Ещё раз взглянув на эскулапа, рванул ручку на себя и выглянул в коридор...
Семёнова — отца троих детей, кандидата наук, доцента — взяли прямо на улице. Его пеленали нежно, как декоративную розу, которая не переносит чужих рук и холодов. А уже потом, когда он напоминал окружающим что-то среднее между бревном, которое нёс Ильич, и свернутым в трубку ковром, до него дошло, что в течение традиционной прогулки произошли неуловимые изменения. Через сорок минут он сидел на привинченном к полу табурете перед человеком в белом халате.
— Ну-с... — начал доктор, самодовольно откинувшись на спинке стула. — Как вы себя чувствуете?
— А вы? — почему-то уклонился от ответа Семёнов.
— А вопросы здесь задаю я. — Доктор придвинулся к столу и наклонил вбок голову, напомнив Семёнову в это время одноглазого и близорукого голубя, внезапно нашедшего на мостовой полбуханки хлеба и еле сдерживающегося от впадения в ступор.
— Дааа... — протянул в ответ посетитель и тоже, словно собравшись, уточнил. — А где портрет Дзержинского?
До ступора оставалась секунда, но врач, сжав волю в кулак, осознавая, что, кажется, теряет инициативу, сдержался и неосторожно осведомился:
— А причём тут Феликс Эдмундович? Портрет Фрейда есть где-то. Вы помолиться хотели?
— Ну, если портрета Феликса тут не держат, значит, и вопросы могут задавать не только владельцы кабинета, но и посетители. Слушаю вас, доктор.
Доктор, ещё раз внимательно осмотрев потенциального пациента, уточнил:
— А какая температура сейчас на улице?
Посетитель, вытянув шею, близоруко прищурившись, посмотрел, словно сквозь доктора, в окно и сообщил:
— Двадцать два с половиной.
— Ниже нуля?
— Доктор, во-первых, на табло, что расположено на стене за вашей спиной, не высвечивается знак. Однако рискну предположить, что, судя по снегу на улице и дате — пятнадцатое февраля — всё же значительно ниже нуля.
— Хорошо, и вам не холодно было бегать по улице без одежды?
— Я был в одежде.
— Вас привезли в одних трусах!
Семёнов решительно встал, посмотрел растерянному доктору в глаза и направился к двери. Ещё раз взглянув на эскулапа, рванул ручку на себя и выглянул в коридор, крикнул:
— Можно сюда другого врача! Этот уже, кажется, всё.
А потом, с лёгкой жалостью осмотрев хозяина кабинета, очень мягко уточнил:
— А трусы, по вашему мнению, доктор, не одежда? Уж не обувь ли?
Он был не так уж прост, преподаватель логики Семёнов. Доцент, семьянин, поклонник моржевания.
© Сергей Серёгин
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2