Предыдущая публикация
Деятельность суфийских орденов в Тюменском и Сибирском ханствах
Автор: Маслюженко Денис Николаевич
В период позднего средневековья большинство тюркских племён на юге Западной Сибири приняли ислам. В значительной степени начало этому процессу было положено соответствующей религиозной практикой на территории Улуса Джучи (Золотой Орды), северо-восточной периферией которого была Сибирь, находившаяся под управлением потомков Шибана, младшего брата Бату. В XV-XVI веках сибирские Шибаниды основали два государства – Тюменский (1429-1510-) и Сибирский (1563-1610) юрты. Исламизаторская деятельность на этой территории связывается с представителями суфийских орденов, среди которых главную роль играли сейиды из тарикатов Йасавийа и Накшбандийа. Авторы исследований по истории «сибирского ислама» чаще всего опираются на комплекс сибирских манускриптов, в том числе на текст «О религиозных войнах учеников шейха Багауддина против инородцев Западной Сибири» и списки шаджара сибирских суфиев. Однако, по мысли А.К. Бустанова, содержащаяся в них «легенда об исламизации Сибири – всего лишь образ того, как хотели видеть процесс распространения истинной веры мусульманские учёные XVII-XVIII веков». При всей распространённости этого сюжета на юге Западной Сибири датировка самого события похода 366 шейхов как начальной даты исламизации населения региона достаточно спорна.
Попытка отсчитывать историю ислама в регионе от конкретной даты в этих текстах, как и построение строго логичного исторического рассказа об этом, в равной степени обречены, в частности по той причине, что они содержат абсолютно разновременные сюжеты. В тексте упоминаются одновременно представители двух орденов – Йасавийа и Накшбандийа, причём первые явно подчинены второму, что могло оформиться не ранее второй половины ХVI века, а указанные в текстах как современники политические и религиозные деятели в реальности широко разбросаны по хронологии от середины XII до конца XIV веков. Часть событий может относиться как к последней четверти ХV века в контексте борьбы тюменского хана Ибрахима и узбекского оглана Мухаммеда Шейбани, так и даже к периоду исламизации при хане Кучуме. Очевидно, что создатели шаджара творчески конструировали историческую действительность, вписывая в неё абсолютно разные по времени события. Цель данного исследования – анализ имеющейся в письменных источниках информации, которая иногда носит косвенный характер, по вопросу хронологии присутствия конкретных представителей суфийских братств в окружении ханов из династии Шибаниов на территории Тюменского и Сибирского ханств.
***
При этом вопрос о времени формирования сибирской исламской уммы до сих пор не имеет точного ответа. На данный момент с определённой долей вероятности её наиболее ранние следы вряд ли уходят далеко за пределы ХII века, когда группы кыпчаков и канглов, служившие в государстве Хорезмшахов, принимают в Средней Азии ислам. Кочевья этих двух групп были расположены в Северном Казахстане, и их отдельные роды заходили в западно-сибирские лесостепи. В условиях начавшегося после 1206 года монгольского завоевания степной зоны они искали на бывшем крайнем севере своих владений убежище. По всей видимости, все они были суннитами и признавали ханафитский мазхаб, что способствовало сохранению местных традиций и обычаев в качестве адатов. При этом в Хорезме была чрезвычайно популярна поэзия одного из первых мусульманских мистиков, тюрка по происхождению, суфия Ходжи Йасави, основателя тариката Йасивийа.
Более активная политика в этом направлении связана уже с политикой сарайских правителей начала ХIV века, в частности хана Узбека, принявшего в начале своего правления ислам. Его ближайшее окружение, следуя примеру хана, также начинает переходить в новую веру и распространять её в своих улусах, как поступали и ордынские полководцы из династии Шибанидов. Так, Махмуд бен Вали в своём сочинении отмечает следующее: «Когда круг вращения жизни Джочи-Бука замкнулся в центре кончины, старший из его сыновей Бадагул-оглан утвердился на троне правления. Холодной водой справедливости и правосудия он заставил осесть пламя смуты и волнений, разгоревшееся на той территории. Сверканием разящего меча, несущего огонь, он изгнал со всей территории страны мрак угнетения, сгустившийся в той области... [но] свеча жизни... была задута [взмахом] края вражеского рукава».
***
Всё это, с точки зрения автора-мусульманина, могло отражать роль этого оглана в исламизации той части Золотой Орды, которая была передана под управление потомкам младшего брата Бату Шибана, т.е. территории юга Западной Сибири. Хотя датировка правления этого Шибанида весьма условна, по счёту поколений её можно отнести к концу XIII – началу XIV века, т.е. к периоду религиозной реформы Узбека. В силу самого характера религиозной политики постордынских государств, придерживающихся терпимости в этом вопросе в отношении своих подданных, сомнительно, чтобы принятие ислама приобрело массовый характер за пределами городских центров и ханских ставок, где непосредственно присутствовали сейиды, ходжи и иные представители суфийских братств.
Исламизация в Улусе Джучи при хане Узбеке традиционно связывается с деятельностью сейидов суфийского тариката Йасавийа из Средней Азии (центр в г. Туркестан). Одними из главных фигур в этом процессе были легендарные ходжи и накибы Сайид-Ата и Занги-Ата из Хорезма, наследника Ходжи Ахмада ал-Йасави. Сайид-Ата во многом выступает легендарным исламизатором всего Дешт-и Кыпчака.
В Западной Сибири, в свою очередь, также хорошо известны мюрид основателя тариката Хаким-Ата (Сулейман Бакыргани из Ургенча) и его ученик Занги-Ата. С фигурой Хаким-Ата связана так называемая «Баишевская астана», а деятельность описана в «Грамоте хранителя Юрумской астаны», иных текстах о приходе в Сибирь из Бухары 366 шейхов, а также в агиографических легендах, записанных в юртах Баишевских. Упоминание этих лиц в большинстве сибирских текстов явно свидетельствует о значительной роли шейхов и сейидов суфийского братства Йасавийа, хотя сама информация именно о золотоордынском этапе исламизации юга Западной Сибири носит лишь косвенный характер. На данный момент документы не дают чётких оснований для реконструкции процесса исламизации региона именно в XIV веке, кроме соотнесения их с синхронными процессами в целом на всей территории Золотой Орды.
***
Более точные указания на конкретных сейидов имеются относительно времени правления ханов Тюменского и Сибирского юртов. Первым ханом, взошедшим на престол в Чимги-Туре, был Абу-л-Хайр, чьё воцарение произошло в 1429 году при поддержке значительного числа племенных лидеров. Д.М. Исхаков указывает, что «Шибанидское государство с самого начала формирования было мусульманским ханством, а верховный правитель кочевых узбеков Абу-л-Хайр был настоящим мусульманином». Эта позиция была поддержана и в недавней совместной работе А.Г. и И.А. Селезнёвых и И.В. Белича. Как правило, доказательства этого не приводится, факт воспринимается априори. В поддержку данной версии может быть указано присутствие при дворе хана сейидов, чтение хутбы на имя хана в Орду-Базаре. Хотя в период его правления сохранялось некоторое количество политических и повседневных кочевых тюрко-монгольских традиций, которые, видимо, воспринимались как адаты.
В ханском окружении значительным было число людей, имевших показательные приставки к именам типа «суфи», «дервиш» и «шайх». Трое из них упоминаются в окружении Абу-л-Хайра ещё периода его казачества (найманы Шайх-Суфи и Ак-Суфи, тубай Мумин-Дервиш). Ещё шестеро присоединились уже в период могущества хана, т.е. после восшествия на престол, причём среди них было трое огланов, один из которых имеет сложное имя Шайх-Суфи. По всей видимости, они были близки по смыслу и обозначали непосредственную принадлежность именно к суфийским братствам, скорее всего, с учётом популярности в степной зоне все они были представителями тариката Йасавийа.
Наиболее важным аргументом исламизации являются не столько имена представителей племенной аристократии, сколько присутствие в окружении Абу-л-Хайра Кара-сейида и Кул-Мухаммед-сейида, которые выполняли как религиозные, так и консультативные и даже военные функции, в том числе непосредственно участвуя в отдельных походах хана. По мнению известного специалиста по истории ислама Девина Де Виса, они принадлежали именно к тарикату Йасавийа. При этом представители ордена часто занимали пост накиба, особенно в Ургенче, что подчёркивало их военный функционал. В историографии указывается, что эти сейиды были ещё участниками курултая по выборам хана в 1429 году, однако это подтверждается лишь одним поздним источником «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» Кухистани (1540). В более ранних сочинениях («Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» (1502-1504) и «Шейбани-наме» (1504-1510) среди участников данного мероприятия не указываются. Список Кухистани был сконструирован автором на основании перечней сподвижников хана Абу-л-Хайра в дальнейших событиях.
***
Резонно предположить, что оба сейида могли присоединиться к хану уже в ходе расширения его среднеазиатских интересов и походов на Хорезм в 1430-е годах. Для Кухистани поддержка сейидов в процедуре выборов хана необходима была в рамках сакрализации этого процесса и могла рассматриваться как обязательная в силу переноса на неё правил аналогичных церемоний его времени. Однако Мухаммад Юсуф Мунши в сочинении «Муким-ханская история» указывает на то, что после подчинения Хорезма этому хану покровительствует Маулан-Хусейн-и-Хорезми, потомок Наджм-ад-Дина Кубрави, основателя тариката Кубравийа. Упоминание о представителях этого влиятельного в Средней Азии братства в окружении хана Абу-л-Хайра с осторожностью позволяет предположить возможное участие его представителей в процессе исламизации населения юга Западной Сибири. Это не противоречит и имеющимся указаниям на участие шейхов этого тариката в целом в процессе исламизации территории Улуса Джучи в предшествующее время.
Очевидно, что эта деятельность к последней четверти XV века привела к закреплению ислама в среде местной аристократии, что видно, например, по именам представителей династии сибирских беков Тайбугидов (Ходжа, Мар или Умар, Адер, Мамет). Хотя степень принятия ислама рядовыми группами местного населения, которое было сибирским аналогом «безмолвствующего большинства» Западной Европы, фактически не может быть уточнена без поиска и изучения мусульманских кладбищ этого времени. Напрямую подчёркивал свою принадлежность к исламу и один из противников Абу-л-Хайра тюменский хан Ибрахим (1467-1495), который в переписке с Москвой называл себя «бесерменским царём».
В период конца 1480-х – начала 1490-х годов в окружении этого хана упоминаются представители казанской знати. Наиболее подробный их перечень содержится в одном из писем Ибрахиму от московского князя Ивана III в 1490 году: «...нашего недруга Алегамовы люди царевы, которые от нас бегают, Алказый, да Тевекел Сеит, да Касым Сеит, да Багиш с сыном с Утешом и иные их товарищи и тех людей Ивак царь да и мырзы у себя держат». Косвенные данные позволили Д.М. Исхакову предположить, что казанские сейиды также были в основном из тариката Йасавийа. При всех известных торговых контактах сибирских государств с Казанским ханством и возможным влиянием именно местных мусульман на принятие ислама в Сибири источники показывают присутствие казанских сейидов лишь при дворе тюменского хана Ибрахима, а также, возможно, при его брате хане Мамуке, т.е. лишь в период 1480-1490-х годов. При этом их присутствие было вынужденным под действием активизации московского влияния на казанские дела.
***
Следующее по времени упоминание о присутствии сейидов из суфийских орденов на юге Западной Сибири имеются лишь для 1570-х годов, т.е. времени правления в Сибирском ханстве двух братьев – Кучума и Ахмед-Гирея. К этому времени влияние суфиев здесь было достаточно велико. Например, жена Бекбулата, брата искерского бека Едигера Тайбугида, родила сына Сейдяка в Бухаре в доме местного сейида, где она оказалась после восхождения на сибирский престол Кучума. В 1572 и 1574 годах этот правитель дважды обращался к своему родственнику и союзнику бухарскому хану Абдулле II с просьбой организовать мусульманские миссии в Сибирь. Мотивация этой просьбы была в желании Кучума получить наставников в вере, хотя миссионерская деятельность и женитьба одного из лидеров второй миссии Дин-Али-ходжи на дочери Кучума говорят о создании на основе ислама идеологии этого государства. При этом, хотя послы Кучума обратились непосредственно в Бухару, миссия собиралась в Ургенче, подчинённом на тот момент Хиве.
По всей видимости, согласование миссии шло не по линии светской власти, а именно через суфийские братства. Бухарский хаким Ходжа-Якуб по просьбе хана обратился к своему родственнику ургенчскому хакиму Хан-сайиду-ходже. Возможно, что уже первую миссию сопровождал (или, по крайней мере, участвовал в подготовке) старший брат Кучума Ахмед-Гирей, который, впрочем, здесь пробыл не более года, уехав обратно по причине необходимости принять юрт из рук умершего отца. Спустя два года после начала миссии приехавший хаким Ярым-сейид умер, а Шербати-шейх вернулся в Ургенч. В результате этого Кучум обратился в 1574 году в Бухару с новым письмом с аналогичной просьбой. В Ургенче вновь собрали миссию во главе с тем же Шер-бати-шейхом и Дин-Али-ходжой, младшим братом Ярым-сейида. В Бухаре они для защиты в связи с опасной дорогой получили в помощь 100 человек во главе с Ахмед-Гиреем.
***
Сам бухарский хан Абдулла пришёл к власти в 1557 году при прямой поддержке лидера суфийского тариката Накшбандийя Мухаммада Ислама, известного также как Ходжа Джуйбари. По всей видимости, именно об этом шейхе пишет Э. Дженкинсон, побывавший в Бухаре 23 декабря 1558 – 8 марта 1559 года: «В Бухаре есть духовный глава, который наблюдает за столь строгим исполнением этого закона. Его больше слушают, чем короля; он может сместить короля и посадить другого по своей воле и желанию, как он и поступил относительно того короля, который царствовал во время нашего пребывания, относительно его предшественника, смещённого его же стараниями: он предал его и приказал убить его ночью в его спальне; а это был государь, хорошо относившийся ко всем христианам».
Резонно предположить, что в таком случае и мусульманские проповедники, посланные в Сибирь, должны были происходить из этого тариката, который был основан Мухаммедом Бахауддином Накшбанди аль-Бухари в конце XIV века под значительным влиянием идей братства Йасавийа. Такому выводу о происхождении не противоречат и данные трактата «О религиозных войнах учеников шейха Багауддина против инородцев Западной Сибири», где поход был организован именно основателем этого тариката. По всей видимости, в середине XVI века связь между этими братствами была достаточно тесной, хотя накшбандийа постепенно оказывало всё большее влияние на своего предшественника, в том числе и благодаря поддержке среднеазиатских Шейбанидов. При этом среди участников похода значительным было число учеников Занги-бабы и Сайид-Ата из братства Йасавийа. Также относительно Дин-Али-ходжи и Ярым-сейида в трактате «Шаджара Рисаласи» однозначно указывается на их происхождение от Сейида-Ата, т.е. относит их к тарикату Йасавийа.
А.К. Бустанов предположил, что они могли бежать в Сибирь к Кучуму именно в связи с конфликтом и расширением сферы влияния своих конкурентов. Однако источник не даёт основания для подобного вывода, а, напротив, говорит о согласованной позиции двух орденов по отношению к процессу исламизации населения Сибирского ханства в правление Кучума. К тому же, по данным Девина Де Виса, после смерти Ходжи Джуйбари накибом и шейх аль-исламом при хане Абдулле был наследник Сейида-Ата Хасан Ходжа. Так же, как при Ибрахиме, при Кучуме могли находиться и абызы, т.е. мусульманские священники, из Казани, о чём сообщает «Ремезовская летопись», хотя Г.Ф. Миллер считает это сообщение сомнительным. Если признать это сообщение хотя бы частично отвечающим действительности, то следует предположить, что при дворе Кучума могли оказаться представители мусульман, бежавшие от русских.
***
Таким образом, на протяжении ХIV-ХVI веков, т.е. времени исламизации тюркских групп юга Западной Сибири, присутствие сейидов в окружении местных правителей позволяет говорить о наибольшей активности деятельности представителей тариката Йасавийа. Они фиксируются в Тюменском и Сибирском юрте на протяжении всего указанного периода, а по косвенным данным и в XIV веке. В отдельные периоды в этом процессе могли принимать участие шейхи и сейиды из братств Кубравийа (при тюменском и узбекском хане Абу-л-Хайре в 1430-е годах) и Накшбандийа (в период правления хана Кучума и его брата Ахмед-Гирея в 1470-1480-е годах). В большинстве случаев все известные сейиды в окружении ханов происходили из городов Средней Азии, наличие казанских мусульман при Ибрахиме и, возможно, Кучуме фиксируется лишь как вынужденные случаи бегства от русской власти.
Предыдущую статью автора «Символы власти в источниках по истории Тюменского ханства»
Следующая публикация
Нет комментариев