Предыдущая публикация
Споткнулась.
Мы возненавидели её сразу, как только она переступила порог нашего дома.
Кудрявая, высокая, худая.
Кофточка у неё была ничего, но руки от маминых отличались. Пальцы были короче и толще. Их она держала замком. А ноги у неё были худее маминых. А ступни длиннее.
Мы сидели с братом Валеркой, ему семь, мне девять, и метали в неё молнии.
Длинная Миля она с километр, а не Мила никакая!
Папа заметил пренебрежение с нашей стороны и цыкнул: – Ведите себя прилично! Что вы как невоспитанные?
– А она к нам надолго? – капризно спросил Валерка. Ему такое можно было говорить. Он маленький и он мальчик.
– Навсегда, – ответил папа.
Было слышно, что он начал раздражаться. А если он выйдет из себя, нам не поздоровится. Лучше уж его не злить.
Через час Мила собралась идти домой. Обулась. И когда выходила, Валерка исхитрился сделать ей подножку.
Она чуть не улетела в подъезд.
Папа заволновался: – Что, что такое случилось?
– Да споткнулась о другую обувь, – сказала она, не глядя на Валерку.
– Всё набросано. Я уберу! – с готовностью пообещал он.
И мы поняли. Он её любит.
Нам не удалось исключить её из жизни, как ни пытались.
Один раз, когда Мила была с нами дома без папы, она, на очередное отвратительное поведение, сообщила нам ровным голосом:
– Мама ваша умерла. Так, к сожалению, бывает. Она сейчас сидит на небушке и всё видит. Думаю, ей не нравится ваше поведение. Она понимает, что это вы из вредности так себя ведете. Вы так её память охраняете.
Мы насторожились.
– Валера, Ксюша, вы же хорошие ребятишки! Разве так память о маме надо охранять? Поступками и делами хорош человек. Я не могу поверить, что вы постоянно такие колючие, как ёжики!
Постепенно такими разговорами она отбила в нас желание проявлять плохие черты.
Один раз я помогла ей разложить продукты из магазина. Как же Мила меня хвалила! По спине погладила.
Да, пальцы не мамины, но, всё равно, было приятно…
Валерка заревновал.
Тоже вымытые кружки на полке расставил. Мила и его похвалила.
А потом ещё вечером папе громко, с восторгом рассказала, какие мы помощники. Он был рад.
Её чужеродность долго не давала нам расслабиться. Хотелось уже впустить её в душу, но не удавалось.
Не мама, и всё!
Через год мы уже забыли, как жили без неё. А после одного случая и вовсе влюбились в Милу без памяти, как наш папа.
… Валерке в седьмом классе приходилось несладко. Его, тихого и замкнутого, обижал один парнишка – Ванька Храмцов. Он был такого же роста, как Валерка, только наглее.
Он конкурировал с Валеркой просто потому, что избрал его для этого.
Семья Храмцова была полной, Ванька чувствовал защиту отца. Тот ему в открытую говорил: «Ты же мужик, бей всех. Не жди, пока они тебя плющить начнут». Вот и избрал Храмцов Валерку удобной мишенью.
Тот приходил домой и ничего мне, родной сестре, не говорил. Ждал, когда всё само рассосется. А такие вещи сами наладиться не могут. Обидчики наглеют от безнаказанности жертвы.
Храмцов уже в открытую бил Валерку. Сколько проходил мимо, столько и ударял в плечо.
Мне удалось вытрясти все эти сведения из Валерки с великим трудом, когда увидела синяки на плечах. Он считал, что мужчины не должны переваливать проблемы на сестёр, пусть и старших.
Не знали мы, что под дверью стоит Мила и внимательно слушает наш разговор.
Валерка упросил меня ничего папе не говорить, иначе хуже будет.
Также, он умолял, чтобы я не шла прямо сейчас расцарапывать Ваньке морду! А мне так хотелось! Я за брата убить могу!
Папу в курс дела вводить тоже было нежелательно. Он сцепится с отцом Храмцова, а там и до тюрьмы недалеко...
Завтра была пятница.
Мила под видом похода в магазин проводила нас в школу, и тайком попросила показать Храмцова.
Я показала. А пусть знает, козёл!
А дальше было феерично.
Начался у Валерки урок русского языка.
Мила приветливо заглянула в класс, вся такая с причёсочкой и маникюром, и приятным голоском попросила Ваню Храмцова выйти из кабинета, потому что у неё к нему дело.
Учительница разрешила, ничего не заподозрив. Пацан тоже спокойно вышел, приняв Милу за нового организатора. Ванька должен был получить гвоздики на весь класс для возложения солдатам-героям.
Мила взяла его за грудки, оторвала от земли и прошипела:
– Тебе чего от моего сына надо?
– От к-ка-какого сына? – опешил он.
– От Валеры Рябинина!!
– Н-н-ничего…
– Вот и я хочу, чтобы ничего! Потому что, если ты ещё раз тронешь моего сына, приблизишься к нему или глянешь не тем взором, я тебя урою, гад!
– Тётенька, отпустите, – тонко запищал Храмцов. – Я больше не буду!
– Пшёл отсюда! – поставила его на место женщина. – И попробуй что-то вякнуть про меня. Я твоего отца в тюрьму посажу за воспитание малолетнего преступника! Понял? Учительнице скажешь, что я твоя соседка, ключ просила! А после уроков ты извинишься перед Валерой! Я сама прослежу...
Тот шмыгнул в кабинет, поправляя форму. Проблеял про соседку.
...Больше он на Валеру плохо не смотрел. Он на него вообще никак не смотрел, потому что стал избегать! Извинился в тот же день. Коротко, рублено, весь дергаясь, но извинился.
– Папе не говорите, – попросила нас Мила. Но мы не выдержали, всё рассказали.
Он был восхищён.
В какой-то момент она и меня на путь истинный наставила.
Я влюбилась в шестнадцать лет той дурной любовью, в которой гормоны затмевают разум и хочется запретного.
Вспоминать стыдно! Ладно, расскажу. Я связалась с безработным и вечно пьяным пианистом, абсолютно не замечая очевидного. Он плёл моим неискушённым ушам что-то про то, что я его муза, а я плавилась в его руках, как воск. Это был первый опыт общения с мужчиной.
Так вот, мама сходила к этому пианисту и задала два вопроса: «Трезвеет ли он хоть иногда и на что мы собираемся жить?»
При наличии устойчивого жизненного плана она обещала рассмотреть возможность развития нашей любви. Естественно, если пианист возьмет мое обеспечение на себя. Потому что, одной прокуренной жилплощади было мало для подтверждения серьёзных намерений.
Он был младше Милы на пять лет, а меня старше на двадцать пять. Она с ним не церемонилась.
Ответы пианиста я приводить здесь не буду, но так стыдно перед мамой мне никогда не было. Особенно, когда она сказала мне: «Я думала, ты умнее».
На этом моя любовная история закончилась, как-то гадко и некрасиво. Но до тюрьмы (ни у пианиста, ни у папы) не дошло. Вовремя Мила вмешалась...
С тех пор прошло много лет. У нас с Валеркой семьи, в которых есть главные ценности: любовь, уважение, небезразличие, если твой близкий человек неправ, заблуждается. И привиты они Милой.
Женщины, которая сделала бы для нас с братом больше, нет в этом мире. Папа с ней счастлив, ухожен и любим.
Когда-то у неё произошла семейная трагедия. Мы с Валеркой и знать не знали! Папа не посвещал нас.
...Мила полюбила нашего папу и ушла от мужа. Был у неё раньше сын, но он погиб по вине мужа.
Она не смогла ему этого простить.
Нам хочется верить, что мы немного приглушили Миле боль. В любом случае, её огромная роль в нашем воспитании никогда и никем не преуменьшалась.
Вокруг неё всегда собирается вся наша семья. Не знаем уж, как Миле угодить, какие тапочки на её ножки надеть. Ценим её и бережём.
Потому что, настоящие мамы, даже при наличии препятствий, в виде чьей-то недоброй ноги, никогда не спотыкаются.
Из сети
Следующая публикация
Комментарии 2