Предыдущая публикация
«Для меня самой это непонятно, как я стала актрисой.
Трудно найти семью более далекую от театра, чем наша. Даже не помню, чтобы в детстве меня водили на какие-то спектакли. В основном я смотрела кино. На «Карнавальную ночь» с Гурченко ходила каждое воскресенье, лет десять подряд, наверное. А потом в нашей квартире у одной соседки появился телевизор. Ничего особо интересного там не показывали — новости, футбол и какой-нибудь балет. Но я к ней приходила, испытывая колоссальное чувство неловкости. Униженно просила разрешения посмотреть передачу и высиживала до упора, пока телевизор не выключался. Я вообще росла невероятно закомплексованной девочкой. Стоило учительнице назвать мою фамилию: «Ицыкович, к доске», — как я покрывалась сыпью, пятнами, всем, чем только можно покрыться на нервной почве. Это был абсолютный зажим, страх, неловкость от самой себя, от того, что я существую. Кстати, может, и желание стать актрисой отсюда. Как способ убежать от себя реальной. В старших классах я записалась в разные студии: в литературную, в кружок художественного слова, движения. Все они находились в разных концах Ленинграда, но я самостоятельно ездила туда после школы. Семье было не до меня, папа тяжело заболел. У сестры уже была своя семья, маленький ребенок. И я пользовалась этой вынужденной свободой, часто уезжала, поздно возвращалась. Во мне жило сумасшедшее, истерическое желание заниматься творчеством. На той же лестнице, где мама выдавала мне по кусочку масла, я чиркнула бритвой себе по пальцу и собственной кровью написала в своем дневнике: «Я буду актрисой». Но написать можно что угодно. А вот то, что я действительно стала тем, кем стала, — это чудо. Мне очень жаль, что папа так и не увидел меня на сцене. Когда я прислала телеграмму, что принята в Школу-студию МХАТ, он мне не поверил. Считал, что все мое поступление — это какая-то большая афера, побег из дома...»
⠀
Татьяна Васильева
Следующая публикация
Нет комментариев