосредственных свидетелей и участников тех событий. Для этого я выбрал два интересных на мой взгляд источника. Первый – это известная многим автобиографическая повесть «Последний поклон» писателя Виктора Астафьева. Этот человек одним из первых не побоялся откровенно описать все прелести коллективизации, проводившейся в его родном селе в Красноярском крае. Другой источник – научный труд, результаты этнографической экспедиции кафедры отечественной истории Кемеровской государственной медицинской академии и Кемеровского общественного научного фонда «Исторические исследования». В середине 90-х ими был собран внушительный документальный материал живых очевидцев коллективизации Кемеровской, Новосибирской области, Алтайского края, выходцев с Украины и Урала, всего 150 воспоминаний раскулаченных крестьян. Я намеренно взял литературный и научный т

На Рязанской земле есть по-своему уникальное место, хотя и мало приметное: вдоль русла реки Оки от города Спасск-Рязанский до Касимова расположены несколько деревень, где храмы никогда не закрывались (или закрывались в краткий период конца 1930-х середины 1940-х гг.). Этот феномен сложно объяснить. Из многочисленных историй о спасенных от закрытия сельских церквей всегда следует, что главную роль в этом деле играли местные неравнодушные прихожане, которые не боялись сопротивляться государственной антирелигиозной политике. При этом коллективная воля прихода должна была быть сильнее местной власти, которая не всегда проявляла «сознательность». Но в рязанском феномене, как мне кажется, есть что-то большее, потому что мало где можно увидеть в России столь большое количество незакрытых приходов в пределах довольно компактной территории. Возможно, это отголоски средневековой истории Рязани, которая присоединилась к Москве позже остальных залесских княжеств. Ее самостоятельный, богатырский ду

Многие новообразованные колхозы, во главе которых часто стояли лентяи и пьяницы, оказались малоэффективными. Управлять ими никто не умел, а награбленное имущество не ценилось – не свое же, а государственное, а значит ничье. Стимула для бережного отношения не было. В дальнейшем именно эта концептуальная проблема «ничейности», приводившая к безответственности и транжирству, стала причиной развала не только колхозов, но и в целом страны. Многие колхозы разорились не в Перестройку, а еще в 1930-х годах, когда награбленное было разбазарено, а новое не выращено. Так, например, произошло с колхозом в с. Овсянка, на родине известного писателя Виктора Астафьева, развалившемся в 1939 году: «Земли колхозу не хватало. Какая в наших камнях земля? Там клочок, тут вершок, и при всем этом самые лучшие пашни пустили на распыл - на левой стороне Енисея, что по-за островом, оттяпало овсянскую землю подсобное хозяйство института, на фокинском улусе (…) расположилось подсобное хозяйство другого института -

Основную цель, которую преследовала власть – полное подчинение общества. К началу коллективизации СССР был еще агарной страной, где большинство составляли крестьяне с личными независимыми хозяйствами, часто объединенные в кооперативы. Их самостоятельность казалась главной угрозой для власти, потенциальной силой, способной совершить переворот (с 1928 года в официальном делопроизводстве стало широко применяться выражение: «хлебозаготовительный фронт» - очевидно, что фронт этот был направлен против крестьян). Помимо политических задач, ставились и экономические – обеспечение надежного и постоянного снабжения для нужд индустриализации. Крестьянин должен был превратиться в сельскохозяйственного рабочего, занятого в колхозе, как на предприятии. Ресурсов для масштабной и ускоренной коллективизации неоткуда было взять, кроме как из имеющихся крестьянских хозяйств. Обелять верховную власть в данном случае бессмысленно, т.к. лозунги военно-пропагандистского характера иначе и понять было нельзя.