Возглавляли общину, как это иногда бывает у раскольников, две женщины – пожилая начетчица Мария Ковалева и старица Виталия.
Хутор числился зажиточным – у общины было вдоволь земли, швейное производство и гончарный цех. Однако в конце XIX века их размеренную жизнь всколыхнула Первая всенародная перепись населения Российской империи.
Поскольку и до этого старообрядцы считали, что власть Москвы – это не больше не меньше как власть самого антихриста, весть о том, что «всех перечтут» изрядно напугала хуторян.
Вместо того, чтобы как-нибудь успокоить паству, женщины, наоборот, стали пророчествовать о том, что со дня на день наступит конец света, у власти уже встал антихрист, а кто примет участие в переписи, примет его «печать», а значит, будет лишён царствия Божьего. Старухи настолько растревожили своими речами староверческий скит, что даже дети и подростки стали беспрестанно твердить о приближающемся конце. Дело дошло до того, что, распалившаяся собственными фантазиями старица Виталия стала призывать всех к самоубийству.
Было решено покончить с жизнью привычным для старообрядцев способом – похоронить себя заживо. Сделать это было решено в погребе одного из общинников – Назара Фомина. В ночь на 23 декабря староверы «радели» в доме Фомина, читали молитвы, прощались, а затем, спустившись в погреб двое мужчин – сам Назар и сын начётчицы Марии, Федор Ковалев, стали рыть «мину» – могилу. Остальные торопливо помогали. Поскольку самоубийство считалось страшным грехом, жители хутора решили доверить процесс закладки Ковалеву, который работал каменщиком. Таким манером Ковалев заживо замуровал почти три десятка человек, включая собственную 22-летнюю жену, двух малолетних дочерей, мать и сестер.
После того как могила была готова, в нее вошли 9 человек, среди которых были сам Назар Фомин с женой и дочерью-подростком, его работник, 18-летний парень, невестка Марии Ковалевой, Анюша, с двумя малолетними детьми и еще несколько человек. Затем Фёдор Ковалев с одной стороны и с Назар Фомин с другой замуровали могилу двойной каменной кладкой на глине.
Сама старица в могилу не спешила. Зато с собой обязательно было решено взять всех детей, «чтобы их не крестили в православную веру».
Через несколько дней после фактического убийства единоверцев, в землю Федором Ковалевым было замуровано еще 6 человек.
Полиция о массовом умопомешательстве староверов ничего не знала. В день, когда на хутор пришли переписчики, старица Виталия отказалась дать информацию об общине. За это оставшиеся в живых сектанты были задержаны и заключены в тюрьму, где объявили голодовку и через пять дней были отпущены на свободу.
Спустя два месяца Федор Ковалев продолжил свое черное дело и в два приема замуровал в земле еще 10 односельчан. На этот раз среди решившихся на самоубийство сектантов была его мать, начётчица Мария Ковалева и старица Виталия.
В апреле 1897 года Ковалева арестовали и отправили в Монастырскую тюрьму.
Следователи, поражаясь фанатизму и ограниченности закосневших в суевериях сектантов, не знали, что с ним делать. С одной стороны он собственными руками убил всех своих родных, близких, друзей в том числе и жену с малолетними детьми.
С другой стороны обнародование всех подробностей дела могло бы привести к возмущениям среди староверческой среды и новым массовым самоубийствам раскольников. Сект накануне XX века в России расплодилось чрезвычайно много и стоило только поднести к этому пороху спичку как мог бы вспыхнуть настоящий пожар – одни сектанты снова бы побежали бы «в лес», другие стали бы сжигать и хоронить себя заживо, а третьи могли бы начать душить друг друга, лишь бы не участвовать в переписи.
Поэтому дело о Ковалеве сначала дошло до обер-прокурора Синода Константина Петровича Победоносцева, а затем было донесено и до молодого императора Николая II. Интересовались состоянием Ковалева и психиатры. Обследовавший его психиатр Сикорский отмечал, что сначала сектантом владело «полное нравственное безразличие и бесчувствие», которое, по мере того как он освобождался от влияния старицы Виталии, сменялось «глубоким раскаянием и разбором собственных ошибок».
Император не стал предавать дело широкой огласке. Суда постарались избежать, и массового убийцу Ковалева отправили в тюрьму при Спасо-Евфимьевском суздальском монастыре отбывать наказание бессрочно и замаливать грехи.
Раскаяние убийцы было очевидным: Ковалев просидел в камере-одиночке 7 лет и в письмах к сестре признавался, что смирился с участью и не будет просить о помиловании. Через шесть лет его перевели в келью.
На фоне общей неразберихи 1905-го Ковалев вышел из заключения, повторно женился и стал отцом еще трижды.
Осознание собственной вины не помешало ему стать на Терновских хуторах почитаемым старцем, страдальцем за веру. После революции старообрядцы часовенного согласия ушли в Румынию, а затем эмигрировали в Канаду
В 1920-е годы он вместе с другими староверами часовенного согласия эмигрировал сначала в Румынию, а затем в Канаду, где и умер в середине 1930-х годов.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1