Татьяна Фильченкова
20. Буйвы
Когда прошёл ледоход, и можно стало ловить рыбу на похлёбку, Благожа забрала Луковку от кормилицы. Малец заходился в крике, выплёвывал размоченный в юшке хлеб, и только Зыбишу удавалось его успокоить. Только Луковка немного обвыкся, его впервые обрили.
Как спала вода в реке, Сиян засобирался в Торжище и стал снаряжать ладьи. Люд дивился, зачем он собрался плыть перед пахотой. Его работники отвечали любопытным:
– В южных землях который виток засуха, сеять нечем, а у Сияна полны закрома. Вот он и везёт зерно, торговцы с островов каких только диковин за него не дают.
Народ одобряюще цокал языками, приговаривая:
– Мудр Сиян, оттого и богат.
Зрин околачивался у ладей, караулил хлебного родовика, чтобы к нему в работники наняться, да тот всё не появлялся. Пришлось Благожу о помощи просить. Она встретилась с Сияном, но вернулась хмурая.
– Сказал, что без надобности ему зуди. И в пахоту вряд ли понадобятся.
– Он что же, сеять не собирается? – удивился Зрин.
– Не знаю. Не шибко-то он разговаривал, только в лицо мне посмеивался.
О том, что задумал Сиян, открылось, когда он вернулся под самую пахоту. На берегу вся Ёдоль столпилась. Ладьи Сияна шли гружёные, чуть бортами воду не черпали. Первая встала у причала. Из её нутра доносился стук и утробное низкое ворчание. И вдруг раздался рёв такой силы, будто сам Ен в трубу дунул.
Народ отскочил от пристани, только Зыбиш с перепугу замешкался, споткнулся и упал в пыль на дороге. А из ладьи выводили чудищ. Огромных, как дом. Головы – что чан, а на головах – сучья изогнутые, обмотанные верёвкой, за которую работники тянули. Носы у чудищ чёрные, и ноздри с кулак от дыхания колышутся. На ногах – стукачи раздвоенные.
Зрин так засмотрелся, что и про Зыбиша забыл. А тот лежал на пути у чудищ, того гляди те стукачами затопчут, и вопил истошно. На его крик Ретиш вернулся. Они со Зрином подхватили Зыбиша под руки и оттащили в сторону.
Чудища проходили мимо, бока их шумно вздымались, а позади каждого верёвка с кистью извивалась. Следом из ладей другую пару таких же за сучья тянули. Работники на них покрикивали, хворостиной по бокам стегали. Зрин осмелел, подскочил к чудищу, коснулся живота, до которого только и смог дотянуться. А он весь густым и жёстким волосом покрыт.
– Не тяни руки к Сиянову добру, грязюк. Скоро ваши зуди никому не понадобятся, на буйвах пахать будем, – прикрикнул на него работник Сияна, Вертян.
Зрин даже обидеться забыл. Стоял и всё вслед чудищам смотрел. Буйвам, как их Вертян назвал. Всего Сиян шестерых привёз. Значит, есть где-то на островах звери. И, должно быть, не только буйвы.
Зыбиш так и сидел на земле, там, куда его Зрин с Ретишем оттащили. Трясся и зубами стучал. Даже обмочился.
– Что же ты срамишься перед народом? – накинулся на него Зрин.
– Напугался он. Всё в себя не придёт, – ответил за Зыбиша Ретиш. – Повели его домой, Благоже покажем.
Зыбиша пришлось тащить волоком, ноги его совсем не держали. Благожа, как его увидела, за голову схватилась, все дела бросила, принялась снадобье готовить и отпаивать с ложки. Зыбиш поначалу и глотка сделать не мог, пришлось ему зубы разжимать. Напившись наконец, он обмяк и вскоре уснул. Зрин с Ретишем оттащили его на тюфяк. Даже во сне он вскрикивал, сучил ногами, будто бежал от чего-то. Только к ночи задышал ровно.
К утру Зыбиш совсем успокоился, к завтраку сам вышел и больше не дрожал. Благожа, завидев его, спросила:
– Оправился?
– Д-д-да… – ответил он.
– Есть будешь?
– Бу-бу-бу-д-ду.
– Ты чего словами давишься? – закричал на него Ретиш.
– Не-не-не з-з-з-на-наю…
Благожа всплеснула руками:
– Да что ж за напасть мне с вами!
После завтрака, когда все ушли носить глину для зудей, она повела Зыбиша к Сувру. Ведун дал снадобий и велел пить их шестиду.
Буйвы паслись на лугу у рощи. Мимо добычного места то и дело пробегали ёдольцы поглазеть на диво. Смотрели, правда, с пригорка, близко подойти никто не решался.
К полудню, после целительства у ведуна, на добычное прибежал Зыбиш. Он постоянно озирался, боясь, что буйвы забредут сюда, и вскрикивал при каждом их рёве.
Зрина так и подмывало бросить глину и тоже бежать к буйвам. В конце концов он не выдержал и втыкнул лопату в землю.
– Сиян за зудями не явится. Так зачем носить столько? Идём смотреть!
Ретиш тут же откинул корзину.
– Идём!
Зыбиш затряс головой, промямлил:
– Не-не-нет…
Медаре затея тоже не понравилась:
– Сперва дело надо закончить, а после уж смотреть.
– Сестрица, дел у нас теперь раза в три меньше. Как и зерна. После на буйвах пахать начнут, попробуй сунься на поля к Сияну, чтобы на них глянуть. Не хочешь с нами, так оставайся здесь с Зыбишем. – Зрин отряхнул одёжу и направился к пригорку.
Немолв всматривался в лица старших, пытаясь понять, о чём они спорят. Увидав, что Зрин с Ретишем уходят, оставил глину и побежал за ними.
В толпе среди глазеющих и Отрада была. Зимой она стала разумной, платок больше не носила и гордо трясла золотыми кудрями, которые до плеч уже отросли. Ретиш, как увидел её, забыл о буйвах, вылупился во все глаза, даже рот открыл.
– Да-а, братец, вот уж диво так диво, куда буйвам до ведуньей дочери. Даже косы у неё быстрее чем у остальных растут, – усмехнулся Зрин. – Не лысину она под платком скрывала, а волосы.
– Больно надо мне смотреть на неё, – проворчал Ретиш с обидой. – Просто не признал сразу, вот и думал, кто такая и откуда взялась.
Зрин толкнул Ретиша, подмигнул и сказал так, чтобы все слышали:
– А подойдём-ка поближе, разве ж отсюда разглядеть чего,
И первым пустился вприпрыжку с пригорка. Ретиш сопел за спиной, но не отставал. А за ним Немолв стучал пятками.
– Куда вы, дурни? – неслось из толпы. – Как возьмут вас буйвы на рога, кто тогда зудей лепить будет?
Зрин обернулся и крикнул:
– А вы Сияна просите, чтобы всем буйвов привёз!
Ступили на луг. Буйвы продолжали неспешно жевать траву, лишь один мотнул головой, передёрнул ушами и вернулся к еде. Зрин надрал травы, осторожно подошёл к тому, который был ближе, и протянул угощение. Буйв скосил большой тёмный глаз, поднял голову и взял траву у Зрина, мягко прикоснувшись тёмными губами к рукам. Зрин рассмеялся тихо, погладил морду, потрогал изогнутые сучья на голове. Рога, как сказал кто-то из толпы.
Ретиш осмелел и тоже подошёл к буйву.
«Это потому, что Отрада на него смотрит», – подумалось Зрину.
Немолв наблюдал за старшими и широко улыбался. Кажется, ему вовсе не было страшно. Он тоже нарвал травы и поднёс тому, который головой мотал.
– А ну, грязный род, прочь от добра хозяина! – на них шёл Вертян с хворостиной.
– Это ты под хозяином, а мы свободный люд, – хохотнул Зрин и отскочил от хворостины.
Ретиш отпрыгнул в другую сторону. Вертян оглядывался то на одного, то на другого, примеряясь, кого сможет достать, и тут заметил Немолва, который так и кормил буйва, не подозревая, что творится сзади. По его спине и прошлась хворостина. Немолв даже не вскрикнул, лишь изогнулся и на землю упал, корчась от боли.
– Тебе закона нет?! – закричал Ретиш. – Ты руку на человека поднял.
– Руки не поднимал, – осклабился Вертян. – Только хворостину, а про неё в законе не сказано. Кончилось ваше время, грязюки, теперь тоже под хозяина пойдёте, чтоб с голоду не сдохнуть.
– Погоди радоваться, – ответил Зрин зло. – Буйвы не зуди, помрут – новых не слепишь. Тогда и пойдёшь на поклон к грязюкам.
Зрин подхватил подмышку Немолва, махнул Ретишу, чтобы догонял, и ушёл с луга. Вертян похлопал глазами и разразился бранью, но за братьями не побежал.
Вернувшись в дом, Зрин крикнул с порога:
– Родуша, где семена чужаков? Посадим их!
Благожа посмотрела с удивлением.
– Сувр не велел дарами колдунов пользоваться.
– Сувр много чего не велел, только сам на свои запреты плюёт. И дружок его тоже!
– В тебя Куль вселился? Что говоришь такое?
– Правду говорю! Ведунья дочь косы под платком отрастила, а Сиян… Кто-то спросил его, откуда он буйвов привёз? Может, их колдуны пострашнее пришлых ему подарили.
Зрина корёжило от того, что так про буйвов говорить приходится, но остановиться он уже не мог:
– Как нам выживать, если Сияну зуди не нужны? Чуть не всё зерно от него было.
Благожа вздохнула горестно:
– Проживём как-нибудь, Ен не даст пропасть.
– Вот он тебе семенами чужаков и помогает. Никто от них не умер и никто из мёртвых, которые их ели, после смерти не ожил.
Ретиш поддержал:
– Родуша, работник Сияна насмехался над нами, сказал, что скоро под хозяина пойдём, чтоб с голоду не подохнуть. Он и Немолва хворостиной стеганул. Вот! – Он задрал на Немолве рубаху, показывая багровую полосу.
Благожа закусила губы, покачала головой и пошла в чулан. Вернулась с двумя мешочками.
– Будь по-вашему, замочу я семена, пусть прорастут. Только молчите до времени: посмотрим, может, кто из хлебных и придёт за зудями.
Хлебных ждали напрасно. Никто из них за зудями не явился. Всех даров и было, что солонина от Сувра да ножи с топорами от Мощёра. Остальные в долг до жатвы брали.
Настала очередь Сминрава. Он вошёл, опустив глаза.
– Знаю, что туго вам придётся, да только нечем платить мне. Отдам с жатвы, сколько бы ни уродилось.
Зрин успокоил его:
– С тебя Благожа велела три витка плату не брать. Я её не могу ослушаться. Да и сам бы не взял: твоя жена Луковку вскормила. И вот ещё что…
Зрин зашептал Сминраву в ухо. Тот выслушал и рассмеялся. Сказал весело:
– По рукам, коли так.
Наутро народ пришёл за зудями. Ретиш ждал на улице, пока все соберутся. Когда мужики уже стали ворчать, отчего глиняные тянут, Ретиш открыл ворота и Зрин вывел со двора глиняного буйва. Он был один в один как живой, Зрин даже волоски на глиняных боках прочертил. Люд дружно охнул, посторонился и тут же загалдел. Все к следующему дню хотели буйва и давали двойную, а то и тройную плату. Зрин с Ретишем ликовали.
Раздав последних зудей, отправились спать, однако ещё до полудня их разбудил грохот. Стучали в ворота. Благожа схватилась за грудь, помянула Ена-заступника и пошла открывать.
В дом ввалили работники Сувра и Сияна. Вертян, что ударил Немолва, шумел громче остальных:
– Поднимайтесь, грязюки, судить вас будем.
Зрину с Ретишем дали только штаны с рубахами натянуть и потащили на сходное место. Там уже собрались родовики, только Благожи с ними не было, и побросавшие работу притихшие селяне. Перед Сувром и багровым от гнева Сияном стоял растерянный Сминрав. Рядом с ним поставили Зрина с Ретишем.
– Отвечайте, кто затеял творить скверну на образе созданий Ена?
– О чём ты, ведун? – не понял Зрин.
– Из-за зудя шум подняли, – шепнул ему Сминрав.
Зрин кивнул и посмотрел в глаза Сувру:
– Зудя по образу буйва я слепил. Только в чём скверна? Закон не велит разумных лепить. Разве буйвы разумны? Или ты, ведун, ставишь их вровень с людьми?
Сиян запыхтел от злобы, проскрежетал:
– Зудям головы не приделывают. Ты по образу буйва его лепил, чтобы гибель наслать. Не ты ли грозился работнику, что вскоре помрут буйвы?
– Не грозился, а предостерегал. Что ж в том странного? Всё живое умирает, даже родовики в своё время. А вот работник твой желал глиняному роду издохнуть с голоду. А что до голов, так зудям они ни к чему просто, никакого запрета на то нет, всё одно голова неразумная.
Сиян только воздуха в грудь набрал, чтобы бранью разразиться, да Сувр остановил его и спросил Зрина:
– Так ты вылепил точное подобие буйва? Кто тебе подсказывал?
– Никто! Ретиш со Сминравом ни при чём. Я сам всё затеял.
Сувр прикрыл глаза, вздохнул:
– Вижу, что вины на них нет. Но спрашивал я не о том. Кто водил твоими руками, когда ты лепил?
Народ охнул, загудел изумлённо и возмущённо.
– Говорю же, колдовство это! Не иначе как от пришлых нахватался, – выкрикнул Вертян.
Сувр глянул на него грозно, и тот замолчал. Ведун же провозгласил:
– Предки открыли мне всё. Ретиш со Сминравом чисты. Их вина лишь в том, что не остановили они Зрина в дурном деянии. Зрин же виновен в том, что из зависти наставлениям Куля поддался, решил Ену уподобиться и даром Его слепить колдовское создание. Сминрав с Ретишем свободны, а Зрина велю обрить, чтобы не осталось в нём тёмного знания.
– Зрина побрить? – взвился Ретиш. – А работнику, который людям смерти желал и Немолва ударил, наказания не будет?
Сувр на миг задумался, потом сказал:
– Не оговариваешь ли ты работника, глиняный сын?
– Врёт он, ведун, Ен свидетель, врёт! – возмутился Вертян.
– Свидетель, пожалуй, и среди людей найдётся, – проговорил Сувр и выкрикнул в толпу: – Приведите Немолва!
Вперёд тут же вышла Благожа с Немолвом и задрала на нём рубаху. Сувр покачал головой, развернул к себе Немолва и спросил:
– Кто это сделал? Кто поднял руку на тебя?
Немолв сразу указал на Вертяна.
Сувр посмотрел на Сияна:
– Работник твой виновен не меньше Зрина. А раз виновен – то и наказание понесёт. Обрейте обоих!
Вертяна скрутили и поставили рядом со Зрином. Затем их заставили опуститься на колени, и сыновья Сувра выскоблили им головы ножами. Зрин вырывался так, что пятеро его еле могли удержать. Нож не раз соскальзывал, оставляя на синеватой лысой коже головы глубокие раны.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1