КИСЕЙНАЯ БАРЫШНЯ

В ленинградской коммуналке Ольги Иеронимовны раздался телефонный звонок. Голос в трубке настойчиво требовал ее младшего сына Петра. — Товарищ Капица, вам следует приехать завтра в Москву для беседы с заместителем Председателя СНК СССР Валерием Ивановичем Межлауком. — Сожалею, но я очень занят. На днях мы с женой возвращаемся в Англию, — сказал удивленный Петр. — Профессор, вы не отдаете себе отчета в своих словах. Это приказ правительства, вы не можете отвечать отказом, вы должны приехать, — голос в трубке был крайне настойчив. В тот же вечер Петр и его супруга Анна отправились на вокзал, и уже утром оказались в Москве. О причинах столь внезапного вызова они догадывались, но до последнего надеялись, что все разрешится для них благополучно. К началу 1930-х годов Петр Капица был единственным советским ученым, которому позволялось работать в Англии. В Кембридже у него были семья, дети, собственный дом, самая современная лаборатория, построенная на средства Лондонского королевского общес

«Я, кажется, на следующей неделе женюсь на Крысе Крыловой. Ты её полюбишь», — писал будущий нобелевский лауреат Петр Капица своей матери. У Ольги Иеронимовны были очень близкие, душевные отношения с сыном. Узнав о его скорой свадьбе, она наконец-то успокоилась: теперь ее Петя на чужбине не один, у него снова будет семья. И, что немаловажно, в жены он выбрал не англичанку. Петр имел советский паспорт, был большим патриотом и даже в мелочах всячески подчеркивал, что он русский, однако в начале 1920-х годов он покинул родину и обосновался в Англии. Причиной тому была не революция и новая власть, а огромное личное горе. Настолько большое, что он не хотел жить. Только мать тогда смогла привести его в чувства. И вот теперь, когда сын снова решил жениться, ее лицо просветлело. Дорогая мама! Когда я оглядываюсь назад и вижу все мною пережитое, меня берет страх и удивление — неужели же, в самом деле, я все это мог перенести? В первый раз Петр женился еще будучи студентом Петербургского полите

Она была дочерью человека, который более сорока лет стоял на самых высших руководящих постах Советского Союза. «Люся вся в папу!» — часто замечали те, кто был знаком с их семьей. И правда, она была на него удивительно похожа: те же небесно-голубые глаза, сдержанная улыбка, волевая и слегка замкнутая натура, очень требовательная к себе. Ее отец, Алексей Николаевич Косыгин, начал свою политическую карьеру еще при Сталине и руководил кабинетом министров больше, чем кто-либо в истории нашей страны. Это был интеллигентный, образованный человек, компетентный в делах государства, чуждый интригам, взяткам и борьбе за власть во имя власти. Косыгин сознательно дистанцировался от всех политических группировок и, возможно, поэтому избежал репрессий и смог оставаться во власти аж при трех Генсеках. — Ну как ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь, — говорил ему Иосиф Виссарионович незадолго до своей смерти. И как в воду глядел. Алексей Николаевич без всякого высокомерия относился к простым лю

Когда Олег Видов говорил о своей первой жене, у него менялись интонации в голосе: с какой нежностью и светлой грустью он вспоминал об этой женщине и о том удивительном времени, когда они встретились. Они были совсем юными и актера Видова тогда еще никто не знал. Марина была рядом, когда он сыграл свои первые заметные роли — Владимира из «Метели», Медведя из «Обыкновенного чуда», князя Гвидона из «Сказки о царе Салтане». К ее Олененку, как она его называла, пришла слава, но их брак этого испытания не выдержал. Судьба Видова впоследствии сделает несколько крутых поворотов, он женится еще трижды, в конце концов, уедет из страны и обретет покой только в последнем браке. Но таким счастливым, как тогда с Мариной, Олег уже не будет никогда. Она была его музой, он ее боготворил. Это была первая и очень сильная любовь. Даже когда мы развелись, я продолжал ее любить еще долго. Она мне снилась. Но я понимал, что это опасно для жизни. Впервые Олег увидел ее на железнодорожной платформе. Марине был

Я старался, выполняя все прихоти моей «героини». Не переставая, я всем внушал, что она талантлива, красива и мила. Мне, конечно, все верили, не подозревая, что я знаю ее дно… Это было в начале нулевых годов на Волоколамском шоссе в полусотне километров от Москвы. Утром директор придорожного кафе наблюдал из окна за торговцами, которые как обычно выстроились вдоль дороги. Они предлагали овощи с грядок, домашние консервы и варенье. Внезапно среди завсегдатаев директор заметил новенького и замер в удивлении: «Да это же знаменитый актер! Как же его зовут-то…». Вспомнив, он подошел: — Нестор Петрович! Что вы тут делаете? — Я Кононов Михаил Иванович, — насупился актер, — продаю капусту, сам вырастил. Попробуйте… — Да что там пробовать? Я беру все оптом! Актер прослезился. Обычно огородом занималась его жена: сажала, полола, делала заготовки, торговала на рынке овощами и фруктами, но Наталье Павловне в последнее время нездоровилось. Михаил Иванович был очень виноват перед ней. В середине 90-

Он талантливый, а я — красивая. — Ох, и трудно тебе будет в жизни. Преданный, как собака, ласковый, как щенок. Жизнь тебя загрызет, меняй свой несуразный нрав, — всегда твердила Мария Владимировна единственному сыну. Своего Мишку она родила по тем меркам поздно — в 36 лет, а спустя год началась война. Чтобы уберечь ребенка, Мария отвезла его к сестре под Тулу, сама же вернулась домой в Москву. Но именно в те края и добрались немцы. Узнав об этом по радио, женщина пришла в отчаяние. Зимой захватчики стали отступать, а она сразу помчалась сквозь снег и бездорожье за сыном. Найдя всех живыми, она услышала от сестры такую историю: Твой сынулька криклив-криклив, а немцы как пришли в избу на ночлег, он возьми да замолчи, будто смекнул что. А фашисты что, заразы, делали: кто громко кричал из детишек, они его хвать за ногу да головушкой о печку, чтобы спать не мешал. Твой учуял, что ли, чего, как в рот воды набрал: ни гугу за всё время. Мария всегда говорила, что ее сын родился в рубашке — зна

— А где Кононов? — А зачем он вам? Кто вы? — Я жена его… Молоденькая блондинка Наташа Кононова приехала из Москвы в Ярославль, чтобы повидать своего супруга — уже к тому времени известного актера Михаила Кононова. Она и раньше сопровождала его на съемках, но в этот раз заподозрила неладное. Работницы гостиницы на стойке регистрации как-то странно переглядывались между собой, долго изучая штамп в ее паспорте. Наконец, ее пустили в номер мужа, актера в нем не оказалось, но: Я уже поняла, что все не так просто… что эта «мышиная возня» не на пустом месте. В Ярославле в то время шли съемки «Большой перемены». Кононов не должен был там играть, но когда по разным причинам отсеялись сразу несколько кандидатов, вспомнили и о «начальнике Чукотки». За плечами 30-летнего Михаила уже было несколько серьезных драматических ролей. Режиссеры считали, что он создан для того, чтобы изображать добрых и наивных идеалистов, которые способны в трудный момент быть настоящими героями. Однако в реальности К

О ней шептались как о «второй леди СССР», потому что первой негласно признавали ее «названую сестру» Галину Брежневу. В 1960-70-х годах эффектная, утончённая и неизменно элегантная Наталия Федотова была одной из самых заметных красавиц Москвы, вращавшихся в высоких правительственных кругах. Её обаяние и врождённое умение держаться на публике приковывали к ней восхищённые взгляды в любом обществе, где бы она ни появлялась. Сегодня ее непременно назвали бы «иконой стиля» и светской львицей. Федотову считали племянницей Леонида Брежнева. И хотя это было не совсем так, родство с генсеком она никогда не опровергала, а умело этими привилегиями пользовалась. На Наталию обращали внимание самые завидные женихи того времени, но иногда ее выбор удивлял даже родителей. Говорили, что именно она обеспечила фантастическую кинематографическую карьеру своему третьему мужу, «простому огородному парню» Олегу Видову, а после развода в отместку решила уничтожить его на родине как артиста, из-за чего тот на

Она была безумно красивой, удивительно интеллигентной, тонкой образованной женщиной, но тени великих родителей для детей тяжелы… «Пусть посидят! Пусть ведают, что значит нас разлучать! Пусть посидят в тюрьме!» — Борис произносил эту фразу со сцены за своего персонажа, царя Федора, уже более сотни раз. И каждый раз зрители в зале словно замирали, заворожённые его игрой, и даже у других участников спектакля нет-нет да и пробегал от нее по спине холодок. 27 октября 1949 года именно эти слова станут последними в его жизни. Стукнув напоследок по столу кулаком в тяжелых царских перстнях, Борис Георгиевич направился к выходу. Он должен был переодеться в гримерке, чтобы выйти на финальную сцену. С трудом отворив заглушенную войлоком дверь кулис, он прислонился к ее косяку и молча рухнул на пол. Занавес закрылся, в зале вспыхнули аплодисменты, но он их уже не слышал. Кто-то бросился ему на помощь, расстегнули ворот рубахи, в коридорах началась суета — стали звать доктора… но 53-летний артист у