Истории из жизни

Разведчики захватили "языка". Львовская обл. 1944г.

Толе Комару исполнилось 13 , когда началась Великая отечественная война. Тяжёлое это было время. По улицам родного Славянска расхаживали немецкие патрули. Целыми эшелонами увозили подростков в фашистскую Германию. Толя с матерью усадили в повозочку маленьких Володьку и Бориса и пошли пешком на Полтаву. Три недели шагали по дорогам растерзанной Украины. Ночевали в поле, в сараях, в заброшенных землянках. Наконец добрались до села Бригадировки. Но и здесь жилось не легче. Однажды полицаи ворвались в дом, где жили Комары. Толю забрали в комендатуру. Видно, кто-то донёс, что он помогает скрываться двум советским лётчикам: достаёт продукты, бинты, одежду. Четыре дня продержали Толю в комендатуре. Вернулся он с почерневшим от побоев лицом, с кровоподтёками на всём теле. Морщась от боли, чуть слышно прошептал матери: — Я им ничего не сказал! В августе сорок третьего года советские войска освободили Бригадировку. ...Толя попросился к разведчикам, и они приняли мальчика в свою семью. Не одну сотню километров прошёл он по тылам врага и всегда приносил в штаб ценные сведения. — Если фрица укусит наш Комарик, тот долго чесаться будет, — шутили бойцы. В короткие часы отдыха Толя читал фронтовые газеты. Особенно бережно хранил он номер, в котором был помещён Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза рядовому Александру Матросову. Советские войска подошли к Днепру. Толе вместе с разведчиком Колесниковым поручили разведать местность. Более четырёх часов в холодной осенней воде они искали удобные места для переправы. На торжественной линейке вручали награды особо отличившимся в боях. Толю Комара наградили медалью «За отвагу».. Посмертно награждён орденом Великой отечественной войны.

1945-1982-2001. Три подруги и три фотографии - снимки длиною в жизнь... Три седовласые женщины, ветераны войны, сидят за столом, а за их спинами, на стене – фронтовая фотография, где они, совсем ещё молодые девчонки, встречают долгожданный День Победы. Этот знаменитый снимок, названный «Боевые подруги», в 1982 году в посёлке Прибрежный Белгородской области сделал фотограф Павел Кривцов, а в 2001-м приехал сюда снова, чтобы повторить его. Вот только «боевых подруг» к тому времени осталось двое. «Очень жаль, что Аннушка не дожила до этого дня, не хватает нам её», - говорили они фотографу, пока тот расставлял свою аппаратуру. На пустующее место за столом они решили положить красную розу, а сами, усаживаясь, всё рассказывали и рассказывали, как встречали самый первый День Победы, и вспоминали о своей долгой и крепкой дружбе, пронесённой сквозь года... Анна Чекрыгина, Вера Сафронова и Нина Муравецкая дружили с самого детства. Жили на одной улице, вместе ходили в школу, а потом и на танцы, а когда пришло время работать, пришли в Новооскольский совхоз на птицеферму. «С тех пор полюбилась нам профессия птицевода, и уже расстаться мы с ней не могли. Работалось нам всегда легко и радостно. Конечно, были и трудности. А где их не бывает? Но я всегда говорю, что если дело тебе по душе, то невзгоды легче переносятся. Особенно когда рядом с тобой подруги...», - рассказывала Вера Стефановна. Когда началась Великая Отечественная война, девушки отучились на курсах медсестёр и отправились на фронт. Вместе прошли всю войну, работая в эвакогоспиталях, куда раненых привозили после боя. Подруги ассистировали на операциях, делали перевязки, переливали солдатам кровь... «Когда у берегов Волги немцы подбили военный корабль, мы помогали вытаскивать военных из горящего трюма, - вспоминала одна из подруг, Нина Трофимовна. - А потом с группой врачей я сопровождала состав с ранеными до Саратова. Пришлось потом пять суток идти обратно, пешком по раскалённой степи...» «Они дошли до Карпат. В Югославии их встретили наши ребята, партизанившие в отрядах Тито. В Польше они видели пепел Освенцима. А в Чехословакии пели и плакали от счастья в День Победы», – так писали о подругах-санитарках в газете «Ленинская смена». Именно там, в Праге, они сделали ту самую, первую, фотографию - на память о пройденных вместе годах войны. А вернувшись в родной посёлок, снова пошли работать птичницами, создали семьи, справляли праздники и делили друг с другом и радости, и печали. – Трудное время было... - вспоминала Вера Стефановна. - Страну нашу надо было поднимать. Мы, женщины, работали наравне с мужчинами... Так и прожили жизнь, опираясь друг на друга, дети наши выросли рядом, и состарились мы тоже вместе... – Значит, дружба ваша по-прежнему крепка? – спросил их корреспондент «Ленинской смены» спустя 20 лет после войны. – А как же! Это у нас на всю жизнь, – ответила Нина Трофимовна. ⠀ Впервые о подругах-птичницах фотограф Павел Кривцов узнал в 1966 году, но поехал в посёлок Прибрежный, чтобы снять их для белгородской газеты, только спустя 16 лет. «Этой истории я касался трижды, - рассказывал он.- Впервые на уровне чистого впечатления от работы, во второй раз на уровне осмысления, а в третий – с безграничными чувствами. Их история житейская и в то же время фантастическая... В 1982 году я уже работал в Москве, в «Советской России», и начал готовить свой альбом «Русский человек: век XX». И так как первая половина моей творческой жизни прошла в Белгородской области, я решил вернуться к своим героям. Вспомнил про трёх подруг и переосмыслил их историю. У меня сохранился негатив той военной фотографии, и в голову пришла мысль распечатать её в большом размере и поехать к «боевым подругам» в гости, чтобы повторить первый снимок. Захотелось отразить в нём движение времени и судьбы человеческой. Это не так просто сделать, тем более в фотографии. Ведь она фиксирует какой‑то момент, а мне хотелось передать протяжённость жизни». Вторую фотографию снимали в доме у Веры Стефановны. Фотограф повесил на стену увеличенный военный портрет трёх подруг, а их самих, уже поседевших женщин в орденах и наградах, усадил за столом, поставив на него лишь чайные чашки. «Это некий символ. Невыпитая чаша – как судьба, которая ещё не исчерпалась. Никто из нас не знает, когда в жизни сделает последний глоток... Сначала я хотел показать чаепитие, но беседа за столом не давала монументальности. И я сделал строгую фотографию с перспективой: на старом снимке они молодые, а на этом уже женщины в возрасте. Иногда история сама подсказывает, как сделать, чтобы было полноценно». Боевых подруг напечатали на первой полосе столичной газеты в канун очередного Дня Победы. ⠀ Следующую фотографию Павел Кривцов сделал в 2001 году - на ней Вера Сафронова и Нина Муравецкая запечатлены на фоне старых снимков. А место Анны Чекрыгиной пусто - её не стало в 2000-м. Обе работы Павла Кривцова настолько поразили людей, что их перепечатывали в журналах, книгах и показывали на выставках. А когда в 2012 году накануне Дня Победы эти фотографии были опубликованы в «Комсомольской правде», автор статьи решил связаться с Павлом Кривцовым с предложением дополнить его диптих ещё одним снимком. «Очень хотелось верить: они ещё живы. Хотя бы одна... - рассказывал Сергей Шахиджанян. - Павел Павлович выслушал меня и робко так сказал: «Это только диптих» (то есть, два снимка). С помощью фотографии я попытался передать временной отрезок в 55 лет. Не надо ничего дополнять». ⠀ Возможно, фотограф был прав. К тому же дополнить диптих было уже невозможно: до 2012-го, до даты публикации этих двух фотографий в «Комсомольской правде», из «Боевых подруг» не дожил никто…

БОЯЛИСЬ МЕСТИ ПОБЕДИТЕЛЕЙ. Почему в конце войны Германию настигла «эпидемия самоуbuйств». В последние дни апреля 1945 года в городе Деммин Восточной Германии (впрочем, как и во многих местах страны) творилось какое-то массовое безумие. Люди сводили счёты с жизнью - причём делали это целыми семьями. Фрау Лотта-Лора Мартенс своими глазами видела, как к одной из рек, окружавших Деммин, «тянулась бесконечная вереница женщин, которые словно обезумев, тащили за собой детей — двоих, троих или даже четверых. Их было не остановить. Это был массовый психоз». Фрау Барбель Шрайнер, которой в конце войны было всего 6 лет, вспоминала, как чуть не стала очередной жертвой этого массового помешательства: «Я всё ещё помню реки, красные от крови. Если бы мой брат не остановил маму, она бы утопила нас»… Подобное наблюдалось и в столице Германии. По данным статистического сборника «Берлин в цифрах» за 1949 год, суиzид здесь совершили по меньшей мере 7000 человек, причём значительная часть самоуbuйств пришлась на конец апреля 1945 года — когда советские войска были на подступах к городу. Всего же, по сведениям из различных источников, наложили на себя руки до ста тысяч немцев. Немецкий писатель Эрих Кестнер записал в своём дневнике в самом начале мая 1945-го: «Люди на улицах - как лунатики, растерянные и потерянные. Урок истории прервался. Перерыв между «больше нет» и «ещё нет» пугает и сбивает с толку». Об этих днях между «больше нет» и «ещё нет», о том, что происходило в Германии между самоуbuйством Гиtлера 30 апреля и капитуляцией Третьего рейха 8 мая, может поведать книга Фолькера Ульриха «Восемь дней в мае». И как пишет автор, растерянность немцев объяснялась тогда не только страхом перед победителями и тем, что люди совершенно не представляли, что будет дальше, но и тем, что стремительный процесс развала режима происходил не одновременно по всей Германии. Если на западе немецкие солдаты более или менее охотно сдавались американцам и англичанам, то восточнее вермахт продолжал оказывать яростное сопротивление наступающим частям Красной армии. И если Гамбург сдали уже 3 мая, то в Бреслау, к примеру, бои продолжались до 6 мая. Фолькер Ульрих пишет, что страх перед Красной армией (нежели, чем перед армиями союзников) у немцев был сильнее. И понятно, почему. Во-первых, огромное влияние на них оказала многолетняя антибольшевистская пропаганда нацистов, которая в лице советских граждан создавала образ жестокого врага, диких «недочеловеков». Вот содержание листовки, которую распространяли в полосе наступления советских фронтов: «Действительность сталкивает нас с чудовищными зверствами большевиков. Они не люди, которых можно мерить масштабами цивилизации. Это дикие орды с низменнейшими инстинктами и жаждой крови, которых мы, немцы, ни представить, ни объяснить себе не можем. Они не знают никакой пощады...» А, во-вторых, как подчеркивает Ульрих, к тому времени уже многие немцы знали о том, как велась война на уничтожение на территории СССР, и о преступлениях, которые там совершались. И очень боялись мести победителей. ⠀ Всем этим объясняются и попытки нацистов в мае 1945 года заключить сепаратный мир с британцами и американцами. Преемник Гитлера, гроссадмирал Карл Дёниц, ставший новым главой Германии, пытался договориться с союзниками СССР, чтобы как можно дольше удерживать советские войска и избежать капитуляции. Таким образом Дёниц хотел вывести в британскую и американскую зону оккупации как можно больше солдат и гражданских лиц, которым угрожала «месть Советов», а заодно и внести раскол в ряды антигитлеровской коалиции. Но его предложения заключить сепаратный мир были решительно отвергнуты американцами и британцами. Более того: гроссадмирала позже обвинили в том, что именно он тем самым затянул войну ещё на неделю, хотя мог бы капитулировать сразу после кончины фюрера. ⠀ В 20-х числах апреля в секретном бункере Гитлера все ещё делали вид, что продолжают верить в победу Германии. Но после того, как утром 30 апреля пришло известие о том, что 12-й армии генерала Вальтера Венка не удалось прорваться в осаждённый Берлин и она остановлена под Потсдамом, последние иллюзии исчезли даже у Гитлера. Тогда он и принял окончательное решение наложить на себя руки. Однако простые немецкие граждане, казалось, были готовы к этому задолго до «последних вздохов» Третьего рейха. Ещё в начале 1945 года пастор мемориальной церкви кайзера Вильгельма в Берлине, Герхард Якоби, предостерегал прихожан от опасности стать жертвой «эпидемии самоуbийств». Священнослужитель не был пророком, просто на исповедях многие члены общины доверительно поведали ему о том, что припасли на крайний случай ампулу с ядом… ⠀ В конце апреля 1945 года опасения Якоби подтвердились. Немцы стали массово сводить счёты с жизнью: глотали цианистый калий, реzали вены, вешались, топились, стрелялись... Иной раз завершить начатое удавалось только со второй попытки. Но самое страшное, что порой родители на тот свет вместе с собой забирали и своих детей. ⠀ В совершенно секретном докладе заместителя наркома внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту Ивана Серова наркому Л. Берии от 5 марта 1945 года (доклад был рассекречен в 1995 году) есть такие сведения: «Среди оставшегося населения распространена агитация гитлеровцев, что Красная Армия будет всех поголовно истреблять, в связи с чем отмечены случаи самоуbийства... В деревне Болиц Бранденбургской провинции немец немец Гринвуд побросал в колодец жену и детей в количестве девять человек, а сам пытался застрелиться. Будучи задержан, Гринвуд в разговоре с нашим офицером заявил, что немцы понимают, что за все разрушения и убийства, которые произвела немецкая армия на советской территории, они должны понести ответственность. Боясь этой ответственности, они решают покончить с жизнью… В городе Зольдин опергруппой СМЕРШ 2-й танковой армии в течение пяти дней зафиксировано 35 случаев самоуbийств местных жителей-немцев, преимущественно членов фашистских организаций. Так, например, на своей квартире застрелился бывший майор немецкой армии, вышедший в отставку по болезни, фон Клебст, 65 лет, предварительно застрелив свою жену 60-ти лет. Там же покончила жизнь самоуbийством заведующая учебным отделом уездной фашистской организации, Марта Лякнер. Последняя предварительно убила двух своих детей... По ул. Шуцен на чердаке дома номер 9 обнаружены повесившимися члены фашистской партии Отто Цимпель (учитель), Пауль Грайнер (торговец), около которого висели также жена и ребёнок пяти лет и ряд других в количестве девять человек. … Задержанные члены фашистской организации на заданный вопрос о причинах большого количества самоуbийств заявляют, что руководством фашистской партии всему партийному активу была гарантирована эвакуация вглубь Германии. Но в связи с быстрым продвижением Красной Армии эвакуация не удалась, поэтому они приняли решение покончить жизнь самоуbийством, зная, что части Красной Армии всё равно их расстреляют...» ⠀ Однако мести победителей боялись не только члены НСДАП, но и обычные немцы, не состоявшие в ней. Как отмечал в одном из донесений член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант К.В. Крайнюков, «в районе села Медниц 58 женщин и подростков, не успевшие эвакуироваться, перереzали вены на руках из страха, что Красная Армия заберёт их на сибирскую каторгу». Свою версию причины такого массового суиzида в Германии написала в прощальном письме «первая леди» Третьего рейха Магда Геббельс. Она считала, что «многие не хотели жить в мире без национал-социализма». Сама Магда и её муж, Йозеф Геббельс, решили покончить с собой 1 мая 1945 года в бункере. Но вначале они отравили шестерых своих детей. ⠀ Немецкий автор Флориан Хубер в своей книге «Дитя, пообещай мне, что застрелишься» рассказывает о том, что творилось в городе Деммин Восточной Германии в последние дни войны. «Многие жители города, - пишет Хубер, - расстреляли членов своих семей, а затем застрелились сами, когда в конце апреля 1945 года к городу подошла Красная Армия. Герхард Молденгауэр, например, объявил соседу: «Я только что застрелил свою жену и детей. Теперь я собираюсь прикончить тех, кто придёт сюда!» Впоследствии, когда советские солдаты подошли к его дому, он застрелился. Были те, кто лезли в петлю, принимали яд или, — это был самый распространённый способ, — топились в одной из рек, окружавших Деммин. Их было не остановить. Какой-то массовый психоз накрыл город». Однако некоторые жители Германии с приходом советских войск не только желали избежать участи попасть в руки «кровожадных русских», но и пытались совершать «акты возмездия». Так, в селе Брайтенмарт, как сообщал в Москву начальник политического управления 1-го Украинского фронта, генерал-майор Ф.В. Яшечкин, жители перед уходом «выбили все стекла в домах, разбили посуду, распороли подушки... Один дом был цел. В нём нашли три трупа красноармейцев. Как выяснилось, в комнате был накрыт стол, стояли три бутылки шнапса, лежали огурцы и мясо. В продуктах был обнаружен мышьяк и неизвестный яд мгновенного действия». ⠀ «Сама мысль о том, чтобы жить дальше, невыносима, — писал один немецкий школьный учитель ещё в 1943 году, после поражения немцев в Сталинграде, — и столь же немыслимо, чтобы я мог дальше жить счастливой жизнью с тобой, дорогая Инге, и с нашей дорогой малышкой, потому что из-за войны, которая, как мне кажется, фактически проиграна, ведь с одной стороны — несокрушимые большевики, а с другой присоединяются американцы, я не смогу зарабатывать достаточно денег ни сейчас, ни в будущем». После того, как он написал это письмо своей жене, он покончил с собой. ⠀ Известный советский фотограф Евгений Халдей рассказывал, что когда он был в Вене и вошёл в парк рядом со зданием парламента (чтобы сфотографировать шествие колонн солдат), то увидел ужасающую картину: на скамье сидела женщина, убитая выстрелами в rолову, рядом - её мёртвые дети, а неподалёку лежал глава семейства со значком НСДАП на пиджаке. Халдей сделал несколько снимков, а позже выяснилась и причина произошедшего. Вахтёр из здания парламента Вены дал такие показания: «Это он, он сделал, не русские солдаты. Пришёл в 6 утра. Я видел его и его семью из подвального окна. На улице ни души. Он сдвинул вместе скамейки, велел женщине сесть, то же самое велел детям. Я не понял, что он собирается делать. И тут он застрелил мать и сына. Девочка запротивилась, тогда он уложил её на скамью и тоже застрелил. Отошёл в сторону, оглядел результат и застрелился сам». Причина массовых самоуbuйств, охвативших Германию в конце войны, понятна: люди жили в ожидании неминуемой расплаты, что вполне логично, если учесть, что большинство из них были убеждёнными нацистами. Однако если германская пропаганда пыталась всю ответственность за это переложить на советскую сторону, то многие послевоенные исследования показали совсем иную картину. Местные жители рассказывали не о бесчинствующих красноармейцах, беспощадно убивающих и насилующих, а о советских солдатах, которые приходили на помощь мирному населению: вытаскивали из рек шедших топиться вместе с детьми матерей, перевязывали раны тем, кто вскрывал себе weны, и пытались объяснить, что им не грозит опасность. «При встрече с нашими бойцами и офицерами женщины поднимали руки вверх, плакали и тряслись от страха. Убедившись, что наши с ними ничего делать не собираются, немецкие мужчины и женщины начинали проявлять услужливость...» (из сообщения политотдела 8-й гвардейской армии 25 апреля 1945 года). ⠀ В одном из таких документов цитируются и слова жительницы Берлина Элизабет Шмеер: «Нам говорили, что если сюда придут русские, то нам не поздоровится. Получилось же совершенно иначе: побеждённому народу, армия которого так много несчастий причинила их стране, победители дают продовольствия больше, чем давало прежнее правительство. В это трудно поверить. На такой гуманизм, видимо, способны только русские» (именно так говорила фрау Шмеер, понимая под «русскими» всех жителей Советского Союза). ⠀ «Страшные советские солдаты» улыбались точь-в-точь как настоящие люди; они даже знали немецких композиторов — кто бы мог подумать, что такое возможно!», - вспоминала жительница Вены, Клара Тиссель, рассказывая историю, которая произошла в только что освобождённой Вене. Когда остановившиеся на привал советские солдаты увидели в одном из домов пианино, они решили устроить небольшой концерт. «Неравнодушный к музыке, я предложил своему сержанту, Анатолию Шацу, пианисту по профессии, испытать на инструменте, не разучился ли он играть, — вспоминал один из солдат, Борис Гаврилов. Перебрав нежно клавиши, он вдруг без разминки в сильном темпе начал играть. Солдаты примолкли. Это было давно забытое мирное время, которое лишь изредка напоминало о себе во снах. Из окрестных домов стали подходить местные жители. Вальс за вальсом — это был Штраус! — притягивали людей, открывая души для улыбок, для жизни. Улыбались солдаты, улыбались венцы...». ⠀ «Моему мужу Георгу сейчас 75 лет, и всю жизнь он покупает домой только чёрный ржаной хлеб. Знаете, почему? - спрашивает Елена Ильземан, жительница Берлина. - Он отвечает: «Это самый вкусный хлеб, мне дал его в детстве русский солдат». Солдат стоял на посту, а Георг пролез в дырку в заборе, и был он такой худой, что солдат, посмотрев на ребёнка, дал ему кусок чёрного хлеба. Георг рассказывал, что от недоедания он даже ослеп, поэтому этот хлеб от русского солдата был просто целым сокровищем... А ещё он рассказывает такую историю из своего детства. Это было в 1945 году в окрестностях Берлина. Его мать, наслушавшись пропаганды про «ужасных русских», вместе с двумя маленькими детьми бежала от наступающих советских войск. Но по дороге все беженцы были остановлены и им пришлось вернуться обратно. И вот они обречённо возвращаются в свой дом. А там уже расположились на отдых советские солдаты... И вот то, что запомнил на всю жизнь маленький мальчик, поразило и меня до глубины души. Это надо рассказывать нашей молодёжи, чтобы сохранялась историческая правда о солдатах - освободителях. Так вот, советские солдаты (в брошенном в лесу доме!) лежали на кроватях… с загнутыми в сторону матрасами. Как выразился Георг, «на металлических сетках». Я просто не поняла сначала, почему, и переспросила, и муж мне пояснил, что солдаты были в грязной одежде и загнули не только постель, но и матрацы на кроватях. Чтобы не запачкать! Потом пришёл советский офицер и выяснив, что эта женщина с двумя детьми — хозяйка квартиры, извинился, и все солдаты ушли. Когда мама Георга заглянула в шкаф, где оставались вещи, всё было на месте. Вот такой запомнил маленький немецкий мальчик (который потом стал майором армии ГДР) первую встречу с советскими солдатами. Я думаю, что комментарии просто излишни…»

Ребёнок № 77325. Как заключенные Освенцима мать и дочь нашли друг друга спустя много лет. В память о миллионах людей, погибших и выживших в нацистских концентрационных лагерях, ежегодно 11 апреля во всём мире отмечается Международный день освобождения узников концлагерей. Эта дата была выбрана и утверждена ООН не случайно. Она была установлена в память об интернациональном восстании узников концентрационного лагеря Бухенвальд, которое произошло 11 апреля 1945 года. Но сегодня история другого дня и другого концлагеря, освобожденного войсками 1-го Украинского фронта под командованием маршала Ивана Конева за несколько месяцев до окончания войны. Крупнейший нацистский лагерь массового уничтожения – Освенцим (немецкое название Аушвиц), находившийся на территории Польши, был освобожден в январе 1945-го. Тогда оказались спасены несколько тысяч заключенных, которых немцы не успели умертвить. Советские солдаты и офицеры увидели крематории и газовые камеры, орудия пыток, человеческие останки... Солдаты, повидавшие немало ужасов войны, не были готовы увидеть такое. Подполковник Иван Катышкин из входившей в состав 1-го Украинского фронта 59-й армии в своей книге «Служили мы в штабе армейском» детально описал впечатления от увиденного: «Перед нами, а также перед журналистами, тоже прибывшими сюда, предстала ужасная картина гитлеровских преступлений перед человечеством. Фашисты расстреливали в лагере тысячи ни в чем не повинных людей, сжигали их заживо, проводили над ними всевозможные опыты, заражали инфекционными болезнями. ... Помнится, нам рассказали, что всех поступающих в Освенцим начальник лагеря эсэсовец Фрич обычно встречал такой циничной фразой: «Предупреждаю, что вы приехали сюда не в санаторий, а в немецкий концлагерь, из которого существует один только выход — через дымоход». В Освенциме мы увидели истощенных до неузнаваемости людей. Большинство из них не могли даже самостоятельно передвигаться. Тут были поляки, русские, французы, бельгийцы... А рядом с этими полуживыми трупами находились горы человеческих волос, детских ботиночек и женских туфель, ящики с порошком из человеческих костей, зубные протезы...». В душегубках, газовых камерах и крематориях Освенцима ежегодно погибали сотни тысяч человек, а всего за годы войны в этом лагере смерти было истреблено свыше 1,4 миллионов человек - граждан из порабощенных гитлеровцами стран Европы. Но самое страшное то, что в этом аду находились дети - тысячи детей, которых нацисты не жалели и использовали в своих преступных целях. «Жуткая картина: вздутые от голода животы детей, блуждающие глаза; руки как плети, тоненькие ножки; голова огромная, а всё остальное как бы не человеческое — как будто пришито. Ребятишки молчали и показывали только номера, вытатуированные на руке. Слёз у этих детей не было. Я видел, они пытались утереть глаза, а глаза оставались сухими», — рассказывал в книге «До и после Освенцима» полковник В.Петренко, чья 107-я дивизия вошла в Освенцим. Среди этих детей была и героиня сегодняшнего рассказа - её нацисты не тронули, но разлучили с матерью на целых 23 года. ⠀ «Одну мою дочь сожгли в печах Освенцима. Двадцать лет ищу вторую дочь, Шуру Королёву. У неё на левой ручке, ниже локтя, выжжен номер 77325» - это слова одного из самых страшных писем, пришедших в адрес Агнии Барто, детской поэтессы, которая в 1960-х годах начала искать людей, разлучённых войной, освещая эту работу в программе «Найти человека» на радио «Маяк». Это письмо позже было опубликовано в «Литературной газете», а рядом прикреплён снимок - стоп-кадр из военной кинохроники, на котором были изображены дети в полосатой форме. Эту фотографию и письмо прислала Агнии Барто Анастасия Ивановна Королёва, разыскивающая свою дочь. Однажды она случайно увидела документальный фильм об Освенциме и в одном из эпизодов узнала свою маленькую Шуру. С тех пор, как они виделись в последний раз, прошло уже почти 20 лет, но сердце матери подсказывало: это она, её Шурочка. Анастасия Ивановна обратилась в руководство киностудии, попросив сделать для неё эту фотографию, и по ней потом искала свою дочь. После начала войны Анастасия Ивановна осталась одна с тремя дочерьми, жили они в Витебске. После прихода гитлеровцев в 1942-м пришлось бежать, спасаться в лесу, в землянках, но их всё равно поймали и отправили сначала в гетто, а затем — в концлагерь Майданек. В 1944-м из Майданека Королёвых пригнали в Освенцим (или Аушвице-Биркенау – так немцы называли этот концлагерь). Но сама Анастасия Ивановна пробыла там не долго - её отправили в лагерь Равенсбрюк (Германия), старшую дочь Людмилу переместили в концлагерь Костантиново в Польше, а младших дочерей оставили в Освенциме. Средняя дочь, Римма, погибла в концлагере, а маленькая Шурочка выжила и продержалась до освобождения концлагеря. ⠀ Но Анастасия Ивановна тогда ничего не знала о судьбе своих дочерей. После освобождения она вернулась в родную Белоруссию, поселилась в деревне под Витебском. И сразу начала поиски детей — писала письма во все инстанции. Но много лет поиски были безрезультативными, единственное, о чём знала Анастасия - её средняя дочь Римма была сожжена в печах Освенцима. ⠀ Документальный фильм с кадрами освобождения Освенцима возродил надежды матери. Она сразу же написала письмо Агнии Барто, где поведала о судьбе сожженной в Освенциме Риммы и рассказала о двух потерявшихся дочерях. Анастасия Ивановна написала свой лагерный номер, и предположила, что у дочек должны быть близкие к её номеру числа, так как наколки им делали в один и тот же день. ⠀ Первой на призывы Агнии Барто откликнулась Людмила — она жила в Витебске, можно сказать, по соседству с матерью. Откликнулись и две молодые женщины, которых звали Александрами, и которые тоже были в Освенциме. Но их лагерные номера очень разнились с номером Анастасии Ивановны. ⠀ Когда в январе 1945 года Красная армия освободила узников Освенцима, среди освободителей был офицер Михаил Хозин, который, увидев 5-летнюю Шурочку, взял её на руки и угостил сахарком. Девочка вцепилась в Хозина, ни за что не соглашаясь спуститься на землю. Пришлось Михаилу и его жене Любови Хозиной, медсестре военного госпиталя, взять девочку с собой. «Меня так давно никто не обнимал, наверное, мне очень захотелось тепла и объятий», - вспоминала Александра. Шурочка была помещена сначала в госпиталь, где её лечили от истощения и вшей, а затем вместе с супругами Хозиными и с 60-й армией Первого Украинского фронта Шура дошла до Польши и Чехословакии, в мае 1945-го - до Германии, и всюду солдаты, как вспоминала она потом, приносили ей, дочери полка, лучших кукол из разбитых витрин... ⠀ После Победы их воинскую часть перевели в Молдавию. Хозины определили девочку в детский дом города Бельцы, где Александру записали Михайловной (по имени офицера Хозина), а фамилию присвоили знатную - Победа. Примерно через полгода Шуру удочерила семья Ярославских, похоронившая пятерых своих детей, и отныне она звалась Александрой Семёновной Ярославской. Семья жила скромно, Александра окончила торгово-кулинарное училище, работала по специальности. Потом вышла замуж, родила дочь Галину, и по совету родителей поступила на заочное обучение на факультет товароведения филиала московского института в Кишиневе. Свою татуировку с номером Александра старалась скрывать — сложно было объяснять всем её происхождение. Хозяйке квартиры, которую снимала в Кишинёве, к примеру, сказала: «Так я ж детдомовская, не знаю, как так вышло». Однокурснице - соседке по комнате сказала правду: «Помню, как мне её делали, но зачем — не знаю». Александра вообще не была уверена — то ли она вспоминала многие детали из лагерного детства, то ли это были её кошмарные сны... Но многое она помнила чётко. Например, как в лагере её и других детей заставляли таскать огромные мешки: «Когда волокла, не знала, что в них. Потом рассказали: они были набиты женскими волосами». Помнила огромные вагоны, с неизменной регулярностью привозившие узников — ещё живых и уже мёртвых — к железнодорожной платформе лагеря. Как были объедены трава на земле и листья на деревьях на уровне человеческого роста... Как не просыпались утром соседи в бараке... Очень запомнилась музыка, которая играла каждый день. Быстрая, что-то вроде фокстрота. Людей заставляли танцевать. Они танцевали и падали, танцевали и падали... Это зрелище очень веселило немцев. А еще Шура помнила, как её крепко держала какая-то женщина, когда кто-то долго колол её руку иголкой, и это было очень больно, и она вырывалась из рук державшей её женщины... После этих «уколов» Шурочка стала заключённой №77325. Но она никогда не забывала своего имени: именно так - Шурочка - называла её мама. Однако она не помнила, что это именно мама крепко держала её во время этих «уколов», потому что сразу после присвоения номеров мать разлучили с детьми... ⠀ Надо же было такому случиться, что именно эта девушка, которая жила вместе с Александрой на съёмной квартире, услышала передачу Агнии Барто, расшифровку которой опубликовали в центральной прессе. Девушки отыскали газету, стали сверять лагерные номера. Увы, первые две цифры на руке Александры не читались. «Помню, как бросило в жар, как кричала, плакала...», - вспоминала позже Александра. Ведь знала: она была Александра Михайловна Победа (но почему Михайловна и почему Победа — ответов не было...) - под таким именем её и взяли из детского дома. Надежда, что в этом письме именно её ищет мать, была небольшая, но тем не менее девушки отбили Агнии Барто телеграмму. Известная писательница связалась с Анастасией Королёвой, как можно осторожнее уточняя лагерный номер. «Шурочка от боли дергалась, я с трудом удерживала её, поэтому первые две цифры - семёрки - остались смазанными», - вспомнила Анастасия. ⠀ Спустя несколько дней Барто отправила Александре телефон сестры Людмилы в Витебске. «Это точно Ваша сестра. У вас одинаковый голос, и охаете и ахаете вы совсем одна как другая», - говорила писательница. ⠀ Они встретились спустя 23 года: Анастасия Ивановна Королёва со второй дочерью Людмилой и Александра. «Всё, вот моя дочушка... два десятилетия поисков! — говорила сквозь слёзы Анастасия Ивановна на лестничной клетке в доме в Бельцах, увидев Шурочку. «А я ... мне показалось, что я знаю эту женщину всю жизнь, всю свою жизнь...» - рассказывала позже Александра. ⠀ Она никогда не любила вспоминать о том, как они с мамой начинали всё заново, как узнавали друг друга, притирались характерами, по-своему сложными у каждой... «У меня голос такой, что когда я в магазине не улыбалась, покупателям казалось, что я грублю. Поэтому всё время держала улыбку на лице», - говорила в интервью Александра Семёновна. Она проработала заведующей гастронома многие годы, и даже за её улыбкой чувствовался непростой характер. В альбоме для фотографий среди прочих Александра Семёновна хранила две фотокарточки — всё, что осталось от Шурочки Королёвой. Одна из них - тот самый стоп-кадр из военной кинохроники - на нём дети в полосатых робах и черноглазая девочка посередине. На второй - грустная 5-летняя девчушка на коленях у людей в погонах, в лесу... Это военное фото прислала на Шурин адрес после того, как о встрече в Бельцах узнала вся страна, та самая Любовь Хозина, медсестра военного госпиталя, жена офицера. ⠀ Всю взрослую жизнь Александра Семёновна прожила в Бельцах (Молдова), дважды была замужем, растила дочь, работала. На 65-ю годовщину освобождения лагеря музей в Освенциме пригласил Александру Семеновну Гарбузову приехать в юбилейную дату на мероприятия. И она приехала. Второй раз в жизни вошла в эти ворота с железными буквами: «Труд освобождает», ища там себя, 5-летнюю Шуру Королёву, свою маму, сестру, и вспоминая... Вспоминая полы немецкой шинели, в которой она прячется, играя — и её не отшвыривают, а даже дают добавки баланды... Вырванные у трупов золотые зубы... И «стену смерти» — расстрельную стену... Александра Семёновна прошла по дорожке, освещённой огнём миллиона свечей в память о жертвах концлагеря, к этой самой «стене смерти» и положила цветы. В последний раз она побывала здесь в 2015 году, в день 70-летия освобождения лагеря. Александра Гарбузова ушла из жизни семь лет назад в возрасте 77 лет.

Багеровский ров — противотанковый ров времен войны возле пос. Багерово близ Керчи в Крыму. В 1941–1942 году здесь были расстреляны около 7 тысяч жителей Керчи, в том числе 245 детей школьников. Материалы об этих зверствах стали обвинением фашизму на Нюрнбергском процессе. Недалеко от автодороги стоит памятник погибшим. 28 ноября 1941 года был вывешен приказ, согласно которому евреи, зарегистрированные в гестапо, должны были 29 ноября с 8.00 утра до 12.00 дня явиться на Сенную площадь, имея при себе 3-дневный запас продовольствия. Свыше 7 тыс. человек собрались 29 ноября на площади. Всех их отправили в тюрьму. Всем заключенным, было предложено сдать ключи от своих квартир и указать точные домашние адреса коменданту тюрьмы. Затем отобрали ценные вещи: часы, кольца, украшения. Несмотря на холод, у всех посаженных в тюрьму, были сняты сапоги, валенки, ботинки, костюмы и пальто. Многих женщин и девочек-подростков, отделили от остальных заключенных, заперли в отдельные камеры, где они подвергались особо утонченным пыткам. С 2 декабря всех арестованных начали расстреливать в Багеровском рву. Фрагмент из «Акта Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немцев в городе Керчи», представленного на Нюрнбергском процессе под названием «Документ СССР-63»:

Малая толика Победы. 6-летняя девочка копила на куклу, а купила танк. Они уходят - старики, чьи руки держали штыки, те, кто дошёл до Берлина и отстучал каблуками сапог марш по брусчатке Красной площади в мае 45-го. Кажется, что ещё год-другой - и не останется никого. Но нет, оглянитесь. Есть ещё дети. Дети войны. Которые тоже ковали Победу. Как Ада Занегина - шестилетняя смолянка с двумя косами по плечам. - Мне очень хотелось на фронт - но не было солдат­ского ремня. И я у всех его выпрашивала.. Она даже толком не помнит этого сама: ей было 5 лет в начале войны! Мама, Полина Терентьевна, потом рассказывала про ремень, про отца-танкиста, ушедшего на фронт в первый день войны, про эвакуацию на Урал: мама-врач везла под своим началом сотню дет­домовских детей. «И никто не заболел, не умер, не завшивел»… Что она запомнила сама? Буржуйку в вагонах, единственную табуретку - вся обстановка - в пристройке, где они поселились в Марьяновке Омского края, несколько чёрно-белых фотографий в сумке - весь скарб. «Тогда, в войну, я первый раз попробовала шоколад: принёс раненый солдат, которого мама лечила». Помнит, как собирали с мамой на фронт посылки с варежками и носками. Как был до войны у неё любимый поросёнок - игрушка в чемоданчике - и как в бомбёжку на Смоленщине и поросёнок, и чемоданчик остались под огнём. «И больше у меня ничего не было». Ада копила на куклу. Складывала копеечки, что перепадали от мамы. А купила танк. «Я Ада Занегина» Однажды в «Омской правде» вышла маленькая заметка в рубрике «Почта наших читателей». Она тогда уже читала по слогам… И писала, слюнявя карандаш: «Я Ада Занегина. Мне 6 лет. Пишу по-печатному. Гитлер выгнал меня из города Сычёвка Смоленской области. Я хочу домой. Я собрала на куклу 122 рубля 25 копеек. А теперь отдаю их на танк. Дорогой дядя редактор! Напишите всем детям, чтобы они тоже свои деньги отдали на танк. И назовём его «Малютка». Когда наш танк разобьёт Гитлера, мы поедем домой». Аду засыпали письмами - валились они и на редакцию «Омской правды». Адик Солодов, 6 лет, писал: «Я хочу вернуться в Киев. Вношу собранные на сапоги деньги - 135 рублей 56 копеек - на строительство танка «Малютка»». Тамара Лоскутова: «Мама хотела купить мне новое пальто и накопила 150 рублей. Я поношу старое пальтишко». Таня Чистякова: «Дорогая незнакомая девочка Ада! Мне только пять лет, а я уже год жила без мамы. Я очень хочу домой, а потому с радостью даю деньги на постройку нашего танка. Скорей бы наш танк разбил врага». Шура Хоменко из Ишима: «Мне рассказали о письме Ады Занегиной, и я внёс все свои сбережения - 100 рублей - и сдал на 400 рублей облигаций на постройку танка «Малютка». Мой товарищ Витя Тынянов вносит 20 рублей. Пусть наши папы громят фашистов танками, построенными на наши сбережения». Эти письма, написанные по-печатному, читала Аде вслух мама. Одно было от 20-летнего солдатика, раненного подо Ржевом: из госпиталя он писал о том, что письмо Ады Занегиной вдохнуло в него, обездвиженного, с перебитым позвоночником, жаждущего только скорейшего избавления от мук, новую жизнь - и вот он уже идёт на поправку… Но вскоре - как раз где-то в это время - принял свой последний бой на Курской дуге Адин отец, танкист. Они засобирались домой, на Смоленщину. Поток писем иссяк. В детской памяти затянулась пеленой несбывшаяся кукла, газета, воображаемый танк… Ада забыла и не вспоминала о «Малютке». А через 30 лет тот сам напомнил о себе. ...«Ма-лют-ка» было начертано поперёк люка легковесного танка Т-60, что всю его недолгую жизнь служило предметом шуток со стороны мужского состава полка. Ещё бы! «Рулила» им одна из 19 на всю Красную армию женщина-танкистка, Катюша, Катя Петлюк - 151 см ростом! И так прозванная за свои кукольные размеры малюткой, она ещё и управляла танком с таким именем! Ведь всё сбылось: деньги на танк были собраны. Ада пропустила, но в «Омской правде» была и телеграмма, Москва - Омск, срочно: «Прошу передать дошкольникам города Омска, собравшим на строительство танка «Малютка» 160 886 рублей, мой горячий привет и благодарность Красной армии. Верховный главнокомандующий маршал Советского Союза И. Сталин». И назвали его, как она завещала, «Малюткой», и фашистов побили, и вернулись домой... Танк Т-60 сражался на Курской дуге, дошёл до Сталинграда, попал в переплавку, а Катя на память оставила себе танковые часы… И они молча жили в её одесской квартире после того, как отгремели бои. Ада узнала об этом 30 лет спустя от омских пионеров, которые раскопали эту историю и нашли Аду Занегину уже в Подмосковье, замужем, матерью, доктором. Пригласили в Омск на празднование 30-летия Победы, телеграммой известив о том, что будет присутствовать и механик-водитель «Малютки», некий Е. А. Петлюк. И Ада,черноволосая, стройная, где-то у мамы на Смоленщине навсегда оставившая письма и Адика Солодова, и Тамары Лоскутовой, и других, обомлела, когда в коридоре омской гостиницы её представили «механику-водителю Петлюку»: маленькой, седой, широкоплечей, в строгом английском костюме Екатерине Алексеевне, депутату, сотруднице Одесского ЗАГСа. «Как экспонаты» их возили по городу: администрация, пио­неры, детские дома… И везде Аде дарили по резиновому пупсу или роскошной кукле, или пластмассовому малышу с пелёнками - искупление за ту игрушку, которой не было в военном детстве… «Две хозяйки танка» - так их называли. Ада ещё несколько раз ездила в Одессу к малютке-танкистке, ходила в оперу и драмтеатр в своём скромном ситцевом костюмчике, не решившись надеть предложенный Екатериной Алексеевной парадный пиджак с плечиками. А по стране ещё раз прошла волна, поднятая когда-то в войну девочкой Адой. По Смоленской области собирали макулатуру - и в город пришло 3 колонны тракторов «Малюток». По Омску стал колесить построенный на народные деньги троллейбус «Малютка». По Электростали - автобус с этим именем. Перед перестройкой Катя Петлюк, та, что прошла всю войну, умерла от рака. А вот Адель Александровна Воронец, почти 80-летняя пенсионерка, жительница подмосковной Электростали, та, в нижнем ящике серванта у которой лежат письма из 40-х годов - Адика, Тамары и прочих, - жива. У неё один сын, две кошки и три работы: медсанчасть, оптика и подработка. Балкон в её «однушке» - в геранях. «Поездила по Европе, нагляделась на красоту». Поездками маму радует сын. Адель Александровна, Ада, почти не вспоминает войну, не вздрагивает по ночам от разрывающего перепонки послышавшегося звука авианалёта и, только когда попросят, достаёт старые вырезки «Омской правды»… «Забурели люди, не нужна им уже эта война… А мне... мне отрадно, что в Победе есть и моя малая толика». Зачем я рассказала эту историю? Мне показалось важным сейчас, когда уходят последние старики и некому принять у них эстафету памяти, услышать всё это из первых уст, прикоснуться к пороху тех лет. Вот она, девочка, купившая вместо куклы танк. Живая, близкая, тянущая оттуда, из сороковых, ниточку к нам - под пока мирное небо, что над её гераневым балконом. «Я Ада Занегина. Пишу по-печатному…» Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.

19 декабря 1943 года в центре Харькова на Благовещенском рынке столпились 40 тысяч человек. Ещё недавно оккупанты устраивали здесь массовые казни. Теперь вешали их самих: не всех, всего трёх немцев и одного предателя – водителя душегубки. Это было немного, но это было только начало Из подсудимых самым старшим и по званию, и по возрасту был 52-летний офицер военной контрразведки капитан Вильгельм Лангхельд. Этот уроженец Франкфурта-на-Майне принимал самое непосредственное участие в арестах, карательных операциях, допросах и пытках. Истязаниями он заставлял свои жертвы брать на себя вину за акции против оккупантов, которые они, в основной своей массе не совершали, после чего отправлял их на казнь. Таким образом этот кровавый упырь отрабатывал право занимать своё тёпленькое местечко в тылу, а также полагающиеся за успешную борьбу с партизанами и подпольщиками премии и поощрения. Так или иначе, он был виновен в смерти более сотни человек. На суде он ответил прокурору, что хорошо помнит о расстреле по его приказу в Дергачах 20-ти военнопленных. У ограды концлагеря были арестованы ещё шесть женщин, которых обвинили в том, что они обеспечивают связь партизан с военнопленными. Женщинам оголили спины и били палками, пока они не потеряли сознание. Одна из них умерла от пыток, присутствовавшего при этом 5-летнего ребёнка немцы застрелили. Остальных пятерых женщин по приказу Лангхельда передали комендатуре для расстрела.

Белокурый монстр Мария Мандель родился в 1912 году в Австрии в семье башмачника. Окончив школу, Мандель работала на почтамте. Осенью 1938 года она устроилась надзирательницей в концлагерь «Лихтенбург» в немецкой земле «Ангальт». В мае 1939 года ее перевели в «Равенсбрюк», а в 1942 году повысили, назначив начальницей женских лагерей «Освенцима». Член НСДАП, оберштурмбаннфюрер СС Мандель получила у заключенных кличку «Хищница» и «Чудище». За верную службу Рейху командование наградило ее «Крестом военных заслуг» - 2-ой степени. Из узников евреев она выбирала себе «ручных зверюшек», сопровождавших ее во время прогулок по лагерной территории. Через 5-7 дней надоевшие «живые игрушки» навсегда растворялись за дверями газовой камеры. «Хищнице» нравилось наблюдать смерть маленьких детишек. Однажды в эшелоне, доставившем новую партию узников, Мандель выбрала себе 3-х годовалого белокурого мальчика и забрала его с собой. Она одела его словно принца и неделю «нежно» водила по лагерю, а потом приказала эсэсовцам включить его в следующую партию узников, которых должен был перемолоть «элеватор смерти». Мандель слыла страстной любительницей классической музыки, она добилась у коменданта лагеря Рудольфа Гесса разрешения добавить к существующим в концлагере к двум симфоническим оркестрам, отдельный женский музыкальный коллектив. «Репетиционная база» разместилась в блоке №12, в оркестр набирали только профессиональных музыкантш евреек. Коллективом руководила племянница австрийского композитора Густава Малера, скрипачка-виртуоз Альма Розэ. Женщинам выдавали белые блузы, темно-синие юбки, пиджаки в полосочку и невиданную в лагерях смерти роскошь – трусики и бюстгальтеры, пошитые из хлопчатобумажной ткани. В женском музыкальном бараке был собственный туалет и обогреватели, музыкантши не ходили на тяжелые физические работы, и получали увеличенную пайку. Оркестрантки выполняли дьявольские приказы Мандель: выступали для эсэсовцев, устраивали музыкальные вечера в домах терпимости, и играли «веселенькие мелодии» для тех, кто отправлялся в последний приют смертников – газовую камеру. Таким образом, оркестр играл и для жертв и для их палачей. Мандель взрастила и передала свой дьявольский опыт «Гиене Освенцима» - Ирме Грезе. В августе 1945 года хищницу Мандель задержала военная полиция, в январе 1948 года ее повесили в Краковский тюрьме. После казни тело передали в анатомический театр.

Эта история о любви русской партизанки Маши Васильевой и немецкого офицера Отто Адама. Их называли фронтовыми Ромео и Джульеттой: их роман тоже был недолгим и закончился трагично, но они успели сделать много важных вещей, приближая Победу. «Машка — фашистская овчарка!» — шептались вслед девушке, которая, надев немецкую форму, каждое утро шла в комендатуру. А вскоре жители захваченного города заметили, что она часто прогуливается под руку с вражеским офицером — после этого Машу возненавидела даже мать. Никто и не знал, что пройдет много лет и «подстилке» и ее возлюбленному поставят памятник. Когда нацисты захватили Рыльск, юная красавица с роскошной русой косой сама явилась к ним и предложила свои услуги. «А что такого? — пожимала плечами Мария Васильева. — Есть-то что-то надо!» Девушку взяли секретарем-переводчиком: немецкий язык она знала великолепно. Каждое утро Маша надевала немецкую форму и отправлялась в комендатуру: помогать тем, кто убивал ее соотечественников. Со временем горожане начали замечать Марию с немецким офицером: то выйдет из здания под ручку с завскладом — обер-лейтенантом Адамом Отто, то вечером вместе с ним отправиться на танцы, которые устраивали захватчики. «Немецкая овчарка! Подстилка!» — шептались за спиной у девушки. Даже родная мать презирала ее. И никто не догадывался, что на самом деле Маша помогает партизанам. Девушка, узнавая из документов обо всем, передавала эти сведения бойцам, действующим в тылу врага. Пользовалась она «глухой почтой» — подкладывала записки в дупло дерева на окраине. Иногда она оставляла в нем взрывчатку, которую выносила из комендатуры в своей сумке. Если добыть боеприпасов удавалось много, то сумку нес Отто: все уже привыкли, что он по-джентельменски ухаживает за русской секретаршей. Никто из немцев не догадывался, как далеко всё зашло. Адам первым заметил тайную деятельность девушки, но, вместо того чтобы выдать ее, начал помогать. За время войны он насмотрелся на зверства соотечественников и уже понял: нет никакой расы избранных, есть садисты, которые уничтожают всё вокруг. Мужчина просто не знал, что делать дальше. Бежать из армии? Но куда? Восстать? Это мало чем поможет — его просто расстреляют. Встреча с Марией стала для него решением: офицер решил перейти на сторону Советов. А со временем понял: он не просто восхищается Машей, он в нее влюблен. Девушка ответила взаимностью. Пара мечтала о том, как закончится война и они будут жить в Москве. Мария выучится на педагога, как всегда мечтала, Отто станет строителем и будет не разрушать, а возводить дома и мосты. Оба верили в светлое будущее и старались приблизить его всеми силами. Отто придумывал всё новые способы диверсий. Воровал взрывчатку и передавал ее девушке. Водил Машу на танцы, где подвыпившие немцы нередко болтали о новостях и маневрах. Выгораживал Васильеву, когда ее начинали в чем-то подозревать. Говорят, даже как-то стер компрометирующую магнитофонную запись, которая разоблачала Марию. Но длиться вечно это не могло: немцы начали замечать и пропажу боеприпасов, и чрезмерную осведомленность партизан. После проверки стало понятно: красавица-секретарша — «засланный казачок», а завскладом помогает русской. К счастью, Адаму и Васильевой удалось сбежать буквально за несколько минут до ареста — они даже переодеться не успели, так и отправились в лес в немецкой форме. Марии удалось убедить партизан, что Отто можно доверять. Среди диверсантов он прижился: научился курить горькую махорку, начал носить шапку-ушанку и говорить по-русски. Машу он называл «моя веснянка». Нацисты были в ярости: как можно было предать своих! За голову Отто объявили огромную награду — 15 тысяч рейхсмарок и корову. А вот Машу не искали, благодаря находчивости ее матери. Женщина, поняв, что ее дочь — героиня, а не предательница, обвела фашистов вокруг пальца. В доме валялась фотография немца, который ухаживал за Машей до Отто и подарил свою карточку. Старшая Васильева знала: бывший кавалер уехал из Рыльска обратно на родину. Явившимся военным она так и сказала: дочь сбежала «с этим». Адам и Васильева продолжили воевать. Участвовали в нападениях, ездили по округе, болтали с оккупантами — пригодилась форма, в которой они ушли из комендатуры. Отто в отряде прозвали «немцем-партизаном», а пару нередко беззлобно дразнили: «Глядите, Ромео и Джульетта пошли!» При каждом удобном случае товарищи старались оставить молодых людей наедине. Все верили в победу, но понимали: не каждому удастся до нее дожить. Пусть проводят время вместе, пока есть такая возможность. Как и героев трагедии Шекспира, Отто и Машу не ждал счастливый конец. Вместе с остальными партизанами во время одной из операций фашисты настигли их у реки. Отступать было некуда, и бойцы отстреливались до тех пор, пока у них не кончились патроны. Адам и Васильева погибли. Говорят, немец прижал ее голову к своей и выстрелил в висок: знал, что сделают с девушкой, если она попадется бывшим сослуживцам живой. Раздраженные гитлеровцы расстреляли их мертвые тела: злились, что им не досталась награда, обещанная лишь за живого Отто. Мать нашла Машу спустя несколько недель — узнала лишь по косам. Женщина так и не простила себе того, что не успела извиниться перед дочерью за то, что поверила в ее предательство. Спустя много лет она написала матери Отто — найти ее помогли исследователи, передавшие единственную сохранившуюся в комендатуре фотографию в Германию. Родственники Адама приехали в Россию. Две пожилые женщины сходили на могилу своих детей и долго стояли под кленами, думая о том, что могли бы нянчить общих внуков. Но война отняла у них счастье, в которое так верили русская девушка и немецкий офицер. В Рыльске нет памятника Адаму и Маше — лишь деревянный крест, за которым ухаживают местные жители, да экспозиция из нескольких фотографий в местном музее. Но скульптуру поставили в Германии, в Трептов-парке, где покоятся павшие советские воины: худенькая девушка с длинными косами стоит рядом с немецким офицером, положив голову ему на плечо. На табличке написано: «Светлой любви Маши Васильевой и Отто Адама». Это всё, что осталось на память о тех, кто, словно герои шекспировской пьесы, преодолели ненависть своих не семей, но народов и умерли в один день, приближая Победу.