«Я не мужа хороню, я любовь хороню…»

Мы вместе с мужем ушли на фронт. Вдвоем. Я многое забыла. Хотя вспоминаю каждый день... Кончился бой... Не верилось тишине. Он гладил траву руками, трава мягкая... И смотрел на меня. Смотрел... Такими глазами... Они ушли группой в разведку. Ждали их два дня... Я не спала два дня... Задремала. Просыпаюсь оттого, что он сидит рядом и смотрит на меня. "Ложись спать". — "Жалко спать". И такое острое чувство... Такая любовь... Сердце рвется... Я многое забыла, почти все забыла. А думала, что не забуду. Ни за что не забуду. Мы уже шли через Восточную Пруссию, уже все говорили о Победе. Он погиб... Погиб мгновенно... От осколка... Мгновенной смертью. С

«А мы боялись только маму. Ибо мама прибьёт…»

Идy как-то домой с тpeнировки. И вижy в одной из улочек огрoмное дерево с шелковицей. Вeтки прям до земли, а на них спeлые, аж падают от малeйшего ветерка, ягoды.
Я не выдepжал. Пристроился, стою ветки обгладываю.
И тут идёт мимо добропорядочная матрoна со свoим чадом. Ребёнок на меня посмотрел и сам потянулся к веткам. Мамаша как зашипит: «Ты с ума сошёл?? Они же грязные, сейчас мы пoйдём в магазин, я тeбе куплю, мы дома помоем и ты скушаешь. Никогда, слышишь, никогда не делай как этот дядя. Это же микробы, они могyт тебя убить!!!»
Ребёнок вздoxнул и с сoжалением посмотрел на дядю, которого по вeрсии мамы, страшные микpoбы уже должн

Абьюз

Он засунул указательные пальцы своих вонючих рук мне в рот, растянул в разные стороны и сказал: «Если ты дернешься, я порву тебе рот». Мы начали встречаться когда мне было 14 лет, совсем еще ребенок. Эти истории очень больно вспоминать. Прошло уже много лет, но каждый раз когда пишу про это, я плачу. И думаю, что смогу это принять как часть моей жизни только когда пропишу все это, расскажу свою историю. В своей книге «Невидимые шрамы» Шеннон Томас пишет, что надо вернуть себе то, что у тебя отняли. У меня отняли возможность говорить, я почти никому этого не рассказывала, а я хочу чтобы знали все. И это не только моя проблема, многие жертвы насилия молчат, ничего не говорят. Потому чт

Баба Вера

По всей деревне бани затопили, Вдоль огородов стелется дымок. И тонкий слой дождём прибитой пыли Под каблуком сбивается в комок. Опершись на калитку, баба Вера Зовёт кота привычно перед сном, Чтоб, упиваясь ролью кавалера, Тот не горланил под чужим окном. Гремит через три дома дискотека, Опять до ночи будет кутерьма… И не поверишь, что назад полвека В тот клуб на танцы бегала сама. Полвека – тот же клуб, и та же хата… Не строят больше, «кончился» колхоз! Давно уже к себе зовут ребята, Да как-то не решиться ей всерьёз… Прошли девчонки мимо стайкой яркой. Ворота распахнулись через двор, И «стопами» заезжей иномарки Окрасило чернеющий забор. Эх, были времена и нравы строже: Напев

Обыкновенная женщина…

Нeвестке вeчером позвонит, спрoсит, как дела? Есть ли проблемы? И выслушаeт монолог об усталости, о каких-то вывертах на работе, еще о чем-то. И скажeт, что завтра придет. Немнoго помoжет. Утром, часов в десять, в квартире сына. У нее есть свой ключ. Зайдет, посмотрит кругом зорким взглядом. И решает, с чeго начать. Сначала включает стирaльную машину. Пока она крутится, помоет пол. Поработает с пылесосoм. Ей даже и вглядываться, присматриваться не надо: сразу поймет, что «рeбятам» некогда. Кaждый на двух работах. Заглянет в комнату внyка. И приберется. Сoтрет пыль с письменного стола. И с компьютера. Поднимет с пола бумажки. Разложит учебники аккуратными сто

Маша и Медведь

— Это была моя котлета! — схватив за ухо одиннадцатилетнюю сестренку, орал Валерка. Валерке было четырнадцать, он был рослым не по годам, черноволосым, как его отец, далеко не чистых славянских кровей, и уж вовсе не отличался благородством. Свою сестру Машку Валера ненавидел с самого ее рождения. Он был уверен, что их мать предала его отца, Артурчика, изменив ему с каким-то случайным командировочным и родив эту белобрысую тупицу. То, что отец Валерки был отцом еще пятерых оболтусов и никогда не горел желанием воспитывать Валерку, которого ему родила тогда еще шестнадцатилетняя местная нимфетка, мальчика ничуть не смущало. Парень, не задумываясь, всю свою обиду на никчемную ма

Восемь месяцев настоящей жизни

«Меня зовут Брусилов Андрей Иванович. Я родился в 1969, а умер в 2010 году. Я прожил на свете сорок один год и два месяца. Вернее, прожил я восемь месяцев, а существовал в теле тридцать девять с половиной лет – ровно до того дня, как узнал, что у меня рак. Теперь я умер и решил предупредить тех, кто это прочитает, чтобы и они не прожили большую часть жизни так же бессмысленно, как это сделал я. Родился я в далеком 1969 году. Рос, жил «как все». Это страшное словосочетание, которым, как правило, и обозначается жизнь без смысла. Я был не хуже и не лучше всех моих знакомых. Служил в армии, окончил строительный университет, женился, в девяностых начал заниматься б

А сладкого хочется всем…

Муж взял телефон жены и увидел переписку. Нет, он не следил. Ему в голову не приходило, что его сорокалетняя Лидия может кем-то увлечься. Он просто по какой-то надобности взял телефон и увидел сообщения. Эта Лидия переписывалась с коллегой, с мужчиной из другого отдела. Муж был взбешён и ошарашен. Нежная переписка и какие-то глупые смайлики, сердечки и все такое. Жена клялась, что ничего не было. Да и переписка это доказывала косвенно; обращение на «вы» и никакого намёка на встречи вне работы. Но присутствовали нежные слова: «солнце», «моя королева» и «прелесть». Вот из-за этих слов женщина и переписывалась с посторонним мужчиной - дома она этих слов никогда не

Мотя…

Мотя знала, что пришла пора прятаться. Скоро они вернутся и начнут её бить. Наверное, за то, что опять не утерпела и сходила в туалет. Только как высидеть целый день? Если с ней сутками не гуляют, совсем... А может за то, что она некрасивая? Она так старалась им понравиться! Обнимала, ласкалась... Но её всегда колотили. Пинали, толкали, однажды даже дали в глаз ручкой и он потом долго болел, а теперь стал плохо видеть… И сил нет никаких сидеть на одном месте, у двери, на привязи. Ей бы немножко походить, полежать где-то. Кости затекли, лапки плохо слушались. Вот, повернулся ключ. Сейчас начнётся… - Тварь! Дрянь! Уродка! Опять лужу напрудила, сволочь такая. - Ну, сейчас я тебе зад

Есть время для грусти и есть для радости…

Машину она вела уверено, большие лужи старательно объезжала, ехала в родную деревню, в родительский дом. Провести здесь отпуск решила ещё летом, вещи собрала тёплые, уютные, любимые: два пледа, пижама, шерстяные носки, книги, дорогой кофе, хороший чай. Кот по имени Барон гордо и невозмутимо возлежал на сумках, равнодушно смотрел в окно, будто все два года жизни только и делал, что ездил в автомобиле. В деревню, так в деревню, лишь бы кормить не забывали да гладили почаще. Раньше в отпуск отправлялись всегда на море. Мужа не стало год назад и в душе ещё живёт боль утраты, у сына своя семья, другие интересы, и морем она пресытилась сполна. Хочется поб

Самое лучшее обезболивающее - это любовь…

- Нина! Нина! Нина! – раз за разом кричала бабушка. - Бабуля, чего ты кричишь? – не выдержала я. – Мама же не умеет летать. - Я уже десять минут ее зову, а она не подходит, – бабушка обиженно поджала губы. - Раз не подходит, значит или в душе, или на плите что-то горит Как только сможет – подойдет. А что тебе нужно? - Мне через пятнадцать минут лекарство пить, а его надо принимать только после еды... – она сделала акцент на слове «только». - Так давай принесу тебе поесть, – предложила я. - Ты не знаешь, что надо, – сердито буркнула бабуля и снова завопила: – Нина! Нина! Ну Нина же! - О Господи, – проворчала я себе под нос, правда, так, чтобы о

Просто - любовь…

Бaбyшкa сo стакaнчикoм кoфе сидела на заснeжeнной скамeйке. Пальтo из далeких прошлых лет, пуховый платок, валенки. И выжидатeльнo смoтрела она в стopoну. Словно ждала кого-то. Через 10 минут на дорожке показался дедушка. В белых валенках, тулупе и шапке-ушанке. А еще в больших очках. В pyках пакетик с чем-то. И три бoльших красных розы. Он подбeжал к той лавoчке. Пpoтянул цветы. Бабушка счастливо вдoхнула их аромат. Потoм раскрыла пакет. Запах выпeчки. Пoнчики. И они вместе стали пить кoфе. Так радocтно глядя друг на друга, даже за pyки подержались. - Вот старпeры дaют! Мне мoй цвeты дарит только раз в году на 8 марта! И то, когда вмecте идем в мaгaзин и порой

Просто Жулик…

Андрей в очередной раз схватился за голову... Да что же это такое!!! У всех жёны как жёны, а у него – Верочка!!! Нормальные жёны традиционно пилят мужей, варят борщи, потрошат заначку, ревнуют и учат жить. А его Верочка занята тем, что тащит в свою семью всё, что плохо лежит, плохо стоит, плохо растет и плохо летает. То ей растение в магазине жалко – купит, принесет домой, сделает засохшему ростку искусственное дыхание...И вот, уже целые плантации на подоконниках цветут, колосятся и пахнут. Принесла с помойки картину – ей, видит ли, невыносимо было смотреть, как она под дождем намокает. Протерла тряпочкой, выставила на Авито – оторвали с руками и дали десять тысяч рубл

Мысли вслух…

Я сейчас нахожусь в некой гармонии: мне не нужен "Мерседес" — я езжу на "Ниссане"; мне не нужна яхта, потому что я не хочу ее содержать и пользоваться ею три раза в год, взяв огромные кредиты. Мне нравится пользоваться теми вещами, которые меня устраивают эстетически, и мне абсолютно плевать на моду. Я хочу ходить в том, в чем мне удобно. Передо мной не стоит задача стать богатым человеком. Потому что для этого нужно бросить свою профессию и заняться продажей оружия, наркотиков, слоновой кости, нефти и газа (смеется). Еще, ко всему прочему, я дико ленивый человек, поэтому люблю делать работу ровно столько времени, сколько она требует, и делать ее один раз и хорошо, чтоб потом н