Предыдущая публикация
ОН БРАЛСЯ ЗА ЛЮБУЮ РАБОТУ
13 декабря 1903 г. в семье одного одесского преподавателя случилось прибавление. К тому времени у учителя уже рос маленький сын — будущий классик советской литературы Валентин Катаев. Впоследствии его новорождённый братик Женя тоже станет классиком. Мы его знаем как Евгения Петрова, соавтора Ильи Ильфа и «отца» Остапа Бендера.
Петровым он стал вынужденно — один писатель Катаев тогда уже был. И Евгений решил сделать фамилию по отчеству. О чём впоследствии жалел: почему не выбрал что-нибудь более звучное? Но было уже поздно, пришла слава. Правда, в соавторстве.
Соавторство стало потом поводом для насмешек и даже унизительных выходок коллег по писательскому цеху. В записных книжках Сергея Довлатова можно найти любопытную запись: «Ильф умер. А потом Петрову дали орден Ленина. Была организована вечеринка. Присутствовал Юрий Олеша. Он много выпил и держался по-хамски. Петров обратился к нему:
— Юра, как ты можешь оскорблять людей?
В ответ прозвучало:
— А как ты можешь носить орден покойника?»
Почему-то считается, что основой тандема «Ильф-и-Петров» был именно Ильф. Петрову же отводят роль подмастерья. Это как минимум несправедливо. Вспомним хотя бы первое появление обаятельного проходимца Бендера и его описание: «У него не было даже пальто... Ноги были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинового цвета. Носков под штиблетами не было». Звучит как протокол.
Можно поручиться, что все эти характерные детали написаны именно Петровым. Почему? Да потому, что он в течение почти четырёх лет служил в уголовном розыске. И отлично обрисовал человека, который только-только вышел из тюрьмы. Нет пальто? Значит, он арестован был в тёплое время года, а выпущен по холодку. Нет носков? Они пришли в негодность за время отсидки. И вообще все мошенничества и аферы, которые, собственно, и составляют ткань романов «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок», принадлежат перу Евгения Петрова. В конце концов, как он сам написал о себе в «Двойной автобиографии»: «Первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины».
Говорят, что биография писателя — его книги. В случае с Петровым придётся дополнить формулировку: «А также книги и фильмы о нём». И тут возникает законный вопрос: где же книги, а тем более фильмы о соавторе Ильфа? Фильмов по его сценариям снято в достатке, но ленты о нём самом где?
В начале 1980-х было снято чудесное кино «Зелёный фургон» по повести Александра Козачинского. Юный следователь Володя Патрикеев, блистательно сыгранный там Дмитрием Харатьяном, и есть наш герой.
Женя Катаев учился в Одесской гимназии № 5. Там же учился и Саша Козачинский. Мальчики подружились. И даже принесли клятву братской верности — разрезав стёклышком пальцы, смешали кровь. Впоследствии пути их разошлись. Женя вступил в ряды советской милиции, поскольку, по свидетельству брата, «мечтал стать сыщиком, его кумиром был Шерлок Холмс». А Саша предпочёл стать налётчиком. Да ещё каким — возглавил бандформирование обрусевших немцев, которые в 1922 г. рискнули напасть на регулярные части Красной армии, чтобы угнать табун лошадей.
Тут ему не повезло — банду накрыли. Самого Сашу загнали на чердак, где он приготовился дорого продать свою жизнь — патроны ещё были. Но стрелять не стал. Потому что узнал милиционера — своего одноклассника Женю.
Дальше был суд. Козачинского приговорили к высшей мере. Но, выходя из зала суда, он успел заметить — его друг, присутствовавший на заседании, поднял вверх ладонь. На одном из пальцев был шрам — память о клятве. И Петров своё слово сдержал: Сашино дело пересмотрели, «вышку» заменили заключением, а потом и вовсе амнистировали. У здания тюрьмы его встречал Женя. Он-то и надоумил своего товарища написать повесть, в финале которой слова: «Каждый из нас считает себя обязанным другому. Я — за то, что он не выстрелил в меня из манлихера, а он — за то, что я вовремя его посадил».
Вообще смерть ходила вокруг Евгения Петровича кругами. И они всё сужались. Первый звоночек был в 12 лет. Тогда одесские гимназисты решили повторить подвиги детей капитана Гранта. Арендовали за полтора рубля дряхлую шаланду и решили прогуляться до Очакова. Подумаешь — пара сотен морских миль! Шторм, срыв руля, потеря киля и верная смерть. Тогда обошлось, но всё-таки: «Не могу забыть глаз моего брата, его сиреневых губ и опущенных плеч обречённого человека». Он реально играл со смертью в догонялки. В годы войны Петров стал военкором. И в отличие от многих в тылу не сидел, а лез в пекло. Даже в самый страшный период обороны Москвы. И не жаловался. Вот свидетельство поэта Ильи Эренбурга: «Ночью привезли из-под Малоярославца Евгения Петровича, контуженного воздушной волной. Он скрыл от попутчиков своё состояние, хотя с трудом мог говорить. А только ему полегчало, тут же отправился на фронт».
Следующий 1942 год — чуть ли не самый тяжёлый для СССР. Немцы рвутся на Волгу и Кавказ, а Евгений Петров — снова под пули: «Пробрался в осаждённый Севастополь... — пишет Эренбург. — Попал под отчаянную бомбёжку... Возвращался на эсминце "Ташкент", немецкая бомба попала прямо в судно. Петров всё-таки добрался до Новороссийска. Там он ехал на машине. Произошла авария. Евгений Петрович остался невредимым. Он начал писать очерк, торопился в Москву. Сел на самолёт».
Самолёт тот был сбит в прифронтовой полосе. Кто-то говорит, что немцами, кто-то настаивает на том, что сбили транспорт наши лётчики, спутав его с «фашистом». Илья Эренбург подводит итог: «Смерть долго гонялась за ним и наконец его настигла».
Он брался за любую, даже самую чёрную работу. Он, по свидетельству друзей, был весёлым, хотел побороть равнодушие, грубость и чванство. «В очень трудное время люди улыбались, читая их книги», — пишет Эренбург. Улыбнёмся и мы.
К. Кудряшов
Следующая публикация
Комментарии 1