Ирина Снегова
У нас говорят, что, мол, любит, и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А, помню, старуха соседка короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
— Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь — уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.
И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…
Дай бо
Комментарии 15
Начало дня встает в оконной раме. Весь город пахнет спелыми плодами. Под окнами бегут ребята в класс. А я уже не бегаю — хожу, порою утомляюсь на работе. А я уже с такими не дружу, меня такие называют «тетей». Но не подумай, будто я грущу. Нет! Я хожу притихшей и счастливой, фальшиво и уверенно свищу последних фильмов легкие мотивы. Пойду гулять и дождик пережду в продмаге или в булочной Арбата.
Мы родились в пятнадцатом году, мои двадцатилетние ребята. Едва встречая первую весну, не узнаны убитыми отцами, мы встали в предпоследнюю войну, чтобы в войне последней стать бойцами.
Кому-то пасть в бою? А если мне? О чем я вспомню и о чем забуду, прислушиваясь к дорогой земле, не веря в смерть, упрямо веря чуду. А если мне?
Еще не заржаветь штыку под ливнем, не размыться следу, когда моим товарищам пропеть со мною вместе взятую победу. Ее услышу я сквозь ход орудий, сквозь холодок последней темноты…
Еще едят мороженое люди и продаются мокрые цветы. Прошла машина, у
...ЕщёНачало дня встает в оконной раме. Весь город пахнет спелыми плодами. Под окнами бегут ребята в класс. А я уже не бегаю — хожу, порою утомляюсь на работе. А я уже с такими не дружу, меня такие называют «тетей». Но не подумай, будто я грущу. Нет! Я хожу притихшей и счастливой, фальшиво и уверенно свищу последних фильмов легкие мотивы. Пойду гулять и дождик пережду в продмаге или в булочной Арбата.
Мы родились в пятнадцатом году, мои двадцатилетние ребята. Едва встречая первую весну, не узнаны убитыми отцами, мы встали в предпоследнюю войну, чтобы в войне последней стать бойцами.
Кому-то пасть в бою? А если мне? О чем я вспомню и о чем забуду, прислушиваясь к дорогой земле, не веря в смерть, упрямо веря чуду. А если мне?
Еще не заржаветь штыку под ливнем, не размыться следу, когда моим товарищам пропеть со мною вместе взятую победу. Ее услышу я сквозь ход орудий, сквозь холодок последней темноты…
Еще едят мороженое люди и продаются мокрые цветы. Прошла машина, увезла гудок. Проносит утро новый запах хлеба, и ясно тает облачный снежок голубенькими лужицами неба.
Маргарита Алигер.У вас, наверно, осень хороша!
Легко откинув голову без шапки,
пройти бы мне аллеей, вороша
сухой листвы багряные охапки.
В прозрачный и трепещущий покой
доверчиво протягивая руки,
застыть бы над извилистой рекой,
заглядываясь в ясные излуки.
Блаженна медленность осенних рек.
Вода бежит, еще в ней краски живы,
но вся она уже, как человек,
утративший стремленья и порывы.
Я помню, как бродила тут весна
своей неощутимою походкой
и таяла, как легкий след весла,
никак не поспевающий за лодкой.
Закаты были проще и ясней,
неосторожно поджигали воду,
но были не страшны они весне,
могучему бесспорному восходу.
А нынче солнце медленно скользит,
рассеивая горестную ясность,
как будто издали ему грозит
ничем не отвратимая опасность.
И пусть уже не видно из-за хат,
в какие пропасти оно заходит,
но я, как осень, чувствую закат,
дрожащий в вечереющей природе.
1938
а Душа ещё не готова принять туманную прохладу, которая вот- вот проявится...
И Душа бродит по златотканным тропинкам в саду , где пушистые ресницы белоснежных хризантем раскрыты,
так трогательно, словно маленькие облака, слетевшие с небес и любуются сегодняшним днём.
Кажется, как будто они прислушиваются к звукам ветра, к осенним мелодиям, в которых поют беспокойные птицы, а Душа наполняется тонкими нитями мудрости,
чтоб потом добавить к этой картине природы, свою вдохновенную мысль.
Валентина - Софи
Юлия Прозорова
холодноват рассвет.
Уже сентябрь опознан
в желтеющей листве.
Не молят о пощаде,
дрожа перед судьбой,
а шепчутся – "прощайте"
цветы между собой.
Семён Кирсанов
На прощание тебе говорим.
Разноцветье твое листопадное
Стало краше вечерней зари!
Нам бросаешь пригоршнями золото,
Излучая божественный свет,
И по-прежнему выглядишь молодо.
В чем красы твоей, месяц, секрет?
Тишиною твоей заворожены
Серебристые нити в саду.
И последнее золото сложено
На тропе, по которой иду.
Сколько отдано солнцем внимания
Дням прекрасным, последним твоим
До свидания, сентябрь, до свидания!
На прощание тебе говорим.
© Copyright: Нина Ордовская
Иду по маленькой дорожке,
Утопают в листьях ножки.
Сверху падают, летят
И шуршат, шуршат, шуршат…
Клён, как спелый апельсин.
И такой он не один.
Рябина гроздьями алеет,
А рядом дуб её жалеет.
Берёзка пряди осветлила
И красотою вяз смутила.
А ива плачет над рекой
Воды касаясь веточкой-щекой.
Ольга Наумова
На дворе, конец уж сентября...
В багрянец, золото, оденутся леса.
Засеребрятся травы по утрам,
и будет всё в тумане.
И настаёт прощальная пора...
Лес стеной зубчатой отражен,
Снова на широкие ладони
Отблеск солнца принимает клён.
Молчаливый берег врезан чётко
В низкую щетину тростников
И полузатопленная лодка
Налита дождями до краёв.
Осень, осень!... Серые разводы
Неподвижных низких облаков...
Тяжелеют мысли, стынут воды,
Так и повелось во век веков.
Ничего нет нового --- и всё же
Пью я синь, не отрывая глаз.
Как всё это смело, непохоже
И неповторимо каждый раз!
Кружит вечный ритм моря и сушу,
Но и осень только тем жива,
Что лишь я в неё влагаю душу,
Ей даю дыханье и слова.
Всеволод Рождественский