Предыдущая публикация
Н.
Д. Тальбергъ († 1967 г.)
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ БЫЛЬ.
Юбилейный Сборникъ.
Свѣтлой памяти возлюбленнаго Государя.
4.
15/28 іюня въ столицѣ Босніи, г. Сараевѣ, былъ убитъ наслѣдникъ австрійскаго престола, эрцгерцогъ Францъ-Фердинандъ, считавшійся сторонникомъ превращенія Дунайской монархіи въ тріединое германо-венгерско-славянское государство. Въ Австро-Венгріи это убійство вызвало страшное негодованіе, направленное противъ Сербіи, такъ какъ преступники по національности были сербами. Надъ Европой нависли грозныя тучи. Выявилась опасность европейской войны.
10/23 іюля въ Бѣлградѣ былъ полученъ исключительно рѣзкій ультиматумъ. Австро-Венгрія требовала принятія Сербіей, въ теченіе 48 часовъ, унизительныхъ условій.
11/24 іюля королевичъ-регентъ Александръ телеграфировалъ Государю: «Мы не можемъ защищаться. Посему молимъ Ваше Величество оказать намъ помощь возможно скорѣе... Мы твердо надѣемся, что этотъ призывъ найдетъ откликъ въ Его славянскомъ и благородномъ сердцѣ». Императоръ Николай Александровичъ отвѣтилъ: «Пока есть малѣйшая надежда избѣжать кровопролитія, всѣ наши усилія должны быть направлены къ этой цѣли. Если же, вопреки нашимъ искреннимъ желаніямъ, мы въ этомъ не успѣемъ, Ваше Высочество можетъ быть увѣреннымъ въ томъ, что ни въ коемъ случаѣ Россія не останется равнодушной къ участи Сербіи».
Ольденбургъ пишетъ: «Иной позиціи Государь занять не могъ, и въ этомъ Онъ былъ поддержанъ всѣмъ русскимъ общественнымъ мнѣніемъ. Но и въ Австро-Венгріи создалось положеніе, при которомъ правительство не считало возможнымъ отступить и этимъ уронить свой престижъ въ глазахъ разноплеменнаго населенія Дунайской монархіи. Россія не могла предоставить Австро-Венгріи поступить съ Сербіей по своему усмотрѣнію; Австро-Венгрія поставила вопросъ такъ, что всякое вмѣшательство въ ея споръ съ Сербіей она разсматривала, какъ посягательство на ея честь».
Государь умолялъ императора Вильгельма сдѣлать все возможное для воспрепятствованія Австро-Венгріи, его союзницѣ, /с. 294/ зайти слишкомъ далеко. Въ другой телеграммѣ ему онъ совѣтовалъ передать раасмотрѣніе австро-сербскаго вопроса на разсмотрѣніе Гаагскаго Международнаго Суда. Сербія принимала почти всѣ требованія Австро-Венгріи. Не соглашалась она только на производство австрійскими судебными властями судебнаго разбирательства на ея территоріи. 13/26 іюля Австро-Венгрія прервала дипломатическія сношенія съ Сербіей, а 15 объявила ей войну.
Въ самый острый моментъ Государь долго не соглашался дать согласіе на объявленіе общей мобилизаціи и поколебался только, когда ему было доказано начальникомъ генеральнаго штаба, что промедленіе въ этомъ вопросѣ можетъ пагубно отозваться на оборонѣ государства. Министръ иностранныхъ дѣлъ С. Д. Сазоновъ, окончательно убѣдившій государя рѣшиться на объявленіе общей мобилизаціи, повѣдалъ потомъ французскому послу Палеологу сказанное ему 17/30 іюля царемъ: «Понимаете ли вы отвѣтственность, которую вы совѣтуете мнѣ принять на себя? Думаете ли вы о томъ, чтó значитъ отправить на смерть тысячи людей?».
До этого императоръ Вильгельмъ, соглашаясь выступить посредникомъ, телеграфировалъ 17/30 іюля государю, что ему будетъ препятствовать въ выполненіи этой задачи мобилизація Россіи противъ Австріи. 18/31 государь отвѣтилъ ему: «Сердечно благодаренъ тебѣ за твое посредничество, которое начинаетъ подавать надежды на мирный исходъ кризиса. По техническимъ условіямъ невозможно пріостановить наши военныя приготовленія, которыя явились неизбѣжнымъ послѣдствіемъ мобилизаціи Австріи. Мы далеки отъ того, чтобы желать войны. Пока будутъ длиться переговоры съ Австріей по сербскому вопросу, мои войска не предпримутъ никакихъ вызывающихъ дѣйствій. Даю тебѣ въ этомъ мое слово. Я вѣрю въ Божье милосердіе и надѣюсь на успѣшность твоего посредничества въ Вѣнѣ на пользу нашихъ государствъ и европейскаго мира».
Въ тотъ же день германскій императоръ телеграфировалъ государю, что серьезныя приготовленія Россіи къ войнѣ заставляютъ его принять предварительныя мѣры защиты. 19 іюля (1 авг.) государь въ послѣдній разъ телеграфировалъ Вильгельму: «Я получилъ твою телеграмму. Понимаю, что ты долженъ былъ мобилизовать свои войска, но желаю имѣть съ твоей стороны такія же гарантіи, какія я далъ тебѣ, т. е., что эти военныя приготовленія не означаютъ войны, и что мы будемъ продолжать переговоры ради благополучія нашихъ государствъ и всеобщаго мира, дорогого для всѣхъ насъ. Наша долгоиспытанная дружба должна съ Божіей помощью предотвратить кровопролитіе. Съ нетерпѣнiемъ и надеждой жду твоего отвѣта».
/с. 295/ Въ тотъ же день германскій посолъ графъ Пурталесъ получилъ телеграмму отъ статсъ-секретаря Ягова, въ которой сообщалось, что, такъ какъ Россія не выполнила пожеланій Германіи объ отмѣнѣ мобилизаціи, императоръ, отъ имени имперіи, считаетъ себя въ состояніи войны съ Россіей. Въ 7 ч. вечера Пурталесъ вручилъ эту ноту Сазонову.
Государь отдавалъ себѣ отчетъ въ чрезвычайной трудности вооруженной борьбы съ Германіей, имѣвшей отличную армію и давно готовившейся къ возможной войнѣ. Въ Россіи не законченъ былъ планъ перевооруженія. Это учитывалось, конечно, Германіей, которой выгодно было начать войну именно до завершенія такового. Орудія тяжелой артиллеріи заказаны были французскимъ заводамъ, которые, съ началомъ войны, всѣ усилія обратили, естественно, прежде всего на военныя нужды собственной страны. Во всѣхъ странахъ, кромѣ Германіи, не учли огромнаго количества снарядовъ, которые понадобятся сразу для отраженія вражескаго огня. Англія, которой не грозила непосредственная опасность, имѣла время накапливать снаряды. Франція, выдержавъ первый натискъ и израсходовавъ свой запасъ снарядовъ, тоже могла возстанавливать его, такъ какъ Германія главныя силы свои направила потомъ противъ Россіи. На Западѣ долгое время шла позиціонная война.
Внявъ настойчивымъ, почти отчаяннымъ призывамъ французовъ, которымъ сразу былъ нанесенъ нѣмцами сокрушительный ударъ, русское Верховное командованіе вынуждено было измѣнить свои планы, бросивъ сразу двѣ арміи въ Восточную Пруссію, сильно укрѣпленную. Нѣмцамъ пришлось снять часть своихъ войскъ съ французскаго фронта и направить ихъ въ Восточную Пруссію. Парижъ былъ спасенъ побѣдой французовъ на Марнѣ, но армія доблестнаго генерала Самсонова оказалась разбитой. Послѣ этого нѣмцы на продолжительное время оставили западный фронтъ въ покоѣ, поддержавъ сильно австрійцевъ, которыхъ громили наши войска въ Галиціи. Имѣя преимущество въ тяжелой артиллеріи и не жалѣя снарядовъ, нѣмцы не только остановили наше тамъ продвиженіе, но, тѣсня русскія арміи, постепенно занимая Царство Польское, продвигались на востокъ. Съ весны 1915 г. положенiе на фронтѣ становилось опаснымъ. Ставка Верховнаго Главнокомандующаго черезъ короткое время перенесена была изъ Барановичей въ Могилевъ, возникли предположенія перевести ее въ Калугу, шла подготовка эвакуаціи Кіева.
Тягостны были переживанія государя. Но, полагаясь всегда на волю Божію, онъ духомъ не падалъ. Съ начала войны государь постоянно посѣщалъ фронтъ, пріѣзжалъ въ Ставку. При/с. 296/бывъ туда 5 мая и оставшись только недѣлю, онъ писалъ Императрицѣ Александрѣ Ѳеодоровнѣ: «Могъ ли я уѣхать отсюда при такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ? Это было бы понято, что я избѣгаю оставаться съ арміей въ серьезные моменты. Бѣдный Н., разсказывая все это (прорывъ въ Галиціи — Н. Т.), плакалъ въ моемъ кабинетѣ и даже спросилъ меня, не думаю ли я замѣнить его болѣе способнымъ человѣкомъ... Онъ все принимался меня благодарить за то, что я остался здѣсь, потому что мое присутствіе успокаивало его лично».
Другую опасность представлялъ врагъ внутренній. Какъ и въ японскую войну, неудачи на фронтѣ вызывали усиленную дѣятельность лѣвыхъ, рѣшившихъ, что наступило время для новаго натиска противъ власти, занятой борьбой противъ непріятеля. Средоточіемъ силъ оппозиціонныхъ стали прежде всего Общеземскій Союзъ и Союзъ городовъ. Въ дни общаго патріотическаго подъема, въ самомъ началѣ войны, правительство фактически узаконило существованіе этихъ организацій, хотя и руководимыхъ лѣвыми. Правительство даже отпускало этому Союзу большія средства на организацію санитарныхъ поѣздовъ, лазаретовъ, питательныхъ пунктовъ и т. п. [1]. Работали въ этихъ союзахъ многіе служащіе земскихъ и городскихъ учрежденій. Будучи, въ значительномъ большинствѣ своемъ, лѣвыми, они вели пропаганду на фронтѣ, пріѣзжая же оттуда распускали намѣренно паническіе слухи, виня во всемъ государственную власть. Подняли голову и враждебные правительству члены Государственной Думы. Выявлялась дѣятельность зловѣщаго А. И. Гучкова, давно прозваннаго «младотуркомъ».
Государь, у котораго на первомъ мѣстѣ стоялъ вопросъ о выигрышѣ труднѣйшей войны и сохранялась еще вѣра въ патріотизмъ общественныхъ круговъ, рѣшилъ сдѣлать имъ нѣкоторую уступку. Онъ уволилъ въ началѣ іюня 1915 г. самыхъ правыхъ министровъ: юстиціи И. Г. Щегловитова и внутреннихъ дѣлъ Н. А. Маклакова. Въ составъ правительства введены были нѣкоторые общественные дѣятели умѣренныхъ взглядовъ и сановники, пользовавшіеся расположеніемъ руководящихъ либеральныхъ членовъ Государственной Думы. Въ послѣдней къ этому времени создавался такъ называемый «Прогрессивный блокъ», правыми названный «желтымъ». Въ составъ его вскорѣ вошли кадеты, прогрессисты, октябристы и немногіе полѣвѣвшіе націоналисты, во гла/с. 297/вѣ съ В. В. Шульгинымъ и А. И. Савенко. Главную роль въ блокѣ игралъ П. Н. Милюковъ, лидеръ кадетской партіи. Предсѣдателемъ Совѣта Министровъ Государь оставилъ умнаго и опытнаго И. Л. Горемыкина, на преданность котораго могъ вполнѣ разсчитывать.
Положеніе лѣтомъ 1915 года такъ описываетъ Ольденбургъ: «Съ распространеніемъ театра военныхъ дѣйствій на всю западную часть Россіи, двоевластіе между Ставкой и Совѣтомъ Министровъ должно было стать совершенно непереносимымъ. Въ Совѣтѣ Министровъ дѣйствія Ставки подвергались рѣзкой критикѣ; генералъ А. А. Поливановъ, кн. Н. Б. Щербатовъ — новые министры — не уступали въ этомъ отношенiи А. В. Кривошеину или С. В. Рухлову. «Такъ или иначе, но бедламу долженъ быть положенъ предѣлъ. Никакая страна, даже долготерпѣливая Русь, не можетъ существовать при наличіи двухъ правительствъ», говорилъ (въ засѣданiи 16 іюля) А. В. Кривошеинъ. — «Что творится съ эвакуаціей очищаемыхъ нами мѣстностей. Ни плана, ни согласованности дѣйствій. Все дѣлается случайно, на спѣхъ, безсистемно». (А. А. Хвостовъ). — «Мы министры, попали въ страшное положенiе передъ Ставкой. Это учрежденіе призвано руководить военными операціями и бороться съ врагомъ. А, между тѣмъ, оно проникаетъ во всю жизнь государства и желаетъ всѣмъ распоряжаться» (С. В. Рухловъ). — «Отъ г. Янушкевича (начальника штаба) можно ожидать всего, — говорилъ министръ иностранныхъ дѣлъ Сазоновъ. — Ужасно, что Великій Князь въ плѣну у подобныхъ господъ. Ни для кого не секретъ, что онъ загипнотизированъ Янушкевичемъ и Даниловымъ, въ карманѣ у нихъ».
«Было необходимымъ устранить двоевластіе — Ставки и Совѣта Министровъ; было необходимо произвести перемѣны въ самой Ставкѣ», — пишетъ Ольденбургъ. «Между тѣмъ, Великій Князь Николай Николаевичъ не былъ склоненъ жертвовать своими ближайшими сотрудниками, которымъ онъ продолжалъ довѣрять. Въ то же время, замѣна Великаго Князя другимъ лицомъ, «меньшимъ» по общественному рангу, имѣла бы характеръ обиды, немилости, и не отвѣчала бы ни намѣренiямъ Государя, ни настроеніямъ общества». При обсужденiи въ Совѣтѣ Министровъ вопроса о двоевластіи Кривошеинъ подчеркнулъ, что полевое управленiе войсками, которымъ руководствовались въ Ставкѣ, составлено было «въ предположеніи, что Верховнымъ Главнокомандующимъ будетъ самъ Императоръ; тогда никакихъ недоразумѣнiй не возникало бы, и всѣ вопросы разрѣшались бы просто; вся полнота власти была бы въ однѣхъ рукахъ».
Во время обсужденiя министрами этого остраго вопроса, Государь самъ приходилъ къ рѣшенiю стать во главѣ войскъ. Въ /с. 298/ письмѣ къ Императрицѣ онъ говоритъ: «Хорошо помню, что когда стоялъ противъ большого образа Спасителя, наверху въ большой церкви (въ Царскомъ Селѣ), какой-то внутренній голосъ, казалось, убѣждалъ меня придти къ опредѣленному рѣшенiю и написать о моемъ рѣшенiи Ник...».
Когда же это рѣшенiе было имъ осуществлено, то неожиданно первыми противъ такового выступили тѣ же министры, за исключенiемъ Горемыкина и А. А. Хвостова. Одинъ изъ доводовъ высказалъ военный министръ Поливановъ, видимо, мрачно оцѣнивавшій военное положенiе. Онъ говорилъ: «Подумать жутко какое впечатлѣнiе произведетъ на страну, если Государю Императору пришлось бы отъ своего имени отдать приказъ объ эвакуаціи Петрограда или, не дай Богъ, Москвы». Проявлялся у большинства министровъ все болѣе, охватывавшій тогда многихъ, психозъ — искать во всемъ вліянiе «темныхъ силъ». Послѣднимъ приписывалось частью министровъ рѣшенiе государя принять Верховное командованiе.
Спокойно, искренно и умно возразилъ имъ Горемыкинъ: «Долженъ сказать Совѣту министровъ, что всѣ попытки отговорить Государя будутъ все равно безъ результатовъ. Его убѣжденiе сложилось давно. Онъ не разъ говорилъ мнѣ, что никогда не проститъ себѣ, что во время японской войны Онъ не сталъ во главѣ дѣйствующей арміи. По его словамъ, долгъ Царскаго служенiя повелѣваетъ Монарху быть во время опасности вмѣстѣ съ войскомъ, дѣля и радость и горе... Когда на фронтѣ почти катастрофа, Его Величество считаетъ священной обязанностью Русскаго Царя быть среди войска и съ нимъ либо побѣдить, либо погибнуть... Рѣшенiе это непоколебимо. Никакія вліянiя тутъ не при чемъ. Всѣ толки объ этомъ — вздоръ, съ которымъ правительству нечего считаться».
Министры рѣшились наканунѣ отъѣзда Государя въ Ставку подать ему письменное заявленiе, въ которомъ просили не увольнять Великаго Князя Николая Николаевича, недавно ими такъ критикуемаго, и указали на разномысліе ихъ съ Горемыкинымъ. Послѣдній заявилъ имъ: «Я не препятствую Вашему отдѣльному выступленiю... Въ моей совѣсти — Государь Императоръ — Помазанникъ Божій, носитель верховной власти. Онъ олицетворяетъ Собою Россію. Ему 47 лѣтъ. Онъ царствуетъ и распоряжается судьбами русскаго народа не со вчерашняго дня. Когда воля такого человѣка опредѣлилась и путь дѣйствій принятъ, вѣрноподданные должны подчиняться, каковы бы ни были послѣдствія. А тамъ дальше — Божья воля. Такъ я думаю и въ этомъ сознанiи умру». 22 августа 1915 г. Государь, Верховный Главнокомандующій, выѣхалъ въ Могилевъ, гдѣ тогда находилась Ставка.
/с. 299/ «Прогрессивный блокъ», въ это время окончательно сорганизовавшійся, усилилъ свою разрушительную дѣятельность. Нѣкоторые министры вступили съ нимъ въ переговоры, считая даже возможнымъ привлеченіе въ составъ правительства «общественныхъ дѣятелей». «Государь отнесся къ этому съ рѣшительнымъ неодобреніемъ», пишетъ Ольденбургъ, «Онъ считалъ, что власть должна быть единой; особенно во время войны недопустимо чтобы министры «служили двумъ господамъ»: Монарху, на которомъ вся отвѣтственность, и «обществу», неуловимому и измѣнчивому въ своихъ настроеніяхъ». 15 сентября состоялось засѣданіе Совѣта министровъ въ Ставкѣ. Государь выразилъ имъ неудовольствіе за ихъ выступленіе противъ Горемыкина и твердо выразилъ Свою волю посвятить всѣ силы веденію войны и не допускать политической борьбы, пока не будетъ достигнута побѣда. Послѣдовало постепенное увольненіе части министровъ.
Государь, принявъ на себя непосредственное командованіе войсками, уповалъ на милость Божью. И милость Господня была ему оказана. Арміи генерала Плеве приказано было держаться на Двинѣ. Послѣдній, имѣя отличнаго начальника штаба въ лицѣ генерала Е. К. Миллера, остановилъ непріятеля на этомъ важномъ рубежѣ. Быстро и удачно былъ ликвидированъ большой прорывъ германской кавалеріи у Молодечны. Войска снова увѣровали въ себя. Имѣется рядъ свидѣтельствъ о томъ какъ благопріятно отразилось на фронтѣ принятіе Государемъ командованія. Начальникомъ шатаба онъ назначилъ генерала М. В. Алексѣева, проявившаго себя, какъ военный, съ лучшей стороны въ мирное время и въ теченіе войны.
Улучшеніе положенія на фронтѣ должны были признать и противники власти. На засѣданіи прогрессивнаго блока, состоявшемся 28 октября, графъ Д. А. Олсуфьевъ заявилъ: «Мы относились трагически къ перемѣнѣ командованія. Всѣ мы ошиблись. Государь видѣлъ дальше. Перемѣна повела къ лучшему... Мы предлагали для войны смѣстить министровъ. Самый нежелательный (Горемыкинъ) остался, а война пошла лучше. Прекратился наплывъ бѣженцевъ, не будетъ взята Москва, и это безконечно важнѣе, чѣмъ кто будетъ министромъ и когда будетъ созвана Дума». Съ нимъ соглашался графъ В. А. Бобринскій: «Положеніе улучшается. Появились снаряды, мы остановили непріятеля». Кадетъ А. И. Шингаревъ отмѣчалъ «рѣзкое паденіе настроеній въ гущѣ населенія». Масонъ В. А. Маклаковъ указывалъ и причину этой перемѣны: «Мы тогда говорили, что насъ ведутъ къ пораженію... Если будетъ побѣда, не воскресимъ злобу противъ Горемыкина, будемъ безъ резонанса».
/с. 300/ Ольденбургъ изъ сказаннаго дѣлаетъ выводъ: «Фактически получалось, что улучшеніе на фронтѣ и успокоеніе въ странѣ были пораженiями думскаго блока, пророчившаго катастрофу. Блокъ, тѣмъ не менѣе, рѣшилъ продолжать «безпощадную войну» — съ правительствомъ, при чемъ В. І. Гурко заявилъ: «Обращенiе къ улицѣ? Можетъ быть въ крайнемъ случаѣ». А. И. Гучковъ стоялъ даже за отклоненiе бюджета, но члены Государственной Думы на это не соглашались».
Государь же такъ счастливъ былъ пребывать въ непосредственномъ общенiи съ своимъ воинствомъ. Онъ принималъ 28 сентября въ 1915 году въ Царскомъ Селѣ французскаго посла Палеолога. На вопросъ послѣдняго о впечатлѣнiяхъ, вынесенныхъ имъ съ фронта, отвѣтилъ: «Превосходныя. Я болѣе увѣренъ и бодро настроенъ, нежели когда-либо. Жизнь, которую я веду во главѣ моихъ войскъ такая здоровая и бодрящая. Какъ чудесенъ русскій солдатъ. Я не знаю чего черезъ него нельзя было бы достигнуть. И у него желанiе побѣды, такая вѣра въ побѣду... Я углубился въ упорство по самыя плечи, я въ немъ завязъ. И я изъ него вылѣзу только послѣ полной побѣды».
Военная мощь Россіи крѣпла. Но внутреннiй врагъ не унимался. Всѣ болѣе вредной дѣлалсь разрушительная дѣятельность Земгора. Ольденбургъ пишетъ, что 2 ноября 1916 года на засѣданiи бюро прогрессивнаго блока «обсуждалась записка, про которую сначала было заявлено, что она «отъ арміи», но затѣмъ выяснилось, что она составлена комитетомъ Земгора на юго-западномъ фронтѣ. Въ ней положенiе арміи изображалось въ самыхъ мрачныхъ краскахъ. Это вызвало протестъ А. И. Шингарева, который, какъ предсѣдатель военно-морской комиссіи, былъ болѣе освѣдомленъ о положенiи вещей. «Въ 1917 году, — говорилъ онъ, — мы достигнемъ апогея. Это — годъ крушенiя Германiи... Архангельская дорога перешита, Мурманская кончается осенью. Приходятъ все паровозы и вагоны изъ Америки, снабженные патронами, тяжелыми снарядами. Количество бомбъ измѣряется десятками милліоновъ». Возражая Шингареву, Н. И. Астровъ сказалъ: «Объективное изображенiе — не наше дѣло». Цѣлью записки было показать, что при этомъ правительствѣ все должно пойти прахомъ. «Общественныя организаціи» въ политическомъ отношенiи вели упорную борьбу съ властью, не особенно стѣсняясь въ средствахъ».
Въ связи съ упоминаемой запиской Земгора интересно, напечатанное въ «Красномъ Архивѣ» (т. 4), послѣдовавшее еще 18 марта 1916 года, представленiе директора Департамента Полиціи генерала Климовича начальнику штаба Верховнаго Главнокомандующаго о происходившихъ 12, 13 и 14 марта въ Москвѣ /с. 301/ засѣданіяхъ обще-земскаго и обще-городского союзовъ. На этомъ представленіи генералъ Алексѣевъ положилъ резолюцію: «Интересный матеріалъ. Ознакомить Главнокомандующихъ. Они должны быть освѣдомлены, что въ различныхъ организаціяхъ мы имѣемъ не только сотрудниковъ въ веденiи войны, но получающія нашими трудами и казенными деньгами внутреннюю спайку силы, преслѣдующія весьма вредныя для жизни государства цѣли. Съ этимъ нужно сообразовать и наши отношенiя».
Государь вполнѣ отдавалъ себѣ отчетъ въ политической обстановкѣ. Разрушительная работа прогрессивнаго блока и ряда общественныхъ организацій велась явно. Возможно Государь недостаточно былъ освѣдомленъ о существовавшемъ военномъ заговорѣ, о которомъ послѣ революціи повѣдалъ глава такового А. И. Гучковъ, ненавидѣвшій Государя. Императоръ Николай II, сумѣвшій совладать со смутой 1905-1907 годовъ, одолѣлъ бы ее и теперь. Но прежде всего онъ стремился одержать побѣду надъ внѣшнимъ врагомъ. Создавались 60 новыхъ дивизій. Имѣлась тяжелая артиллерія особаго назначенiя. За Кіевомъ сосредоточенъ былъ сильный резервъ Верховнаго Главнокомандующаго. Готовился рѣшительный ударъ въ направленiи Краковъ—Берлинъ, согласованный съ одновременнымъ наступленiемъ союзниковъ на другихъ фронтахъ. Жильяръ передаетъ сказанное ему Государемъ вскорѣ послѣ революціи о предшествовавшемъ ей времени. — «Еще нѣсколько недѣль и побѣда была бы обезпечена». — Послѣ этой побѣды, которой, тревожась, какъ видно изъ выше изложеннаго, опасались нѣкоторые думцы, государь справился бы и съ внутреннимъ врагомъ.
Предварительныя же мѣры государь предпринималъ. Во второй половинѣ 1917 года истекали полномочія четвертой Государственной Думы. Думцы надѣялись, что, по случаю войны, полномочія ихъ будутъ продлены. Государь же еще лѣтомъ 1916 года считалъ, что Дума должна быть распущена на законномъ основанiи, по истеченiи пятилѣтняго срока. Рѣшенiе это послѣдовало въ бытность предсѣдателемъ Совѣта министровъ и министромъ внутреннихъ дѣлъ Б. В. Штюрмера. Замѣнившій его, въ теченіе недолгаго времени, на послѣднемъ посту Александръ Алекс. Хвостовъ, пробовалъ переубѣдить государя, но успѣха не имѣлъ. Въ дѣлопроизводствѣ по выборамъ въ Государственный Совѣтъ и Государственную Думу, коимъ я завѣдывалъ, началась работа по ознакомленiю съ политическими группировками въ отдѣльныхъ губернiяхъ, особено усилившаяся, когда главное руководство выборами поручено было товарищу министра вн. дѣлъ Н. Н. Анциферову. Начала успѣшно устанавливаться связь съ правыми дѣятелями въ Государственную Думу и на мѣстахъ. 1 января /с. 302/ 1917 года, при ежегодно происходившемъ опубликованiи списка присутствующихъ членовъ Государственнаго Совѣта по назначенiю, Государемъ назначены были 18 новыхъ членовъ Совѣта правыхъ убѣжденiй, выбыли же 12 либеральствовавшихъ и четыре престарѣлыхъ правыхъ. Предсѣдателемъ Государственнаго Совѣта былъ назначенъ умный и твердый И. Г. Щегловитовъ, котораго, можно предполагать, государь предназначалъ на постъ предсѣдателя Совѣта министровъ послѣ удачнаго наступленiя. Государь сталъ все болѣе приближать къ себѣ Н. А. Маклакова, на полную преданность котораго онъ могъ разсчитывать. Въ началѣ декабря 1916 года онъ повѣдалъ ему свое рѣшенiе вызвать съ фронта для стоянки въ столицѣ и ея окрестностяхъ гвардейскіе кавалерійскіе полки, доблестно сражавшіеся съ начала войны. Они охраняли бы Царскую Семью и поддерживали, какъ въ первую смуту, порядокъ въ Петроградѣ. Одновременно изъ столицы должны были быть выведены запасныя части, мало дисциплинированныя и могущія подвергаться революціонной пропагандѣ.
Въ середннѣ января 1917 г. государь поручилъ исполнявшему обязанности начальника штаба Верховнаго Главнокомандующаго, генералу В. І. Гурко, привести въ исполненiе эти свои намѣренiя. Ольденбургъ пишетъ: «Генералъ Гурко, однако, встрѣтилъ возраженiя со стороны генерала Хабалова (командующаго войсками округа), заявившаго, что въ казармахъ совершенно нѣтъ мѣста, и что запасные батальоны сейчасъ некуда вывести. Генералъ Гурко, не придавая, очевидно, этой мѣрѣ первостепеннаго значенiя, не настоялъ на ея проведенiи въ жизнь, кавалерію такъ и не вызвали, ограничившись гвардейскимъ флотскимъ экипажемъ, который было легче размѣстить. По словамъ Протопопова (сказаннымъ послѣ революціи), государь былъ крайне недоволенъ тѣмъ, что гвардейскую кавалерію не привели въ Петроградъ». Отбывая въ февралѣ въ Ставку государь объявилъ военнымъ властямъ, что по возвращенiи въ Царское Село нарочито займется этимъ дѣломъ.
Следующая публикация
Нет комментариев