ЖИЗНЕННЫЕ РАССКАЗЫ

Девочка и вправду сидела в соседней комнате, но не ревела. Хватит, наревелась уже за всю жизнь. Дразнили её с самого раннего детства, даже в детском саду. «Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!» - это была самая безобидная дразнилка. Дети часто бывают жестокими. «Макака-рыжепука явилась из бамбука», «Рыжуха – рот до уха». А если Настя начинала обижаться и плакать, то ей в след неслось: «Рыжик, рыжик, надулся как пыжик, Давай, сдувайся поскорей, а то получишь люлей»... Настя не знала, в кого она такая уродилась страшная, рыжая и в веснушках по всему телу. Зимой, на белой коже эти пятнышки особенно были заметны. А летом на солнце Настя безбожно обгорала, становилась красная, как вареный рак. Мама вспоминала, что прадед Насти со стороны отца был тоже рыжий. Видимо от него такой подарочек достался правнучке… Волосы у Насти были огненно-рыжими, жесткими, как медная проволока. Они были непослушными и выбивались из косичек. Поэтому Настя всегда делала простой конский хвост. Учителя ругались, потому что в школе нельзя было ходить с распущенными волосами или с таким хвостом, но тут уже сама Настя взбунтовалась, хоть как-то отстаивая своё право на красоту. В раннем детстве Настя хотя бы фигурой не отличалась от других детей, но в подростковом возрасте вытянулась, как палка, а вот девичьих прелестей не нарастила. За что получила от одноклассников еще и прозвище «оглобля». Родственники тоже не сдерживались в высказываниях, брат открыто обзывался, и мама хоть и защищала, но тоже ворчала, что дочка страшненькая растет. Это её «Зато умная» положения не спасало. Наоборот Настя чувствовала свою уродливость еще сильнее. Зачем её этот ум, если она на себя в зеркало смотреть не хочет? Она мечтала только об одном – быть как все, с обычными волосами и ровным цветом кожи. Когда Настя уже училась в старших классах, она упросила маму, чтобы та разрешила ей покрасить волосы. Почему-то хотелось ей стать блондинкой, чтобы быть как голливудской звездой. Она купила краску, сама себя накрасила. И какой же шок она испытала, когда смыла краску и высушила волосы. Рыжина никуда не делась, но из насыщенного бронзового цвета волосы стали светло-рыжими, палевым, застиранным, как у бродячей собаки, что иногда приходила к их дому. С такой «красотой» Настя даже не рискнула выходить из дома без косынки. Так и ходила месяц, пока мать не разрешила купить новую краску, все-таки на её густую и жесткую шевелюру нужно был не один флакончик, а целых три. На этот раз Настя купила тёмно-каштановую краску, чтобы закрасить этот кошмар. Но оказалось, что этот цвет девушке категорически не шел, делая её лицо болезненным: на белой коже еще ярче стали выделяться ненавистные веснушки. Да и смылся цвет очень быстро. Через пару месяцев голова Насти снова сияла рыжиной. После чего Настя решила, что лучше уж так ходить привычно, чем постоянно измываться над волосами. К семнадцати годам Настя приняла тот факт, что она уродка и никому не нравится. В её сельской школе все подружки уже гуляли с парнями, кто-то даже планировал после школы сразу замуж выходить, одна Настя ни разу не то, что не поцеловалась, даже за ручку не держалась с мальчиком. Была и тайная любовь у девушки – одноклассник Василий. Но он даже не смотрел в сторону Насти. Хотя нет, смотрел, но каждый раз кривил лицо, как будто смотрит на что-то противное, лягушку или козявку. Это его выражение лица Настя со слезами вспоминала, лежа в постели. После школы Настя уехала в город, поступать на медицинский. Да, она оказалась единственной девочкой в классе, которая смогла поступить в ВУЗ. Это и радовало Настю, и расстраивало одновременно. Что ж, раз она уродка, то хоть пользу миру принесет – станет хорошим врачом, будет спасать жизни людей. В первый год учебы Насте некогда было страдать о своём уродстве, занятия шли первую половину дня, а потом она до ночи зубрила сложные термины, латынь и анатомию. Голова шла кругом, но Настя стискивала зубы и учила до звездочек в глазах. Какие уж там парни и любовь? Сдать бы зачеты да не провалиться на экзаменах. И не заметила она, как из гадкого утенка превратилась в лебедушку. Фигура её обрела соблазнительные изгибы, и высокий рост не так выделялся среди городских высоких девушек. Лицо, хоть и с веснушками, стало точеным как у кинодивы. Большой соблазнительный рот, изящный нос и глаза цвета меда. Брови и ресницы мерцали золотом, а медово-рыжие волосы мягкими локонами были собраны в неизменных хвост до середины спины. За учебой Настя не замечала заинтересованные взгляды однокурсников. Именно эта её черта – равнодушие к противоположному полу, отсутствие жеманности и переглядок с парнями делало её загадочной и желанной. Настя даже не понимала намеков парней, которые подмигивали и улыбались, пытались заговорить с ней. Она воспринимала это как издевку, как ту гримасу Василия, что стояла у неё перед глазами в старших классах. Только один парень вызывал интерес у девушки. Он учился на курс старше, и Настя сталкивалась с ним иногда в библиотеке. Был он тоже рыжий! Первый раз в жизни Настя увидела человека, похожего на неё. И первый раз она призналась сама себе, что рыжий может быть красивым. Он, в отличие от Насти, часто улыбался и шутил с людьми. Она, как завороженная смотрела на него, когда луч солнца из окон библиотеки подсвечивал его рыжий ёжик на голове. И тогда Насте казалось, что юноша весь, как слиток золота, как солнышко. В эти минут её сердце замирало, но даже мысли не возникало как-то дать Павлу знак, что он ей нравится. Настя знала, что Павел один из лучших на курсе. А еще он увлекается фотографией. Она часто видела его с фотоаппаратом на студенческих мероприятиях и в парке. Знала, что однокурсницы мечтают, чтобы он их сфотографировал. «У него на фото мы всегда красивыми получаемся!» шептались они. Это случилось в конце первого года обучения. Шла летняя сессия, Настя сутками пропадала в библиотеке, готовясь к экзамену. Она так уставала, что забывала поесть, и от этого её немного шатало и она была неуклюжей. Вечно на кого-то натыкалась. В этом невменяемом состоянии она и столкнулась в простенках библиотеки с Павлом. Он тоже шел не глядя перед собой и нес большую стопку учебников. Столкновение было неизбежным… — Что это? — воскликнула Настя, перебирая в руках стопку фото, которые выпали из книги Павла. На этих фото была …она! На всех! Вот она сидит у окна библиотеки, и солнце просвечивает сквозь её волосы, как золотой нимб. Вот она в парке на скамье читает под большой елью. Вот она смотрит вдаль на что-то. И на всех фото она была такая…такая красивая! — Прости, Настя. Никак не мог решиться отдать тебе эти фото. Ты же вроде не любишь, когда с тобой разговаривают. Но я как-то сфоткал тебя в парке, а потом где бы ты ни была, у меня рука сама к фотоаппарату тянулась. Извини, это сильнее меня… Павел еще что-то говорил, но Настя его не слушала. Она смотрела в его глаза. В глаза, которые видели её красивой! ( Автор Ольга Усачева)

А так, только при очередном кормлении новенькая медсестра обратила внимание на неадекватность грудничка и малыша в срочном порядке доставили в реанимацию. У него началась асфиксия, врачи приняли меры и подключили малыша к кислороду. Мальчик был в тяжелом состоянии, но выжил. Еще бы пару часов и не спасли бы. Видимо там, на небесах, кто-то с любовью присматривал за черным отказничком. Медсестра Альбина в свои выходные навещала крошку в палате. Так он ей запал в душу, никак не могла забыть его беспомощный взгляд и тяжелое состояние необычного мальчика. Спустя время самочувствие Марка наладилось, ребенка готовили к выписке и переводу в Дом Малютки. Аля уговорила мужа усыновить этого мальчика. Своих детей у них не было, а этот случай показался ей знаковым. Муж долго сопротивлялся: — ЗАЧЕМ нам чёрный ребенок? Оставь его, пусть его усыновляют люди его расы Но Аля смогла уговорить мужа. Пройдя школу приемных родителей и медкомиссию, они подали документу в опеку. Решение комиссии пришлось ждать в течение недели и наконец, Марка можно было забрать домой. Биологическая мама мальчика так и не появилась в роддоме. У нее был шанс забрать отказ на ребенка, но она им не воспользовалась. Альбина ушла в декретный отпуск по уходу и чувствовала себя абсолютно счастливой. Так, маленький смуглый мальчик обрел семью, надежду на счастливое будущее и любовь. А еще через полгода, Аля узнала что беременна! И это спустя три года после безуспешного лечения от бесплодия. Да… действительно, кто-то там, на небесах играет нашими судьбами, проверяя нас на прочность, доброту и способность любить… Если история Вам по душе, нажмите Класс, мне будет очень приятно

И она намного старше меня и это не просто увлечение. Она беременна. Аня думает, что мы будем счастливы вместе. У нее есть трейлер в лесу и дрова на всю зиму. Мы оба хотим иметь много детей. Аня дала мне понять, что марихуана — это современно и не так уж плохо. Мы вместе будем выращивать ее и обменивать на экстази и кокаин у других жителей нашей коммуны. А еще мы молимся, чтобы ученые нашли лекарство от СПИДа, и Аня поправилась. Она это заслужила. Не волнуйся, отец. Мне уже 16 и я могу о себе позаботиться. Однажды мы все вместе навестим вас, чтобы вы могли увидеть всех своих внуков. С любовью, Антон.» P.S. Пап, это все шутка. Я у Сашки. Просто хотелось показать тебе, что оценки в моем дневнике — это не самое худшее, что могло бы случиться. Позвони мне, когда буря утихнет, и я смогу вернуться домой».

Пошла к проводнику, она сказала предложить доплатить кому-то, чтобы охотнее согласился поменяться. Я пошла опрашивать снова. Готова была дать 500 рублей, но никто не уступил.. Положила ребенка на верхнюю полку, сама стоя ехала всю ночь, переживала, чтобы не упала. Обидно за безразличие людей друг к другу. Обращаюсь ко всем эгоистичным людям: "Нельзя быть такими, понимаете? Нельзя! Ведь кому-то нижняя полка нужнее, чем вам! Неужели сложно уступить?" Вот вы бы уступили? Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛

— Ой, я тебя умоляю, родная, деньги — это последнее, что я попрошу, — голос Светы стал тягучим и противным, как сироп от кашля. — Мы со Степой в Тай хотим слетать, а животину кормить некому. Не выручишь? — Животину? Не знала, что у тебя хозяйство. Вот время летит. Куры, козы? — Да какое хозяйство, котопёс у меня. Папа умер полгода назад, а звери остались… Живут в его квартире, я себе их забрать не могу, прихожу кормить, убирать и выгуливать. Выручишь на недельку? Я уже всех обзвонила, никто не может… — Свет, я не знала про папу, соболезную… Слушай, ну раз такое дело, то, конечно, без проблем. — Супер. Подъезжай через часик, расскажу, что да как, — Светка не дала ответить и сбросила вызов. *** Маша поднялась на третий этаж, вдыхая знакомые запахи подъезда, в котором не была со школы. Старая дверь в квартиру была приоткрыта. Протерев ботинки о коврик, девушка потянула за ручку и чуть не вскрикнула от неожиданности: из полумрака прихожей на нее смотрели две пары внимательных глаз. Кот и пёс сидели у входа, как два профессора на конференции, ожидающие, пока лектор зайдет за кафедру и начнет доклад. — Све-е-ет! — позвала девушка. — Бегу! Ты уже тут? — послышалось почему-то снизу. Через минуту на площадке появилась взмыленная Солнцева и сразу прорвалась внутрь квартиры. — Опять, хулиганы, дверь открыли ― хоть замки меняй, — ворчала Светка, протискиваясь между животными. — Заходи скорее, мне уже ехать надо. — А не укусит? — настороженно спросила Маша. — Нет. Здесь не кусают, а только молча осуждают. Мы же у моего папы дома, забыла? Маша подумала, что подруга шутит, но согласилась войти. — Знакомься, это Петр Анатольевич, — представила Солнцева здоровенного беспородного пса с задумчивым видом академика, — и Виктор Анатольевич, — показала она на кота, чьи усы были такие длинные, что могли бы принимать некоторые радиостанции. — Сразу отвечаю на вопрос: они не родственники. Папа назвал их в честь своих бывших коллег из института и воспитал так, что звери полностью заменяли ему общение с людьми. Короче, еда подписана, воду менять каждый день, пса выгуливать с утра в семь и вечером в половине девятого. Утром я его уже сводила, — тараторила Света, носясь по квартире как ураган. Всё было просто и понятно, пока Маша не спросила про шашки на полу. — Да, самое главное: с псом надо два раза в день играть в шашки, иначе он не выйдет на улицу. — Очень смешно. — Я не шучу, — Солнцева напустила на себя нехарактерный для нее серьезный вид. — А коту надо новости читать, причем свежие. Он любит газеты, но если лень покупать, то читай из интернета, потерпит пару недель. Будут хандрить, поставь им пластинку Высоцкого или Окуджавы. Только не включай рок, могут поругаться. — Пару недель?! Ты же сказала ― неделя! — Маша-а-а! Ну кто в Тай едет на неделю? Всё, я помчала, ключи на гвоздике. Если замок будет заедать, постучи три раза, потом пауза и еще три, тебе откроют. Солнцева закружилась в финальном вихре и как сквозняк удалилась в открытую дверь. Петр и Виктор Анатольевичи ждали ее на кухне. Пёс сидел на стуле и смотрел в окно, а кот лежал у пустой миски, сохраняя достоинство и не опускаясь до мяуканья. На столе Маша нашла газету. — Делать мне больше нечего, как газеты котам читать, — цокнула девушка и, наполнив миску сухим кормом, отправилась по своим делам, чтобы вернуться вечером и выгулять пса. Остаток дня был переполнен какой-то суетой. Маша приехала пораньше, чтобы скорее со всем покончить. Дверь была закрыта. Вставив ключ, она покрутила им, но замок не слушался. Ключ страшно и бесполезно хрустел внутри. Маша вспоминала все обидные прозвища Солнцевой и порывалась уже вызвать слесаря, но тут в памяти всплыли слова Светки про условный стук. Ощущая себя полной дурой, она занесла кулачок и постучала по инструкции. Через минуту послышался звук отпираемого замка. Дверь открылась, на пороге сидела молчаливая пара хвостатых Анатольевичей. — Да как вы вообще это делаете? — раздраженно спросила девушка, входя внутрь. Первым делом Маша прошла на кухню, чтобы долить воды, и увидела, что кот даже не прикоснулся к своему гранулированному кролику. — Слышь, деловой, я не буду тебе читать газету, — обратилась Маша к вошедшему следом за ней на кухню зверю, во взгляде которого отображалось то самое осуждение, о котором говорила Солнцева. — Так, где у вас поводок? Маша обошла всю квартиру, но так и не смогла его найти. Зато обнаружила, что расположение шашек на доске изменилось. «Наверное, мне просто кажется. Ну не играли же они, пока меня не было», — думала она, продолжая поиски. Ситуация постепенно начинала ее раздражать. Телефон Светки был недоступен, кот не ел, а поводка не было. Маша села на диван, написала сообщение Солнцевой и принялась ждать. Когда настенные часы пробили половину девятого, в комнату вошел Петр Анатольевич с поводком в зубах. — Ты издеваешься? — спросила Маша, глядя в глаза псу, но тот ничего не ответил. Девушка пристегнула поводок и дернула, но пёс не сдвинулся с места. — Да что с тобой не так, глупая ты зверюга? Пёс молча повернул голову в сторону шашек. Маша начала подозревать, что стала жертвой какого-то пранка. Она изучила взглядом комнату, но камеры не нашла. — Ладно, давай попробуем, — сдалась девушка и расставила шашки на поле. На удивление, пёс начал аккуратно двигать кружочки лапой или носом, а если нужно было «съесть» фигуру, интеллигентно и негромко рычал. Виктор Анатольевич сидел в сторонке и наблюдал за поединком. После двух сыгранных партий Петр Анатольевич всё еще отказывался идти гулять, зато Солнцева появилась в сети. — Света, мне домой надо ехать, а твоя собака не хочет идти гулять! — В шашки играли? — Играли! — кричала в трубку Маша. — А ты ему дала выиграть хоть раз? — В смысле ― выиграть? Он же пёс, у него нет шансов, — недоумевала девушка. — Шансов нет, а самолюбие есть. Поддайся ты человеку разок, он же, пока не выиграет, с места не сдвинется. — Издеваешься, что ли? Может, мне еще ему нижний брейк станцевать? — кричала Маша, но Солнцева уже покинула зону доступа. Совет сработал. Когда Маша проиграла партию, Петр Анатольевич позволил себя выгулять. На улицу он шел, держа в зубах пакет для своих продуктов жизнедеятельности, которые Маше следовало за ним собрать. — Раз такой умный, мог бы и сам справиться, — ворчала девушка, убирая за псом, а тот виновато отводил глаза. Когда они вернулись, кот ждал на кухне, сидя на табурете; его миска все еще была полной. — Как же вы меня бесите! Маша взяла газету и принялась читать. Виктор Анатольевич внимательно выслушал новости спорта и прогноз погоды, а когда Маша перешла в раздел политики, спрыгнул на пол и, подойдя к миске, принялся хрустеть кормом. Стоило чтецу замолчать, как кот отрывался от еды и бросал на девушку требовательный взгляд. Домой Маша вернулась злая и уставшая, да еще и позже, чем планировала. «И так еще две недели…» — именно с такими мыслями она закрыла глаза. Утром замок поддался с первой попытки. Сонная Маша сразу направилась в комнату, где расставила шашки и в первой же партии проиграла псу по полной. «Слишком сильно поддаваться тоже не стоит, он же не идиот», — объяснила Солнцева в сообщении, когда Маша написала, что его величество вконец обнаглело и не идет на свой утренний горшок. Новости для кота Маша прочла с телефона. Виктор Анатольевич ел как-то неэнергично ― видимо, расстроился, что не было газеты. Так продолжалось до первых Машиных выходных. В субботу она пришла пораньше, так как в ее доме морили клопов, а квартира Анатольевичей была в данном случае спасением. Животные сегодня были какие-то подавленные. Петр Анатольевич даже как-то вяло поскуливал, словно обнаружил на своей собачьей банковской карте нехватку средств. Вспомнив про музыку, Маша не без помощи интернета завела проигрыватель и, совершено не задумываясь, поставила первое, что попалось под руку. Как только заиграли Led Zeppelin, Виктор Анатольевич оживился и начал радостно скакать по комнате и беситься, а Петр Анатольевич обиженно зарычал и пару раз чуть не цапнул своего товарища за хвост. Нужно было срочно спасать ситуацию. Маша поспешила заменить пластинку, и как только из динамиков захрипел Высоцкий с песней о дружбе, оба животных забрались на диван и синхронно закрыли глаза на несколько секунд. На их мордах вырисовалось нечто напоминающее довольную улыбку или ухмылку ― в звериной психологии Маша была не сильна. Хандра отступила. От нечего делать девушка навела в квартире какой-то поверхностный порядок. Протирая пыль, на одной из полок она обнаружила фотоальбом и уселась на диван. Виктор Анатольевич внезапно забрался ей на колени, а Петр Анатольевич положил на них свою морду. Маша листала страницы, с которых на нее смотрели молодые Солнцевы ― вся семья, включая отца Светки, а кое-где даже попадалась и сама Маша, когда-то лучшая Светкина подруга. Животные тоже смотрели на эти старые снимки, созданные еще до их рождения, и как будто улыбались. Вечером Маша сыграла партию в шашки с псом и прочитала новости коту, а еще, сама не понимая зачем, рассказала им о своей жизни: о планах на грядущий год, о страхах перед новой работой, о квартире, которую никак не купит из-за высоких цен, о любви, что вызывает сомнения. Маша болтала без умолку, а Анатольевичи внимательно слушали и не перебивали, лишь изредка отвлекаясь на перекус и гигиенические процедуры. С этого дня Маша стала задерживаться у своих новых знакомых. Кажется, они немного притерлись друг к другу, Маша изучила характеры животных. Петр Анатольевич оказался принципиальным консерватором, неврастеником и технарем, а вот Виктор Анатольевич, наоборот, был отвязный новатор, ленивый революционер и гуманитарий до мозга костей. Несмотря на такие разные характеры, оба были достаточно сдержанными и воспитанными, как и полагается интеллигентам. Любая их просьба или требование выражались малозаметными протестами вроде голодовки. Маша смогла найти к каждому из них подход, а они шли ей на уступки. Виктор Анатольевич даже смог привыкнуть к отсутствию в доме газет. Как-то раз, когда до приезда Солнцевой оставалось всего пара дней, Маша привела с собой молодого человека по имени Антон, на которого у нее были большие планы, связанные со словом ЗАГС. Она собиралась вместе с ним по-быстрому разобраться с текущими делами и отправиться на ужин в ресторан. Маша попыталась удивить молодого человека условным стуком, но тот даже бровью не повел, узнав, что дверь ему открыли животные. Не поздоровавшись, Антон прошел мимо мохнатых хозяев и даже наступил Петру Анатольевичу на хвост, но тот не подал виду, а лишь тяжело вздохнул, как мастер, чей рассеянный ученик сломал очередное сверло. — Сыграй, пожалуйста, с псом в шашки, а я пока коту новости прочитаю, — попросила Маша. И здесь Антон отнесся к чудесам животного интеллекта с какой-то предвзятостью. Он семь раз подряд обыграл Петра Анатольевича в шашки и, не спрашивая разрешения, поставил пластинку Pink Floyd. Кот тут же сорвался с места и начал носиться по квартире, словно попал на концерт любимой группы. Пёс же лег на пол и прикрыл глаза лапами. — Антон, ты зачем это включил? Их надо тогда по разным комнатам предварительно разводить, иначе поссорятся и потом разговаривать не будут целые сутки! И что с шашками? Ты проиграл? — Я что, дурак, собаке проигрывать? — удивился Антон. — Тош, ну пожалуйста, поддайся ты ему, иначе он гулять не пойдет, — просила Маша, меняя пластинку на Окуджаву. — И не подумаю. Я никому не проигрываю. — Ну ради меня, — мило улыбнулась Маша, и парень сдался. Он расставил шашки и сделал первый ход, но Петр Анатольевич не стал играть. Вместо этого он вышел из комнаты и заперся в ванной. — Блин, мне же его выгулять надо! — Маша дергала за ручку, но дверь не поддавалась. — Слушай, ну раз он такой умный, сходит в ванну. Пошли уже, я столик забронировал на девять тридцать. — Антон, ты должен извиниться перед Петром Анатольевичем. Пока ты этого не сделаешь, я никуда не пойду! — голос Маши звучал как клич римского полководца, требующего немедленной капитуляции врага. — А под хвост его не поцеловать? — удивился такому повороту событий парень. — Ты чего так разговариваешь? — А как я должен разговаривать в этом зоопарке? Чё ты меня сюда вообще притащила ― к этим идиотским животным? — Да ты сам животное. Пошел вон! — резко показала Маша на дверь. — В каком смысле? Ты офигела, что ли? Выгоняешь меня из-за какой-то псины? — Это не псина, это уважаемый пёс. — Больная? У нас столик забронирован, пошли, дурочка. Парень схватил Машу за руку, та начала вырываться. В конце концов взбесившийся Антон дал Маше пощечину. Тут же дверь ванной распахнулась и наружу вырвался, рыча, уже не спокойный и рассудительный Петр Анатольевич, а дворовый хулиган и боец Петруха, которого когда-то подобрал Солнцев-старший. Несмотря на перевоплощение, пёс не стал применять зубы, а, используя физику, встал на задние лапы и надавил весом на грудь обидчика. Рычаг сработал. Антон полетел на пол, как поваленный ураганом ствол, а пёс придавил его сверху. Он открыл пасть, и все, включая Антона, были уверены, что собака сейчас заговорит, но Петр Анатольевич лишь очень глубокомысленно гавкнул ему прямо в лицо. Через минуту Антон уже уносил ноги, обутые в туфли, которые Виктор Анатольевич заблаговременно осквернил своим непочтением. — Вот и сходила в ресторан, — произнесла Маша, глядя на распахнутую дверь, в которую улетело ее иллюзорное счастье. Петр Анатольевич позволил себя выгулять без шашек. Они вместе зашли в магазин, где девушка купила продукты и приготовила для себя и своих младших друзей вкусный ужин. Потом они включили музыку и весь вечер играли в шашки, читали книги, а еще Маша сделала фото хвостатых, которые очень ответственно ей позировали. — Завтра распечатаю и добавлю в альбом, — пообещала Маша и, отыскав в шкафах чистое постельное белье, постелила себе. Следующие два дня эти трое не расставались. *** — Свет, а можно я котопса с собой заберу? — спросила Маша, когда загоревшая на тайском солнце Солнцева вернулась обратно. — Ого, да вы никак сдружились? Слушай, я-то не против, но эти мохнатые упрямцы не переедут, понимаешь? Мы пытались их отдать кому-нибудь на время, но они не хотят, а я не могу их заставлять. Папа их очень любил. — Ясно… Слушай, а что вообще с квартирой планируете делать? — Продавать думаем. Но только после того, как Анатольевичи… Ну, ты понимаешь… — А может, я у вас ее куплю? Ну не сейчас, еще немного денег подкопить надо. Я как раз работу сменила, там зарплата больше, правда, и аренду мне тоже повысили, но я попробую что-то придумать, время же есть еще, — внезапно предложила Маша. — Так я только рада буду, Машунь. Слушай, а переезжай сейчас, не надо будет платить за аренду, быстрее накопишь, да и мне меньше забот с животными. — Блин, неужели так бывает? — не веря своему счастью, произнесла Маша. — Бывает-бывает. Папа всегда говорил, что счастье где-то за порогом, надо только найти нужную дверь и подобрать к ней ключ. — Или знать условный стук, — улыбнулась Маша, глядя на своих новых, но уже таких родных друзей. (Автор Александр Райн)

Две девочки и два мальчишки – четыре спеленутых кулька лежали рядом, перекликаясь. Матери даже шутили, что вот готовые женихи и невесты. Всё было терпимо – и еда в роддоме, и смертная скука днем, и молоко, что разрывало грудь, рвалось наружу, не находя себе места. Девчонки, кто рожал не в первый раз, подсказывали, что делать первородкам. По очереди ходили в душ, сюсюкали с малышами и смотрели своих мужей в окошко, выходившее на узкий переулок, зажатый с одной стороны стеной роддома, а с другой — заводским забором. За ним то и дело что–то бухало, звенело, заставляя закрывать окна. По палате разливалась пресная, стерильная духота… Мужчины, молодые и не очень, отцы, кто веселый, кто удивленный, кто растерянно пожимающий плечами, стояли под окошками, что–то кричали, улыбались и просили показать наследников. Жены такие посещения всегда ждали с нетерпением, прихорашивались, заимствуя друг у друга заколки и расчески. Не приходили только к одной из рожениц. Маша никого не ждала. — Маш! Да повернись ты к нам наконец! Плохо тебе? Врача позвать? Мария, отвернувшись к стенке, только сжимала крепче кулаки и отрицательно мотала головой. — Своего покормила бы! Орет и орет! Маша, слышишь? Та всхлипывала, медленно вставала, расстегивала халат и прикладывала сына к груди. Тот куксился, отворачивался и снова орал, становясь багрово–красным. Только пятно на лице, чуть сбоку, на правой щечке, оставалось всё таким же коричневым. — Ты из–за родимого пятна что ли переживаешь? — спросила тихо Галя, спокойная, полненькая женщина лет тридцати. Она рожала вместе с Машей, видела, как та ослабла, как кричали на нее врачи, чтобы не закрывала глаза, слышала, как потом тяжело и безнадежно вздохнула, когда мальчишку положили к ней на грудь. — Брось! Это поцелуй ангела. Мне мама так всегда говорила. Ну, что ты? Мария пожала плечами. — Ну, поцелуй, не поцелуй, а только зря этот ребенок на свет появился. Ничего хорошего у него уже и не будет. — Да ты что такое говоришь! — зашикала на нее Галя. — Грех какой так говорить! Дитё тебе послано, другие мучаются, а тебе вон какой, крепкий, ладный достался. Радуйся! Опора тебе будет, защита. А какой будет его жизнь. Тебе решать. Дал Бог ребенка, поможет и вырастить его! Маша усмехнулась и, встав, принялась укачивать сына. — Да угомонись ты! Сил моих нет! Нет сил, слышишь ты! Замолчи! Нет у меня молока, нет и не будет, понял! Отстань! Сгинь! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Устала, как же я устала! Она кинулась на кровать и разрыдалась, обхватив руками худенькую, жесткую подушку. Побежали за медсестрой, Дарьей Николаевной. — А что, вы, девоньки, хотите? — сказала та, не спеша зайдя в палату и остановив равнодушный взгляд на Марии. — У нее дома вот таких мал–мало–меньше еще двое и, кажется, есть взрослый сын. Каждый год, как замуж очередной раз вышла, к нам ее муж привозит. Сначала, чтобы убедиться, что ребенок есть, потом рожать привозит. А между этими посещениями – целая жизнь. По врачам он ей ходить запрещает, всё боится, испортят. А как рожать ей, так мы за сердце хватаемся, что там и кто. Ладно, смесь принесу. Кормить, Мария, строго по часам. Да ты и сама всё знаешь. Молока у тебя никогда не было. Хотя и смесь твои не едят. На чем растут?.. И зачем вообще такие плодятся? — шепотом добавила она, уходя. Сестра Дарьи Николаевны работала педиатром на Машином участке и рассказывала, что все Машины дети растут как сорная трава, болтаются по двору, если не в школе, сами ходят в магазин, прибираются, пока мать и отец на работе. Вот сейчас отсидит Маша положенное время дома, скинет мальца в ясли и за прилавок. Муж Марии, Егор, держал палатку с фруктами недалеко от Белорусской. Место проходное, прибыльное. Искать замену жене он не собирался, считая всех остальных людей нечистыми на руку. Когда подходил жене срок рожать, на ее место вставал старший сын, восемнадцатилетний Артем. Вот и сейчас парень сидел в деревянной палатке, врубив музыку в наушниках, и подпевал хриплым голосом заграничным певцам. Скоро отец придет забирать выручку, значит, нужно кое–то отложить себе. Артем быстро отслюнявил несколько купюр, сунул их к себе в карман и, улыбаясь, высунулся в окошко, предлагая прохожим купить спелые, одно к одному, яблоки. Цену парень всегда завышал, чтобы потом забрать разницу себе в карман. Каждый в этой семье выживал, как мог. Младшие знали, что у Артема всегда водятся деньги, поэтому уважали его и старались всячески угождать… … Маша снова улеглась, ожидая, пока Дарья Николаевна принесет стерильную, государственную бутылку со смесью. Соседки по палате то и дело косились на нее, Машин сын ерзал и кряхтел, не желая успокаиваться. — Пусть переводят ее в другую палату! — не выдержала тоненькая, большеглазая Саша, в который раз укачивая свою девочку. — Никто из–за нее спокойно не спит, каждую ночь ор стоит. Я к заведующей пойду! Я… Галина, кинув быстрый взгляд на дверь, не идет ли Дарья, взяла Машиного мальчика, прижала его к своей груди и замерла, чувствуя, как молоко, обильное, жирное, теплое, рвется наружу. Мальчишка жадно обхватил Галю руками, вцепился в нее, не желая разжимать длинненькие, розовые пальчики. — Кушай, кушай, мой хороший. У меня на всех хватит! И еще останется. Ты только не кричи, маме нужно отдохнуть… Галя тихо раскачивалась, шепча что–то ласковое, глупое и смотрела, как скомканное от крика личико мальчика расправилось, показались мягкие, нежные щечки. Ребенок задышал спокойно и глубоко. Его головка откинулась чуть в сторону. — Уснул, – улыбнулась Галя. — Вот и хорошо. Поспишь, вырастешь. Ничего, всё будет хорошо! Маша, удивленно повернувшись, только кивнула. А Гале и не нужно было слов. Машины глаза, затравленные, блёклые, сказали все за нее... От смеси паренек категорически отказался. Так и прокормила все время до выписки Галя двух малышей. Ее здоровый, лелеянный мужем организм выдержал бы и троих… … Выписывались вместе. За Галиной приехал муж, Денис. Он взял такси и теперь нервно поглядывал на двери выписной. Моросил холодный сентябрьский дождь, на кусте сирени сидели, нахохлившись, воробьи, завод за забором гудел и охал, пугая народившуюся детвору. — Галь! Ну что так долго? Я уж волноваться начал. Ты что оборачиваешься? Да что случилось то? Галина, сунув в руки мужа конверт с сыном и наказав ждать в машине, вернулась в выписную. — Маша! А ты как же? — женщина подошла к поджавшей губы знакомой. — Где твои–то? — Мои? — усмехнулась Маша. — А кто ж их знает. Старший торгует, остальные кто где. Муж в рейсе, за товаром поехал. Вернется только через три дня. — Да как же ты поедешь? По метро с младенцем?! Да и швы у тебя, слабая вся… — А что такого? Я ему пустышку нашла. Доедем как-нибудь. Мария с семьей жила в старом деревянном доме, что еще, нет-нет, да и топчутся на окраине города. Удобства во дворе, общественная баня по выходным, в соседях – забулдыга–старик и сомнительного вида мужчина, что вечно пропадал где-то по несколько недель, а потом возвращался счастливый, сияющий. Маша подозревала, что он находит себе богатых женщин, морочит им голову, а потом они, раскусив хитреца, выгоняют его на улицу… — Пустышку… Маш, а дальше–то как? Решено, давай к нам в машину. Мы тебя отвезем домой. Вот деньги, — она вынула из сумочки несколько бумажек. — Купишь смесь. Ну, когда–то начнет он же ее есть. Муж поможет? Что у вас там? — Не надо. Убери. Я все сама сделаю. Муж работает. — Да я уж вижу, что не балует тебя! Не дури, Маша! — Галя сунула деньги в карман ее куртки. — Кстати, как назовете? Мы своего Павлом хотим. Уже вроде договорились. — Федя будет, – прошептала Маша, в четь бати моего. Они с ним в один день, получается, родились. Только пятно это на лице… Мои засмеют, да и чужие издеваться будут…Эххх… — Брось ерунду говорить. Как приучишь, так и будут к Феде относиться. Главное, ты его люби. Он вон как на тебя смотрит. Всё, садись в машину. Денис! Скажи водителю, что надо еще по другому адресу проехать. Нам по пути, так что много времени не потеряем. Денис нахмурился, потом покачал головой. Вечно его сердобольная Галя находила рядом сирых и убогих, помогала им, а потом вздыхала о бедах человеческих… Галина, выйдя из автомобиля, смотрела, как Мария не спеша подошла к калитке, скинула с гвоздя петлю, что не давала дверце раскрываться от ветра, оглянулась последний раз, молча извинившись, что не зовет в дом, и зашагала по мокрой дорожке. Заросший сорняками сад уже покрылся бледно–желтым налетом наступающей осени. Крыльцо было закрыто намокшими от дождя картонками с веселенькими рисунками бананов, апельсинов, россыпей винограда и спелых, пушистых киви. Муж Марии всё пускал в дело, приучая семью к нетребовательности и простоте бытия… В доме было темно и тихо. Младшие еще были в саду, Артем, видимо, на торговле. Маша медленно отворила дверь и скрылась в полумраке прихожей, услышав, как отъехало такси… … — Ну, ничего, зато ребенок всегда на свежем воздухе! — успокаивающе погладил по плечу расстроенную жену Денис. — Выкарабкаются! Галя ничего не ответила. На руках завозился Павел, нужно было покормить его… …— Машка, ты? Вернулась? — муж ввалился в дом, топча по только что вымытому полу глинистыми, мокрыми ботинками. — Хорошо. Ужин давай, потом поможешь мне товар перегрузить. Поедем в гараж. Ух, соскучился я по тебе, гагара моя! — он схватил стоявшую рядом женщину, крепко сжал ее лицо своими шершавыми, пахнущими бензином и табаком руками и жарко поцеловал. — Чего не ласковая такая? Не рада? Поди уж отвыкла от мужа своего?! — он всё сжимал и сжимал ее голову, пока она не отпрянула, ударив мужа в плечо. — Пусти, никуда я не поеду. Мне Федю надо кормить. Да и ребятки что–то калюют, надо бы их укутать на ночь. Артема возьми. Ребят одних оставлять с малышом не хочу. — Да не пропадет твой Федя. Нарожала не ведь кого, страхолюдину. Вот в кого это пятно у него? А? В кого? — Егор вдруг разозлился, рассматривая мальчика, лежащего на кровати. — Нагуляла? Лучше б в роддоме его оставила. — Ты что такое говоришь? Федор на тебя похож. Ты погляди! — Отстань! — мужчина оттолкнул Машу, протопал в комнату и там затих, растянувшись на кровати. — Маш! Машка! Иди сюда! — захныкал он, передразнивая Федора. — Иди, я молочка хочу! Мария захлопнула дверь в супружескую спальню и пошла на кухню ставить чайник, нужно было подогреть воду для Фединой бутылочки и сварить кашу для остальных… … Артем, устав от дебошей отца и нудной работы грузчика, сбежал из родительского дома под Новый год. Забрав у пьяного отца ключ от маленького сейфа, он взял наличку и, собрав свои вещи в рюкзак, ушел ночью, оставив на снегу глубокие, тут же наполнившиеся влагой, следы. Маша стояла у окна, укачивая Федора, и смотрела, как ее первенец, пожалуй, единственный ребенок, появлению на свет которого она радовалась искренне и без оглядки, уходит от нее, возможно, навсегда. Она могла бы выбежать, крикнуть, разбудить мужа и заставить Артема остаться. Но она этого не сделает. Сын обещал, как только обустроится, найдет работу, забрать мать с братьями к себе. Врал, боясь, что мать разрыдается? Врал, чтобы она отстала от него? Вряд ли. Парень был хоть и разгильдяй, но мать любил и всегда искренне говорил обо всём. Он не обманет ее, он приедет, заберет… Нужно только подождать… — Что ты молчишь? — орал потом Егор на жену. — Что стоишь, как будто ничего не случилось? Твой Артем меня ограбил! Он тебя ограбил, а ты… Или ты всё знала? Скажи, куда он ушел, а? Ну, говори, как есть! — мужчина больно потянул жену за волосы, та вырвалась. — Ничего я не знаю. Отстань, сам виноват, загнобил парня. Ему бы учиться, так ты не пускаешь, ему бы погулять, а ты давишь и давишь! Всё, он теперь свободен, и я рада за него. Я… Маша упала, получив пощечину, отползла к орущему Федору и закрыв глаза, что-то зашептала. — Молишься? Правильно, молись, чтобы не прибил. Найду его, не жить тогда ни тебе, ни ему! Егор смахнул со стола посуду, та со звоном разлетелась на мелкие кусочки, осыпав пол белыми, острыми кусочками. Дети высунулись из своей комнаты, испуганно глядя на бушующего отца. Егор шикнул на них, накинул куртку и ушел. Нужно было откопать ворота, выгнать грузовичок на дорогу и ехать за товаром… … Галина, уложив Павла, тихо зашла на кухню. Денис работал сегодня в ночь, можно было просто посидеть в темноте, глядя в окно, и пить чай. Галя любила черный, крепкий чай с долькой лимона и двумя ложечками сахара. За окном сыпал пушистый, мягкий снег, пряча за белой завесой фонари, машины во дворе, деревья, соседние дома. — Опять завтра с коляской не проедешь, – посетовала женщина, отломила кусочек шоколадки и потянулась за пультом от телевизора. — Что там с прогнозом? Мелькали картинки каналов, Галя нашла новостной, потом ей показалось, что проснулся сын. Женщина вышла, а когда вернулась на кухне, неся на руках Павлика, диктор рассказывал о пожаре, случившимся в частном жилом доме на окраине Москвы. Галина застыла, всматриваясь в картинку на экране. Она знала этот дом, знала его хозяйку, грустную и молчаливую Марию. — Дом занимала многодетная семья, — тем временем рассказывал репортер. — По предварительным данным, никто из них не выжил. Пожар произошел поздно вечером, когда все уже легли спать. Причина возгорания выясняется… — Галя моргнула. — Проводка… Слова с экрана расплывались, тонули где-то в густой темноте, что обступала Галину со всех сторон. Чашка с только что заваренным чаем полетела на пол, усыпав линолеум белыми, острыми, мелкими осколками. Заплакал Паша… — Ты чего? — спросил испуганно муж, вернувшись утром домой и застав жену, бледную, грустную, сидящей за столом в гостиной. — Что случилось? Да что ты молчишь? С Пашкой что–то? Он кинулся в детскую, нашел глазами сына и вздохнул, потирая лоб рукой. — Помнишь ту женщину, что мы подвозили из роддома, когда нас с Пашой выписали? — Ну… Помню, и что? — Вчера сгорел их дом. Я по новостям видела. Говорят, никто не выжил… — С чего ты взяла, что это именно их дом, что никто… Галь! Ну, Галя! Фу ты ну ты! Да это только по телеку сказали, а как там на самом деле… Может, никого и не было в доме, мало ли! — Я ее Федора кормила в роддоме… Славный такой паренек был, на Машу очень похож… — Ты что делала? — растерянно переспросил Денис. — У Марии не было молока. Федя постоянно плакал. Я его стала кормить. Он даже вес набрал. Выходит, у нашего Павлика был брат… Ну, молочный брат… А теперь нет его… Галя разрыдалась. Гормоны, постоянный недосып, замкнутое пространство жизни матери с младенцем на руках – всё вырвалось наружу громкими всхлипами… — Галя! Галочка! Милая! Ну, хочешь, мы попробуем узнать? Хочешь, съездим туда? Ну, не плачь… Он обнял жену, та потихоньку успокоилась, затихла… О Машиной семье так ничего и не было известно. На Галину с ее расспросами смотрели косо, даже начали в чем-то подозревать. Тогда Денис велел бросить это пустое дело. — У тебя растет Паша. Вот и думай о нем. Всем не поможешь, — строго сказал он. — А некоторым уже не поможешь… — вздохнула Галина… … Паша рос упрямым, Галя еле-еле справлялась с ним. Знакомые посоветовали отдать его в спорт. Денис записал мальчика на карате. Тренер хвалил ученика, восхищаясь его силой и ловкостью. А Галя, наблюдая на соревнованиях за сыном, поражалась, с какой злостью он выполняет всё то, чему учили на тренировках. —Да потому что они мои враги, мама! Или они, или я! — пожимал Паша плечами. — Ты же хочешь, чтобы я стал победителем? — Хочу. Но это всего лишь соревнования, сынок! Игра же! — Если так об этом думать, то никогда не станешь чемпионом! — оборвал ее Денис. — Молодец, сынок! Я тобой горжусь. Спортивная злость нужна. — Спасибо, папа! Ладно, я погулять. Вернусь поздно. Не ждите меня! Паша бросил в прихожей сумку с формой, кивнул матери и ушел, надев кепку козырьком назад. Походка, одежда, манера говорить — все в парне было вызывающим, резким, бескомпромиссным. — Ничего, Галь, подрастет, выправится. Это от молодости!.. Однажды вечером, когда Галина и Денис уже были дома, им позвонил участковый, велел приехать в отделение. — Что стряслось?! — Денис строго смотрел на сына через прутья решетки. — Что ты натворил? — Ваш сын устроил драку. Пострадал человек. Он сейчас в больнице, пока состояние критическое. — Он сам полез, отец! Я тут ни при чем! Мы просто сидели с ребятами на лавке, он подошел, стал приставать, что, мол, мы в общественном месте, а ведем себя… Ну, вся эта чепуха в общем. Мы сказали, чтобы он ушел. А он не слушал. Тогда я ему вложил ума. — Замолчи! — Денис сжал кулаки. — Руки, значит, распускаешь? Самый правильный здесь? Всё, Паша, теперь я с тобой разговаривать по–другому буду! Хватит! Мать доводишь, ума никакого в голове. Погоди, мало, видимо, я тебя в детстве воспитывал! — Можете его пока забрать. Там дальше видно будет, что решат родственники пострадавшего. — А мы можем с ними связаться? Ну, я бы хотела… -— встряла Галина. — Вообще–то не положено! — с сомнением ответил участковый. — Ну, извиниться как-то, спросить, чем мы можем помочь, – не отставала Галина. Ей было стыдно от того, что сын стал таким. Она судорожно думала, где они с Денисом просчитались, где упустили парня, дав ему почувствовать свою власть, и никак не могла понять. Ей, наконец, сказали номер телефона матери потерпевшего. — Пойдем, Галя, — схватил ее за руку муж и повел к выходу. — А как же Паша? — Он посидит здесь, — отрезал Денис. — Так положено по закону, да и, по совести, так и должно быть. — Мама! — растерянно позвал Павел. Сколько раз она уже слышала это тихое «мама» … Больно, испугался, обидели, хочется просто посидеть рядом – сын всегда звал мать. И теперь он искал у нее защиты. — Извини, Павлик, я не могу помочь тебе! — ответила она, глянув на мужа. Тот кивнул. — Ты сделал ужасное. Я не могу поверить, что ты избил человека только за то, что он что–то сказал тебе… Извини. … Галя, промучившись сомнениями до вечера, набрала номер, который ей дали в полиции. — Алло! Слушаю! — услышала она женский голос. — Извините, я вот… Я мама того человека, который…Я хотела извиниться за своего сына. — Что? Кто вы? — Меня зовут Галина, мой сын, Павел, он, он … — Это вы? Кто дал вам мой номер?! А, хотите, чтобы мы забрали заявление? Чтобы выпустили вашего сына? И не подумаю! Артём до сих пор без сознания! Ваш сын зверь! Не звоните сюда больше, мы увидимся в суде. — Но я хотела… Могу ли я чем–то помочь?! — крикнула в трубку Галина, но Мария на том конце уже положила трубку. Ее трясло, хотелось плакать. Артем был ее опорой, советчиком и защитником. Тогда, много лет назад, Мария, собрав вещи и детей, ночью ушла от мужа. Артем написал, что ждет их, что снял квартиру, что работает и теперь готов помогать матери. Поняв, что жена бросила его, Егор напился, потом закурил… Огонь слизал всё… Маша потом винила себя в смерти мужа, но нужно было жить дальше, ради детей… И вот теперь Артем, мальчишка, который спас ее от мужа, дал возможность прожить спокойную и тихую жизнь, первенец, нежный и заботливый, сильный и веселый, рожденный от мужчины, которого Маша по-настоящему любила, но потеряла много лет назад, лежит там, в больнице, а эта женщина имеет наглость звонить и извиняться!.. Как она сказала? Галина… Маша знала одну Галину. Но та не могла бы вырастить такого сына, что, как боксерскую грушу, отделал ее Артема… Нет! Та Галя была добрая, значит, и дети ее должны быть такими!.. — Ма, кто это? – Федор смотрел на лицо матери. — Никто, Федь. Так, давайте-ка спать ложиться. Завтра мне к Артемке ехать, нужно немного отдохнуть! … С Галиной они пересеклись у стола Справок в больничном зале. –Добрый день, я хотела узнать о сыне, – Маша назвала фамилию и замерла, пока администратор пробегала глазами по спискам. — Состояние удовлетворительное. Сейчас можете к нему подняться. Я выпишу пропуск. Галина стояла рядом и во все глаза смотрела на Марию. — Маша! Ты, Маша? Значит, Артем… Я Галина, помнишь? Галина, мы в роддоме вместе лежали. Я еще твоего Федю кормила… Я так испугалась, когда сказали, что ваш дом сгорел! Я корила себя! Ты прости меня, за моего Павлика прости… Маша, наклонив голову, разглядывала Галину. Конечно, она вспомнила о кормилице своего сына. Помнила, что должна ей денег за такси. Помнила, как Галя тихо уговаривала маленького Федора не плакать, как успокаивался мальчик на руках у этой женщины… — Галина… Вот и свиделись… Надо же… — Маш, как Артем? Что-то нужно? Я могу лекарства достать, у меня есть знакомые фармацевты. Если врачей нужно найти, ты скажи… — Пойдем. Выпишите, пожалуйста, пропуск этой женщине, – обратилась Маша к администратору. — Родственница? — Да, сестра моя, – тихо сказала Маша. Галина удивленно посмотрела на женщину, потом шепнула: — Спасибо! … Маша уговорила Артема забрать заявление. Павла не посадили, но после того случая многое в жизни парня поменялось. После окончания школы Паша выучился на спасателя, работу свою любил, много времени проводил на тренировках, выезжал на самые сложные операции. Галина гордилась им, но тихонько, чтобы не задавался парень. Она все еще помнила Артема, его забинтованную голову и строгие, оценивающие глаза... Тогда Артем долго не признавал Галину, относился к ней с презрением, но уважал отношение матери к этой женщине, поэтому молчал… Галина познакомилась с Федором. Он был ровесником Павла, но совсем другим – мягким, трогательно–трепетным. Галя не знала, но Маша когда-то была такой, пока не надломилось что-то в ее жизни… … На очередных сборах Павел заметил паренька–фотокорреспондента, рослого, широкоплечего. Тот держался уверенно и свободно, ловя на себе женские взгляды. На щеке мужчины расплылось коричневое родимое пятно. Паша с семьей Марии не общался. Было стыдно прийти к ним после всего того, что он сделал, поэтому с Федором он знаком не был, но от матери слышал, что тот устроился на телевидение. — Так вот ты какой, Федор! – протянул Паша, подойдя к парню. — Поцелованный ангелом… Ну, давай знакомиться, я Павел. Мать говорит, что ты мой молочный брат… Странно, правда? Они поговорили, рассуждая о том, как странно иногда сводит жизнь потерявших друг друга людей. Федор на миг помолчал, а потом сказал: — Ну, раз ты мне брат, то приходи ко мне на свадьбу. В эту субботу, я адрес скажу потом. Придешь? С Артемом я поговорю, он уже поостыл, тебя не тронет. Паша виновато вздохнул. Наверное, настало время набраться мужества и встретиться с Артемом, лично извиниться перед ним. Пора стать взрослым. Таким, как дети Маши, которые жили совсем другой, во многом обделенной, сложной жизнью, но стали хорошими людьми. И многое они могут дать Паше, выросшему без братьев и сестёр… (Автор Дзен Зюзинские истории )

Прошел год. Маруся уже повзрослела, сейчас осознанно шла в детский садик. — А что это у тебя за игрушка, всегда с тобой? — спросила у нее как-то Людмила Павловна. — Это бегемотик, он приносит мне счастье, — сказала девочка ей, и прижала маленькую игрушку к себе. — Хорошенький у тебя бегемотик, — проговорила воспитательница. Как-то они были в группе, также пришли самого утра, и пока Маша переодевалась в раздевалки, она увидела, как туда завели маленького мальчика. Он плакал. — Ну, хватит уже плакать, — говорила ему мама, но мальчишка никак не мог успокоиться. — Привет, а как тебя зовут? — спросила Маша. — Денис, — сквозь слезы ответил тот. Девочка тоже представилась, и чтобы мальчик успокоился, она подала ему своего бегемотика. Мальчик посмотрел на игрушку, сначала продолжал хныкать, но через какое-то время успокоился. Маша обрадовалась этому, и сегодня целый день играла с Денисом. — Машенька, как же ты отдала свою счастливую игрушку другому мальчику? — спрашивала у нее Людмила Павловна. Ей было приятно, что хоть девочка из детского дома, но ей не жалко стало своей игрушки, для того, чтобы помочь мальчику успокоиться. — Он мне так много времени помогал, пускай сейчас поможет ему, — рассудила девочка. Денис продолжал ходить в детский сад, они с Машей подружились. Но, прошло три недели, и он не пришел. — Людмила Павловна, а где Дениска? — спрашивала Машу у воспитательницы. — А все, Дениска переехал в другой город, и сейчас они будут ходить в детский сад там, — с сожалением покачала она головой. — Жаль, — загрустила Маша… А потом девочку удочерили. Ее взяли на воспитание очень хорошие люди. Сейчас она жила в семье в другом городе, но часто с нежностью вспоминала тех людей, которые занимались ей до этого. Годы шли, девушка училась в школе, училась очень хорошо. На выпускном Маше вручили серебряную медаль. Приемные родители ей очень гордились. После этого она поехала поступать. Баллов хватало, поэтому она прошла без всяких проблем. — Машенька, мы так тобой гордимся! — сказала ей как-то мама. Они никогда не скрывали от девочки, что когда-то удочерили ее. — Я не могла поступить иначе, я не могла предать вас, — говорила Маша. С детства девочка была такой. Началась учеба в институте. Мама каждый день звонила дочке, спрашивала, как дела, как она устроилась, как идёт учёба. Та всегда отвечала и общалась. Однажды Маша возвращалась поздно вечером. К ней подошёл какой-то парень в темном капюшоне, взял за руку и потащил. — Помогите! — закричала она. Около одного из магазинов стояла дорогая машина, возле нее был мужчина. Он оглянулся, увидел, что девушке нужна помощь. Подбежал. Парень, сразу же отпустил Машу и пустился наутек. — С тобой все в порядке? — спросил он. — Да, спасибо вам большое, — Маша опустила глаза, потому что ей было стыдно за то, что она кричала. — Ничего страшного, давай я тебя подвезу, — показал он на свою машину. — Нет, мне неудобно, я дойду, здесь недалеко, — показала она в сторону своей общаги. — А я настаиваю, — сказал молодой человек. Они прошли к его машине, и поехали. — Как тебя зовут? — спросил молодой человек. — Маша! — сказала она. — А я Денис, — он повернулся к ней, улыбнулся. В этот момент девушка почему-то вспомнила тот день в детском саду, когда она подарила свою единственную любимую игрушку, тоже мальчику с именем Денис. Парень довез ее до общежития, они ещё немного поговорили. Маша вышла из машины, поблагодарила ещё раз парня, и пошла к себе. А на следующий день, после окончания обучения около ворот ее встречал всё тот же молодой человек, но сегодня он был с цветами. — Маш, извини, что приехал, но я не смог удержаться, — сказал он и подал ей цветы. — Спасибо, — скромно сказала она. Молодой человек и девушка начали встречаться. Они общались, разговаривали обо всём. Он привез ее к своим родителям, познакомил. Потом настала и Машина очередь. А через два года Денис сделал Маше предложение руки и сердца. — Я согласна, — сказала она ему и обняла. В день свадьбы, когда молодые были уже в ЗАГСе, Маша стояла рядом с Денисом. Она видела, что карман его пиджака немного оттопырен. — Что там у тебя? – прошептала она ему. — Там мой талисман, я никогда без него никуда не хожу, а особенно на такие серьёзные мероприятия, — сказал он, и вытащил из кармана маленького бегемотика. — Денис! — повернулась она к нему. Люди в зале обратили внимание, что жених с невестой о чём-то разговаривали. — Что? — не понял он. — Это я, Маша, которая дала тебе этого бегемотика тогда, на счастье, в детском саду, — она заплакала. — Этого не может быть! — он стоял, смотрел на неё. — Я тебе тогда помогла, чтобы ты успокоился, а ты сейчас спас меня от того хулигана, — он протянул руку, обнял её, а она прижалась к его груди, понимая, что это её человек по жизни… Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛

– Ставь чай, – сказала ей бабушка и улыбнулась. Мама устало вздохнула и, покачав головой, садилась за стол и придвигала к себе тарелку с супом. – А сегодня Наташу до слез довела. За ошибку в отчете. И ладно бы цифры неправильные, а тут букву она пропустила. – Ставь чай, – говорила бабушка, убирая ложку в сторону. – Потом чай, мам. После ужина, – говорила моя мама, снова возвращаясь к проблемам на работе. Я слушал её невнимательно, стараясь быстрее отужинать и убежать в свою комнату смотреть новую серию любимого сериала. Даже отец что-то невнятно хмыкал, листая газету и не обращая внимания на бурчание мамы. Так продолжалось до тех пор, пока мама не находила благодарного слушателя и не переключалась на отсутствие внимания. – Вить! Ты можешь хоть раз свою газету за столом не читать? – Ой, – морщился отец и, резко встряхивая газетой, демонстративно её убирал. – Одно и то же постоянно, Валь. Какая разница? Я же слушаю тебя. – Ставь чай! – серьезно говорила бабушка. – Сделай уже бабушке чай, – раздраженно говорил отец и, наскоро похлебав суп, уходил в комнату, где ему никто не мешал читать газету. – Сань, ну хоть ты что скажи, – устало говорила мама, поняв, что домашние уже разошлись. – Ставь чай. – Сделай бабуле чай, мам, – говорил я, убирая тарелку в раковину. – Прости, я устал сегодня. Пойду к себе. Но чай бабушке так никто и не давал. Я замечал, что в такие моменты она смотрит свою мыльную оперу без улыбки. Лишь смотрит на экран пустым взглядом и не теребит платочек в руках. В пятницу я вернулся домой раньше обычного. Виной всему Оля, моя девушка, с которой мы договорились встретиться в центре и сходить в кино. Но за час до сеанса, когда я уже купил билеты, Оля позвонила мне и сообщила, что не придет. Она часто так делала, а я мирился с этим, обманывая себя мнимой заботой о чувствах Оли. Как итог, я с трудом вернул билеты в кассу, после чего пошел домой в расстроенных чувствах, а когда пришел, то увидел внимательный бабушкин взгляд и услышал её любимую фразу. – Ставь чай, – сказала она и улыбнулась, когда я улыбнулся в ответ. – Сейчас сделаю, ба, – вздохнув, сказал я и поплелся на кухню, но бабушка пошла следом за мной, придерживаясь слабой рукой за стену. – Ты куда? – Буду ждать чай, – ответила она, вызвав у меня еще одну улыбку, и присела на стул с подушкой, которую положили специально для неё. Я быстро сделал чай, налив в белую кружку кипятка и, выбросив заварку из ситечка, поставил напиток перед бабушкой, которая вдруг покачала головой и отодвинула кружку в сторону. Тут я уже не выдержал и, сев на край табуретки возле окна, потер виски дрожащими пальцами, а потом вздрогнул, когда моей головы коснулась бабушкина рука. – Чай надо с баранками пить, – сказала она, улыбнувшись. – С печеньем, с пирожками и конфетами. Да. – Хорошо, ба, – хмыкнул я и, встав с табурета, полез в шкаф за конфетами. Бабушка очень любила обычные леденцы, которые называла «долгоиграйками». Их я и достал, как и пакет с овсяным печеньем и баранками, который положил на стол. Затем, чуть подумав, я налил чай и себе под блестящим и радостным взглядом бабушки. – Пей, – сказала она, указав пальцем на стакан. – И рассказывай. Слова посыпались из меня, как из мифического рога изобилия. Но в них не было грусти или разочарования. Только смех. И смех бабушки, которая иногда вставляла свои комментарии, пусть и не совсем подходящие к разговору. Я улыбался, рассказывал ей об Оле и её причудах, делал глоток чая и хрустел сушкой, после чего снова возвращался к волнующей меня теме. Мы просидели очень долго, выпили несколько кружек и съели почти все баранки. Но я вдруг осознал, что в моей груди больше нет тревог и тугого комка воспаленных нервов, грозящих вырваться наружу. Только спокойствие и легкая усталость. – Вы чего это чаи гоняете так рано? – удивилась мама, входя в квартиру и неся в руках пакеты с продуктами. – Сейчас кушать будем. – Я думал, ты с Олькой в кино идешь, – усмехнулся отец, забирая у мамы пакеты и относя их на кухню. – Не получилось, – улыбнулся я. – Иногда чай попить полезнее. – Ага, – хмыкнул отец, снова разворачивая газету, но мама была начеку. – Хоть один ужин без газет! – вспылила она, заставив меня поморщиться от крика. Я грустно посмотрел в кружку с остывшим чаем и понял, что привычная жизнь медленно возвращается, как и мысли, мучавшие меня раньше. Но у бабушки были свои мысли. – Ставь чай, – велела она, а я удивился, насколько окреп её голос. Удивилась и мама, замерев с половником в руках, и отец, ради этого отложивший газету. Я слабо улыбнулся и кивнул. – Ставь чай, мам. По-настоящему. С печеньем и пирожными. Пожалуйста. – Глупость какая-то, – вяло попробовала возмутиться она, но сникла, когда бабушка повторила любимую фразу. – Ладно, ладно. Вить, поможешь? – Помогу, конечно, – кивнул отец и, встав со стула, прикоснулся к плечу мамы. Та робко улыбнулась и покачала головой. – Что делать? – Достань торт из пакета и порежь его. Какой чай без тортика-то? – сказала она. Теперь мы сидели все вместе, пили горячий чай, ели торт и болтали обо всем на свете. Мама рассказала о новенькой, которая не дает жизни всему отделу, а потом посмеялась, когда отец припомнил розыгрыш старосты в институте, которая вела себя похожим образом. Мама обещала его способ взять на заметку. Я рассказал про Олю и посмеялся над отцом, назвавшим меня слезливым романтиком. Но сильнее всех улыбалась бабушка, которая давно выпила свой чай и сейчас смотрела на нас с добрым блеском в глазах. Когда я покинул родительский дом и обзавелся своей семьей, то в первую очередь установил одно правило. Если кому-то грустно и ему хочется поговорить, то за столом собирается вся семья. Затем заваривается чай, а на стол выкладывается печенье, конфеты, сушки и пирожные. За этим столом нет места для мобильных телефонов, газет и книг. Зато есть место разговорам, сочувствию и поддержке, о чем постоянно пыталась сказать бабушка своей любимой фразой. Важно помнить одну вещь. Порой то, что кажется нам глупостью и маразмом, может оказаться настоящей мудростью, способной нам помочь. Автор: Гектор Шульц

Вернулась с пакетом продуктов и началось волшебство — через пару часов дом наполнил дивный запах пирожков. О, Боги! Двое маленьких детей чуть не сошли с ума. Но нам досталось лишь по одному пирожку. А мама одела фуфайку и ушла в студеную зиму с этими мечтами наших голодных желудков. А когда вернулась, то обнимала нас, целовала, плакала и смеялась. Ей повезло — мама подходила к стоящим на перекрестке машинам и предлагала купить пирожки. В одной из машин был директор ресторана. Он купил пару пирожков, уехал, а через какое-то время вернулся и предложил маме на дому печь ее чудесные пирожки для его ресторана. Прошло уже много лет, но до сих пор перед глазами эта картина — мама в фуфайке, в руках полный поднос пирожков, заботливо укутанных в полотенце, и мы с сестрой с голодными глазами провожаем ее. У мамы лицо грустное-грустное, ведь у нее в руках еда, но она не может нам ее дать, ведь тогда она не сможет заработать денег — опять же — на еду, чтобы прокормить нас чуть-чуть подольше. Любите своих мам! Нельзя победить того, кто не сдаётся! Автор: Ирина Бережная