Зеленая лампа

СОСЕД — Так это ты, значит, наш новый сосед? — Выходит, так. — Держи пять! Я значит, Колян. Тебя как дразнют? — Антон Иванович я. — Ишь ты! А будешь Антошкой! Пошли копать картошку? — Извините, вы о чем? — Это я так. Шутю. Ну что, сосед елку раздобыл? — Всенепременно. — Где? На базаре или сам в лесок смотался, хе-хе? — Знаете ли, я противник непродуктивной вырубки зеленых насаждений. Особенно хвойных. — Ишь ты! А что же тогда вместо елки у тебя? Пальма в кадке? Шутю, хе-хе! — Ну зачем же? Уже лет десять пользуюсь искусственной елкой. Все как новенькая. Рекомендую. — Не, я люблю все натуральное! Чтобы и хвоей пахло, и иголки чтоб кололись. Ну ладно, с елкой понятно. А что у тебя, к примеру, на столе будет? — А вам это зачем, Нико… Колян, то есть? — Ну, вдруг я решу после курантов заглянуть к тебе в гости. — Это как? Я ведь вас пока не приглашал. — И не надо. У нас, Антошка, обычай такой: как по одной-второй- пятой выпили, или сам идешь к соседу поздравляться, или он к тебе. И ты нам этот обычай не ломай, понял? — Понял, хотя странно как-то… Ну хорошо. На столе у нас будет семь видов салатов… — Ишь ты! Дальше! — На горячее будут баклажаны печеные, кабачки тушеные, пельмени соевые, котлеты картофельные… — Стой, стой! Это же все из травы. А что у тебя будет настоящего? Чтобы укусить, угрызть, хрящиками похрустеть? — Вы имеете в виду мясное? Нет, этого ничего не будет. Видите ли, мы вегетарианцы. — Ну подвезло мне с соседом! А выпить что у тебя будет, ты, травоядное! — Шампанское, пиво. Но все безалкагольное. — Тьфу ты! А покрепче что-нибудь? Чтобы по жилам заструилось, петь-плясать захотелось, соседку там под столом за коленку помацать, потом по морде кому-нибудь, чтоб от души! — Извините, но мы трезвенники. — Та-а-ак! Слушай, Антошка, в рот тебе горошку! А как ты в наш-то дом попал? — Да вот из-за таких же соседей, как вы, господин Колян, поменялся. Теперь вижу, что ошибся. Про вас мне почему-то никто не говорил. — Ну да, я же сидел. Откинулся вот перед самым Новым годом. — А за что вас посадили? — Да так, морду одному набил… Знаешь что, Антошка, нос лукошком, если тебе сегодня будут звонить в дверь после двенадцати, стучать там сильно, орать, что из милиции или налоговой инспекции, или что пожар начался, ни за что не открывай, понял? Марат ВАЛЕЕВ.

Под окнами моей новой квартиры постоянно прогуливается парочка. Он — высокий и полноватый, она — маленькая, слегка вертлявая. Люди как люди, но есть одна странность. Мужчина всегда несёт, прижимая к груди, игрушечную розовую колясочку, в таких девочки катают куколок. К чему этот странный, экстравагантный аксессуар? Одинокие, бездетные люди? Потом смотрю — нет. Мальчишка-подросток появился, принял у папы колясочку и важно понёс. Мама с дочкой подошли, и малышка медленно покатила коляску по дорожке. Меня распирало от любопытства — что у них там? Ничего умнее я не придумала, как, проходя мимо семейства, уронить сумку с продуктами. Смачно чавкнул десяток яиц, громко лопнул пакет кефира. Я ахнула, женщина охнула, а мужчина кинулся помогать, спасать остатки провианта. Я улучила момент и заглянула в коляску. На белой подушечке под кружевным покрывальцем лежал серый кот. Он приоткрыл жёлтый глаз и хрипло сказал: «Мя…» — Какой хорошенький котик! Как зовут? — Котик, так и зовут, — улыбнулась женщина… …Когда после поминок разошлись родственники и знакомые, Лёха прибрался, помыл посуду, присел на табуретку, оглядел пустую и молчаливую квартиру. Подумал, подумал — и решил повеситься. Видно, ничего хорошего с ним уже не случится. Вспомнил, как мамка его в садик водила, как в школу бегал, с приятелями во дворе мяч и шайбу гонял, на девчоночьи коленки заглядывался. В строительном техникуме учился, окончил, в армию призвали. Куда служить пошлют, даже не сомневался, тогда всех срочников в одном направлении отправляли. Пацаны в учебке подобрались нормальные. Братья-близнецы из Кемерова с малолетства вольной борьбой занимались, но в армию сами попросились. Сказали: всяко лучше, чем в какой-нибудь бригаде «торпедами» быть и на разборках пулю словить. А так — отслужат, вернутся, снова начнут тренироваться и к олимпийскому золоту готовиться. Женька из Питера полнейший ботан был, но как начнёт чесать про Кавказскую войну, заслушаешься. Про ту, которая ещё в 1817-м началась и пятьдесят лет продолжалась. А про эту, сегодняшнюю, Женька собирался книгу написать. Костян из Краснодара приволок с собой в армию баян, гитару и бубен. По вечерам устраивал концерты. В составе большой колонны на Шатой вместе с молодым пополнением ехали десантный взвод и прикомандированные офицеры МВД. Парни ржали: под охраной на войну едем. Как всё началось, Лёха даже не понял. Что-то засвистело, ухнуло, бухнуло, заполыхало. А Лёху в самое темечко долбануло, словно злобная ворона острым клювом тюкнула. Он голову руками прикрыл, глаза закрыл, а когда открыл, уже в госпитале оказался, и мама рядом сидит. Плачет и говорит, говорит что-то… Только Лёха не слышит и ответить не может, но руки, ноги на месте и вроде двигаются. Потом домой поехали, слух и речь постепенно вернулись. Но от этого только хуже стало! Узнал, что их колонну в ущелье расстреляли и сожгли, в живых остались единицы. Ему просто повезло, отделался контузией средней тяжести. Мамочка его с ложечки, как маленького, кормила, умывала, на улицу за ручку гулять выводила. А Лёхе день и ночь выть хотелось… Почему он живой, а остальные — нет? Ведь он даже не знает, ради чего живёт, ни мечты у него нет, ни каких-то особых желаний. И маму жалко, здорового бугая на себе тянет! Измучилась, за год седая сделалась… …Мама умерла тихо, во сне. Врачи сказали — обширный инфаркт. И вот сидит Лёха в пустой квартире и повторяет вслух, как дурак: «Мамочка, что же ты хотя бы не поболела? Я бы за тобой ухаживал, а теперь никого и ничего у меня нет». Быстро нашлись табуретка, мыло и бельевая верёвка. Последнюю сигаретку Лёха решил на улице выкурить, на свежем воздухе поприятнее будет. Присел на лавочку у подъезда, глянул на полную луну, глубоко затянулся и вдруг услышал писк, да такой истошный, что аж поперхнулся и закашлялся. Уж на что Лёхе плохо, но существу, которое так голосит, наверняка ещё хуже. Лёха отбросил окурок и полез в кусты. На улице темно, ни черта не видно, а вопли то затихают, то с новой силой начинаются, но уже в другом месте. Наконец заметил шевеление в куче опавшей листвы, сунул руку, зацепил что-то живое и вытащил. Серый комочек бился, трясся и вырывался, спасая свою крохотную жизнь. «Крыса, что ли?» — испугался Лёха. Но пригляделся и облегчённо вздохнул: котёнок… Что с ним делать, Лёха не знал, сунул живность за пазуху и пошёл домой. При свете хорошенько разглядел: крохотный, неказистый, жалкий… Лёха колбаски на пол покрошил, котёнок головёнкой испуганно вертит, лапы в разные стороны расползаются, носом тыкается, а есть не может. «Маленький совсем, молочка ему надо», — догадался Лёха. Протёр чайное блюдечко, достал из холодильника молоко, осторожненько макнул зверька в жидкость. Котёнок опять заверещал, но быстро-быстро заработал язычком. — Понимаю, плохо без мамки, — вслух сказал ему Лёха. А потом они легли спать. Котёнок забрался на подушку, свернулся клубочком и заснул. Потом расслабился и скатился Лёхе на шею, под самый подбородок. Лёхе было неудобно, щекотно, но убирать котёнка не стал, пусть спит сирота. Уже засыпая, подумал: «Я же вроде повеситься собирался… Ладно, если что, завтра успею…» Проснулся котёнок рано утром и отчаянно заголосил. Не добившись от Лёхи внимания, пописал на подушку и одеяло. Пришлось срочно затеять постирушку. Потом в магазин за молоком, сметаной и творожком. К вечеру Лёха даже устал, а кот — нет. Наелся и потребовал, чтоб с ним играли, а потом гладили и ласкали. Лёха сначала думал пристроить кота к кому-нибудь из соседей, но принял волевое решение: «Себе оставлю. Хоть не один буду». Жрал кот за двоих, играл и бесился за троих, «дела» свои яростно зарывал в песок всеми четырьмя лапами. Лёха в течение дня почти не выпускал веник из рук. Об одном только беспокоился: уши у котёнка странные, как пельмешки завёрнутые и к голове прижатые. «Отморозил? Почему не встают?» — заволновался Лёха и понёс котика к ветеринару. — А вы думали, у него, как у щенка немецкой овчарки, уши с возрастом встанут? — усмехнулась чернобровая красавица. — У вас метис, шотландская вислоухая кошка. Порода такая. Лёха от удивления даже рот открыл. Метис, шотландский! А он котика, словно дворового Ваську, кормит всем подряд — супом, кашей, макаронами с колбасой. — Какой возраст? Как зовут? — Двадцать два года, Алексей. — Я о котёнке спрашиваю, — снисходительно фыркнула врачиха. Лёха смутился, имя любимцу так и не придумал. — Я его Котиком зову. — Так, кот Котик, приблизительно три месяца, — красавица принялась что-то писать. А потом выдала Лёхе два листа с подробным описанием как кормить, ухаживать, глистогонить и вакцинировать. Лёха посмотрел на цены и задумчиво почесал репу. Какие-то деньги после мамкиных похорон остались. Если по врачам пройтись, может быть, пенсию по инвалидности дадут, а может, и не дадут… Короче, решил он на работу устроиться. Пошёл на стройку разнорабочим. Котик по вечерам встречал его радостным мяуканьем, скакал вокруг, как собачонка, и ни на шаг не отходил. Как-то раз вернулся Лёха после работы, а в квартире тихо. Испугался, кинулся бегать по комнатам. Нет Котика! Заметил — кухонное окно приоткрыто, на одной створке сетка, а на другой нет. Наверное, когда курил, неплотно закрыл, вот ветром её и распахнуло. Значит, Котик в окно выпал! Лёха ползал и шарил в траве под своими окнами, материл себя последними словами, но Котика нигде не было. Сел на лавку, от отчаяния хотелось орать и рыдать. — Эй, ты котёнка ищешь? — послышался тоненький голосок. Лёха поднял отяжелевшую голову, перед ним стояло нечто. Ростом метр с кепкой, волосы начёсаны дыбом, короткая юбчонка, колготки то ли в сеточку, то ли в дырочку. А востренькая мордочка разрисована всеми цветами радуги, настоящая кикимора. — Он на дорогу выполз, морда вся в крови. Я его туда отнесла. — Куда? — заорал Лёха. Вскочил с лавки и крепко схватил страшилку за плечо. — Ой, больно! — взвизгнула девчонка. — Туда! Где животных лечат! На порог положила! — Где это? Адрес какой? Ты бухая, что ли? — почти простонал в отчаянии Лёха. — Не, я под кислотой, — девчонка обиженно потирала плечо. — Но если пройтись, может, вспомню… Котик отыскался в ветеринарной клинике, которая работала 24 часа. — Ваш? Симпатичный! — молоденькая девушка ветеринар взмахнула ресницами, а они у неё длиной были чуть ли не с ладонь, и глаза синие-синие, Лёха аж загляделся, но потом прокашлялся и гордо сказал: — Он у меня породистый. — Вижу, вислоухий ген присутствует, — вздохнула Белоснежка. — Это не очень хорошо, опорно-двигательный аппарат слабый. Не волнуйтесь, переломов нет. Но надо обследовать. Лёха задрожал, врачей он с детства боялся, а ветеринаров теперь ещё больше. Белоснежка долго объясняла: раз мордочка разбита, то вероятна черепно-мозговая травма. Надо целую неделю приходить в клинику и ставить капельницы. Лёха был близок к обмороку, просипел: — Как же так, я ведь работаю… — Ну, можно и дома уколы делать. — Я колоть не умею. — Я умею, — вдруг выпалила Кикиморка. — Куда хочешь иглой попаду! — Хорошо, что подруга у вас опытная, — слегка поморщилась Белоснежка. Лёха шагал домой, прижимая к груди завёрнутого в пелёнку Котика, а Кикиморка неотступно следовала за ним. — Ты не подумай, я не колюсь, — тараторила она. — На медсестру учусь, вернее, училась. Я из Твери, а здесь у бабки одной угол снимаю. Просто помочь хочу! Лёха резко остановился, девчонка стукнулась лбом о его локоть. — Меня Алёнка зовут. Лёха чуть не расхохотался, более неподходящего имени и придумать трудно. Всю ночь они просидели возле Котика, дремали по очереди. Ранним утром Лёха сбегал в аптеку, купил необходимое, а уходя на работу, строго сказал: — В квартире одна остаёшься. Брать тут нечего. Но если с Котиком что-нибудь случится… убью. Вечером он открыл дверь ключом, прислушался. В квартире было подозрительно тихо. С замирающим сердцем заглянул в комнату. На диване в обнимку дрыхли Алёнка и Котик, словно всю жизнь тут лежали. А на кухне в кастрюльке что-то соблазнительно благоухало. Лёха никого будить не стал, поужинал в одиночку и лёг в соседней комнате. Алёнка, как ни странно, оказалась девчонкой ответственной и хозяйственной. Вот как-то так у них и сложилось, жить начали. А когда стало понятно, что Алёнка в положении, поженились. Беременность проходила тяжело — видно, сказывались грехи молодости. Как-то, вернувшись с работы, Лёха застал жену в слезах. — Мне плохо сделалось, легла, застонала, а Котик на телевизоре сидел. Увидел и ко мне прямо на диван прыгнул! Но промахнулся, упал. Ушиб задние лапки, и они отнялись! «Проклятый вислоухий ген, ведь говорила же докторша, болеть кот будет, хромать, а возможно, даже без движения лежать», — горько размышлял Лёха. На коленях у него примостился Котик, неподвижные задние лапки безвольно свисали. — Как же ты за ребёнком смотреть будешь, если даже за котом не можешь? — мрачно сказал он. Алёнка зарыдала, а Котик вдруг развернулся и со всей силы куснул Лёху за палец. — Ладно, не реви. Нельзя тебе, — как-то сразу успокоился Лёха. Мальчика назвали Романом. И на работе всё хорошо складывалось. Прораб Лёху заметил, сказал: «Ты парень толковый, грамотный. Чертежи читаешь, будешь моим заместителем». Работы было много, но зато появились деньги. Лёха вернулся домой поздно, у подъезда толпился народ, стояли пожарные машины и кареты «скорой помощи». Леха поднял голову и обалдел: из окна их четвёртого этажа валил чёрный дым. Кинулся туда без оглядки, но пожарные повисли на нём с двух сторон. Подтащили к скамейке, где сидела Алёнка в ночной рубашке. Кто-то сердобольный накинул ей куртку на плечи. — Я Ромочку спать уложила и сама задремала. Вдруг слышу — Котик мяукает. Громко! Думала, в туалет хочет. Встала, чувствую — гарью пахнет. Дверь входную открыла, а подъезд в дыму! Я детей схватила и на улицу выскочила! Алёнка прижимала к груди байковое одеяльце, откинула уголок, там сладко посапывали Ромочка и прижавшийся к нему Котик. Лёха обнял всех троих так сильно, что Алёнка вскрикнула, сын захныкал, а Котик возмущённо замяукал. История оказалась простая: сосед из квартиры напротив задремал с сигареткой у телевизора. Самого пьянчужку спасли, но подъезд сильно закоптился. Лёха лично делал ремонт, потом быстренько продал свои квадратные метры, оформил ипотеку, и вскоре они переехали в просторные хоромы. Лёха любовался тем, как по пушистому ковру ползал маленький Рома, а следом за ним, опираясь на передние лапки, тащился Котик. Маленький человечек целует кота в нос, а тот в ответ облизывает мальчику лоб и уши. «Котик — мой ангел-хранитель, — размышлял про себя Лёха. — От опасной глупости по юности отвёл, познакомил с женой, спас семью». Лёха бережно брал любимца на руки, Котик преданно смотрел ему в глаза, а он тихо-тихо, чтоб никто не слышал, шептал в висевшее ушко: «Спасибо, дружище!» Алёнка опять собралась рожать. Как и полагается, схватки начались ночью. Лёха повёз жену в роддом, Ромочку оставили дома одного. Парень взрослый, серьёзный и самостоятельный, как-никак 8 лет. Лёха сидел в больничном коридоре и нервничал. Врачи забегали и засуетились, Алёнку уложили на каталку и увезли. Час прошёл, а никто ничего не говорит, мимо бегут и глаза прячут. — Вы отец? — очкастый доктор в упор уставился на Лёху. — Послушайте меня внимательно, спокойно и постарайтесь понять. Произошел внутриутробный поворот плода. Теперь у нас ягодичное предлежание. Готовим операцию, кесарево сечение. Но женщина маленькая, хрупкая, таз узкий и всякое может случиться… У вас в приоритете жизнь матери или ребёнка? Лёха не понял почти ничего. Только одно: кто-то должен умереть. Закрыл лицо руками и заплакал. Плевать, что смотрят все, как здоровый мужичина в голос рыдает. Лёха вдруг начал молиться: «Господи, возьми у меня всё самое дорогое и любимое! Только им жизнь сохрани». Старенькая нянечка трясла Лёху за плечи, пихала под нос стакан воды и строго выговаривала: — Что ж ты, милок, на всё отделение орёшь, людей пугаешь! И молишься не верно, слова какие страшные произносишь! Господь всё слышит! Лёха тряс головой, действительно — какой бред он несёт. Что у него самое дорогое — жена да дети. Что ещё он отдать может? Ах да, Котик! Томительное ожидание длилось до утра. А потом вышел очкастый доктор, вытер со лба пот и хлопнул Лёху по плечу: — Поздравляю папаша, у вас дочка. И с женой всё в порядке! Лёха набрал номер и радостно прокричал в трубку: — Ромочка, сынок, у тебя сестрёнка родилась! — Знаю, — серьёзно отозвался сын. — Мне Котик на ушко об этом промурлыкал. Только он заснул так крепко, что не двигается… Я с удивлением смотрела на розовую коляску и серого желтоглазого кота. — Так Котик умер? Это уже другой кот? — Нет! — замахала руками Алёна. — С ним сердечный приступ случился. Вислоухий ген, он такой коварный! — Ромка в «скорую» позвонил, сказал — я один дома, папа маму рожать повёз, а у меня кот умирает. Сразу приехали «03» и «02». Спасли Котика, — понурил голову Алексей. — А я предатель! Алёна положила руку на плечо расстроенного мужа и улыбнулась. — Перестань. Сам же говорил, Котик — ангел. Они не умирают, а живут вечно. И словно в подтверждение сказанному Котик зевнул и громко мявкнул. Ольга Торощина

Кота официально звали Себастьян. Ну, это когда приходят гости или там по иным церемониальным поводам. А так Ленка звала его просто: Засранец. Ну, скорее, ласково, мягко, как бы могла называть мужа: мол, засранец, конечно, но любимый же, свой. Кот не обижался. Это был огромный пушистый персидский кот. С широкой важной мордой. И разными глазами: оранжевым и фиолетовым. «Если б глаза были одинаковые, он был бы глухим», - объяснил Ленке ветеринар, сосед по лестничной клетке. Собственно, это он Ленке и подарил котенка. Среди ветеринаров встречаются такие айболиты, которые тащат домой всех, от кого хозяева отказались прямо в клинике или гуманно принесли на усыпление. Котенок был из этой категории: после двух недель реабилитации, слабым, но жизнеспособным сосед вручил существо Ленке. Ему тогда было… Да черт его знает сколько, - месяца два, не больше. Мяукая (сосед пояснил, что это остаточные боли в животе), он подползал к Ленке. Греться и гладиться. Ленку он любил. Но как-то даже не по-кошачьи. Однажды Ленка привела в дом мужика. Ну, так случается у 30-летней барышни. В зауженных джинсах, пиджаке на футболку с мультиками. В очках и с хипстерской бороденкой. То, что это именно мужик-мужик, а не просто гость, типа, коллега по работе забежал, кот каким-то образом сразу распознал. И мужика тут же невзлюбил. Нет, не зашипел. Он вообще как-то не шипел. Он пыхтел. Весь будто надувался, злобно сверлил оппонента разноцветными глазами. И пыхтел. Наверное, это было даже ближе к рычанию. Мужик на пыхтение внимание не обратил. Снял в прихожей пиджак, белые кроссовки, издали поприветствовал кота стандартным набором «уссиии какаяяя морда!» и в обрезанных под щиколотку носочках проследовал мыть руки. В гостиной мужик плюхнулся в кресло. И пока Ленка заваривала на кухне что-то китайское, уткнулся в смартфон. Если б он этого не сделал, то вероятно заметил растущую рядом точку напряжения. Сидящий на спинке дивана Засранец начал громко пыхтеть и прямо раздуваться на глазах. Взгляд разноцветных глаз выражал глубокую ненависть. Особенно оранжевого. И в тот момент, когда Ленка появилась в дверях с чайником, прыгнул на мужика. Тот вскрикнул и вскочил из кресла. - Господи, ты ж его кресло занял… - вырвалось у Ленки. Она увела мужика в ванную поливать перекисью. Когда вернулись, кот лежал в кресле с прикрытыми глазами. И загадочно молчал. Больше попыток нападения не предпринимал. Зато когда мужик уходил, подарки от кота были обнаружены сразу в обеих кроссовках… С тем мужиком у Ленки не сложилось. Вряд ли тут было дело в коте. Хотя, кот тоже доставлял. Впрочем, доставлял он не только этому, но и всем последующим, с которыми у Ленки тоже не сложилось. «Это кресло Себастьяна – в него лучше не садиться», - предупреждала всех потенциальных женихов Ленка. Обувь прятали в запирающийся шкаф. При этом, кот сторожил Ленкины вещи – сильно оцарапал мужика, переложившего с полки косметичку. Один из женихов не ложился спать, не забаррикадировав тяжелой тумбой открывающуюся вовнутрь дверь спальни: ожидание ночного нападения кота превратилось у него в фобию. Временами Ленка злилась. Орала на Засранца. На какое-то время он переименовывался в Говнюка. Но потом Ленка отходила, и он снова становился Засранцем. В отсутствии посторонних он был вполне мил. И даже заботлив. Так она и жила с котом. … Ленке было уже 36, когда Засранец исчез. В какой момент это произошло, она сама не поняла. Последний пятый этаж. Теоретически, мог и в окно сигануть. Или в дверь, когда выносила мусор. Но, зачем? Обычно на улицу его не тянуло. Весна, конечно. Но побеги по кошкам за Засранцем и в юности не наблюдались. Тем более респектабельный 8-летний кот. Уже через два часа Ленка дала ориентировки во всех чатах, обежала по мартовской жиже район – расклеила объявления на столбах. Сулила вознаграждение. - Кризис среднего возраста, - махнул рукой сосед. – Вернётся. Сам два года назад уходил. Бывает. И кот вернулся. Не прошло и трех дней, как раздался звонок в дверь. У порога сидел Засранец. Даже не особо грязный и с ужасно довольной мордой. Едва Ленка открыла дверь, как он прошмыгнул внутрь и помчался на кухню. Но пришёл он не один – что логично, ибо не сам же кот звонил в дверь. На лестничной клетке стоял блондин средних лет. Лицо его было поцарапано, а куртка и штаны заляпаны грязью. В руках он крутил на ремешке брелок от автомобильной сигнализации. - Господи, это он вас так? – запричитала Ленка. – Заходите, я вас перекисью протру. И вот салфетки… И конверт сейчас принесу! Мужчина внимательно посмотрел на Ленку и аккуратно перешагнул через порог в мокрых, но явно дорогих полуботинках. - Да я не…. - начал было он. В этот момент он встретился взглядом с высунувшемся из кухни котом. Тот пристально, но как-то успокаивающе смотрел человеку прямо в глаза. Как будто говорил: «Расслабься и забудь». Дальше было как в классической мелодраме. Сначала они незаметно почти час проболтали стоя в прихожей. Потом Герман остаться пить тот самый китайский чай. Дальше он сел в знаменитое кресло. В доме так давно не было посторонних, что Ленка совсем забыла. Вспомнила она лишь когда в дверях гостиной возник Засранец. Ленка уже была готова на него прикрикнуть, как увидела, что Застранец не пыхтит. Он молча прошёл мимо гостя, едва потершись об его ноги. Вскочил на диван и растянулся там. … Через полтора года у Ленки с Германом была свадьба. Потом двойня. И на всех годовщинах, днях рождения, гостям Ленка рассказывала историю знакомства: - Себастьян сбежал. Герман тут недалеко жил. Увидел кота на улице, вспомнил объявление. Ловил, ловил. Получил лапой по морде. В грязи извозился, но доставил! Гости цокали языками, произносили набор стандартных пошлостей про судьбу и браки на небесах. Герман и Себастьян при этом помалкивали, разве что довольно переглядывались. Прошло много лет. Двойняшки учились уже на третьем курсе. Застранец давно умер. На очередном застолье Ленка как пасхальную историю описывала знакомство с мужем. Почти все присутствовавшие, слышавшие её не один раз, умиротворенно ковыряли вилками, готовясь к традиционному уже тосту за Кота судьбы. - Да не так всё было, - неожиданно раздался голос Германа. Все посмотрели на него. Даже дети оторвались от смартфонов. - Не читал я никаких объявлений, - начал Герман. – Приехал с работы, припарковал машину. Выхожу. Хочу домой пойти. И тут подбегает ко мне огромный кот и начинает тереться у ног. Отодвинул его аккуратно, а он опять. И тут я уронил брелок от машины. А кот этот брелок хвать зубами и рванул. Деваться некуда – рванул по месиву за ним. Два раза падал так, что мордой по асфальту – оттуда и царапины. Квартала два бежал. Кот к какому-то подъезду. Там в этот момент заходили – дверь раскрыли. Кот в дверь, а я за ним. Он добежал до пятого этажа. Бросил брелок на пол. А сам сел под дверью в квартиру. Лапой её скребет, да на меня оборачивается. Тогда, я понял, что надо позвонить в дверь… - Погоди, а почему ж ты раньше никогда не рассказывал? – у Ленки на глаза навернулись слёзы. Герман пожал плечами: - Мне показалось, он не хотел это афишировать... Алексей Боярский

СЕРДЕЧНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ Сердечную недостаточность констатировали у папы через три года после смерти мамы. К этому моменту ему исполнилось пятьдесят шесть лет. И у него случился инфаркт. Когда папу выписывали из больницы, я поговорил с врачом. И тот сказал, что отцу осталось в лучшем случае год-полтора. Естественно, мы с женой захотели его забрать к нам домой. Тем более, наша дочка восьми лет просто обожает своего дедушку. Но папа отказался, чем поверг нас с женой в растерянность и уныние. Ведь оставлять его одного в таком состоянии было нельзя. Для папы же, оставить домик, где они с мамой прожили вместе почти тридцать лет, было совершенно невозможно. И мы с женой были вынуждены брать малУю и ездить к папе на выходные каждую неделю. А что делать? Папа слабел на глазах. И жена стала понемножку готовить меня, а у меня внутри сжался комок ужаса и ожидания несчастья. Ну, так вот. В одну из поездок наша дочка, играя во дворе папиного дома, принесла ему… - Дедушка! Дедушка! - закричала она. - А я тебе подарок принесла. И вытащив из-за спины правую руку, протянула папе маленького рыжего щенка. У папы, у меня и у жены глаза полезли на лоб. Мы как раз переезжали в новый дом, и взять щенка временно было некуда. Поэтому, папа разрешил оставить его у себя на месяц. Не больше. Мы с женой, конечно очень волновались о том, как он справится с ним, но, с другой стороны, это всё же какое-то развлечение. И вот, через месяц, а в связи с ремонтом в новой квартире и переездом, мы не смогли приехать раньше, мы появились у него дома. На пороге нас встретила незнакомая и очень весёлая собачка. За ней стоял папа, который, как мне показалось, немного посвежел и оживился. - Нет, вы знаете, что этот паршивец учудил? - спросил он. И я совершенно точно понял - папа чувствует себя лучше. Потому что, такой тон и такие нотки мы не слышали в его голосе со дня смерти мамы. - А вот что! - торжествующе продолжил отец, и… Из-за его ног выкатился малюсенький серый котёнок. - Притащил с улицы! Спасатель всех несчастных, - заявил папа и погрозил весёлому щенку, который уже играл с нашей дочкой. - Папа. Папа! - всплеснула руками жена. - Как же вы справляетесь? Он же очень маленький. Его же с сосочки кормить надо через каждые четыре часа! - Точно! - надулся папа от сознания своей значимости. - Невозможно спать просто. Каждые четыре часа встаю и кормлю его. Серый малыш подбежал к папе и пополз по его штанине вверх, как по дереву. - Мы заберём его, - предложила жена. - Вы не можете так напрягаться. - Ни, ни! И не заикайтесь даже, - вдруг взвился отец. - Вы не можете его трогать сейчас. Потому как, у него, судя по всему, сердечная недостаточность, и он совершенно нетранспортабелен. - Чего? - хором спросили мы. - У кого сердечная недостаточность? - У котёнка, - усмехнулся папа. - Видите, как он лапку к груди прижимает? Точно вам говорю! - Ну, хорошо. Хорошо, - успокоила его моя жена. - Не волнуйтесь, не будем мы забирать вашего питомца. Вы просто скажите. Вам не тяжело? Папа посмотрел на неё, на меня и улыбнулся. - Мне хорошо, - сказал он. - Первый раз хорошо за всё это время. На следующий день мы с женой настояли, чтобы папа со своими питомцами съездил к одной знакомой. Она работала врачом в ветклинике. Та встретила нас приветливо и, рассматривая папиных питомцев, увлеченно разговаривала с ним. И нам с женой показалось, что папа очень оживился… В следующий наш приезд подросший щенок опять сидел прямо перед дверью, и вид его, а точнее, взгляд, полный осознания своей вины и раскаяния, был очень красноречив. - Что? Снова?! - хором воскликнули мы с женой, а дочка радостно закричала и стала прыгать. И точно, из-за папиной спины выкатились два котёнка! - Нет. Нет! Это совершенно ужасно, - запричитала жена. - Папа, как же вы справляетесь? Вы же больной человек! Вам нельзя так напрягаться. Короче говоря, на следующий день мы опять поехали к женщине-доктору. И опять они с папой смеялись и весело болтали, а жена подмигивала мне и всё норовила вытащить меня из кабинета. Папа же всё пытался объяснить врачу, что сердечная недостаточность совсем не у него, а у этого котёнка, и врачи просто ошиблись диагнозом. Мы пригласили доктора к нам домой. А вернее, к папе домой, на тортик и чай, и она охотно согласилась. Весь день папа страшно нервничал и пил лекарства. А вечером оделся в свой красивый тёмно-синий костюм и пошел встречать ветврача… Через месяц у дверей нас встречали - один сильно подросший рыжий пёс, два серых котёнка и женщина-ветеринар, которая очень смущалась. Но моя жена, дай ей Бог здоровья за её доброе сердце! Она обняла женщину, поцеловала и немедленно увела её в другую комнату поговорить. А мы с папой, тоже смущённым, накрывали на стол. Я не дал ему ничего сказать, а сразу перешел в наступление. - Папа, - сказал я, - не смей ничего говорить и объяснять. Я просто счастлив, что ты и она сошлись. Это очень хорошо, и я уверен, что мама смотрит на нас сейчас и очень одобряет. Папа почему-то сел на стул и заплакал, а я... Подошел и обнял его за плечи. Ещё через месяц, приехав к папе, мы не узнали дом. Во дворе толпилась куча народа. Часть из них сидели на стульчиках. Испугаться мы не успели, потому что во дворе появилась доктор-ветеринар и объявила, кто следующий по очереди. За ней выскочил папа. У него в руках был поднос с чашками с кофе и чаем. Он разносил их между ожидающими своей очереди, и угощал их бутербродами собственного изготовления. Я стоял, совершенно сбитый с толку и даже не знал, что делать. То ли возмущаться, то ли удивляться, но жена… Дай ей Бог здоровья не только за доброе сердце, но и за правильную реакцию, схватила меня за руку и отвела в сторону. - Молчи! - прошипела она. - Молчи и будь счастлив, что твоему отцу так повезло. Посмотри на него! И действительно, у папы на щеках играл совершенно здоровый румянец. Куда только делась слабость и бледность? Он летал между посетителями, как ласточка, и находил слово для каждого, не забывая гладить их питомцев. Жена дождалась, когда женщина-врач вышла очередной раз, и обняла её. - Мой муж что-то хочет вам сказать, кивнула она на меня. И я начал: - Я теперь буду называть вас – Солнышко. Можно? - спросил я, благодарно взглянув на женщину-ветеринара. Она вдруг зарделась и, подойдя ко мне, поцеловала в щёку. - О, наконец то вы приехали! - закричал оживлённо папа. - А ну-ка, идите сюда. Нам очень нужны ещё руки для помощи… Так мы и стали ездить, помогать. Кабинет ветврача, как вы, наверное, уже поняли, переехал в дом папы. И они теперь вместе с Солнышком помогали животным, как могли, и наша дочка очень увлеклась этим делом. Мы не заметили, как пролетел год, второй и третий, а папа забыл о своём инфаркте и сердечной недостаточности. Он прожил ещё двадцать лет. И ушел на руках Солнышка и своей внучки, которая к этому времени закончила факультет ветеринарии и работала вместе с ними. До последней минуты он был весёлым, подвижным и улыбчивым. И завещал своих животных и домик Солнышку, а после неё, своей внучке. А мы так и ездим с женой. И теперь наша дочка в белом халате, увидев нас, кричит: - О, наконец-то вы приехали! Очень нужны ещё четыре руки. А ну, идите переодевайтесь и начинайте разносить чай и бутерброды. На большее у неё и Солнышка времени нет, они на приёме… Так вот. О чем это я тут вам рассказывал? Ах, да, вспомнил, о сердечной недостаточности. Или о достаточности? Странное это дело, я вам скажу, дамы и господа. Я имею в виду - сердце. Потому как, если в нем с избытком любви, заботы и жизни, то это любую недостаточность перевесит. А иначе, как? А иначе никак! Автор: Олег Бондаренко

Сегодня - День рождения кроссворда ...И ОПЯТЬ НЕ РАЗГАДАЛИ! Лямзин, как обычно водилось за ним по субботам, после обеда развернул на столе «Нескучную газету» с гигантским кроссвордом на триста с лишним вопросов по горизонтали и почти столько же – по вертикали. А еще положил рядом энциклопедический словарь, географический атлас, какие-то справочники – по астрономии там, физике, химии. И с азартом стал разгадывать эту исполинскую крестословицу, которой ему обычно хватало до воскресного ужина. Но лишь тогда, когда он разгадывал его сам. А это Лямзину удавалось не всегда. Вот и в этот раз жена Лямзина смотрела, смотрела телевизор в одиночестве, потом не выдержала, подсела к мужу. – Игорешка, ну почему ты меня никогда не приглашаешь разгадывать эти свои дурацкие кроссворды? – капризно сказала она. – Мне же скучно. – Да отгадывали же мы уже с тобой, Лариса, – с досадой ответил Лямзин. – Черт те что получилось! Аж на вторую неделю остался тот кроссворд, из «Флирта», помнишь? – Выходит, я, по-твоему, дура? – обиделась Лариса. – Ну-ну… Еще не вечер! И многозначительно поджала губки. – Ну, хорошо, пододвигайся ближе, - тут же сдался Игорь. – Вот тебе первый вопрос, по горизонтали: «Клюв» у чайника», пять букв. – О, кстати о чайнике! – встрепенулась Лариса. – Хорошо, что напомнил. Надо купить новый, наш уже старый, я вчера в универсаме видела такой гламурненький, трехцветный, с курносеньким таким носиком… – Так, пишем «носик», подходит, – пробурчал Лямзин, заполняя строчку. – Ну вот какой идиот составляет такие кроссворды, а? – возмутилась Лариса. – Это ж надо додуматься, носик чайника обозвал клювом. Какой у чайника может быть клюв? Он что, птица? Так что сам он чайник, этот твой автор кроссворда! – Ладно, поехали дальше, – невозмутимо сказал Лямзин. – Теперь смотрим это же место, но по вертикали. Носик открыл нам три буквы. Значит, мы спокойно можем отгадать три других слова. Первое: «Трюмная мера веса». Пять букв, есть предпоследняя буква «эн». Какие у тебя мысли, дорогая? – Да откуда я могу знать тюремные меры веса? – испуганно вытаращила глаза Лариса. – И чем они там и что взвешивают, тюремщики эти? Их же там кормят этими, как их, балладами? И в чем им отвешивают эти баллады – в килограммах, литрах? – Ну ты хоть думай, что говоришь? Какими такими балладами кормят в тюрьме? Ты, наверное, баланду имела в виду? – Ну, пусть будет баланда, – обиженно сказала Лариса. И тут же оживилась: – А у меня стихи родились! Вот: съедят баланды по тонне и травят баллады потом! – Точно, тонна! – обрадовался Лямзин. – Трюмная мера веса – это тонна. Ты смотри, отгадала! – А то! – загордилась Лариса. – Ну, что у нас там дальше? – «Продал душу Мефистофелю», – упавшим голосом прочитал Лямзин. – Так, это даже я не помню. И справочника у меня такого нет. В Интернет, что ли, слазить? – Я, я помню! – радостно закричала Лариса. – Пиши: «Патрон». – Какой патрон? – растерялся Лямзин. – При чем здесь патрон. Это же боеприпас. Он стреляет. А тут ничего про стрельбу нет. – Точно, точно, стреляет! – захлопала в ладоши Лариса. – Фауст-патрон стреляет, вчера еще по телевизору в фильме про войну с немцами показывали. Пиши: «Фауст». Просто я немного перепутала. – Ну, в принципе, подходит, тут как раз буква «с» отгадана, – довольно сказал Лямзин. – Смотри-ка, с тобой можно кроссворды разгадывать! Только я никак не могу понять ход твоих умозаключений. Вот откуда ты про этот «Фауст» знаешь? – Да что там знать? – беспечно сказала Лариса. – Я в нашем техникуме в самодеятельном театре участвовала. Мы там этого «Фауста» ставили. Правда, ставили, ставили, но так ни разу и не поставили. – Почему? – вчитываясь дальше в кроссворд, равнодушно – лишь бы спросить, – спросил Лямзин. – Да никак вместе собраться не могли. То одна артистка в декрет уйдет, то другой – в запой. Сложное это дело – театральное искусство. Не, а чего ты там втихомолку, без меня разгадываешь? Так нечестно! Давай, что у нас дальше? – Опять странный какой-то вопрос! Вот, слушай: «Смыкание губ с губами». – Ну, это я знаю! И без всяких, как ты говоришь, умозаключений, – таинственно улыбнулась Лариса и придвинулась к мужу поближе. – Хочешь, покажу на деле, что это за смыкание такое? … Кроссворд опять остался неразгаданным. Марат ВАЛЕЕВ.

Самый запоминающийся новогодний корпоратив случился у меня в первом классе. Девой на тот момент я была невероятно самостоятельной, в родительской опеке не нуждалась совершенно , и преспокойно зашнуривала по городу между музыкалкой, школой и библиотекой имени Крупской без мамок и нянек. В жизни я тоже уже разбиралась достаточно хорошо и не смела обязывать своих не в меру работящих родителей походами на ёлки, концерты и в цирк. Нет, мама, конечно же предполагала, что перед Новым годом у ребенка должна случиться школьная ёлка и даже приготовила мне по этому случаю свежее платье снежинки. Ну как приготовила… сшила из новой простыни симпатичное платьице с рукавами-фонариками и марлевым подъюбником, а расшить его стеклярусом и дождем не успела. Что-то напутала с датами, или я напутала, не суть. Суть в том, что на последнем уроке нам напомнили, что после обеда школьная елка и на ней нужно быть всенепременно. Стишки какие-то , помнится, учили и вроде бы даже был сценарий, где я была задействована. Нужно было спеть песню про Новый год (yбей не помню, что за песня, кажется там были слова «мы кружимся-кружимся», что дает основание предполагать, что я все-таки была снежинкой). На тот момент я крепко дружила с Танькой Котовой, которая была всамделишной двоечницей и круглой cирoтой. Таньку воспитывала бабушка. Отличная, кстати, бабушка, парторг большого завода и общественница, каких поискать. Таньку она любила беззаветно и прощала ей и двойки и неуды за поведение. По скoрбному стечению обстоятельств Танькина бабушка тоже была не в курсе на счёт ёлки и нам, давно самостоятельным дeвам, пришлось наряжаться самим. Если бы на тот момент в городе лютовала ювенальная пoлиция, не видать бы нашим родным своих детушек. Самостоятельность в семь лет страшная вещь. Представление о прекрасном тоже довольно своеобразное. И ладно бы нечего было надеть, было и еще как было. Но… Что уж вышло. Зачем снежинке белые колготки, привезенные мамой из самой Риги? Сойдут темно-коричневые «гармошкой», подтянем, не впервой. Белые сандалии? Еще не хватало. Папка кyпил мне прекрасные мальчиковые чёрные боты на шнурках, в них и пойдем. О! Платье! Как же его правильно надеть? Не, марлевая юбка гораздо лучше смотрится, если её натянуть поверх платья. Очень красиво, очень . Волосы… Так, а где корона, которую откуда-то приволок папа и из-за которой они с мамой поругались в пух и перья? Шикарная, просто шикарная вещь! Чего она маме не понравилась, странная она, мама… Вот у папы вкус, я понимаю! Корона, вернее кокошник был прекрасен в каждой своей детали. Добротнейшая вещь, это вам не китайские поделки, ломающиеся на голове в первый же вечер. Он прожил в нашем доме лет тридцать, не меньше, потом сгинул где-то на антресолях, но, надеюсь, еще найдется. Пять слоев картона были навеки склеены конторским клеем, этим же клеем к лицевой стороне была нaмeртвo присобачена клокастая вата, прошитая, для надежности толстенной ниткой. На нитки, для маскировки были приклеены стеклянные палочки от гирлянд (были такие раньше, напоминали длинные-длинные бусы), маленькие шарики от той-же гирлянды, а свободное пространство было сплошь усыпано битыми игрушками. Шик-модерн, хэнд-мэйд, раритет! Короне этой на тот момент было уже лет сорок, не меньше, судя по составу картона и ваты. Папины вкусы я всегда разделяла полностью. Когда я была уже практически готова к выходу в свет, явилась Танька и сообщила, что на елку она не идет, так -как бабушка на работе, а где костюм снежинки она не знает. На ту беду в общем коммунальном коридоре прогуливался мой сосед и дружок Димка Дорофеев. Мы, правда, уже неделю, как не дружили с ним, потому, что oпыты с oгнём мы ставили с ним вместе, а всыпали за пoджoг дома только Димке, потому, что девочек в нашем доме не лупили. Дмитрий был ocкoрблен этой несправедливостью и со мной не разговаривал. Но он был уже «пионер всем ребятам пример», а мы сoпливые октябрята. Сeрдце пионера Дорофеева откликнулось на нашу беду и он приволок Таньке свой костюм серого волка, который своими руками пошила его, Димкина мать — теть Нина. Надо сказать, что костюм был, в целом, не плох. Теть Нина работала воспитателем в детском саду и рука у нее была здорово набита. На серый лыжный костюмчик были пришиты манжеты и воротник из стaрой собачьей шапки Димкиного отца, на штанишках, сзади, красовался отличный хвост из поношенного чернобурочного воротника самой теть Нины. Для головы же, без изысков, предлагалась волчья маска из папье-маше, кyпленная за тридцать копеек в «детском мире», чтобы ни у кого не было сомнений, что это костюм волка, а не не понять кого. Хитрая Танька попыталась поменяться со мной маскарадным одеянием, но я была непреклонна. Корону я не отдала бы никому ни за какие шанежки это раз и по размеру костюм волка был аккурат на Таньку, а мне велик, это два. С короной была одна беда. Мастерили её для взрослой головы и она постоянно с меня сваливалась ватой вперед. Для крепости пришлось обмотать резинку, на которой держалась эта великолепная конструкция, дважды вокруг шеи . Выражение лица «учительницы первой моей», Валентины Ивановны я помню до сих пор. В класс, где приличные родители и бабушки наряжали в красивые карнавальные костюмы приличных детей, ввалились два страшных и лохматых cyщества из «Республики Шкид», которым самое место было в теплотрассе, но никак не на школьном празднике. Мы с Танькой, как истинные леди, для сохранности прически не надели шапки, а приперлись сразу же в короне и маске, из под которых вихрями враждебными во все стороны торчали патлы. Сцена была почище ревизоровской. К недоуменному лицу педагога присоединились удивленные лица родителей и брезгливые — бабушек. По всему было видно, что дeти нас бoятся. Мы с Танькой скинули пальтишки, представ во всей красе пред cyдилищем. Резинка от короны, которая массивным козырьком нависала над моим, тогда еще небольшим лицом, врезалась в мою тoщую шeю, почти полностью перекрыв дocтуп киcлорода, но я держалась. — Где. Ваши. Родители? — На работе Валетинванна, — задыхаясь, прошипела я. — Что у тебя на голове?! — Корона, Валентинванна, папа принес для праздника. Валентина Ивановна на минуту отвернулась к окну, у нее затряслись плечи. — Валентинванна, не плачьте! , — ору я и грохаюсь в oбмoрок. Прoклятая рeзинка дyшилa мeня. Это не конец. На праздник мы с Танькой попали-таки. Бабуля одного из одноклассников, врaч на пенсии, быстро привела меня в чувство (времена были попроще) и до праздника нас из жaлости допустили. Правда не дали поучаствовать (завистники!), но и в качестве зрителей мы привлекали не меньше внимания, чем очаровательные снежинки и лисички. Корона моя была достойно выгуляна и оценена всеми, кто смог ее увидеть. Если бы у нас с Танькой была коробка для подаяний, мы сорвали бы отличную кассу, потому что более экстравагантных нарядов в стиле парижских клошаров ни у кого из начальной школы не случилось в тот день. Потом, конечно, мы получили отличный выговор от родителей и Танькиной бабушки, но это мелочи. Ведь девочек в нашем доме никогда не лупили… Автор: Ульяна Меньшикова

БАЙКИ С АЛТАЯ. Больничные истории. Дед Пронька, разменяв девятый десяток лет, ни единого разу не лежал в больнице. Конечно, он иногда болел, но все болезни лечил веником в бане. А тут на старости лет заболел, да не простой болезнью, а иностранной, ковидом зовётся. Сын вызвал скорую помощь, снабдил отца телефоном, разъяснив, как звонить, и отвезли деда Проньку в край, в ковидный центр. Мужики в палате попались весёлые, в панику из-за болезни не впадали, шутками да прибаутками поднимали настроение друг другу. Деда встретили хорошо в палате, помогая адаптироваться в больнице. Врач лечение назначил, тяжелобольных не было. В палате все, кроме деда, получали передачи из дома и клали их в холодильник, который стоял в коридоре. Всё было хорошо но вдруг стали пропадать продукты из холодильника. Пропажа обнаружилась, когда Пронька разговаривал со своей женой Авдотьей. -Авдотьюшка, я здесь как в раю. Постель белая, лечат хорошо, а кормят как при коммунизме. В холодильнике чего только нету! Мужики, пошушукавшись, решили, что пусть дед поживёт в раю. -Дед, там рыбка красная поступила в холодильник, будешь? - Тащи- покушаю, я отродясь не едывал такую. -Проня, там свежий кефир поступил, будешь? -Тащи- у нас-то простакиша, а таку хрень хоть на старости лет от кушаю. На утро дед снова удивил своих соседей. Проснувшись, мужики увидели, что Проня лежит в обнимку с бабулей из соседней палаты. Бабулька вскочила и понеслась к себе. То еле ходила, а тут прыть откуда-то взялась! - Дед, да ты ловелас, оказывается? -Да нет, я думал спросонья, что это моя Авдотьюшка под боком у меня лежит. На следующий день с Проней снова проблема. Медсестра раздала утром всем градусники, а когда пришла за ними, то градусника у деда не оказалось. Искали всей палатой, но потеря не находилась. Градусник нашёлся вечером, когда, ложась спать, дед разделся, тот оказался у него внизу, в штанине. Благо не разбился. Вот так дед Проня и чудил каждый день. Но зато эта палата на выписку пошла быстрее остальных! Недаром говорят: "Смех- лекарство для души и тела! " Лидия Дойнеко Г. Барнаул 2021год.

ПИСЬМО ПЕНСИОНЕРКИ ДЕДУ МОРОЗУ Ах, Дед Мороз! Вот видишь- я сегодня Тебе письмо решила написать... Всеобщей суете предновогодней Мне тоже захотелось дань отдать. Конечно, Дед, известны твои мерки- И письма тебе пишут малыши... Но вот тебе письмо пенсионерки! Так ты будь добр,старик,давай пляши! Смотри какой конверт! А в нём-желанья. Надежды на хороший новый год. Так повелось-с начала мирозданья Надеется на лучшее народ! Во-первых,подари на год здоровья, Чтоб нам по кабинетам ни ногой! А если припечёт, то пусть с любовью По полису нас примет врач любой!! Ты сделай так,чтоб этот вирус страшный, Заставивший под маской прятать лик, Не приходил опять,как сон вчерашний, Чтоб сгинул навсегда, засох и сник. Ещё есть просьба к пенсии прибавить Так тысяч двадцать!Ты ж волшебный дед! Уж мы тебя,старик, так будем славить! Об этом будет знать весь белый свет!!!! Ты сделай, уж пожалуйста,чтоб руки Могли всё делать, ноги- чтоб ходить! И пусть здоровы будут дети -внуки. Ведь нам за счастье сердцем их любить. Ну что ещё? Нам надо так немного. Вниманья от родных.Чуток тепла. Чтоб наша,пусть нелёгкая,дорога Как можно б дальше пробежать смогла... Чтоб память о былом не оскудела, И в будущее верилось легко, И спорилось у нас любое дело, И чтоб глаза смотрели далеко. Ну Бог с ним,с этим сказочным богатством - Не купим яхт, не выстроим дворцов... Ты лучше нам оставь святое братство, Друзей ,нас понимающих без слов. Ещё, прошу, услышь мои молитвы О мире на земле. И там и тут ! И пусть поля любой смертельной битвы Цветами примиренья зацветут. Пусть воины домой вернутся- к детям, Обнимут жён,отцов и матерей. Не так уж долог век наш на планете, Чтоб драться из-за призрачных идей. Так что,Мороз? Достаточно примеров? Ты, брат, давай под ёлочку клади Вот эти все дары пенсионерам... Пора тебе? Спасибо, друг. Иди... АВТОР- ЛЮДМИЛА ПРАВСКАЯ

Из цикла "Праздник каждый день!.." ЛЮБОВЬ ЗЕМНАЯ... (Быль). А ведь скоро Новый год, друзья мои!.. И всем нам - в силу нашего возраста и азарта - предстоят волнительные предпраздничные хлопоты... Так вот... Можно начинать беспокоиться уже сегодня, так как на дворе Праздник - День Поиска Ёлки! Есть и такой, оказывается! ... Вообще, с Новым годом у всех нас связано немало воспоминаний... Одни граждане идут с друзьями в баню и просыпаются в чужом городе на улице Строителей, (повезло Жене Лукашину, что Питер в тот год еще не переименовали, а то прикинь, вылетел в Ленинград, а приземлился в Санкт-Петребурге, у кого угодно крышу снесет, да ещё и с похмелья!)... Других любителей бурно встретить Новый год театральная профессия вынуждает прыгать под ёлкой в костюме Кикиморы или Зайчика утром первого января, (состояние не приведи, Господи, страшней любой "Иронии судьбы", был я этой шкуре, врагу не пожелаю!)... Третьих, ни в чем не понинных барышень, мачеха отправляет под Новый год в лес за подснежниками, (тут ваще капец, без комментариев!)... А мне вспомнилась - по поводу Поиска Ёлок - история уникальная, в своем роде, даже не верится, что это было, но... Это, действительно, было... ... Отправили - делегировали меня однажды ясным предновогодним декабрьским днём от школы, в которой я тогда работал, в тот самый лес - нет, не за подснежниками, а как раз наоборот - за ёлкой для школьных Новогодних утренников, типа, выберите вы уж там, коллега, самую красивую ёлочку, поставим в спортзале всем на загляденье, не подведите нас, специально освобождаем вас от уроков... Ну чё... Утром, в назначенное время, собрались мы - посланцы от городских школ и детских садов - одни мужики, (физруки, трудовики, музыканты, как я, сторожа, рабочие по хозобслуге помещения и прочий мужской люд городских учреждений образования), у крыльца Гороно, покурили, постояли, в принципе, малознакомые люди, человек двадцать нас набралось, вышел мужик, типа начальника, видел я его пару раз на трибуне, читал он доклады "от имени и по поручению", оглядел толпу, сели мы в подошедший автобус и... - Все сели? - крикнул этот, типа начальника .. - Все!.. - Вроде... - Кто не успел, тот опоздал!.. - Ха-ха-ха!... - Поехали!.. И отправились мы в самую настоящую глухую сибирскую тайгу за этими самыми ёлками... Погода стояла, как у Пушкина: "Мороз и солнце, день чудесный!". Долго ли, коротко ли, ехали, практически, молча, никто никого не знает, кто дремлет, кто природой любуется, я читаю, как всегда... Приехали... Ну, а тут уж, извините, надо выпить!.. Мороз, то-се, да за знакомство... Кто приехал уже не в первый раз, тот соответственно заранее запасся спиртным, приглашает по-братски всех желающих принять для сугреву и... И скажу я вам, что тайга-то оказалась, действительно, глухой и непроходимой, ползали мы по пояс в снегу в поисках нужных ёлок, выискивали, стучали топорами, жужжали пилами, но не отпускала меня мысль, что жутковато, всё-таки, в этой чаще, хотя и ясный день, и толпа вроде большая, а все же, чем черт не шутит, выскочит сейчас с дуру какой-нибудь жизанутый медведь- шатун и куда деваться?.. На морозе хмель вылетел почти сразу, но и этого внутреннего тепла хватило на то, чтобы по быстрому заготовить нужное количество ёлок, погрузить их в прибывший "газик", попрыгать в автобус и... - Все сели? - крикнул все тот же мужик, типа начальника... - Все!.. - Вроде... - Кто не успел, тот опоздал!.. - Ха-ха-ха!.. - Поехали!.. Дорога домой всегда кажется короче!.. Едем... Впереди мелькает "газик" с нашими ёлками в кузове, мы за ним, надо же ещё и ёлки по школам, да по детсадам развезти, выгрузить, перед начальством отчитаться, мол, вот принимайте, самую красивую выбрал!.. Подъезжаем к Гороно, чтобы высадить того, типа начальника, он выходит, прощается, как вдруг... Просовывается в дверь автобуса головенка в клетчатой шали и: - А Семеныча маво случайно в лесу не забыли, соколики?.. - Какого Семеныча, бабушка?.. - Ваня, ты тута?.. ... ?!?!?! ... И повисла в салоне страшенная тишина... Замерли мы... Переглянулись... Вроде, сидел какой-то дедок в углу на последнем сиденьи... А, может, нет... И... И заныло у меня под ложечкой в одно мгновение, мелькнула мысль, типа, "не-у-же-ли?!".. ... И вот тут начался кошмар!.. Как оказалось - мы забыли в тайге человека!.. Зимой!.. На ночь глядя!.. Ужас!!!... Бабулька завыла, запричитала, мужики растерялись: нужно ведь каждую ёлку доставить к своей школе, иначе директриса сожрёт, а тут проблема нарисовалась, да ещё какая!.. Что делать?.. Этот, типа начальника, его и след простыл, мужики тоже начали бочком-бочком расползаться, типа, моя хата с краю, я ваще не местный, директриса-то пострашнее медведя-шатуна будет, шофер автобуса сидит в ступоре и... - Разворачивайся, поехали!.. - К-к-куд-д-да?!. - водила смотрит стеклянными глазами... - Обратно в тайгу! - взял на себя инициативу один из нас, огромный такой детина в собачьей шапке, видел я его на соревнованиях, физрук из соседней школы... - Вперёд, я сказал! - рявкнул он так, что мужики рванули от автобуса, а водила испуганно врубил скорость!.. А мы поехали!.. Вчетвером... Водила, этот мужик, бабулька и я... ... Не знаю почему, но я остался в автобусе, не мог я почему-то поступить иначе, не знаю, почему, но что-то меня удержало, ноги как бы сами не хотели отрывать меня от сиденья... Единственное, что я успел сделать в последний момент, это крикнуть в форточку водителю "газика", чтобы он выгрузил мою ёлку у нашей школы, занёс ее внутрь... - Какую из них? - переспросил он... - Любую, какая останется!.. ... А в автобус никто больше не сел... Никто... Только я и физрук этот, в собачьей шапке... Ну и бабулька, само собой... Мда... Мужиков можно понять, типа, какой смысл ехать толпой, пусть водила и разбирается, его косяк, найдет деда, значит все обойдется, а если вдр... А я не смог!.. До сих пор не знаю, что мною тогда двигало, какая от меня была польза, не знаю, но не смог я, хоть убей, оставить ситуацию на самотёк, поехал и я искать потерянного деда.. .... Водила несся, как сумасшедший!.. В салоне была жутчайшая тишина, я, мужик и бабулька сидели молча, не проронив ни слова до самой тайги, лишь вой двигателя, ревущего, как самолёт на взлете, напоминал о том, зачем именно и куда мы едем... О чем думал физрук, я могу догадываться, о чем думал я сам, я помню, а вот какие мысли были в голове у той бабушки - страшно даже представить!.. Но держалась она молодцом: ни слез, ни воплей, ни причитаний, молодчина бабуля!.. ... Когда мы приехали на место, было уже практически темно... Где искать пропавшего дедка, я лично не имел никакого представления... Пошли мы, по оставленным недавно нашей толпою следам, на ощупь, орали, кричали, свистели, все было тщетно, тишина в ответ, да и только... Водила соорудил из подручных средст нечто вроде факела, но и это не помогло... Замерзали ноги, руки, варежки промокли до последней нитки, слезы заливали глаза... Трудно сказать, как долго мы там бродили, в этой снежной тайге, час ли, два, на часы никто не смотрел, да и смысла никакого, кругом, хоть глаз выколи... О том, что мы этого деда там можем не найти, об этом даже и мысли почему-то не было, не знаю, но об этом не думалось, так, рыскали мы, ползали по сугробам, вроде как по инерции, орали, как оглашенные и... Когда казалось, что все, пипец, нет ни смысла, ни сил, охрипли мы до полного сипа, вдруг... Где-то в темноте... ОБА-НА!.. Заверещала бабулька, про которую мы уже и забыли!.. - Соколики-и-и-и, братики-и-и-и, вон он, Ваня, здеся-а-а-а!!!... Рванули мы на ее крик, не чуя ног под собою, собирая себе за шиворот снег с еловых лап, и, действительно, вот он, дедок, лежит в снегу и ...спит(!!!), по-детски причмокивая губами!... ... И спасла деда - свет Ивана Семеновича - Ее Величество Водка!.. Да-да! Так он и спал, крепко обняв недопитую бутылку!.. Потому и не замёрз!.. А уж как его нашла в кромешной таёжной мгле супруга, тут, наверное, надо вспомнить про женское Шестое Чувство!.. Ну и про Ее Величество Любовь Земную, если уж выражаться высоким штилем!.. Вот она какая, оказывается и есть, эта Земная Любовь!.. Не только вздохи и поцелуи на скамейке, не только дежурный букет к Восьмому марта, и даже не хмельные крики у роддома, а вот, здесь и сейчас, в кромешной таёжной мгле, по пояс в снегу, неведомо каким образом найти своего любимого и проклятущего, как я его люблю, чтоб ему повылазило с этими ёлками, миленький ты мой, вот придем домой, я тебе ужо задам!.. ... Низкий поклон вам, бабоньки, от всех нас, мужиков, за вашу Земную Любовь!.. ... А Иван Семёнович проснулся уже в городе, когда мы привезли его к родному дому!.. Водила хотел было свернуть к больнице, но бабулька настояла, чтобы "только в хату, миленькие, только в хату, жавой, чаво яму сдалаитси, сама отгрею, там у мяни настойка особая в шкапчики стоить, оживеть у меня, как миленький!.." Очухавшись, дедок долго смотрел по сторонам, пытаясь понять, где он находится и каким образом он вдруг оказался не в тайге, а у собственной калитки, потом, кивнув нам на прощание, скрылся в темноте двора, бережно поддерживаемый своею спасительницей, звякнула собачья цепь, застучали валенки по крыльцу, хлопнула дверь и все стихло... А мы с физруком... Закурили... Постояли совершенно молча... И так же молча разошлись в разные стороны, даже не попрощавшись... ... С того дня прошло более двадцати лет, но до сих пор я не могу без содрогания вспоминать то свое состояние, вот и сейчас, когда я пишу эти строки, меня немножко трясет, честно говоря... Долго тогда я приходил в себя после все произошедшего, мое воображение постоянно рисовало картину одну страшнее другой, в смысле, а что было бы, если б... Но, слава Богу, все закончилось так, как оно и закончилось!.. ... А та бабулька мне потом частенько снилась по ночам... Маленькая, щупленькая... В старомодной цветастой шали, как у моей бабы Моти когда-то в деревенском детстве... ... ... ... Александр Волков...

Бабье лето в этом году выдалось на редкость теплым. За покосившимся штакетником георгины тянулись к солнцу тяжелыми шапками соцветий, а вдоль завалинки краснели поздние астры. В такие дни Анна Петровна любила устроиться на лавочке возле дома. Старые доски, нагретые солнцем, пахли смолой, а в воздухе плыл горьковатый дымок - соседка жгла картофельную ботву. - Кнопочка, ко мне! - позвала она, поправляя выцветшую подушку на лавке. Маленькая болонка, дремавшая в тени смородинового куста, встрепенулась и засеменила к хозяйке, осторожно переступая между разросшимися бархатцами. Когда-то белоснежная шерсть давно уже отливала желтизной - возраст брал своё, да и деревенская пыль делала своё дело. - Совсем разоспалась, лежебока, - беззлобно ворчала Анна Петровна, почесывая собаку за ухом. - Вон, погляди - уже и куры все грядки изрыли, а ты и не слышишь. Со стороны дома доносился размеренный храп Михаила Степановича. После того как пришлось продать корову - ноги совсем отказывались слушаться - дед взял привычку дремать после обеда. В открытую форточку тянуло запахом топлёного молока - на плите доходил обеденный компот из антоновки. С улицы донёсся звук приближающейся машины. Кнопка насторожилась, но лаять не стала - узнала знакомый звук мотора. - Маринка едет, - оживилась Анна Петровна. - Надо деда будить. Дочь приезжала каждую субботу - проведать родителей, помочь по хозяйству, привезти продукты, которых не купишь в их деревенском магазине. Кнопка уже бежала к калитке, помахивая хвостом-метёлкой. - Мам, привет! - Марина, высокая женщина в джинсах и ветровке, ловко лавировала между грядками, неся тяжёлые сумки. - Как вы тут? - Да потихоньку, доча, - Анна Петровна поднялась со скамейки, прижав руку к пояснице. - Вот с Кнопкой сижу, разговариваю. - Опять спина? - Марина нахмурилась. - Я же говорила - надо в город, к врачу... - Ой, брось, - отмахнулась Анна Петровна. - Само пройдёт. Ты лучше скажи, внук-то как? Кнопка крутилась у ног Марины, но не прыгала и не лаяла - годы научили её сдержанности. Только хвост выдавал радость от встречи с человеком, которого она помнила ещё молоденькой девушкой. В этот момент на крыльцо вышел заспанный Михаил Степанович: - О, Маринка приехала! А я думаю - чего Кнопка разволновалась... Началась обычная суета субботнего дня: разбор привезённых продуктов, новости из города, неторопливые разговоры за чаем. Кнопка лежала у ног хозяйки, прикрыв глаза, но чутко прислушиваясь к каждому звуку. Она любила такие минуты, когда вся семья собиралась вместе. Никто тогда не знал, что это было последнее тёплое бабье лето в их жизни... Первые заморозки ударили внезапно. В одну ночь георгины почернели, а астры поникли, будто оплакивая ушедшее тепло. Анна Петровна всё чаще оставалась в доме - спина беспокоила всё сильнее. - Миша, - позвала она мужа одним промозглым утром. - Что-то мне нехорошо... Кнопка, дремавшая на своей подушке у печки, тревожно подняла голову. Что-то незнакомое прозвучало в голосе хозяйки. - Может, "скорую"? - Михаил Степанович растерянно топтался у кровати. - Не надо пока... Ты лучше Маринке позвони. Весь день Кнопка не отходила от постели Анны Петровны. Даже когда Михаил Степанович попытался увести её на кухню покормить, она упрямо вернулась обратно. - Ишь, караулит, - вздохнул дед. - Чует что-то... К вечеру приехала Марина. От её привычной весёлости не осталось и следа. - Мам, я вызвала врача из районной больницы. Сейчас приедет. - Ох, затеяли тут... - Анна Петровна попыталась приподняться, но только поморщилась от боли. Когда приехал врач - полноватый мужчина в потёртом пальто - Кнопку пришлось силой оттащить от кровати. Она рвалась обратно, непривычно громко скулила, царапала дверь спальни. - Да уймись ты! - прикрикнул на неё Михаил Степанович, но в его голосе слышалась та же тревога. - Госпитализация, - коротко сказал врач, выйдя из комнаты. - Немедленно. Следующие дни слились для Кнопки в бесконечное ожидание. Она почти не ела, только пила воду и неотрывно смотрела на дверь. Михаил Степанович тоже осунулся, постарел будто разом на несколько лет. Подолгу сидел на кухне, глядя в одну точку, и только изредка прерывал молчание: - Ну что, Кнопка... Как думаешь, справится наша Петровна? Но Анна Петровна не справилась. Через неделю, промозглым ноябрьским утром, Марина позвонила из больницы. Кнопка, услышав долгий, надрывный плач деда, забилась под кровать - туда, где ещё хранился знакомый запах хозяйки. *** - Вылезай, глупая, - Михаил Степанович опустился на колени, пытаясь дотянуться до собаки. - Вылезай... Теперь только мы с тобой остались... Зима в тот год выдалась особенно долгой и снежной. Михаил Степанович почти перестал выходить во двор - только до сарая, покормить кур, да за водой к колодцу. Кнопка неотступно следовала за ним, увязая в глубоком снегу. Она больше не спала на своей подушке у печки - перебралась на половик у кровати деда. - Ты это брось, - ворчал Михаил Степанович, когда просыпался среди ночи от её тихого скулежа. - Нечего тут... Спи давай. Но Кнопка упрямо продолжала своё дежурство. Днём она подолгу сидела у окна, словно высматривая кого-то на заснеженной улице. А по ночам... По ночам дед иногда слышал, как она тихонько бродит по дому, заглядывая в пустые комнаты. - Глупая ты, - шептал он в темноту. - Не вернётся она... Марина приезжала теперь чаще - почти каждые выходные. Привозила продукты, готовила, убирала. Кнопка встречала её всё так же радостно, но стоило Марине начать собираться обратно в город, как собака пряталась под кровать и не выходила, пока звук отъезжающей машины не стихал вдали. В один из таких дней, когда метель с утра замела все дорожки, Михаил Степанович вдруг сказал: - Знаешь, Маринка... Чувствую я - недолго мне осталось. Вот только за Кнопку тревожно... - Пап, ну что ты такое говоришь! - всплеснула руками дочь. - Погоди, дай договорить. Ты уж присмотри за ней, когда... - он запнулся. - Когда время придёт. Она ведь как человек всё понимает. Мать вон до сих пор ждёт... Кнопка, лежавшая у его ног, подняла голову и внимательно посмотрела на хозяина. В её карих глазах застыла какая-то совсем человеческая тоска. - Перестань, пап, - Марина украдкой вытерла слезу. - Ещё поживём... Но Михаил Степанович будто торопился высказать всё, что накопилось: - Вот что значит - собачья верность... Двенадцать лет с нами прожила, и каждый день - как первый. Ни разу не предала, не подвела... К вечеру метель разыгралась не на шутку. Марина осталась ночевать - в такую погоду до города не доберёшься. А утром... Утром Кнопка разбудила её странным, протяжным воем. Марина бросилась в комнату отца и замерла на пороге. Михаил Степанович лежал на кровати с непривычно умиротворённым лицом, а Кнопка сидела рядом, положив голову на его безжизненную руку. *** - Поедешь со мной, Кнопка, - Марина собирала в коробку немногочисленные собачьи вещи: миску, щётку, старое клетчатое одеяльце. - В городе тоже хорошо, вот увидишь... Кнопка не сопротивлялась. Она послушно села в машину, в последний раз оглянувшись на дом, где прожила всю свою собачью жизнь. Только в глазах застыло что-то такое, отчего у Марины сжалось сердце. В городской квартире Кнопка первым делом обошла все комнаты, будто что-то искала. Принюхивалась, заглядывала в углы. А потом устроилась у окна, положив голову на подоконник. - Мам, она почти не ест, - встревоженно говорил сын Марины. - И гулять не хочет. Только сидит и смотрит... - Тоскует, - вздыхала Марина, вспоминая слова отца о собачьей верности. Кнопка таяла на глазах. Шерсть потускнела, глаза будто подёрнулись пеленой. Она всё так же безропотно выходила на короткие прогулки, но уже не проявляла интереса ни к другим собакам, ни к происходящему вокруг. А однажды, вернувшись с работы, Марина не услышала привычного цоканья коготков по паркету. Кнопка лежала на своём обычном месте у окна. Только больше не смотрела вдаль, словно наконец увидела то, что так долго высматривала. - Вот и встретились, - прошептала Марина, смахивая слёзы. За окном расцветала весна. Где-то далеко, в опустевшем деревенском доме, по-прежнему цвели георгины и астры. Но никто больше не сидел на лавочке у калитки, не слышался знакомый голос: "Кнопочка, иди сюда!" Собачья верность не знает расстояний. И когда приходит время, она прокладывает дорогу туда, где нас ждут те, кого мы любили больше жизни... Светлые строки/ Валерия Тен Дзен