Журнал не о платьях

Окончание. Начало здесь⤵️ В 1936 го­ду пи­са­тель, по-пре­ж­не­му га­сив­ший при­сту­пы де­п­рес­сии с по­мо­щью ал­ко­го­ля и женщин легкого поведения, уму­д­рял­ся ве­с­ти по не­сколь­ко вя­ло­те­ку­щих ро­ма­нов од­но­вре­мен­но: он аб­со­лют­но не при­зна­вал сло­ва «нет». Хе­ди Ки­с­лер, ак­т­ри­са, скан­даль­ную сла­ву ко­то­рой при­не­с­ли съем­ки-ню для од­но­го чеш­ско­го филь­ма, бы­ла пря­мо со­з­да­на для Ре­мар­ка – кра­си­вая, ум­ная и эле­гант­ная нем­ка и к то­му же за­му­ж­няя, что толь­ко по­до­г­ре­ва­ло его ин­те­рес... но, к ее не­сча­стью, имен­но ле­том 1937 го­да Ре­марк встре­тил 36-лет­нюю Мар­лен Ди­т­рих, ко­то­рую он не­ж­но про­звал Пу­мой но­мер два. При пер­вом же раз­го­во­ре с ки­но­зве­з­дой Ре­марк по­лу­шу­тя за­я­вил Ди­т­рих: «Дол­жен ска­зать вам, что я им­по­тент». «Пре­кра­с­но, - не рас­те­ря­лась Ди­т­рих. – Мы смо­жем про­с­то ле­жать и раз­го­ва­ри­вать». Ди­т­рих, раз­гу­ли­ва­ю­щая по Бер­ли­ну то в ро­с­кош­ной лись­ей шу­бе, то в муж

В ночь на 10 мая 1933 го­да, че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев по­с­ле при­хо­да на­ци­с­тов к вла­сти, бер­лин­ские сту­ден­ты жгли ог­ром­ный ко­с­тер, в пла­ме­ни ко­то­ро­го го­ре­ли ве­ли­кие кни­ги ве­ли­ких ав­то­ров. Пла­мя по­жи­ра­ло то­ма Сте­фа­на Цвей­га, То­ма­са Ман­на, Аль­бер­та Эйн­штей­на, а так­же Эри­ха Ма­рии Ре­мар­ка. При­знан­ный пи­са­тель и не­ж­ный ро­ман­тик, Ре­марк про­сла­вил­ся не толь­ко ан­ти­во­ен­ны­ми ро­ма­на­ми, но и ро­ма­на­ми со зна­ме­ни­ты­ми жен­щи­на­ми, а его пись­ма к Мар­лен Ди­т­рих - на­сто­я­щий гимн стра­ст­но­му и сло­ж­но­му чув­ст­ву. 13 сен­тя­б­ря 1937 го­да в од­ном из ве­не­ци­ан­ских ре­с­то­ра­нов ки­но­зве­з­да Мар­лен Ди­т­рих си­де­ла за сто­ли­ком со сво­им лю­бов­ни­ком. Про­хо­див­ший ми­мо го­лу­бо­гла­зый строй­ный муж­чи­на бро­сил на Ди­т­рих вни­ма­тель­ный взгляд и при­бли­зил­ся к их сто­ли­ку. Муж­чи­на ри­с­ко­вал: Мар­лен не лю­би­ла, ко­г­да к ней под­хо­ди­ли не­зна­ко­мые лю­ди. Но ко­г­да он про­из­нес свое

Аме­ри­кан­ка, став­шая ко­ро­ле­вой Иор­да­нии, по­клон­ни­ца груп­пы "Битлз", при­няв­шая ис­лам, лю­бя­щая же­на, ко­то­рую по­доз­ре­ва­ли в том, что она агент ЦРУ, неж­ная мать, не­го­су­дар­ст­вен­ный по­сол ма­лень­кой араб­ской стра­ны на про­све­щен­ном За­па­де. Не­обык­но­вен­ная кра­са­ви­ца -- ее фо­то вме­сте с де­вят­на­дца­тью порт­ре­та­ми са­мых кра­си­вых лю­дей Зем­ли по­ме­ще­но в за­пе­ча­тан­ную "Кап­су­лу ты­ся­че­ле­тия", ос­тав­лен­ную для на­ших да­ле­ких по­том­ков. Объ­ект за­вис­ти, спле­тен, пе­ре­су­дов. У нее бы­ло два име­ни, один муж, две­на­дцать де­тей на дво­их, од­на лю­бовь и не­уем­ная страсть сде­лать этот мир луч­ше. Лай­за Хей­ла­би уз­на­ла ис­то­рию сво­ей се­мьи, ко­гда ей бы­ло шесть лет. От­кры­тие это бы­ло на­столь­ко яр­ким, что его не смог­ли вы­тес­нить из па­мя­ти все даль­ней­шие из­ви­вы ее уди­ви­тель­ной судь­бы. Лай­за и ее мать си­де­ли в спаль­не их ши­кар­но­го особ­ня­ка в ка­ли­фор­ний­ской Сан­та-Мо­ни­ке, и де­воч­ка

Отец Джейн был конюхом, неграмотная мать – домашней прислугой. Девочка появилась на свет в 1839 году в Оксфорде, в Адском переулке. Ее ждали поденная работа и стирка в чужих домах, ранний брак и нищета – если бы не счастливый случай. Вместе с сестрой они отправились в дешевый театр Друри Лейн, где ее увидели два художника – Россетти, еще состоявший в браке с Сиддал⤵️ и Эдвард Берн Джонс. Оба были впечатлены ее необычной красотой: худая, очень высокая (190 см), с длинной шеей, прямыми угловатыми плечи. Мрачные брови, резкие черты лица, надменный рот, тяжелый подбородок, грива черных кудрей. Они заговорили с красавицей, и у той оказались ужасные манеры и вульгарная речь – но внешность искупала все. Россетти пригласил девушку работать у него натурщицей. Она согласилась. В нее сразу влюбились и Россетти, и его друг и сосед по мастерской Уильям Моррис, художник, дизайнер и наследник солидного состояния. Джейн больше нравился Россетти, но он был женат, а Моррис почти сразу сделал ей предл

Эпоха перемен мчится на всех парусах. Тревожно. Стабильная почва уходит из-под ног. А что думает об этом историк моды Александр Васильев, который эпохи перемен изучает и описывает в своих книгах? Мода – это зеркало истории, и перемены в истории, конечно же, очень сильно отражаются на перемене образа женщины, в первую очередь. Потому что женщина постоянно хочет нравиться и привлекать к себе внимание – жениха, затем мужа. Она хочет поддерживать интерес к себе среди коллег, друзей, даже вызывать зависть. Возьмем перемены, которые были вызваны Первой мировой войной и ознаменовали переход от стиля югенд к ар-деко. Женщины остались без взгляда мужчин, а когда женщина не получает восхищенного взгляда мужчин, она закрывается в себе и совершенно не готова никого радовать. Обращение в новую моду было очень тяжелым и болезненным испытанием во всем мире. Женщины четыре года сидели на строгой диете, которая была связана с голодом мировой войны и недостатком питания в гражданскую войну. Поэтому э

«Вторая молодость приходит к тому, кто первую сберег», – пелось в старой задушевной песне. Вот и к Елене с Григорием она пришла – через 50 лет после разлуки. Все получилось! 70-е годы прошлого века. Молодежный спортивный лагерь в Пицунде. «Тополиный пух, жара, июль»… Дискотеки, соревнования, романы, тусовки, а еще море – теплое, волшебное, особенно ночью, при лунной дорожке… Студенты любили плавать по ночам. Кажется, именно там студент МГУ Григорий, учившийся на мехмате, обратил внимание на хорошенькую Лену с психфака. «Лена зацепила меня сначала своим обликом – она на девочку была похожа тогда – с большими распахнутыми глазами, да она и сегодня такая же девочка в душе». Лена тоже обратила внимание на Гришу, но не более. «Он очень такой заводной, веселый любитель анекдотов и балагур. Но сердце и голова у меня были заняты другим человеком». Тем не менее, когда пришло время возвращаться в Москву, свой телефон Грише она все-таки дала. (Та записная книжка с ее телефоном до сих пор сущес

1880—1903 Един­ст­вен­ная кни­га От­то Вей­нин­ге­ра -- «Пол и ха­ра­к­тер. Прин­ци­пи­аль­ное ис­сле­до­ва­ние» -- сей­час поч­ти за­бы­та. Ее рас­та­щи­ли на ци­та­ты, а имя Вей­нин­ге­ра вспо­ми­на­ют в иро­ни­ч­ном или гнев­ном кон­тек­сте: вот что бы­ва­ет с же­но­не­на­ви­ст­ни­ка­ми. Не­ко­то­рые жен­щи­ны, про­чи­тав сей фи­ло­соф­ский тра­к­тат, рвут его на ча­с­ти. А в на­ча­ле ХХ ве­ка, по сло­вам рус­ско­го фи­ло­со­фа Бер­дя­е­ва, «вей­нин­ге­ри­ан­с­т­во» бы­ло для ин­тел­ли­гент­ной мо­ло­де­жи «пред­ме­том тай­ной на­у­ки» и «вен­цом по­з­на­ния». Прав­да, «та­ин­ст­вен­ность» но­си­ла сен­са­ци­он­но-мас­со­вый ха­ра­к­тер: кни­га вы­дер­жа­ла 26 пе­ре­из­да­ний, с ее ти­ра­жа­ми не мог со­пер­ни­чать ни­кто, счет шел на не­бы­ва­лые для пе­чат­ных из­да­ний то­го вре­ме­ни де­сят­ки ты­сяч эк­зем­п­ля­ров. Об­су­ж­де­ние идей Вей­нин­ге­ра пре­вра­ти­лось в ин­ду­ст­рию, ко­то­рую под­дер­жи­ва­ли сво­им вни­ма­ни­ем та­кие вид­ные пи­са­те­ли и фи­ло­со­фы, как Вя

Окончание. Начало здесь: «Бей ме­ня – и я из­ме­ню сю­же­ты» В дру­гой раз он уди­вил же­ну, пред­ло­жив за­клю­чить пись­мен­ный до­го­вор, что она име­ет пра­во рас­по­ла­гать всем его те­ку­щим до­хо­дом. «Толь­ко те­бе на­до на­деть ме­ха, что­бы у ме­ня бы­ло ощу­ще­ние тво­ей по­л­ной вла­сти на­до мной», -- ска­зал он. При­ни­мая все это за оче­ред­ную иг­ру, Ав­ро­ра-Ван­да на­де­ла ме­ха и со­ста­ви­ла кон­т­ракт. Стоя ря­дом, Лео с вос­тор­гом и стра­хом смо­т­рел на нее. Под­пи­сал и ска­зал: «Те­перь ты моя гос­по­жа, а я твой раб. При­ка­зы­вай». Власть эта, ра­зу­ме­ет­ся, бы­ла ми­фи­че­с­кой. На са­мом де­ле в до­ме все бы­ло под­чи­не­но же­ла­ни­ям фон Захер-Ма­зо­ха. Он ни­ко­г­да не при­бе­гал к пря­мо­му на­си­лию, что­бы за­ста­вить же­ну ис­по­л­нять эти же­ла­ния, но ма­с­тер­ски умел до­би­вать­ся сво­его околь­ны­ми пу­тя­ми. Ска­жем, Ав­ро­ра тща­тель­но сле­ди­ла за кри­ти­кой, встре­ча­ю­щей ка­ж­дое но­вое про­из­ве­де­ние фон Захер-Ма­зо­ха. Же­на пер­во

Ав­ро­ра бы­ла ти­пи­ч­ной ав­ст­рий­ской бюр­гер­шей: до­мо­ви­той же­ной и об­раз­цо­вой ма­те­рью, на­чи­с­то ли­шен­ной тем­пе­ра­мен­та и ко­кет­ст­ва. Меч­та­ла жить в глу­хой про­вин­ции, во­зить­ся в са­ду и в скром­ном пла­тье на­но­сить ви­зи­ты со­се­дям. Но жизнь ре­ши­ла ина­че: го­лая, в ме­хах, она хле­ста­ла кну­том су­п­ру­га, по­я­в­ля­лась в све­те в шо­ки­ру­ю­щих ту­а­ле­тах и пи­са­ла из­ве­ст­ным лю­дям бес­стыд­ные пись­ма с пред­ло­же­ни­ем от­дать­ся. Так по­же­лал ее муж – Ле­о­польд фон Захер-Ма­зох. Тот са­мый, бла­го­да­ря ко­то­ро­му и ро­дил­ся тер­мин «ма­зо­хизм». Это я, Ле­о­поль­ди­ч­ка! В 80-х го­дах ХIХ ве­ка имя Ле­о­поль­да фон Захер-Ма­зо­ха бы­ло на ус­тах у всей про­све­щен­ной Ев­ро­пы. Его кни­ги мгно­вен­но рас­ку­па­лись, вос­тор­жен­ные по­клон­ни­цы за­бра­сы­ва­ли его пись­ма­ми, са­мые вли­я­тель­ные осо­бы меч­та­ли о зна­ком­ст­ве с пи­са­те­лем. На ред­кость бла­го­же­ла­тель­но от­но­си­лись к не­му и кри­ти­ки: кое-кто да­же срав