45 - Баба ягодка опять!🍓

Ещё немного, ещё чуть-чуть и Новый год к нам в двери постучится...🎄

Седенькая старушка с распушившимися волосами утерла пальцами глаза, сильно надавливая на них, махнула тонкой морщинистой ладошкой как-то не наотмашь, а нежно, как погладила. Наталья Павлинова – Да что вы… Разе я поэтому… Не надо мне ничего. Просто подумала, что помру, а сынок и не узнает. Жалко его, бедного. Горевать станет… Соседки уже знали, что сын Клары Алексеевны работает на севере, на сейнере рыбу ловит. А там, как известно, рыба сезонная, рыболовецкие поселки переезжают, адрес сына меняется, вот и не знает мать, как сыну сообщить, что заболела. А недавно пообещали ей врачи, что сына постараются найти. Обнадежили, да только обещание не выполнили. Пришла врач их палатная, Ольга Сергеевна, развела руками – не нашли, нет возможности. Крайний север, знаете ли… А сама грустная… Вот и плакала теперь старушка. Уж лучше б и не обещали. Клара Алексеевна и не догадалась, что искали сына ее медики не столько из чувств милосердия, сколько из необходимости. Отделение это онкологическое. Больных отсюда частенько отдавали на поруки близким. Вот и ее бы домой … Стадия последняя. И сына-то нашли. Нашли довольно быстро. И да, находится он на севере – в местах отдаленных. Сын Клары Алексеевны в колонии, сидит за убийство в драке. Сидит повторно, вторая судимость. Первая – нанесение тяжёлых телесных… Клара Алексеевна – бабушка “божий одуванчик” совсем не походила на мать рецидивиста, и, казалось, о сыне не врала. С собой в больницу она привезла его письма, читала всей палате вслух. Письма были хорошие. О снегах, о рейсах, об океане. Она отправляла свои послания на почтовое отделение до востребования в Салехард. И знала – письма сын получает. Правда, не всегда. Клара Алексеевна, посчитали медики, просто не знала о судимости сына. Решили они не “убивать” старую милую пациентку сообщением, или, правильнее в ее случае сказать – не “добивать”. Умолчали. Никому не сказали, не узнали об этом и больные. – Не плачь, Кларочка, может и найдут. Ты надежды не теряй. Ты ж написала ему, молись, скоро и приедет…, – успокаивала добрая соседка. Клара Алексеевна и не теряла эту самую надежду. И казалось, что она ее и держит. Уж давно предсказывали врачи скорые ухудшения, но она, как будто, наперекор болезни жила, ходила, кушала – ждала… Но вот однажды зимним хмурым утром в ординаторской зазвонил телефон. Трубку передали Ольге Сергеевне, речь шла о ее больной. – Что? Вы с ума сошли. Это онкологическая клиника… Нет, я не позволю! – потом вздохнула, – Приезжайте… Звонили из полиции. Сын Клары бежал из мест лишения свободы. Звонил следователь – у него поставленная командованием задача – поговорить с матерью рецидивиста. Ольга Сергеевна распереживалась: нет, нельзя старой больной женщине сообщать о том, что сын – преступник. Никак нельзя! – Да поймите Вы…, – нервничала она в разговоре со следователем, когда тот приехал в клинику, – Не знает она о сыне, в розовых очках она. А жить ей осталось от силы пару месяцев, и то при самом лучшем раскладе. Это Вы будете убийцей, если сообщите ей, – пускала в ход она уже угрозы… Следователь Егоров – мужчина лет пятидесяти, всё понимал. Понимал он и то, что разговор этот с матерью – всего лишь галочка в деле. Сюда сын никак не доберется, если и уйдет, то там, в тех ямальских краях. Но скорее всего задержат скоро. И не таких находили. – Думаете, не знает она? – с сомнением переспросил. Егоров недавно и сам похоронил мать. Сердце ещё болело. Приехал на похороны, а сестра ему: – Так ждала она тебя, Слав, так ждала. Чего ж пораньше-то не приехал? И что ответить? Надеялся, что поправится… – Точно не знает. Гарантирую…, – ответила врач, – Мы узнали, так пожалели, сообщать не стали, а вы тут…, – она была огорчена. – Ясно. Не переживайте, не скажу я… Отпишусь. Придумаю чего-нибудь, – согласился, почесывая лоб Егоров, – Вот подпись бы только мне ее… – Ну, какая подпись. Говорю же… Он махнул рукой, резко встал. – Ладно. Влетит мне, конечно. И тут Ольге Сергеевне жаль стало сотрудника. У них там ведь тоже – ого-го начальство. – Хотите, поговорите… Только представьтесь другом сына. Да…, – Ольга Сергеевна даже улыбнулась от пришедшей вдруг идеи, – Пусть письмо сыну продиктует. Вы напишете, а потом протокол беседы ей подсунете. Она плохо очень видит. Учтите, она считает, что сын работает на рыболовецком судне в океане. – Нарушение…. – Устава, но не жизненных ценностей. Знаете, как рада она будет весточке от сына! Пошли? Следователь тяжко вздохнул, быстро достал документы, и они направились в больничную палату. – Клара Алексеевна, а к Вам гости… Женщины привстали, повернули головы с любопытством – к Кларе никогда никто не приходил. – Гости? – Клара Алексеевна заморгала подслеповатыми глазами, приподнялась с подушки. Ольга Сергеевна помогла ей усесться. Следователь присел на придвинутый соседкой стул. – Здравствуйте, Клара Алексеевна. Я к вам от Саши, от сына. Вместе работаем. Писем нет, но большой привет привез. Я с поезда. Уж извините, что без гостинцев, – только сейчас, глядя на тумбочки соседок, Егоров сообразил, что в больницу ходят с гостинцами, – Он никак не может приехать. Хотел, да не отпустили его. – От Саши…от Саши, – говорила, как выдыхала старушка, чуть покраснев. – Да. Дела, знаете ли. Самый сезон работы. – Так ведь вроде у вас на сейнере нет отопления, как же в холод-то… – Сделали. Всё сделали. Теперь нам холод не страшен, – на ходу сочинял Егоров, поглядывая на врача. – Как там Сашенька мой? – Сашка-то? Отлично. Вот недавно грамоту дали, как лучшему…ну, лучшему… – Боцману, – помогла Клара… – Да, лучшему, значит, работнику. Здоров, весел, так что – не волнуйтесь. – Чай, стужа у вас? – а в глазах тепло материнское, готовое согреть целый рыболовецкий поселок. И Егорова от взгляда этого понесло. Он никогда не был на севере, но что-то читал в юности. Был такой детский интерес к краям северным. И теперь вдруг всплыло в памяти все, что, казалось, давно позабыто. Он рассказывал о бесконечности снегов, о стадах оленей, о косяках красной рыбы и лежбищах котиков, о жизни местных людей, о традициях и праздниках, о жилище, о юколе и строганине… Вся палата слушала его, затаив дыхание. И врач слушала. Клара Алексеевна тихонько улыбалась, лёжа высоко на подушках. Егоров так увлекся своим рассказом, что забыл о том, что нужно предложить матери написать письмо сыну. Напомнила Ольга Сергеевна. – Письмо? Ох… Как Вас зовут? … Не задержу ли Вас, Слава? – как будто обрадовалась мать-старушка. Она начала диктовать. “… Ты не думай сынок, я ведь не в обиде. Я все понимаю. Главное, чтоб ты счастлив был … А дуб наш нынче так покрыло снегом. Смотрю на него и думаю – как у Саши моего на севере – снега …. Мурку соседи забрали, присмотрят. Жалко ее, скучать будет …. Я б тебе носки передала, купила трое – теплые, вязаные. Так ведь дома. А я вот в больнице… Ты береги себя, Сашенька, и домой возвращайся. Я уж все приготовила а твоему приезду, и одёжку, и пену для бритья. Приезжай скорее. А за меня не волнуйся, лучше мне. Выпишут скоро…” Следователь писал с каким-то упоением, ждал продолжения, подсказывал. Они закончили. – А подпись? – подсказала доктор. – А, да…, – и Егоров сунул старушке продиктованное ею письмо. Ольга Сергеевна лишь подняла брови. В коридоре спросила: – Вы же хотели протокол беседы подписать. – Да Бог с ним… , – он отстраненно махнул рукой, – Я вот все думаю: как у подобной матери мог случиться такой сын. Ведь не может быть, что нет в нем и частички ее. А? – В жизни всякое бывает. И в одной семье рождаются и воспитываются совсем разные дети, – ответила умудренная опытом врач. Следователь ушел, а Кларе Алексеевне с этого дня почти ежедневно передавали гостинцы. Что-то сдвинула эта беседа в сердце Вячеслава Егорова. Как будто получил он послание от матери своей, как будто прощала. И служебные, и личные заботы не могли отвлечь. Он все вспоминал пословицу: “Если даже на собственной ладони приготовить яичницу для матери, то всё равно будешь в долгу перед ней.” Он держал руку на пульсе – следил теперь за судьбой далекого сбежавшего рецидивиста, звонил Ольге Сергеевне, интересовался здоровьем его старушки-матери, навещал ее изредка. И делал это уже не по службе, а просто – для себя делал. Шло время. Клара Алексеевна угасала. Уже перевели ее в отдельную палату, уже не могла она вставать. Она ждала Славу, он был ниточкой, соединяющей ее с сыном. Иногда она сомневалась… Не все стыковалось в рассказах друга сына, иногда, казалось, что он просто сочиняет. Неужто, и правда, ложь во спасение, – думала она порой. Но потом гнала от себя эти мысли. Так хотелось думать, что у Саши, и правда, все хорошо, так, как рассказывает Слава. И вот наступил день икс. День, когда Вячеслав выгрыз, вырвал, превзошел все препоны закона и самого себя. Он добился – ему разрешили телефонный разговор с задержанным при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Александра задержали. Был он в бегах две недели. – Александр Петрович, Ваша мать при смерти. – Я знаю. Я почувствовал…, – голос с хрипотцой. Ещё бы – столько времени бегать по тундре. – Вы можете с ней поговорить? Я добьюсь… – Я… Я… Да, могу, – сказал осипшим голосом. – Но, учтите. Она, с Вашего посыла, считает Вас боцманом рыболовецкого судна. – Да, я в курсе, только… – Что? – Только мне все время кажется, что она догадывается, что никакой я не рыбак, – прохрипел Александр на том конце. – Догадывается? Да нет… Мне так не показалось. Ну, в любом случае не надо ее разочаровывать. В ближайшее время нам разрешат разговор. Ждите… И вот уже утром дня следующего Вячеславу не сиделось в ординаторской. Он прилетел сюда час назад, боясь пропустить связь. И теперь расхаживал по вестибюлю. Его позвала медсестра. Процедуры у больной закончились, можно было пойти к ней. – Ее бы уколоть, но мы ждём звонка, колоть не стали. Тяжело ей без укола, так что скорее бы… – Я понимаю, но… Учреждение особое, колония… Не больно покомандуешь. Я тоже жду. Вячеслав зашёл в палату. Клара Алексеевна лежала высоко на подушках, голова повернута набок, цвет лица слился с больничным бельем, щеки совсем ввалились. Голова повязана платком, сухие ломкие волосы слегка выбились. Старушка дышала с лёгким присвистом, чувствовалось, что ей тяжело. Было ясно – дело идёт к концу. Однако, голову к нему она повернула. Платок немного съехал и отчётливо обозначились скулы и впадины на висках. Она застенчиво посмотрела на него, и чуть пошевелила пальцами руки, как будто махнула. – Славочка, Вы? – Я…я… Это я, Слава. Не разговаривайте, Клара Алексеевна, берегите силы, – он поправил ее платок, заправил волосы и начал нести какую-то пургу – сочинял на ходу, как они с Сашкой на упряжке собак мчались сквозь тундру. Говорил, а она чуть улыбаясь уголком рта, слушала. Вячеслав замолкал порой, смотрел на безмолвствующий телефон и думал: а что если, и правда, она догадывается о местонахождении сына, а что, если правда, что она понимает сейчас, что он врёт, а что если случится какая-то мелочь, и что-то помешает сейчас связи с колонией… Что если… Но он опять врал с неимоверным упоением, врал, как писал. Говорил о том, что ухаживали они за одной нанайкой, а она дала им от ворот поворот, говорил о том, что Сашка выигрывал его в карты и обгонял на снегоходе. Он даже вздрогнул от звонка. Схватил, подскочил на ноги, отошёл к окну, боясь, что Клара Алексеевна услышит представление сотрудника тюрьмы, а потом метнулся назад и громко, так громко, что наверное услышали в соседних палатах, закричал в трубку: – Сашка! А, Сашка! Привет! А я тут как раз у матери твоей, рассказываю, как мы с тобой на снегоходах гоняли по тундре. Да..да… Даю ей трубку. “Даю” – было сказано риторически. Старушка уж ничего не могла держать. Слава поднес ей трубку к лицу. Она вся вытянулась, рот приоткрылся, и, казалось, она забыла о дыхании. Слава глянул на дверь. Где эти медики, когда они так нужны… – Клара Алексеевна, Вы дышите. Это Сашка… Саш, говори… Мать слушает. В трубке тяжёлый хриплый вдох… – Ну, здорово, мамка! Здорово! – сказал Александр, и Слава почувствовал, что, несмотря на напускную грубоватость, и Александр тоже почти не дышит, голос дрожит, – Мам, ты как? – Сса… Сашень…, – выдыхала Клара. – Я, мам, я. Ты прости, что вот так, что не приехал, прости. Я хотел. Я очень хотел, веришь? Но не смог. Прости… – Что ты…что ты… Саша. Все хорошо. Тут Слава. И я – хорошо…, – дался этот монолог Кларе Алексеевне с трудом, она уронила голову на подушку, задышала тяжело. И тогда заговорил Александр. Голос его с задушевной хрипотцой звучал успокаивающе. – Я помню, мам, как я у соседа по коммуналке пельмени украл и тебе притащил. Помнишь? Ты тогда горевала, что денег нет, переживала – чем кормить меня будешь. А потом пришла с кухни и слюни сглотнула – там запах, ууу. А я увидел. Ну, я тогда и спёр, помнишь? Ох, как долго ты меня отчитывала потом. Никак забыть не могла. – Сашенька, сынок, милый мой… Помню. – А помнишь, какая поговорка меня так злила, что я с пацанами даже дрался? – Да.. Карл у Клары украл….Помню. – Да… все доказывал, что моя Клара не крала кларнет. А ещё помню твой плащ светлый, удлиненный. Ох, и любил я его. Гордился, что мамка моя – самая красивая. А ты, и правда, красивая, мам. Друг мой сказал, что такой и осталась до сих пор. Завидует он, что мамка у меня такая. Мне все завидовали. Жаль, что не рядом я, прости… Он говорил и говорил. Егоров сидел наклонившись, держал телефон рядом с ухом матери, он заметил, как порозовели щеки у Клары Алексеевны. Голос ее сына, пересекая горы и реки, меридианы и горизонты, летел с далёкого холодного обледенелого севера, из бетоно-проволочных заиндевелых заграждений колонии прямо сюда – в сердце матери. Он, как газовая струя, пронизывал холодное пространство, согревая всё на своем пути … И похоже те, кто должен был ограничить время разговора тоже согрелись. Согрелись и заслушались. Уже пришла медсестра с капельницей, а потом и Ольга Сергеевна. Клара Алексеевна слушала голос сына и тихо улыбалась, глядя в далёкое пространство. – … Я вернусь, мам. Домой очень хочется. Ты только выздоравливай. Заживем. – Я жду тебя, Саша… – Да, я вернусь. Тут ведь тоже – не сахар. Недавно вихрь был, так у нас крыши у бараков снесло. Но восстановили, мам. У нас ребята тут хорошие. Дисциплина. Но морозы нынче лютые, я чуть щеку себе не отморозил. И охрип чуток, слышишь какой голос? Слышишь, мам? Клара Алексеевна так и улыбалась, глядя в пространство. Вячеслав даже не понял, почему Ольга Сергеевна взяла ее за шею, а медсестра закрыла ей глаза. Зачем? – Телефон, Вячеслав, – врач вывела его из оцепенения, – У Вас ещё включен телефон. Клара Алексеевна умерла, передайте сыну. Вячеслав медленно поднес телефон к уху. – Але, мам. Что-то со связью. Я тебя не слышу! Але…, – хрипела трубка. – Она умерла, – произнес в трубку Вячеслав как-то по инерции. – Что? – Александр, Ваша мама только что умерла. Она … Она слушала Вас слушала, и… Я… Я и сам не заметил…, – Вячеслав ещё был потерян, никак не мог собраться. – Мама! Дайте ей трубку… Что Вы сказали? Умерла? – Примите мои соболезнования, – наконец Вячеслав взял себя в руки, – Александр, она улыбалась, слушая Вас. Значит, все не зря… – Что не зря? – он помолчал и добавил, – Мама … – Да, Александр, Ваша мама только что скончалась. Видимо, сын никак не мог поверить. Он замолчал, а потом протянул: – Даа… Вы правы – не зря. Я должен Вас благодарить… Я никогда это не забуду… – У меня письмо Вам от матери. Я передам. Я обязательно передам… Их разговор прекратили. Следователь Егоров вышел из палаты. Надо было взять себя в руки. Но эти самые руки дрожали даже, когда он закурил на улице. Клара Алексеевна дождалась. Дождалась… – Прости меня, мама, – прошептали его губы, он думал о своей матери. Он прошел пару кварталов и набрал Ольгу Сергеевну. – Ольга Сергеевна, я насчёт похорон… Я займусь этим. В виду имейте… Вячеслав взглянул на занесённые снегом улицы, достал письмо Клары Алексеевны: “… Ты не думай сынок, я ведь не в обиде. Я все понимаю. Главное, чтоб ты счастлив был … А дуб наш нынче так покрыло снегом. Смотрю на него и думаю – как у Саши моего на севере – снега …” _________ Автор: Ирина Анатольевна Зайкова

В поисках новогоднего настроения...  – Светлана Васильевна, у вас есть новогоднее настроение? - за обедом спросила Лидочка.  – Не знаю, Лида. А у вас?  – Конечно же есть! Вы посмотрите, как всё по-новогоднему вокруг!  Светлана Васильевна посмотрела по сторонам. Обычный серый декабрьский вторник. Обычная столовая в обычном районом суде.  – Ничего необычного я не вижу...  – Посмотрите, как украсили столовую! – Две снежинки на окна приклеили. И дождик на гардину повесили.  – Светлана Васильевна, вы рассуждаете как пессимист. Новогоднее настроение нужно создавать внутри себя!  В этот момент Светлана Васильевна поняла, как ее бесит Лида. Больше они не разговаривали.  В этот же день Светлана Васильевна решила взяться за своё новогоднее настроение. Она захотела начать с музыки. У неё в кабинете с утра и до вечера звучала «Merry Christmas Collection и другие новогодние песни». Через несколько дней она знала почти наизусть все песни из этого новогоднего сборника. Более того в одном важном документе она написала: «Постановление о прекращении уголовного дела… пока часы двенадцать бьют, пока часы двенадцать бьют». Музыка её сбивала, а новогоднего настроения не прибывало.  Светлана Васильевна не сдавалась: решила посмотреть все новогодние фильмы. На одном из сайтов она нашла список. Первыми строчками в списке были фильмы про Гарри Поттера. Посмотрела. Много думала. Долго на Вайлдберрис искала метлу и волшебную палочку. Заказала. Утром решила больше не пить мартини при просмотре фильмов. Настроения там тоже не было. Похоже, был только один вариант – имитировать новогоднее настроение. Она подумала: «А вдруг все в мире имитируют это самое настроение?! Нет никакого ожидания нового года. Просто заканчивается старый год, в ход идет новый календарь…».  Оставалось последнее, самое проверенное средство. Светлана Васильевна решила сделать салат «Оливье». Она помнила бабушкин рецепт наизусть, но зачем-то решила сравнить его с другими. Она вбила в поисковик «Рецепт «Оливье». В комментариях какого-то форума она увидела:  Дмитрий К.: Использую только солёные огурцы, если мы говорим про канонический советский «Оливье». Подумайте сами, свежие огурцы были редкостью. Они не могли бы сохраниться до Нового года.  Светлану Васильевну нахлобучило мигом: она была вне себя от раздражения. Как можно писать такое. Она тут же ответила.   Светлана В.: Уважаемый Дмитрий К., не порите чушь! Ещё напишите, что можно использовать маринованные огурцы. У вас получатся помои для свиней, а не классический «Советский оливье». Только свежие! Где они брали тогда свежие? У меня бабушка в Сибири ради нового года на подоконнике огурцы растила!  Тут же ответил Дмитрий К. И ещё сто пятьдесят человек. Несколько часов Светлана Васильевна отвечала всем. Она спорила, приводила доводы, доказывала. От огурцов в «Оливье» перешли к варёной морковке, потом к мясу, телячьему языку или колбасе. Ну а потом случилось страшное. Светлана Васильевна начала кричать в экран монитора: – Покупной майонез?! Леонид Р. - Вы кусок дебила, если его используете! Только домашний!!! Она писала несколько часов. Некоторые с ней соглашались. Некоторые её проклинали. В целом она была удовлетворена. Она быстро приготовила свой «Оливье» и попробовала первую ложку. Да, именно тот вкус. Она вспомнила запах елки, которую папа утром приносил домой, пока она спала. Вспомнила свою собаку, которая прижималась к ней под столом, когда она незаметно подкармливала её. Она вспомнила маму и бабушку, которые аплодировали ей за песенку про елочку…  Кажется, у Светланы Васильевны появилось новогоднее настроение.  Автор: Александр Бессонов

Ну и что, что женщина старше, Разве в этом вы видите грех? Я, кайфую от этого даже, Я на свете счастливей всех. Она знает правила жизни - Когда можно, когда нельзя. У нее не бывает капризов, Не ведет себя, как дитя. Она разумно всё рассчитает, От крупных дел, до любых мелочей.

А сколько лет тогда было Вам?.. Счастливые лица. Спокойное время. А впереди ещё вся жизнь...🌲

Цените тех, с кем маска ни к чему...

Как говорила моя бабушка, или выражения, которые возвращают нас в детство... Вaшa бaбушкa тожe нaзывaлa вaс Кулёмой и озорницeй? Говорилa «колидор», «сeмaчки» и «ишь ты, поди ж ты!»? Вы всё eщё помнитe, что тaкоe «дaвeчa», «гaмaнок», «цыпки» и «вeхоткa»? Дaвaйтe вмeстe вeрнёмся в дeтство и вспомним, кaк говорили нaши бaбушки. Мы никогдa нe обижaлись нa бaбушку, когдa онa нaзывaлa нaс: кулёмa, озорник, горюшко ты моё луковоe, шкодa (нe Octavia), бeзобрaзницa, остолоп, a иногдa и «фaшист» (ну, это зa дeло, конeчно). Мы смeялись, когдa бaбушки по-особeнному произносили обычныe словa: куфня (кухня), шкaп (шкaф), колидор, кaнпaния (компaния), мaнeз (мaйонeз), кaртовкa, мaркошкa, лeсaпeд, сeмaчки, чaсы нe ходют, кeпчук (кeтчуп), глaзишшы, хвостишшe, жизня, рaнeшно врeмя, шeшнaдцaть, робяты (рeбятa), подокольник, тиливизeр, нe eвши, нe пимши, гулямши, этсaмоe (это сaмоe), эвОнa кaк (вот оно что), друшлaг (вмeсто дуршлaг), «Чийку гaрячинькaвa бокaльчик выпить, штоля».

Ромашки для Наташки 🌼🌿🌼🌿🌼

Я: «Здравствуйте! Я вчера вечером ехала на 32 автобусе, и водитель свернул ради меня с маршрута . Я хочу узнать, не пострадал ли он из-за этого. Благодаря ему врачи смогли спасти… моего еще не рожденного сына!» Сотрудник: «Не беспокойтесь пожалуйста, к нам поступила жалоба только от одного пассажира. Водитель рассказал нам о случившемся сразу после того, как приехал на конечную остановку и он уже получил благодарность за свои действия. Спасибо Вам за звонок… и берегите себя!» _____ Автор: Ирина Анатольевна Зайкова